н "Феникса", которому Линдт просто  скажет,  что  никакой
необходимости в его услугах нет, поскольку была  лишь  разыграна  сцена,
будто бы ее пытали. Кровь на Линдт (она должна была доказать мне, что ее
действительно пытали) была получена из небольшого пореза на  мочке  уха.
Во время следующей встречи я специально обратил на это внимание и  видел
еще не зажившую ранку.
   Перед тем как уйти от Линдт, я решил проверить мое  предположение  об
окончательном переходе ее на нашу сторону, написал на бумажной  салфетке
номер телефона и сказал, что при желании  она  может  позвонить  мне  по
нему. Этот номер  я  взял  наудачу  из  телефонного  справочника,  когда
вызывал врача; принадлежит он бару под названием "Брюннен". В тот  вечер
я специально побывал в "Брюннен-баре", но ни  активного,  ни  пассивного
наблюдения там не обнаружил, а это доказывает,  что  Линдт  не  сообщила
"Фениксу"  номера  телефона.  Этот  ее  поступок,   как   мне   кажется,
дополнительно подтверждал, что она действительно  стала  моей  искренней
помощницей.
   Примерно в то же время  Октобер  решил  прибегнуть  к  иной  тактике.
Фабиан (см. выше) рассказал ему о методах успешного  получения  в  Дахау
информации от заключенных, знающих о своей неминуемой смерти. Исполнение
смертного приговора в таких случаях откладывалось в последний момент,  а
затем, пока заключенные все еще находились под впечатлением  неожиданной
отсрочки, создавались  условия,  при  которых  они  могли  надеяться  на
интимную близость с женщиной.  Совсем  недавно  я  побывал  в  таких  же
условиях, и нацисты полагали, что, придя в  сознание  у  Грюневальдского
моста (то есть  после  "отсрочки"),  я  обязательно  появлюсь  у  Линдт.
Октобер  находил  этот  метод  весьма  перспективным,  считая,   что   я
неравнодушен к Линдт.
   Недоумение и страх помешали  тогда  Линдт  рассказать  мне,  что  она
порвала с "Фениксом". Ей вообще было трудно это объяснить, тем более что
она еще раньше сказала мне, что давно ушла из "Феникса".  Возможно,  она
пообещала Октоберу применить предложенную им тактику, желая лишь,  чтобы
он оставил ее в покое и поскорее ушел.
   Слежка за мной с того вечера стала менее  тщательной.  Например,  моя
встреча с Полем и поездка в парк прошли без  наблюдения.  Я  решил,  что
противник предоставляет мне большую свободу действий в  надежде,  что  я
несколько успокоюсь и в таком состоянии снова встречусь с Линдт, которая
применит ко мне новую  тактику.  Однако  я  не  проявил  инициативы  для
встречи с ней. Руководители "Феникса"  потеряли  терпение  и,  не  желая
больше ждать, приказали ей связаться со мной  и  пригласить  к  себе.  Я
пришел и встретился у нее еще с  одним  агентом  "Феникса"  -  Хельмутом
Брауном. (Примечание: Линдт была во всем красном, хотя раньше я видел ее
только  в  черном.  Вероятно,  это  явилось  подсознательным  выражением
происшедшей в ней перемены:  красное  олицетворяет  жизнь,  а  черное  -
смерть.  Во  всяком  случае,  я   воспринял   это   как   дополнительное
доказательство правильности своего предположения о том, что она  порвала
с "Фениксом" и действительно перешла на нашу сторону). Далее я  подробно
напишу о Брауне".
   Я слышал плеск воды у опор моста. Где же Хельмут  Браун?  Однако  мне
было трудно думать о нем, когда Инга стояла рядом.
   - Нам некогда. Квил, разговаривать. Ты веришь мне?
   - Да, верю.
   - Тогда мы вместе. - Она взяла меня за  руку,  и  ее  глаза  в  свете
фонаря заблестели.
   - Ты уходишь от них?
   - Убегаю. Не знаю, когда тебе стало известно, что я работаю  на  них,
но теперь ты знаешь, что я порвала с ними.
   - Не так давно.
   - Но я уже не изменюсь. Они заподозрили  меня,  и  я  вынуждена  была
разыграть там эту комедию. Я почувствую себя в безопасности, если  пойду
с тобой. Возьми меня.
   - Я иду  в  резидентуру.  Возможно,  операцию  "Трамплин"  еще  можно
сорвать, если начало ее реализации удастся несколько задержать. Я  видел
их физиономии, знаю их фамилии. Я обязан послать донесение.
