у него чуть из глаз не брыз-
нуло!  Опять же мне погонишь информацию от него. меня-то информация не
раздражает. Подумай! - Седой раскрыл неизменный кофр, вынул сумку Гуч-
чи с гобеленом и флакон мадам Роша.- Тебе!

Женщина упрятала дары, чмокнула Седого в щеку:

- А ты представляешь, сколько у него?..- Кивок в сторону двери, за ко-
торой скрылся Сановник.

- Гостайна,  милочка.- Хмельно осклабился Седой.- Одно скажу.  тебе на
четыре жизни хватит.

- Это как жить?

- Да хоть как!

Неожиданно дружелюбие погасло в глазах Седого,  достал бумагу,  ручку,
положил перед женщиной на тумбочку:

- Давно  ты  мне автографов не оставляла.  Все только устно,  а бумага
свою прелесть имеет. от нее вечностью веет, как ни жгут бумаги, как не
рубят в труху, а они все на свет божий вылезают. Пиши!

- Что? - взвизгнула женщина.

- Что  хочешь!  -  Седой растянул губы в нитку.- Хоть как Мастодонту в
последний раз давала, в подробностях. ребята обхохочутся, подробности,
мил человек, великая штука.

Женщина облизнула губы,  потянулась к ручке - случались минуты,  когда
ярить Седого глупее глупого.



Ребров навестил мать после работы. Мать лежала одна в своей единствен-
ной комнатенке в коммуналке. На белой подушке ее, бесспорно, красивое,
хотя и посеченное морщинами лицо свидетельствовало,  как  бессмысленно
сопротивление времени.

Ребров поцеловал мать,  она погладила жесткие, на затылке короткие во-
лосы сына высохшей рукой,  тонкой, изящной, более всего рассказывающей
о непростом происхождении.

- Как дела, ма? - Ребров присел на край кровати.

Женщина смутилась:  отрывает сына, взрослого, занятого человека своими
старческими хворями.

- Как дела,  ма? - Повторил Ребров и сжал сухую ладошку матери в своих
руках.

- А. да.- смущенно залепетала больная,- уже лучше. намного. со вчераш-
ним днем не сравнить.

- Врешь,  ма!  - Смеясь, Ребров достал лекарства в иностранных упаков-
ках.-  Представляешь  вчера  шеф расщедрился,  отвалил валюты - откуда
только прознал,  что ты болеешь? - на покупку лекарств. Странно. никто
никогда за ним такого не замечал.

- Странно.-  Прошелестела  мать  растрескавшимися губами,  в глазах ее
блеснули слезинки.

От слабости,  подумал Ребров и отчего-то поразился, что поведение Мас-
тодонта, похоже, вовсе не странно.

Ребров налил  матери чай,  положил варенье и терпеливо поддерживал по-
душку, пока она пила.

- Как же ты здесь управляешься. без меня? - не слишком уверенно вопро-
сил Ребров.

- Соседки помогают.  для нормального человека коммуналка - ад, для не-
мощного и одинокого - рай.

- Ты, ма, не одна, я-то, какой-никакой, есть. Даже плохие сыновья луч-
ше,  чем  несуществующие.  Молчишь?..- Ребров поцеловал мать и неловко
по-мужски принялся за уборку - гоняя несмоченным веником пыль из  угла
в угол, полил цветы через край так, что закапал паркет, разбил чашку.

Мать терпеливо  наблюдала за сыном:  пусть крушит,  лишь бы побыл хоть
полчаса, хоть на пять минут подольше.

Наконец Ребров вынес совок с мусором и веник,  вернулся,  снова сел на
край кровати, вскочил проверил холодильник:

- Что ж ты не ешь, ма? Я тебе столько натащил.

Женщина протянула руку к сыну, с трудом приподнялась на подушке, поце-
ловала родное лицо:

- Расскажи, как он дал деньги?

- Какие деньги? - Изумился сын.- Кто?

- Твой начальник.

