теля. на полчасика?.. Потолковать надо.

Грубинский не сиял от счастья, но. смирился. Седой пропустил Марь Пал-
ну,  провел по коридору,  распахнул дверь в аскетический -  стол,  два
стула,  лампа  и  пишмашинка на войлоке с заправленным чистым листов -
кабинет. Сели.

- Слушаю. Обещала важное.- Седой поставил на стол неизменный кофр.

Марь Пална,  не сказав ни слова, подошла к машинке, сдвинула каретку и
начала печатать по принятой форме:

"Источник сообщает. Павел Устинович Прут, бывший охранник НКВД в Усть-
вымлаге - мой отец. Особые приметы - татуировка русалки на левой голе-
ни".  Мария  Павловна.-  остановилась на миг,  забила крестом отчество
Павловна,  приписала Стюарт.  Получился агентурный псевдоним  -  МАРИЯ
СТЮАРТ.

Марь Пална  выдернула  лист из машинки,  положила перед Седым,  рядом,
достав из сумки, бросила серебряный медальон с кудрявой буквой.

Седой понял все, еще не пробежав лист, только по медальону, подаренно-
му  тысячу лет назад застенчивой заключенной,  так и не выбравшейся из
лагерного архипелага.  Побледнел, вышел, добрался до кабинета Грубинс-
кого,  не  спрашивая - благо бутылка и чистые стаканы на столе - налил
доверху и, стараясь не расплескать, вернулся к Марь Палне.

Седой, скорее всего,  пересчитывал мысленно под  скольких  же  мужиков
подложил  дочь.  или вспоминал ту заключенную.  или понял в ту минуту,
что жизнь прожита,  и его обманули. или готовил себя к исполнению при-
нятого решения. долго смотрел на дочь, долго пил, пока стакан не опус-
тел.  протянул медальон Марь Палне,  та спрятала в сумку, достал зажи-
галку, подпалил донесение и держал, обжигая пальцы, пока бумага не об-
ратилась в ломкий,  сухой пепел.  еще раз долго посмотрел на  дочь  и.
указал на дверь.

Марь Пална вышла,  притворила дверь и замерла в ожидании,  знала,  что
выходить не нужно,  видела это по отцовским глазам,  глаза молили - не
выходи!

Но есть  же  хоть  тень справедливости в этой жизни.  кто-то же должен
заплатить, пусть и поздно, пусть и вовсе бессмысленно.

.Грохнул выстрел!..

Из кабинетов посыпались сотрудники,  первым распахнул дверь  тщедушный
гэбэшник.  Марь Пална увидела Седого таким, каким никогда еще не виде-
ла:  лицо ненапряженное,  улыбающееся,  мальчишеское, будто его мучало
давно  забытое  и.  наконец вспомнил.  Из уголка рта вытекала струйкой
кровь.

Офицерик и Грубинский первым делом бросились к кофру,  проверили  целы
ли замки, успокоились.

В неразберихе  и  толкотне в коридоре Марь Пална прошла в кабинет под-
полковника,  приблизилась к Реброву,  погладила по волосам; произнесла
негромко, но внятно:

- Держись. И еще. теперь я знаю, кто за тобой стоял. твой отец. насто-
ящий.

Ребров хотел услышать, кто именно.

В кабинет влетел Грубинский:

- Вы говорили?

- Нет.- Марь Пална теребила сумку.- Я пойду?

Подполковник рассеянно подписал пропуск:

- Только зайдите в четвертый кабинет.  расскажите,  как это случилось.
почему.

- Понятия  не  имею.- Смело глядя в глаза дознавателю,  сообщила Мария
Стюарт.

- Вас никто и не подозревает,  помилуй Бог. все свои.- Глуповато успо-
коил  Грубинский.- На той неделе вас вызовем.  ах,  как по-дурацки все
получилось. с чего он? Такой день! Все встало на свои места!.. Эх!..

Тщедушный офицерик задал всего один вопрос:

- Что это он там жег?

- Не знаю.- Мария Стюарт в упор,  рассматривала тщедушного,  зная  что
такие теряются в присутствии красивых, властных женщин.

- Вы свободны.- Выдавил слегка пьяный именинник, пытаясь скроить улыб-
ку,  получилась жалкая гримаса. Мария Пална долго шла вдоль трамвайных
путей, раскручивая на цепочке серебряный медальон.



Недалеко от места,  где жена Холина убила brigandi, меж деревьев обна-
ружили "мерседес".  За рулем скрючился  мертвец.  Холина  с  волосами,
упавшими на лоб,  едва узнали.  Стекла автомобиля были плотно закрыты,
кроме небольшой щели сзади, тщательно обклеенной пластырем: через щель
в салон вползала резиновая трубка,  соединенная с глушителем. Руки са-
моубийцы выпачканы грязью и копотью, вероятно, от выхлопной трубы. Ря-
дом с глушителем нашли пассатижи и кусок медной проволоки:  Холин при-
вернул резиновую трубку к глушителю.

Врача и полицию, прибывших к месту гибели, не удивил багровый цвет ли-
ца Холина. И врачам, и полицейским, сталкивающимся с разными обличиями
смерти,  и раньше доводилось видеть самоубийц, отравившихся окисью уг-
лерода.

Вечером, в офисе, Мадзони обсуждал с Цулко подробности. Пашка сказал:

- Дурак! Засветился, послал в банк телеграмму приветствия чрезвычайщи-
кам.  А вышло-то как?.. Жену убили. Приехал, узнал, что Ленка Шестопа-
лова с кем только не спала. Ну, нервы и сдали.

- Главой отделения назначили вас?

Пашка скромно кивнул:

- Час назад пришел телекс!

