ершенно прав.
     - Не так уж надолго, дадут ему убийство в аффекте или вообще даже по неосторожности, - успокоил его Бежан. - А я ему преднамеренности добавлять не собираюсь.
     Они вместе возвращались в управление из чудесной виллы под Лесом Кабацким, где проходил всего лишь второй допрос Мариуша Ченгалы. Бежал не стал его никуда вызывать, а предпочел прибегнуть к внезапности. Он вежливо попросил его на минуточку выйти из мастерской, потом - отдать ему ключи от "мерседеса", а затем - съездить с ним ненадолго на улицу Жолны. На патрульной машине.
     "Мерседес" повел Гурский.
     При виде собственного изображения рядом с "хондой", загнанной в старый сарай на садовом участке, Мариуш Ченгала тут же сломался. Не пришлось даже напоминать ему обо всем богатстве, шикарном оборудовании фотоателье и мастерской, "мерседесе", инструментах... В наличие очевидца он поверил без каких-либо сомнений и даже не спросил, кто это.
     - Я больше не мог, понимаете, - говорил он с отчаянием в голосе. - Четырнадцать лет! Последние четырнадцать лет я как будто не жил, словно меня вообще на белом свете не было. С самого начала оказалось, что у меня есть какие-то там способности, и никогда, ни одного разу, я не мог даже в этом признаться. Только то, что нужно было для учебы, и ни на грош больше! Все шло на его счет, всю работу я за него делал, сам ведь он ничего не умел, у него в таких тонких вещах обе руки левыми оказывались, зато дурацких идей - хоть пруд пруди. И я все это должен был реализовывать!
     - Но почему? - мягко спросил Бежан. - У него на вас что-то было? Он вас шантажировал? Но чем?
     - Я даже не знаю, можно ли это назвать шантажом? Хотя... Возможно, да. Ведь он мог в любой момент все это у нас отнять, вроде бы все это Баськино, но на самом деле - его, у него были наши векселя, и он мог все забрать у нас на самых законных основаниях... Но не это было самое страшное...
     - А что?
     - Он сам. То, каким он был, - ответил Мариуш Ченгала с ожесточением и застыл, глядя куда-то вдаль.
     Они сидели втроем на садовых стульях у туристического столика позади той самой пристройки, в которой находилась двойная мастерская. Оттуда видно было громадное стекло оранжереи, в которой просматривалась оргия буйного цветения кактусов.
     Атмосфера была прямо-таки товарищеская, что всегда больше нравилось майору, при этом он почему-то был убежден, неизвестно почему, что арестованный вовсе не намерен бежать. Что он полностью капитулировал.
     - Кое-что о том, каким он был, мы уже знаем - буркнул Роберт.
     - Нет. Ничего вы не знаете. Со стороны, - да, вроде бы можно было увидеть, что это - плохой человек, ощущался гнет, давление. Но вблизи все это проходило: не человек, а божество, он так умел все перевернуть, что ты становился абсолютным глупцом. Ведь я годами боготворил его, свято верил в его благородство, великий ум, во все, что хотите. Верил, что он борется за социальную справедливость, карает подлецов, помогает приличным и достойным людям, этакий Робин Гуд двадцатого века. На самом деле он борется за деньги и власть, чтобы выиграть этот бой, я ведь собственными глазами видел, как он вытаскивал людей с самого дна, а на самом деле - ничего подобного! Он любил власть ради самой власти, он хотел управлять всем и вся, ведь он нам даже пожениться не позволил, мы так живем, неофициально, потому что ему так хотелось...
     - Но почему? - изумился Роберт.
     - А холера его знает, почему. Видно, так ему было удобней. Хотя оба мы люди свободные и могли бы в любой момент...
     - И вы не протестовали? - спросил Бежан.