- Зачем тебе это, ма? Дал и дал.

- Интересно,- прошептала женщина,  и Ребров поразился:  мать впервые в
жизни лгала.

- Интересно?..  Тебе?..  Убей Бог не пойму!  Чужой человек, меня хочет
приручить,  чтоб был ему обязан, чтоб ценил и не предавал. Так рассуж-
дают доброхоты?..

- Нет, не так! - Отчетливо и даже с ожесточением возразила больная, из
глаз хлынули слезы. Ребров долго успокаивал мать, наконец глаза женщи-
ны высохли и, омытые слезами, даже помолодели.

- Вот ты сказал: чужой человек. это не чужой человек.

- Что? - опешил Ребров.

- Не чужой,- отчетливо повторила мать.- Я знала его много лет назад.

- Что?  - тупо твердил Ребров,  чувствуя как земля уходит из-под ног.-
Что?..



Седой пребывал в служебном кабинете,  аскетическом,  ничего лишнего  -
графин,  два граненых стакана, по стенам под потолок сплошь глухие де-
ревянные стеллажи.

Седой внимательно изучал списки  книжного  и  пластиночного  дефицита,
распространяемые  для  ублажения  начальников  и скромного продвижения
членов вельможных семей по пути духовного развития. Перьевая китайская
ручка с золотым пером ставила крестики напротив позиций сообразно вку-
сам Седого.

Вошел мозгляк лет тридцати, таких в любом комсомольском РК пруд пруди:
безликий,  постоянно  готовый на любую подлость,  с неизменной,  криво
приклеенной улыбочкой,  плохо скрывающей острые клыки. улыбочкой, тро-
гательно объединяющей фашистов всего света:  если приглядеться, на ли-
цах фашистов живут всего два выражения - звериная  злоба  и  фальшивая
улыбка,  большего разнообразия для ликов улюлюкающих обещателей всеоб-
щего благоденствия природа не предусмотрела.

Мозгляк выложил на стол пачку книг и стопку пластинок:

- Из прошлого списка.

- Проверять не надо? - Не поднимая головы, уточнил Седой.

Мозгляк замер.

Седой методично проставлял крестики.

Мозгляк обратился в статую,  лишь подрагивание ресниц и трепет  кадыка
выдавали живого.

Седой швырнул  колпачок,  отложил ручку,  еще раз стеганул пренебрежи-
тельно:

- Проверять не надо?

Злоба на лице мозгляка вмиг сменилась прилепленной улыбкой,  тело  за-
вибрировало,  кожа, будто размягчилась, на миг показалось, что мозгляк
- фигура для украшения торта,  отформованная из масла,  к которой под-
несли  паяльную  лампу,  и  которая вот-вот на глазах начнет оплывать,
растекаясь по полу жирно блестящей лужей.

- Иди.- Отпустил Седой.  Мозгляк исчез. Ожила "вертушка". Седой поднял
трубку:

- Пытался прорваться в цэка?  Я займусь.- положил трубку, наклонился к
селектору.- Зайди!

Появился мозгляк,  будто вырос посреди пола. Седой поманил подчиненно-
го,  тот склонился к начальнику, внимательно слушал, и лоб мозгляка, и
щеки,  и подбородок,  и шея блестели масляно,  будто мозгляка с ног до
головы окатили водой.

Седой долго шептал,  время от времени пробегая указательным пальцем по
стопке пластинок. Мозгляк кивал и с каждым кивком все более сала исто-
чали его поры, пока мозгляк не засверкал, будто надраенный сапог.

Седой откинулся на спинку стула:

- Иди.- Мозгляк не вышел - испарился: дверь не пискнула, не скрипнула.

Седой постучал ручкой в колпачке по столу, потер лоб, нагнулся к полу,
поставил на колени кофр с цифровыми замками,  раскрыл, стал укладывать
книги, когда кофр заполнился книгами доверху, Седой глянул на пластин-
ки и сообразил, что пластинки не влезут. Поморщился, выдохнул в кулак,
посветлел, припомнив обнадеживающее.