   - Возьми меня с собой. Куда бы ты ни пошел, с тобой я в безопасности.
Ты - моя жизнь, Квил.
   - Не могу. Риск по-прежнему велик.  Руководители  "феникса"  заявили,
что помешать им уже поздно, однако они понимают, что в  любом  случае  я
все равно попытаюсь связаться со своими. Риск состоит  в  том,  что  они
постараются помешать мне.
   Лицо Инги помрачнело.
   - Ты не возьмешь меня с собой?
   - Не могу, опасно.
   - Это значит, что ты мне не доверяешь. -  Инга  убрала  свою  руку  с
моей.
   Я взглянул мимо Инги вдоль моста, а затем снова ей в лицо.
   - Я верю тебе, и ты сейчас в этом  убедишься.  Люди  "Феникса"  убьют
меня, если я попытаюсь отправить донесение в резидентуру. Я погибну,  и,
если ты не поможешь мне, мое сообщение не попадет по назначению.
   Инга подняла голову. Я улыбнулся ей, чтобы успокоить ее,  но  она  не
ответила мне и промолчала.
   - Запомни номер телефона - 02-89-62, -  продолжал  я  и  заставил  ее
повторить его несколько раз.  -  Октобер  оставит  тебя  в  покое;  твоя
демонстрация, наверное, показалась  ему  убедительной.  Ты  располагаешь
большей свободой, чем  я.  Позвони  по  этому  телефону,  назови  пароль
"Фокстейл" и расскажи все, что ты знаешь о "Трамплине", а потом  попроси
защиты. Ты будешь в безопасности, как только попадешь к моим коллегам.
   - В таком случае... Но мы увидимся снова?
   - Да, если уцелеем.
   Я поцеловал ее, повернулся и  быстро,  не  оглядываясь,  пошел  через
мост. Я знал, что всегда буду ее  помнить  такой  -  изящной,  стройной,
торжествующей, в полувоенном пальто, со светом, играющим на пышной шапке
волос.
   Минут пять ей потребуется, чтобы вернуться в дом и доложить  о  нашем
разговоре своему рейхслейтеру, а ему еще минут пять - позвонить по этому
номеру  и  убедиться,  что  он  фиктивный.  Я   получаю   десять   минут
относительной свободы и возможность сохранить себе жизнь.

21. ЖИВАЯ МИШЕНЬ

   В призовых состязаниях по стрельбе бывает так,  что  голубь  с  силой
выбрасывается из специальной клетки, а затем его  убивают  выстрелом  на
лету.
   Вот сейчас в таком положении находился я.
   Пройдя  мост,  я  остановился  на  несколько  минут,  ориентируясь  в
местности, а затем повторил это в Целлендорфе.
   Один из них прятался в тени, ярдах в семидесяти пяти. Другой поджидал
меня несколько ближе - ярдах в пятидесяти в противоположном направлении.
(Как и в военном деле, у нас это называется "клещами" - в  дополнение  к
"хвосту", следующему позади объекта, другие филеры идут по  параллельным
улицам, держась все время впереди того, за кем ведется  наблюдение;  для
применения  подобной  системы  нужно   очень   много   квалифицированных
филеров.) Третий филер находился недалеко от первого. Я не видел его, но
знал, что это так, - на  перекрестке  остановилось  такси,  из  которого
никто не вышел.
   Часы пробили одиннадцать. Я терпеливо считал минуты, удары, чувствуя,
как успокаивает меня их размеренность. Прошло  полчаса,  как  я  пересек
мост, и  за  это  время  мне  попались  на  глаза  только  пятеро  людей
"Феникса".
   Я делал вид, что не спешу.  Донесение  в  резидентуру  я  был  обязан
отправить до рассвета и сделать так, чтобы "Феникс" не  знал  этого.  На
пути от  моста  я  уже  прошел  четыре  кабины  телефонов-автоматов,  но
воспользоваться ими не смог. Даже если я позвонил бы и попытался  что-то
сказать, пользуясь кодом, меня бы немедленно пристрелили. Затем один  из
нацистов из этой же кабинки связался бы с кем-нибудь из людей  "Феникса"
в берлинской уголовной полиции, поручил немедленно установить, по какому
номеру отсюда сейчас  звонили,  кому  принадлежит  тот  телефон,  и  где
находится. После того, как  адрес  нашей  берлинской  резидентуры  будет
установлен, "Феникс" сейчас же направит туда группу  вооруженных  людей,
чтобы захватить все документы и работников.