     - Протестовал. Позже. Вначале-то нет, мне это и в голову не приходило - верный слуга! Постепенно открывались у меня, дурака, глаза, пока наконец я не понял, что живу так, словно меня вообще не существует. Я хотел добиться каких-то успехов, достижений, я был на это способен, старался изо всех сил, а он даже никогда меня не похвалил. Только критиковал. Знаменитый фотограф, большой художник, а я вроде как еще не дорос до славы, поэтому он брал на себя авторство всех моих работ, и я, клянусь Богом, верил, что все это - для моего же блага. Полный кретин! Деньги тоже забирал он, я же получал столько, сколько он мне выделял от щедрот своих. Наконец я стал нажимать, пусть хоть что-то будет мое, пусть я появлюсь на рынке под своим именем, хотя бы какой-то небольшой альбом, о снеге... Это ведь чудо, а не тема! Ну ладно, он поначалу даже согласился - и снова фигу, рассовал все снимки как свои. Я разозлился. На расстоянии. Одной встречи хватило, чтобы я поджал хвост и продолжать работать мальчиком на побегушках, но теперь уже постоянно упирался, а он морочил мне голову.
     Хуже того. Одно издательство - я пошел туда один, без него - хотело взять три снимка, но потом отказалось, а я случайно узнал, что это он лично меня отклонил. Не давал мне самостоятельности, держал за горло и душил...
     - А оружие?
     - Что оружие?
     - Что-то там с оружием вы для него тоже делали?
     - Все для него делал я. Оружие переделывал по-разному, такие у него были фантазии, хотел, чтобы у него все было необычное, нетипичное, в том числе и замки. Там, в его доме, ни один взломщик бы ничего не сделал. Ну а я уже больше не мог, что-то внутри у меня перевернулось, в последний раз я поехал туда со скандалом, в бешенстве, потому что он снова мне все напортил: вроде бы разрешил собственное издание, а потом фиг. Всю дорогу к нему я ругался: хватит, довольно, уеду из страны, эмигрирую, две профессии в руках, и обе - интернациональные, не позволю больше себя угнетать. Ну как обычно, он меня заговорил, объяснил мне по-научному, что так было необходимо, я совершенно обалдел, смирился, он взял меня голыми руками. Обещал равноправное партнерство...
     Неожиданно Мариуш Ченгала замолк. Лицо его пылало одновременно гневом и горечью.
     - Это происходило там, в салоне, где вы пили? - деликатно спросил Бежан.
     - Там. Он принял меня, как гостя, с почтением...
     - Вот именно. И что было потом?
     - А потом он потребовал, чтобы я что-то придумал с заряжанием этой двустволки с укороченным дулом...
     - Он впустил вас в кабинет?
     - А как же иначе? Он одного меня туда впускал, ведь я же сам ему там все и оборудовал, но только тогда, когда никто этого не видел. Даже его Михалина понятия не имела, что я бываю в этом священном месте. У него там был инструмент, и я много разных вещей делал прямо у него.
     - И что дальше?
     - Не знаю.
     - Ну, не надо глупить. Вы ведь должны были что-то запомнить.
     - Да помню я, конечно помню. Но не знаю. Что-то со мной произошло. Может, не до конца он меня заговорил или, может, слишком быстро потребовал следующей работы, которой мог бы потом хвастаться... Не знаю. Он показал мне, что ему нужно, я зарядил жаканами... Весь этот бунт все еще бурлил во мне, и что-то вроде как мелькнуло в голове: о боже, если бы это его не было на свете, а не меня...
     Не помню даже, целился ли я, но грохнул два раза...
     И тут же пришел в себя: господи, что я наделал!..
     Ну, а его больше не было на свете, все было кончено. Слишком даже хорошо у меня получилось...
     - Таким образом, вы признаетесь в убийстве Доминика Доминика?
     - А что еще мне остается? Признаюсь. Но пусть уж все будет до конца. Потому как я еще подумал, что он и после смерти меня уничтожит, так вот - не дамся, нужно стереть все следы, бежать... Я вытер двустволку, повесил ее на стену, помыл посуду...
     И убежал.
     - Вы все за собой заперли?
     Мариуш Ченгала посмотрел на Бежана отупелым взглядом.
     - Что?.. Не знаю. А что - было заперто?
     - По-всякому. Но вы запирали?
     - Понятия не имею. Не знаю. Наверное, я о чем-то думал, потому что никакого запирания я не припомню. Возможно, что мои нервы были до такой степени взвинчены...
     - Действительно, это вполне возможно...
     Разумеется, оба они хотели прояснить и некоторые другие детали, но большого успеха не добились.