Седой поднялся,  подошел  к стеллажу,  сдвинул в бок глухую деревянную
панель - на светлой лаковой полке в ряд стояла дюжина новеньких,  оди-
наковых  кофров с цифровыми замками.  Взял первый слева,  сел за стол,
открыл, чертыхнулся, выгреб из кофра стопку зеленых диппаспортов, раз-
ложил веером по столу.  открывал медленно, из каждого на Седого взирал
его же фотолик всякий раз под другой фамилией.  Седой сложил паспорта,
отпер сейф,  упрятал зеленые корочки в стальные глубины и только тогда
принялся распихивать пластинки во второй кофр.

Ожил телефон с наклеенными цифрами 224, Седой поднял трубку, выслушал,
машинально покручивая колесики шифровых замков, обронил лишь:

- Хорошо.- И опустил трубку.



В кабинет маршала авиации ввели светловолосую женщину лет сорока,  еще
недавно,  бесспорно, привлекательную, но. сейчас посеревшую, с черными
подглазьями, сломленную внезапно обрушившимся горем.

- Жена генерал-полковника Лаврова,- на всякий случай, если маршал под-
забыл, напомнил адъютант и вышел.

Маршал поднялся из-за стола, заулыбался смущенно, с трудом припоминая,
как это - казаться располагающим, открытым собеседнику?

- Ну. ну. не надо. садитесь. разберемся.

Женщина разрыдалась.  Маршал налил воды, засуетился, как человек, явно
не имеющий представления о помощи ближнему  в  беде.  Наконец  женщина
пришла в себя, вытерла слезы.

- Расскажите,  что случилось.- Маршал опустился в начальственное крес-
ло, обрел привычную уверенность.

Женщина с трудом сдерживала вновь подступившие рыдания:

- Ему стало плохо. Я была в своем училище. мама говорит, что он никого
не вызывал, только прилег. вдруг примчались трое здоровенных. выправка
как у ваших.  так мама говорит.  оказалось скорая психиатрическая  по-
мощь. психиатрическая!.. Понимаете.

- Господи! - Маршал покачал головой.- Он приехал домой с работы?

- Нет.- женщина промакнула слезы платком.- Он мне позвонил,  предупре-
дил, что заедет на Старую площадь по делу, а потом домой.

- Господи! - Вырвалось у маршала.- Вот оно что!

- Понимаете.- не унималась женщина,- их никто не вызывал. никто!.. Муж
сопротивлялся.  его  скрутили.  ремнями.- Женщина разрыдалась,- смири-
тельную рубашку на Сашу!.. за что? Кто эти люди? Кто их прислал?..

Маршал нервно шагал по кабинету:

- Успокойтесь!  Все образуется. Я помогу. позвоню. сейчас вас доставят
домой.  Турбин! - крикнул в селектор.- Отправьте жену генерала Лаврова
и проследите, чтобы все было в порядке.

Маршал обнял женщину за плечи,  проводил до  порога  и  с  облегчением
притворил плотную дверь.

Поднял трубку телефона с гербом, спросил тихо, стараясь придать голосу
наибольшую беспристрастность:

- Что там случилось,  Герман Сергеевич? Рвался в цэка?.. Тоже мне, но-
вый генерал Григоренко!  Мудак! Теперь все в порядке?.. Отлично.. При-
ходила. только что. Я?.. Я обещал помочь.

- Что думаете делать? - Пророкотала трубка.

- Ничего,- отрезал маршал.

- Единственно верное решение,- поддержали в трубке,- мудро. обещать и.
ничего  не  предпринимать.  Никогда  не нужно загонять в угол отказом,
лучше всего соглашаться.  и все оставлять без  изменений.  Как  насчет
охоты?