   "Феникс" готовился к крупной операции, но начать ее не мог, не  зная,
что нашей разведке известно  о  ней.  Успех  подобной  операции  целиком
зависит от полной секретности или от внезапности, а точнее,  от  того  и
другого вместе. Ведь сказал же мне Поль: "Если вам  удастся  помочь  нам
разоблачить "Феникс", вы спасете миллионы  жизней,  но  почти  наверняка
потеряете свою". Он заявил: "Информация нам очень нужна,  но  она  носит
особый характер. Мы  хотим  знать,  где  находится  и  откуда  оперирует
штаб-квартира "феникса". В свою  очередь  руководство  "Феникса"  жаждет
получить информацию о нас, и в особенности выяснить, что мы знаем об  их
намерениях. Руководители "Феникса"  прекрасно  понимают,  что  скорее  и
проще всего они могут узнать это от  вас".  Он  добавил:  "Ваше  задание
заключается в том, чтобы приблизиться к противнику и сообщить нам, какую
позицию он занимает".
   Я уже говорил, что признал, хотя и не сразу,  правильность  сообщения
Поля и сейчас верил ему. Он и мои коллеги, очевидно,  ожидают  сообщения
от меня в комнате на девятом этаже  здания  на  углу  Унтер-ден-Эйхен  и
Ронер-аллеи, а радисты поддерживают прямую связь с  Лондоном.  Этого  же
сообщения ждет и "Феникс", с тем чтобы установить адрес нашей берлинской
резидентуры и разгромить ее, прежде чем она  примет  меры  к  ликвидации
"Феникса" и его центра.
   Теперь  уже  не  оставалось  сомнений,  что  "Феникс"   действительно
готовился  начать   крупную   операцию   и   сейчас   его   руководители
предпринимали огромные  усилия,  добиваясь  от  меня  информации,  столь
необходимой им. Я был уже  третьим  разведчиком,  получавшим  от  своего
руководства одно и то же задание. Люди  "Феникса"  позволили  Чарингтону
слишком приблизиться к организации, а потом поскорее его убрали.  Кеннет
Линдсей Джоунс добился большего и был убит  на  расстоянии  винтовочного
выстрела от штаб-квартиры "Феникса". Мне позволили проникнуть  в  святая
святых организации и пока отпустили живым,  идя  на  такой  же  огромный
риск, на какой пошел я.
   Я не сомневался, что  Джоунса  убили  после  того,  как  ему  удалось
поговорить с кем-то из "Феникса", а нацисты, узнав об этом,  струсили  и
убили их. (Даже в Берлине не так легко отделаться  от  трупа.  Вероятно,
фашисты успели утопить  в  озере  своего  человека,  но  сделать  это  с
Джоунсом им, наверное,  помешали.)  Не  исключено,  что  ему  тоже  дали
возможность  посетить   штаб-квартиру,   а   затем   отпустили,   однако
возможность передачи им в нашу резидентуру добытой информации  оказалась
настолько серьезной, что его  ликвидировали,  поскольку  он  мог  узнать
больше  меня,  если  ему  удалось  завербовать  агента  из   руководства
"Феникса". И  все  же  руководители  организации  сейчас  вновь  шли  на
огромный риск: до начала операции оставалось совсем немного  времени,  и
нацистам во что бы то ни стало хотелось узнать  адрес  нашей  берлинской
резидентуры, которая могла им все сорвать.
   Эта обстановка сложилась, видимо, в результате действий Октобера. Его
терпение, очевидно, иссякло после того, как Инга доложила ему о том, что
не смогла получить от меня информацию, хотя,  как  было  приказано,  она
применяла методику, разработанную в Дахау. Он решил подбросить мне папку
с подборкой хорошо сфабрикованных документов о "Трамплине".
   Возможно, что трюк с "документами" был уже испробован на Джоунсе, и в
таком случае я был жив сейчас  только  потому,  что  не  имел  в  центре
"Феникса" своего агента-внутренника. Не исключено, что тогда у  нацистов
не хватило филеров, чтобы организовать за Джоунсом и его  агентом  такое
наблюдение,  которое  предотвратило  бы  передачу  им  информации  нашей
разведке. Сегодня же вечером вели за мной слежку пятеро, а может быть, и
больше.