     От финансовых дел Доминика Мариуш Ченгала был далек, накопленную в святилище документацию, естественно, видел, но в суть ее не вникал, знакомства Михалины Колек его вообще не касались, а всякие там выходки Каи Пешт доходили до него лишь косвенным путем, через Барбару Буковскую. От Барбары он убийство скрыл, хотя она уже давно не слишком-то высоко ценила Доминика. После посещения мастерской Гурским он перепугался, стащил у нее ключи от старого садового участка и попытался избавиться от мотоцикла, но, похоже, это ему не очень-то удалось. Но зато он решился на смелый поступок и под собственным именем дал пару снимков в книгу о фотографии. Тут уж Доминик не мог ему напас кудить...

***

     - В высшей степени неприятное и сложное дело, - заявила бабушка на следующий день после демонстрации. - Я размышляю о нем со вчерашнего дня, и у меня уже более или менее складывается картина событий. Я не отличаюсь склерозом и еще не утратила зрения и слуха, поэтому хотела бы узнать, по какой такой причине два человека, внешне друг другу чужие, щадят какого-то там Мариуша с необычной фамилией.
     Как моя внучка, так и вы... - она сделала жест в сторону Лукаша, избегая его взглядом, - оба вы обвиняете его с явной неохотой. А по моему мнению, он - ключевая фигура. Так в чем же там дело с фотографиями и механизмами? И что у него общего с преступлением, совершенным против бывшего сожителя Изы?
     - Ну, - жадно подхватила тетка Иза. - Что?
     - Ничего, - сердито буркнула я.
     - Очень многое, - сказал Лукаш, который снова присутствовал, так как его заказали для поездки, которая почему-то никак не могла осуществиться. - Вероятнее всего, он и есть убийца, у которого имеются гигантские смягчающие обстоятельства. Убийство в состоянии аффекта. Мы так считаем, но мы можем ошибаться, поэтому предпочитаем не подсовывать властям своих идей. Отсюда и сдержанность, тем более что рядом имеются в наличии лица, в значительно большей мере заслуживающие осуждения.
     С Изой же все это ни имеет ничего общего.
     - С Изой! - фыркнула тетка Иза. - Подумать только, какие темпы!..
     - Я, моя милая, несколько постарше тебя, - заметила ей бабушка ужасающе ледяным тоном. - И тем не менее вижу, как меняются нравы. Пан Дарко и моя внучка примерно одного возраста, наверняка они могли бы даже вместе в школу ходить. В Кракове...
     - В Кракове они подружились, - с готовностью подхватил дядя Филипп.
     - Это и вправду теперь так называется - подружились? - язвительно удивилась тетка Иза.
     - Ну все в порядке, - сказала я Лукашу. - Сам видишь...
     - Ничто не в порядке и не будет в порядке, пока сохранится хотя бы тень подозрения как на тебе, так и на этом молодом человеке, - невозмутимо продолжала бабушка. - Я должна знать с полной уверенностью, кто был убийцей и какие у вас с ним связи. Возможно, нам придется принять участие в рассмотрении дела в суде...
     Что было дальше, я уже не слышала, так как мне стало нехорошо. Боже милостивый! Даже если они немедленно закроют следствие, суд состоится по меньшей мере через полгода, и то это были бы рекордные темпы. Да и не известно еще, как долго он продолжится! И все это время все они будут сидеть у меня на шее?! А куда, разрази их гром, я засуну собственных детей!?.
     Я совершенно окаменела от ужаса и начала даже задумываться, не сбежать ли мне попросту куда попало вместе с детьми, поставив крест на этом поганом наследстве. Вроде бы и можно, но куда? Я же не сменю им школу, не брошу свою работу, иначе на что мы будем жить, и не продам квартиры с семейством внутри! Господи, спаси и помилуй!!!
     К счастью, глухота моя прошла, и я успела услышать слова дяди Филиппа. Лошади. Что-то о лошадях. А, они не могут оставить своих лошадей на столь долгое время. Разумеется, кто-то должен будет за всем этим следить, разве что они получат официальное заявление властей. Дай им Бог здоровья, этим лошадкам!
     - А на судебное разбирательство всегда можно приехать, - с готовностью подсунул идею дядя Игнатий.
