когда  вы
убедились окончательно, что...
   - Что я не сошел с ума...
   - Да, разумеется. Но потом, через какое-то время, не сколько придя  в
себя, о чем вы подумали?
   - О вас.
   - Обо мне?!
   - Ну, не  о  вас  лично.  О  ваших  людях,  которые  -  теоретически,
разумеется,  только  теоретически  -  могли   бы   выполнить   это   так
профессионально.
   - Но - позвольте! - в этом случае мне пришлось  бы  заставить  солнце
поволноваться ровно настолько, чтобы из строя  вышла  аппаратура  связи.
Загодя внедрить за стойку местного бара милое создание  в  вашем  вкусе,
причем из той именно породы женщин, которые никогда не говорят "нет".
   - К чему такие сложности?
   - Нужно было каким-то способом удалить вас из лагеря. Желательно - на
всю ночь.
   - А зачем?
   - А как бы в таком случае вы остались живы?
   - А в чем, собственно, заключалась такая уж  необходимость  сохранять
мою драгоценную жизнь?
   - Вот, значит, как...
   - Почему - нет? Разве не  вы  собирались  начертать  "прагматизм"  на
фамильном гербе?
   - У нас нет такой традиции.
   - Я сказал: собирались.
   - Оставим это. Но вы удивили меня, Костас. Приятно удивили. Жаль, что
у вас нет фамильного герба. Я бы, пожалуй, подарил вам эту замечательную
идею. И кстати, знаете, в чем заключается ее непреходящая ценность?
   - Не задумывался.
   - Она честна. Никто из потомков не покраснеет,  что  бы  ни  совершил
потом, ибо прагматизм... Но оставим высокие материи. Итак, первой мыслью
был я. То бишь человек.
   - А вы уже... не?..
   - Не смешно. Итак, первой вашей мыслью было все-таки  преступление...
Кстати, в любом случае - сохраняя вам жизнь или нет - зачем?! Зачем  мне
убивать Рихарда и его людей? Экспедиция финансировалась мной. Договор  с
Эрхардом составлен таким образом...
   - Не утруждайтесь, я все равно ни черта не смыслю в юриспруденции,  а
умные мальчики вроде  моего  швейцарца  наверняка  обставили  все  таким
образом, что старику Эрхарду в итоге доставались  исключительно  научные
дивиденды, а все прочие - вам. Стало быть, и злополучный череп - тоже. К
тому же там был еще я, в качестве... зависимого наблюдателя. Скажем так.
Слово "надсмотрщик" меня коробит.
   - Вы не были надсмотрщиком. Рихард знал, что мы друзья...
   - ...что я увлекаюсь археологией. И по  вашей  просьбе  взял  меня  в
экспедицию, тем более что врач, какой-никакой, все равно нужен. Все так.
   - А раз так, что за резон мне убивать шесть  человек,  да  еще  таким
варварским образом?
   - Для устрашения.
   - Кого, простите?
   - Этого я не знаю. Не додумал. Но эффект достигнут.
   Почитайте прессу! Да  что  пресса!  Загляните  в  кафе,  на  рынок  в
Сигишоаре, в храм Божий, в тюрьму, наконец. Везде паника. Все  кричат  о
том, что, разбуженный в своем замке, восстал Дракула.
   - Мистификация ради устрашения... Гениальная идея, Костас!  Поверьте,
я редко впадаю в пафос.
   - А я редко таю от комплиментов. Но сейчас, не  поверите,  готов!  И,
растекаясь умильной лужей, знаете, что булькну напоследок?
   - Интересно!
   - В таком случае я, пожалуй, смогу назвать и того, кому  в  ближайшем
будущем очень кстати придется эта волна всеобщего страха.
   - Так назовите!
   - Он предо мной. Великий и ужасный.
   - Что за чушь, Костас? Зачем мне вселенская паника?
   - А череп несчастного Дракулы? Зачем  вам  понадобились  его  бренные
кости?
   - И зачем же?
   - Разве вы не  собирались  его  клонировать?  Его...  и  еще  десяток
мировых злодеев... А ведь это страшно. И вы, как  мне  помнится,  хотели
этой пугающей шумихи.