- Выпал снежок,- поделился восторженно маршал, напрочь забыв о Лаврове
и его плакальщице-жене,- по первопутку.  эх,  мазанул я в прошлый  раз
поросенка.  не на том номере стоял.  поедем в Лотошино. царская охота,
доложу я вам. В прошлом сезоне мы с Пигачевым трех лосей завалили. са-
ми, сами, без подмоги егерей. Жду звонка! - Маршал с облегчением поло-
жил трубку, рявкнул в селектор.- Трубин! Узнай, где он!

Через минуту-другую селектор проскрипел механическим голосом робота:

- В институте Сербского. направлен на психиатрическую экспертизу.

- Трубин! Зайди! - Рыкнул маршал.

Адъютант влетел пулей, замер посреди ковра.

- Это что за экспертиза? - Уточнил генерал, понизив голос до едва слы-
шимого.

- Соберут специалистов, профессуру, будут решать.- Трубин пытался рас-
познать, что желает услышать начальство. видно не угадал.

- Будут решать!  - Взревел маршал и. сразу опасливо перешел на полуше-
пот.- Дурак!  Чего там решать!  Что сверху велят,  то и решат. Сколько
раз вам, мудакам, втемяшивал - не залупайтесь! Не встревайте, мать ва-
шу, поперек батьки. Разузнай тихонько, как подлезть к этому Сербскому?

- К кому? - Не понял Трубин.

- Ты что оглох? К Сербскому! - Настаивал маршал.

- Да нет его давно,- пояснил Трубин.

- Как нет? - наконец маршал сообразил.- Умер что ли? - Трубин кивнул.-
Чего же говоришь институт Сербского?  Я думал, как арбатовский, прима-
ковский,  по имени хозяина.  В общем,  разузнай тихонько,  кто там бал
правит. Эх, Лавров, ничего не понял в этой хреновне. борцы в Рассее не
в почете.  на хрен они нужны воду мутить.  И тебе,  Трубин урок,  ты -
полковник,  он генерал-полковник, а в бараний рог вмиг скрутили, и ме-
ня,  если захотят, отправят шлепать с метлой вдоль нашего фасада. а ты
еще подъелдыкиваешь,  хрен собачий, насчет Сербского. знаешь, что рас-
положен я к тебе,  пес, а в особенности к своей племяшке. вали, ночной
командир. Чапай, думку будем думать.



В опустевшем кафетерии банка один за столом на четверых расположился с
чашкой кофе Чугунов.  Появился Ребров, заказал кофе, огляделся в поис-
ках места - с десяток пустых столов,  подцепил  блюдце,  направился  к
столу Чугунова:

- Не возражаете?

Чугунов гостеприимно указал на стул рядом.  Минуту пили молча. Наконец
Ребров нарушил молчание:

- Мы вроде соперники?

- Что вы,  юноша? - Примирительно отверг предположение собеседника Чу-
гунов.- Какие же мы соперники. моя грязь вся испита, давно позади. ва-
ша вся впереди.  Я вовсе не стремлюсь в Цюрих,  даже наоборот.  кто-то
разыгрывает  партию,  и в игре понадобились ненужные по нашим временам
качества - честность,  неподкупность.  Вот меня и ввели в игру, легкой
фигурой,  а скорее всего пешкой,  потом разменяют или.  пожертвуют. по
обстоятельствам.  Я взяток не беру,  смешно. Знаете почему? В жизни не
поверите! Боюсь! Все гребут, о страхе и думать забыли, а я, по старин-
ке,  боюсь.  Наш босс мне сказал,  что вы рвались на мое место, а вам,
наверняка,  наоборот.- Ребров кивнул.- На всякий случай столкнуть лба-
ми.  всегда пригодится. Мастодонт!.. Фигура!.. И заблуждается тот, кто
решил,  что старик - впрочем, какой он старик? Это я старик - примити-
вен.  А он - мастер кружевного интригоплетения. Помните, как вышиб Па-
нина?

Ребров кивнул.