     Мне все еще было нехорошо, но слух мой перестал барахлить. Они рассматривали вопрос о следующем приезде. Лукаш и Рысек, который как раз пришел за супным термосом, совместными усилиями очень старательно разъясняли им, что наши органы правопорядка страшно не любят скоропалительных действий, следствие столкнется с ужасающими трудностями, так как к делу имеют отношение самые разные важные персоны, из фотографий следует, что менты уже знают все, что им требуется, но доказательств у них - кот наплакал...
     - Я не уеду отсюда, пока не приму окончательного решения, - уперлась бабушка.
     - Ну конечно, и так уже понятно, что свояк свояка видит издалека, - с ядовитым видом прошипела тетка Иза, переводя полный злости взгляд с меня на Лукаша. - Какие уж тут могут быть сомнения!
     - А ты считаешь, что их не арестовали только для отвода глаз? - с издевкой ответила тетка Ольга.
     - Ну что же... В общем-то... - заикался дядя Филипп. - Недосказанность... Я бы все сказал!
     От отчаяния в меня вселилось вдохновенье, и я сама приняла окончательное решение. Ведь у Лукаша имелся номер сотового телефона майора...
     Сколько усилий стоило мне украдкой раздобыть у него этот номер, никакими словами не опишешь.
     Кого-то из нас постоянно дергали, если не его, то меня, ведь мы оба просто притягивали всеобщее внимание, будучи преступным сообществом. За нами нужно было следить, я даже задумывалась, позволят ли они вообще Лукашу уйти домой, наверняка нет, велят ему спать со мной и будут подслушивать под дверью. Мы с ним не могли и словом обменяться!
     В результате я воспользовалась Рысеком, который, правда, тоже оказался на подозрении, но в меньшей степени. Он имел право уходить. Сделав вид, что я пошла закрывать за ним дверь, я объяснила ему, что нужно сделать, Рысек вернулся, закрывать за ним дверь пошел Лукаш, Рысек снова вернулся, я пошла закрывать за ним дверь, весь мир был переполнен исключительно закрыванием дверей. В последний раз Рысеку уже не нужно было возвращаться, зато я осталась с мобильником на лестнице, хотя, по правде говоря, имело смысл скорее закрыться с ним в ванной. Но я уже была не в состоянии заботиться о смысле.
     - Пан майор! - со стоном произнесла я. - Помилосердствуйте!!.

***

     Они пришли с неофициальным визитом вдвоем - майор Бежан и поручик Гурский. По такому случаю сестра Рысека зажарила пять уток, так как больше у нее в духовке не поместилось. Точнее говоря, она пожарила восемь, но трех, в соответствии с договором, оставила для собственной семьи. Испекла также шарлотку <Шарлотка - яблочный пирог.>, а закуски в виде салата из креветок, заливной свинины и печени по-еврейски Лукаш принес из знакомого кабака.
     - Обещаете ли вы вернуться в Австралию, не обсуждая ни с кем в Польше тему этого убийства? - очень вежливо спросил майор в самом начале разговора.
     Эти слова прозвучали в моих ушах, словно ангельское пение.
     - Можете быть абсолютно уверены, пан майор, что мы умеем хранить секреты, - с большим достоинством ответила за всех бабушка. - Нас не интересуют какие-то преступные личности, нас заботит исключительно нравственность моей внучки.
     - Двоюродной, - не ведомо зачем с нажимом уточнил дядя Игнатий.
     Майору же было начихать на то, двоюродная я или нет.
     - Тогда заранее оговорюсь, что некоторых фамилий я не смогу назвать, однако детали, скажем так, технического характера - это пожалуйста. Итак, у нас есть очевидец, который видел тех, кто находился на месте преступления, и опознал этих людей по фотографиям и живьем.
     - И он не боялся? - удивился дядя Филипп.
     - Невероятно боялся. По этой причине все было осуществлено цивилизованным путем, через одностороннее стекло. Из этих двух лиц одно было там раньше, второе - позже, первое лицо, судя по времени, успело только совершить убийство, вытереть орудие убийства и убрать со стола, заметая следы своего там пребывания. Второй же человек находился на месте преступления почти полчаса и за это время обыскал документы покойника. Он также провел телефонный разговор, из которого следовало, что он застал дом открытым...