   - Верно. Потому я  и  снарядил  экспедицию  Эрхарда,  приставил  вас,
поднял шумиху в прессе. Мне незачем было убивать Рихарда  и  его  людей,
напугать народ можно было как-нибудь иначе. А череп - главный приз  этой
гонке - вы правы! - и так принадлежал бы мне. Но -  черепа  нет.  И  это
лишает вашу версию всякой логики.  Зачем  мне  паника  без  черепа?  Вот
тут-то на горизонте появляется господин - как мы его там  обозначили?  -
"Почти". Господин "Почти", который уводит череп у меня из-под носа  и  к
тому же разыгрывает блестящую  кровавую  мистерию,  заставляя  весь  мир
говорить о втором пришествии Дракулы! Кто он, черт  возьми?  И  чего,  в
конце концов, хочет?
   - Надо ли говорить, что я немало размышлял по этому поводу? И знаете,
босс, версия, которая родилась первой, более меня не  вдохновляет.  Зато
все  больше  захватывает  другая.  В  соответствии  с  которой  господин
"Почти", возможно, хотел совсем немного...
   - Чего же?
   - Всего лишь вернуть на место собственную голову. И - легкий ужин при
свете звезд. В собственном, заметьте, замке.
   - Нет.
   - Что, простите?
   - Я сказал: нет. В принципе подобные  истины  каждый  постигает  сам,
наедине с собственной душой. Однако, друг мой, поскольку ваше участие  в
решении этой проблемы ест ничто иное, как мой заказ... Вас,  кстати,  не
коробит такая постановка?
   - Ничуть. Вы могли бы даже сказать, что снова приобрели меня со всеми
потрохами на некоторое, неопределенное пока, время, однако ж  за  вполне
определенные деньги. Так что слушаю и повинуюсь.
   - Так вот. Коль скоро в этой истории вы представляете  мои  интересы,
прошу, а вернее - требую, действовать, исходя из  моих  представлений  о
природе этого явления. А они категорически исключают любую мистику.  Это
понятно?
   - Вполне. И если  однажды  пред  моими  очами  возник-|нет  самолично
валашский господарь  Влад  Пронзатель  с  кровавой  пеной  на  губах,  я
уведомлю его о строго материалистической позиции  моего  работодателя  и
попрошу освободить дорогу.
   - Вы меня поняли.
   - Для пущей убедительности я, пожалуй, попрошу у него визитку. Это не
будет амикошонством?
   - Не знаю.  Он  все  же  аристократ,  причем  очень  голубых  кровей.
Рискните.
   - Я так и сделаю... Итак! Это, как я понимаю,  все  по  части  устных
инструкций?
   - Подборка прочей информации ждет  вас  в  самолете  -  думаю,  чтива
хватит до самого Бухареста. Там нет, по-моему, только одного  заключения
экспертов. Я получил его буквально накануне вашего приезда.
   - Что-то принципиальное?
   - До сего момента экспертиза придерживалась  той  точки  зрения,  что
повреждения кожного покрова в районе сонных  артерий,  иными  словами  -
надрезы, из которых вытекала кровь, сделаны тонким, острым инструментом,
ножом или...
   - Я предполагал скальпель.
   - Да, я помню. Так  вот.  Микрочастицы,  которые  удалось  обнаружить
позже... указывают на естественное происхождение материала...
   - Речь идет о зубах?
   - Скорее о ногтях. Вернее, ногте, очень прочном и очень остром.
   - Да-а-а... Приятное известие в дорогу. Главное, обнадеживающее. Нет,
знаете, я все-таки наберусь наглости и попрошу у него визитку...
   Розовая дымка рассвета еще лежала на тихой воде.
   Недовольно  вздыхало  невыспавшееся  море  -  на  пустынном   причале
Мармариса было холодно, ветрено и сыро.
   В этот час, плавно  скользя  по  зеленой,  грязной  у  берега,  воде,
красавица яхта отдала швартовы, заняв свое постоянное место у причала.
   Можно было спорить на что угодно - никто или почти никто в  порту  не
заметил ее короткого отсутствия этой ночью.
   Большой лимузин в ожидании пассажира давно уже нес вахту на причале.
   Спущены  были  сходни  -  два  расторопных  матроса  в  который   раз
старательно протирали узкие перила.
   Ожидание затягивалось.
   Двое мужчин наконец появились на палубе.