- Поехали встречать.- Мадзони пропустил Пашку перед собой. В машине на
заднем сидении президентского "линкольна" итальянец заметил:

- Наверное,  обидно получать пятнадцать процентов, когда другой. умею-
щий  много меньше,  выбивает для себя двадцать пять.  Теперь все сорок
ваши.

Пашка молчал:зачем знать Мадзони,  что Седой оставил Цулко,  на всякий
случай, этот чудо-шприц. И сколько б ни исследовали эксперты кровь Хо-
лина - ничего не обнаружат!  Ни теопентала натрия, ни хлорпромезатина.
Седой  привез новинку триединого действия:  одновременно потеря созна-
ния, паралич легких и остановка сердца. и никаких следов!

Пашка ожил, достал золоченый брелок "Que sera sera."

- В полиции предложили взять на память.  знали, что мы много лет рабо-
тали вместе. Мне кажется. эта вещица должна быть у вас.- Протянул Мад-
зони. Итальянец, тускло улыбаясь, повертел брелок, дотронулся до плеча
шофера, попросил остановится у фонтана, бросил брелок в мелкую мрамор-
ную чашу,  толща воды увеличивала буквы.  машина тронулась. Мадзони не
оглянулся:

- Эта побрякушка не приносит счастья.

Пашка кивнул.

. Приехали вовремя. Из зала VIP прошли Сановник, новый предправления -
ставленик Мастодонта - Панин, депутаты с трехцветными значками, свита.
Мадзони уточнил, глядя на Сановника:

- Со Старой площади?

- Упаси Бог!  Финансовый советник российского премьера,- кивнул на Па-
нина и других Пашка,- вообще это новые люди.

В динамике зазвучала любимая мелодия Мадзони:

- Que sera sera. Чему быть того не миновать!



В кабинет Грубинского охранник  ввел  Реброва.  Подполковник  выскочил
из-за  стола,  не  зная как усадить.  Заранее заварил два стакана чая.
Ребров молчал - ничего не подозревая о событиях за стенами  Лефортово,
помнил  только выстрел во время прошлого допроса и мучился:  что с ма-
терью?

- Поздравляю! - Бодро выкрикнул следователь.- Сегодня домой.

- Что? - Ребров решил, что затеяна очередная игра, грубая и глупая.

- Домой. домой! Подписано постановление!

- Не понимаю?..- Ребров поднялся.

- Долго объяснять!  - Грубинский махнул, мол, ради вас и время не жаль
потерять.-  Определенные  круги  предприняли  попытку госпереворота и.
просчитались. Заговорщики арестованы!

Вошел тщедушный офицерик и,  скорее для него, чем для Реброва, подпол-
ковник выкрикнул:

- Реакция не прошла!  - Потянулся к глухому шкафу, вынул коньяк.- А не
выпить ли нам, мужики, по такому случаю?

Тщедушный, как младший по званию,  тупо и послушно бормотал,  кривясь,
будто пробовал горько-кислое:

- Реакция не прошла!



Ребров и  Марь Пална сидели в ее квартире.  На столе горели две свечи,
над столом икона Смоленской божьей матери. Пили коньяк, закусывали шо-
коладом.  Синяки еще не сошли с лица Реброва. Марь Пална не отрывалась
от печальных глаз иконописного лика:

- Мастодонт умер в палате.  девятнадцатого  утром,  когда  узнал,  что
пришли эти. понял - сыну конец. сердце не выдержало, подумал, все сна-
чала. он любил тебя по-своему.

Ребров вспомнил,  как мать в лихорадочном бреду призналась, что Масто-
донт не чужой. он предал мать - неприкасаемую по тем отсидочным време-
нам,  она его простила.  долгие годы чувство вины опаляло мозг умного,
властного, изворотливого, который обманывал кого угодно, только не се-
бя.

Ребров вспомнил, как любитель чая и тайный почитатель коньяка, едва не
назвал это имя,  предлагал сделку: имя настоящего отца за. выкраденные
документы.

Что бы сказал отец,  доведись встретиться? Привет?.. Или. Вот и позна-
комились.  Или более пространно?..  "Я сделал ставку на них, не более.
на тех,  кто сильнее и злее. они не хуже других и не лучше. умеют зас-
тавить работать на себя,  пахать до седьмого пота. всюду и всегда есть
такие.  осуждать их все равно, что тигров за любовь к мясу или змей за
яд. они такие и все. ничего нельзя изменить. надо понять это, смирить-
ся,  успокоиться.  они не могут отобрать все, кусок не лезет в глотку.
что-то останется.  всем хватит.  кому больше, кому меньше. Э-Э! Сынок!
Ты хочешь спросить:  а почему мне меньше?  Вот ты и начинаешь их пони-
мать, а может уже и стал таким как они."

Не поговорили,  не заглянули друг другу в глаза, не встретились. Глупо
все получилось, как обычно и случается с нами.



Марь Пална брела под сводами Церкви,  огоньки свечей  двоились,  трои-
лись,  вот вырос лес свечей,  множились и лики святых на иконах.  Боже
мой, содрогалась Марь Пална, страшась настоящего и подступающего буду-
щего.  Другие времена ворочались рядом, вот они - рукой подать. "Детс-
кий дом" на улице Щусева приютит семью мятежного  горца-заговорщика  в
квартире,  где даже окна выше,  чем на прочих этажах. Вместо "татр" по
городу поползут "мерседесы", гэбэшники сражаются за народ и справедли-
вость, впрочем, вяло, фашисты гордятся нарукавными повязками, стреляют
танки в центре столицы.

Другие времена. но мы-то все те же.

Глупо все получилось, как обычно и случается с нами.



Болшево, Рождество 92 года