     - А этот второй человек не мог его тоже убить? - жадно заинтересовалась тетка Ольга, начитавшись детективных романов.
     - Пожалуй, нет. Дело в том, что оружие было взято из кабинета убитого. А этого второго человека он ни в коем случае не впустил бы в кабинет и не дал бы ему в руки оружия.
     - А первому?
     - Учитывая, что этого человека покойник принимал с напитками, это должен был быть кто-то из друзей и доверенных лиц...
     - Ну хорошо, и как же вы установили, кем были эти двое? - нетерпеливо спросила тетка Иза. - По порядку, пожалуйста.
     - И с деталями, - подчеркнула бабушка.
     Майор как раз добрался до печени по-еврейски, которая оказалась ему явно по вкусу. Он взглянул на поручика.
     - Общими данными об убитом мы располагали с самого начала, - продолжил рассказ подчиненный, сменив начальника. - Людей, которые охотно отправили бы его на тот свет, было великое множество, к тому же его верная домохозяйка бросила подозрение на пани Изу Брант...
     - Зачем? - холодно перебила его бабушка.
     - Поскольку она ее ненавидела. И боялась, что связь между ней и убитым возобновится.
     - Откуда это известно?
     - От нее самой, а также от ее подруги, которая была допрошена несколько позже. К тому же пани Брант была в том районе как раз в то самое время, когда было совершено преступление. Она там проезжала по пути на море.
     - Это нам уже известно. Прошу продолжать.
     - Пан Дарко также находился в этой местности, и даже ближе, вместе со своим пассажиром, личность которого он вначале пытался скрыть...
     - Могли бы и не напоминать, а? - с упреком проворчал Лукаш.
     Майор оторвался от печенки.
     - А если бы он вам не подложил бомбу, вы бы сказали правду?
     - Не думаю... Хотя нет, без шуток, у всего есть свои пределы. Не люблю мокрых дел - если бы выяснилось, что кого-то пристукнули, то, наверное, я бы не стал их укрывать. Никакого соучастия, мне это не нужно. Разве что несколько позже, в крайнем случае.
     - Вот видите...
     - Вы же хотели рассказать все по порядку, - деликатно напомнил дядя Филипп.
     Поручик сдержался и не положил себе еще одну порцию креветок.
     - Самым ценным источником информации была для нас уже упомянутая мною домохозяйка. Среда, в которой . Впрочем, нужно ли вдаваться в детали системы, действовавшей при минувшем общественном строе? На эту тему можно было бы говорить до утра, а то и еще дольше!
     Родня переглянулась. Без сомнения, они располагали более широкими знаниями о тех неземных радостях, какими было осчастливлено в те годы наше общество, чем даже мы, жившие в этой стране. Если, разумеется, это представляло для них интерес. Так что едва ли они нуждались в каких-то деталях.
     - Нет, - снова приняла за всех решение бабушка. - Мы в курсе этого. И она участвовала в этой... системе? Я так понимаю, что и покойник тоже?..
     О, дьявольщина!.. Ее взгляд готов был смести меня с поверхности Земли. Это же надо, якшаться с подобными людьми!..
     - Он не был членом партии! - протестующе выкрикнула я.
     - Был, - сухо сказал майор.
     Меня чуть удар не хватил.
     - Как это был? Он же утверждал, что нет!
     - А ты еще не заметила, что он тебя дурачил, как хотел? - расстроился вдруг Лукаш. - Одну половину ты видишь, а вторая половина, по-твоему, что - другой человек?
     - Дядя его был, - слабым голосом и чуть ли не безнадежно произнесла я. - Ну что ж, ничего не поделаешь, действительно, я позволила себя обманывать. Мне очень жаль.
     - Каждому было бы жаль, - доброжелательно успокоил меня дядя Игнатий.
     - Может быть, мы все-таки вернемся к предмету разговора? - холодно осведомилась тетка Иза. - Так что с этой верной партийной домохозяйкой?
     - Найденные у нее материалы позволили нам сузить круг подозреваемых...
     - Постойте, постойте! - запротестовала тетка Ольга. - Но что она сказала?
     - Не так уж