- А ведь это спектакль,  поверьте мне! Панин скоро всплывет, попомните
мое слово.  Если люди всегда на плаву,  а вроде бы и в опале,  знайте,
это у них работа такая - быть в опале.  Настоящие опальные не всплыва-
ют,  так и гибнут в безвестности, больные, одинокие, никому не нужные.
Игрища с опалой - любимые в нашем народе.  Если монарху нужно укрепить
преданного вельможу,  он его сначала в отжиг - в опалу, а потом опаль-
ный возносится народным любимцем. Как же, бросил вызов самому монарху!
Во смельчак! - Чугунов отпил кофе.- Точно постарел. болтлив не в меру.
Словеса всем поднадоели,  а по жизни.  вы вправе думать: ты-то в Цюрих
едешь, а я остаюсь с тобою, родная моя сторона!..- пропел на мотив по-
пулярной песни начала пятидесятых.

Ребров мял салфетку. Чугунов поднялся, посмотрел сверху вниз:

- Вот  что я вам скажу,  юноша,  если не увидимся больше.  если начнут
шептать о слабом сердце и подорванном здоровье.  не верьте! Я крепкий,
хоть и сильно бэу (бывший в употреблении).

- Не понял? - смущенно вопросил Ребров.

Чугунов не ответил,  высокий,  худой,  пружинной походкой направился к
горе немытой посуды.

К столу подошла секретарша Черкащенко,  присела  без  спросу  -  таким
спрашивать ни по должности, ни по данным не обязательно.

- Сумасшедший,-  пробормотал Ребров и кивнул в сторону уходящего.- Все
как сговорились.  вчера мать,  сегодня этот. все сходят с ума, а может
уже сошли?.. давно.

Мария Павловна  безмолвно пила кофе,  давно забыла про смущение,  лов-
ко-неловко, неудобно и прочую чепуху.

Ребров не любил,  когда его разглядывают, спросил чуть резче, чем сле-
довало:

- У вас ко мне дело?

Секретарша отставила  чашку,  положила  рядом  обе  кисти с ухоженными
пальцами, как перед маникюршей, сама залюбовалась:

- Красивые у меня руки?..

- Красивые.- согласился Ребров.

- Многие хотят, чтобы их гладили эти руки.- выдохнула секретарь.

- Не исключаю,- сумеречно подтвердил Ребров.

- Ты - мужик без юмора,- посетовала Марь Пална.- Это плохо.

- Как-нибудь проживу,- с раздражением заметил Ребров.

- Как-нибудь прожить не фокус,- улыбаясь одними губами и сохраняя  лед
в  глазах,  заключила секретарша.- После Чугунова поедешь ты.  я знаю.
есть один человек, хочет с тобой встретиться.

- В гостинице "Россия"?..- Наобум ляпнул Ребров,  наслышанный о  таких
встречах, и попал в "десятку".

Такого оборота событий Марь Пална, похоже, не ожидала, но взяла себя в
руки быстро:

- Хорошо соображаешь, Ребров.

- Чего ж тут соображать. один человек. одни человеки как раз и предпо-
читают встречи в номерах "России" или каких других,  при казенных све-
чах.

- При каких свечах?  - секретарша выигрывала время, чтобы обдумать еще
раз рисунок беседы.  Ребров промолчал.- Пойдем отсюда,  банкир,  здесь
неуютно.- Марь Пална поднялась, вышагивая впереди Реброва. Она принад-
лежала  к  числу женщин,  производимых природной штучным способом и не
заметить это сподобился бы разве что слепой.

Пришли в приемную.  Секретарша плотно затворила двери,  заварила  чай,
села, высоко задрав юбку и закинув ногу на ногу. Реброву стало против-
но:  не мальчик же.  посмотрел на двери кабинета предправления. Секре-
тарша перехватила взгляд, успокоила:

- Уехал. будет только завтра к полудню. можешь поспать подольше.

- У меня свой начальник есть,- сообщил Ребров.