   "Трамплин" на бумаге выглядел неплохо;  нацисты,  конечно,  понимали,
что далеко не каждый разведчик - эксперт в  вопросах  стратегии.  Однако
мне все же удалось обнаружить в "документе" некоторые не правильности, и
именно тогда-то я пошел на риск, предполагая,  что  папка  подсовывается
лишь для того, чтобы  вынудить  меня  немедленно  действовать,  то  есть
схватить ее и со всех ног броситься в  резидентуру,  заботясь  только  о
том, чтобы благополучно туда добраться.
   Брауна я раньше не встречал и вообще о  нем  ничего  не  знал.  Я  не
сомневался, что Инга теперь на нашей  стороне,  но  боится  выдать  себя
перед Брауном. Мне кажется, что она предупредила  бы  меня  о  том,  что
папка "Трамплин" - фальшивка, если бы  имела  возможность  сделать  это.
Однако такой возможности ей не представилось. Вначале ей помешал  Браун,
потом  человек  в  лифте,  а  затем  опять  Браун  в  такси.   Он   явно
встревожился, услышав  о  моем  намерении  отправиться  в  штаб-квартиру
"Феникса", так как никаких указаний на  сей  счет  заранее  не  получил.
Браун задержался у Инги  и  быстро  переговорил  по  телефону  со  своим
начальством или же предупредил кого-нибудь из теперь уже  многочисленных
филеров в этом районе. Как бы там ни было,  но  центру  "Феникса"  пошло
сообщение: "Квиллер направился к вам".
   Несомненно, это нарушило планы нацистов.  Они  установили  тщательное
наблюдение за домом, дали  мне  папку  с  "очень  важными  документами",
которые  я,  по  их  расчетам,  должен  был   немедленно   доставить   в
резидентуру, а вместо этого я направился к ним!
   Браун  вышел  из  такси  первым,  тайком   от   меня   (он   же   был
"перебежчиком"!) встретился с Октобером и  доложил,  что  я  нахожусь  у
дома. Октобер решил  продолжать  игру.  Я  прочитал  "документы",  хотел
проверить достоверность информации, содержащейся в них,  и,  разумеется,
должен был получить подтверждение на этот счет.
   Пока мы с Ингой ждали в холле, в  оперативном  зале  на  стол-планшет
положили карту района Средиземного моря и сделали на ней соответствующие
обозначения и пометки; на таких столах минут за  десять  можно  показать
любой из двенадцати-пятнадцати  географических  районов.  Затем  привели
меня.
   Перебежчик во многом напоминает хамелеона и, подобно  ему,  принимает
или пытается принять  окраску  окружения.  Оказавшись  после  бегства  в
одиночестве, он бросает взгляд на все его окружающее, приходит в себя и,
протрезвев, со всех ног бросается домой, откуда недавно сбежал.
   Причины  перехода  из  одного  лагеря  в  другой  чаще  всего   носят
политический характер, но иногда  объясняются  факторами  материального,
религиозного  или  даже  романтического  порядка.  Инга  перебежчицей  в
подлинном значении этого слова не была, хотя сама себя считала ею, и все
же, бросив взгляд на окружающее, со всех ног бросилась туда, где, как ей
ошибочно казалось, находится ее дом, - в штаб-квартиру неонацистов.
   Инга  испугалась,  когда  я  сказал  ей,  что  отправляюсь  в   центр
"Феникса". Раньше она предполагала, что тоже будет  там  присутствовать,
лишь наблюдая за тем,  как  развернутся  события,  теперь  же  ей  самой
предстояло принять участие в них.  С  яростным  фанатизмом  раскаявшейся
грешницы она намеревалась восстановить там  утраченное  было  доверие  к
себе и переложить всю вину за  приносимую  жертву.  Именно  поэтому  она
вытащила папку из кармана пальто и, передав ее Октоберу,  сообщила:  "Он
ознакомился со всеми документами. Со всеми, без исключения".
   Нацисты, очевидно, уже начали ее подозревать в  намерении  порвать  с
организацией, и она, возможно, догадывалась об этом. Октобер,  наверное,
размышлял, почему в действительности  она  по-настоящему  не  попытается
установить со мной такие  отношения,  которые  дали  бы  ей  возможность
"опросить" меня по методам,  столь  успешно  применявшимся  в  Дахау,  и
почему после эпизода с неудачно  организованной  аварией  машины,  когда
Инга получила указание заняться мною, она ничего не узнала. Например, ей
не доверили одной сопровождать  меня  в  дом  в  Грюневальде  -  с  нами
отправился Браун,  который  ушел  только  после  того,  как  его  сменил
находившийся поблизости  филер.  Инга  знала  об  этом,  и  ее  опасения
усилились еще больше, а  инсценированный  ею  припадок  фанатизма  перед
"священным пеплом" представлял  отчаянную  попытку  убедить  руководство
"Феникса" в ее ничем не поколебленной лояльности.