- Да  ну.-  притворно изумилась секретарша,- Ребров,  про подоконник,-
кивнула на двери предправления,- в его кабинете слышал?

- Слышал.

- Веришь?

Ребров замялся.- Вижу веришь.  ну и дурак. У нас каждый норовит краси-
вую, заметь, недоступную ему, женщину, грязью обляпать. Знаешь, почему
про подоконник вранье?

- Почему? - поддержал игру Ребров.

- Потому что на подоконнике кактусы!  Попробуй на  иголках,-  рассмея-
лась.

Ребров тоже улыбнулся,  лед растаял. Секретарь открыла круглую коробку
датского печенья, придвинула Реброву:

- Помню шутку молодости. Тебе дала? Нет! А тебе? Тоже нет! Вот бэ. На-
ши мужики, Ребров, слова доброго не стоют: мелкие, бездельные, завист-
ливые. не умеют бабу в красе и неге содержать, и сами же ее за это не-
навидят.  глупо. вроде попался тебе павлин, а ты ночь не спишь - дума-
ешь, как бы его, бедолагу, так общипать, чтоб превратился в курицу.

Ребров откусил печенье. Секретарша сменила тему:

- Значит в "Россию" не желаешь?

- Не желаю.

- А ехать, сукин сын, желаешь?

- Не отказался бы.

- Кто за тобой стоит,  Ребров? Глаза смылила, не вижу. а чутье подска-
зывает - прикрывают,  а?..- и сразу без перехода,- Ребров, ты хотел бы
со мной выспаться?

Ребров потянулся ко второму печенью.

- Заметь, не спать - это обязывает, а выспаться. разок, от силы - дру-
гой?

- А если понравится? - Ребров поднялся.

- Если понравится?..  Обсудим с тем, кто за тобой стоит, что делать. Я
жить не могу, пока человека не расшифрую. Я про всех все знаю. Кто ЖО-
РЫ,  кто ЛОРЫ, кто ДОРЫ, а кто ВОРЫ.- и перехватив недоуменный взгляд,
любезно пояснила.- ЖОРЫ - жены ответственных работников, ЛОРЫ - любов-
ницы ответработников (причем,  заметь,  любого пола!), ДОРЫ - дети от-
ветработников и, наконец, ВОРЫ - весьма ответственные работники. У них
VIP,  у нас ВОРЫ. смекаешь разницу? - поднялась.- Если надумаешь, при-
ходи!

- Вы о чем? - Ребров замер у двери.

- О чем пожелаешь!  "Россия", спанье, ".кто тебя поддерживает". просто
потрепаться с хорошим человеком.



Белая гостиная Холина погрузилась в полумрак. Эдгар Николаевич предпо-
читал не включать свет, полагая что в темноте одолевающие его проблемы
"заснут", а может и вовсе исчезнут.

Цулко дремал  в кресле,  опрокинув четыре коктейля "чекист за бугром".
Внезапно Пашка встрепенулся, почувствовал внимательный взгляд Холина.

- Ты чего? - Цулко освободился от липких объятий мягкого кресла, заша-
гал по гостиной.

- Не переверни столы,- взмолился хозяин.

- Я  в темноте вижу,  как кошка,- успокоил заместитель.- Что будем де-
лать?.. Завтра. когда он прилетит.

- Встретим. отвезем!..- передразнил Пашка,- а дальше? - Холин молчал.

Цулко нажимал:

- Чугун не за тряпками едет.  начнет копать.  кто  покроет  недостачи.
подгадали,  без  предупреждения,  как снег на голову.  Мастодонт!  Его
хватка! Обухом по затылку, а сам в улыбках, как невеста в цветах.

- Что ты предлагаешь?  - напряжение и растерянность сквозили в  голосе
управляющего отделением банка.

- Конечно, попробуем, как обычно. подношения. возлияния. поездки, если
не клюнет, что ж. есть запасной вариант.

- Какой? - Холин спросил и сам убоялся возможного ответа.

- Какой?..- голос Пашки вибрир