   Я шел по пустынным улицам, и ночной холод успокаивающе действовал  на
меня, а только что покинутая штаб-квартира "Феникса"  со  свастиками  на
занавесях, точно воспроизводящая последнее логово фюрера,  все  более  и
более казалась мне  сумасшедшим  домом.  Но  обстановка  сумасшествия  в
Западном Берлине была характерна не только  для  одного  этого  дома,  и
поэтому   существование    здесь    центра    нацистской    организации,
подготавливающей  новую  мировую   войну,   представлялось   как   нечто
неизбежное.
   Прошло полчаса, но мысль об Инге не покидала меня,  и  мне  казалось,
что я все еще ощущаю тепло ее губ. Я  понимал,  что  обязательно  должен
найти ответ на мучивший меня вопрос  о  ней,  хотя  отразиться  на  моих
действиях это  никак  не  могло.  Из  трех  возможных  ответов  наиболее
вероятным был один: Инга выбежала  из  дома  и  догнала  меня  по  своей
инициативе, а не потому,  что  ее  послали.  Явившись  со  мной  в  штаб
"Феникса", вручив там папку и воздав хвалу золе, оставшейся от их идола,
она надеялась, что убедила гитлеровцев в своей преданности, но  не  была
полностью уверена в этом.
   Нацистам требовалось срочно узнать точное местонахождение резидентуры
нашей разведки в Берлине. Если бы Инга сделала это, она могла бы  больше
не бояться их мести - они снова  приняли  бы  ее  в  свое  лоно  и  даже
вознаградили бы. Именно поэтому она  осуществила  еще  одну,  последнюю,
попытку убедить меня, что порвала с "Фениксом" и теперь верит только мне
("Ты - моя жизнь, Квил", - сказала она).
   Я сделал вид, что доверяю ей, потому что это было в  моих  интересах.
Руководство "Феникса" будет действовать и дальше так, как оно это делает
сейчас. Нацисты откажутся от своей тактики только  в  том  случае,  если
убедятся, что я не верю  в  неизбежность  операции  "Трамплин".  Эта  их
тактика представляла для меня большую опасность, но, во всяком случае, я
о ней знал и мог противодействовать.  Изменение  же  ими  тактики  сразу
поставило бы меня в тяжелое положение.
   Инга должна была бы доложить нацистам, что я действительно  полностью
убежден в подлинности всех материалов, относящихся к "Трамплину".  Номер
телефона, который я  ей  дал,  никакого  отношения  к  нашей  берлинской
резидентуре не имел. Я его просто выдумал.  Нацисты  позвонят  по  этому
телефону и, если таковой номер действительно существует, выяснят, что он
принадлежит какому-то  неизвестному  им  абоненту.  Разумеется,  они  не
откажутся тут же от него, а проверят,  не  находится  ли  там  тщательно
законспирированная резидентура нашей разведки. Но даже и потом они будут
думать, что Инга могла ошибиться, так как номер телефона  я  сообщил  ей
только устно и очень торопился. Все это лишь  укрепляло  мое  убеждение,
что  нацисты  будут  и  в  дальнейшем  применять  тактику,  которую  они
проводили сейчас. Правда, я не находил в этом  утешения  для  себя  -  в
конечном-то счете нацисты хотели убить меня.
   В штаб-квартире "Феникса" я находился  в  большей  безопасности,  чем
сейчас на улице. Направляясь в тот  дом,  я  не  искал  смерти,  но  вот
сейчас, когда я покинул его, она шла за мной по пятам.
   Продолжая размышлять, я заметил, что поблизости появился шестой филер
- человек в светлом  пальто.  Теперь  уже  за  мной  следили,  вероятно,
человек двадцать, но только один или двое из них  имели  указание  убить
меня, а остальные только вели слежку открыто и служили  "приманкой"  для
отвлечения внимания. Это было вполне в стиле Октобера. Меня выпустили из
ловушки и вели тщательную слежку, зная при  этом,  что  я  ее  обнаружу,
поскольку время было позднее, а улицы  пустынные;  не  желая  рисковать,
Октобер бросил за мной чуть ли не толпу  "хвостов"