   - Итак, главное - кто? И дальнейшая цепочка - зачем, как далеко готов
идти, каких захочет отступных? Возможно, вопрос проще решить, вообще  не
вступая  в  переговоры?  Череп  -  это  разумеется.  Однако  в  качестве
приложения к основному вопросу. И вот еще что... Тоже -  главное.  Может
быть, даже самое главное в вашей миссии. Кем  бы  он  или  они  в  конце
концов ни оказались, я хочу, чтобы вы ясно и  безусловно  вложили  в  их
головы одну только мысль, Костас: я не отступлю. Ибо я вообще никогда не
отступаю. Но договориться со мной можно. Всегда. Об этом тоже не следует
забывать.
   - Я буду гибким.
   - Лучше - мудрым.
   Торжественный лимузин наконец отправился в путь.  Бесконечная  череда
нарядных яхт тянулась вдоль причала.
   Но Костас с неожиданным вниманием разглядывал только одну.
   Ту, что почти скрылась из глаз.
   Оказалось, ночь была  проведена  на  судне,  имя  которого  было  ему
неизвестно.
   Странно и даже невежливо, пожалуй, но почему-то он не спросил об этом
у хозяина.
   И никакая мелочь, помеченная именем яхты - пепельница, полотенце  или
салфетка в столовой, - не попалась ему на глаза.
   Зато теперь он знал точно.
   Яхта звалась "Ахерон".
   "Это что-то из мифологии", - сонно подумал Костас.
   Ночь прошла за разговором, и - видит Бог! - это был не  самый  легкий
разговор в жизни Костаса Катакаподиса.
   "И по-моему, что-то страшное..."
   Но - что?
   Память хранила молчание.
   Не дождавшись ответа, Костас  задремал,  раскинувшись  на  просторном
сиденье машины.

Бесконечная тайна

   - Пурпурная?  Да,  черт  побери  -  согласен!  -  звучит  красиво!  И
притягательно. Для таких экзальтированных особ, как наша  Лиля.  Кстати,
прости уж, но раз мы тут вот так, по-свойски... позволю неджентльменский
вопрос. Я прав насчет нашей Лили? Ты, конечно же,  переспал  с  ней,  и,
надо думать, не раз?
   - Тебя это действительно интересует?
   -  Интересует!   Браво.   Очень   точная   формулировка.   Меня   это
действительно интересует, но не более. Так что  можешь  отвечать  смело,
без реверансов в сторону моей оскорбленной чести.
   - Без реверансов: еще нет. Хотя, откровенно говоря, подумываю...
   - Спеши! И не откладывай надолго. Иначе попадешь в список безнадежных
дебилов, педерастов или импотентов. На выбор.
   - Но почему?
   - Потому что Лиля, ничтоже  сумняшеся,  делит  всю  мужскую  половину
человечества на похотливых мерзавцев с жирными руками...
   - Это про Мону Лизу, я помню.
   - Да-да, именно про  нее.  Так  вот,  похотливые  мерзавцы  одинаково
плотоядно тянут свои жирные руки и к Моне, и к  Лиле.  Сиречь  -  желают
немедленно затащить в постель.
   - Мону - тоже?
   - Про то мне неведомо. Но Лилю - всенепременно.
   - Я понял: та половина, которая жирные руки не тянет...
   - Правильно: состоит из дебилов, педерастов и импотентов.
   - Ты ставишь меня в такое положение, что выбора просто не остается.
   - Поторопись. Но помни: потом ты будешь всю жизнь чисто и  возвышенно
ее любить, ибо... В общем, на твоем сиром и убогом пути  впервые  явится
ангел чистой красоты.
   - И что?
   - Ничего, можешь не беспокоиться. Это продлится недолго. Зато потом -
и это главное! - всю оставшуюся жизнь ты  обречен  страдать  и  помнить.
Помнить и страдать. Будешь приставать  -  будет  рассказывать  про  Мону
Лизу, не будешь - иногда будет звать, чтобы напомнить  о  себе.  И  все,
собственно. Она безвредная по сути.
   - То есть все эти вечные любови - только у нее в голове?
   - Ну,  может,  еще  в  задушевной  беседе  с  какой-нибудь  такой  же
ангелоподобной...
   - И  никаких  ночных  звонков,  неожиданных  визитов,  самостоятельно
принятых судьбоносных решений?..
   - Нет. Что ты! Она довольствуется ощущениями. Она живет в них, как  в
коконе, или - в сказке. Она там - принцесса, причем единственная на  всю
сказку, как полагается.
   - Слушай, а ты ее не идеализируешь?
   - Проверено многократно. - Но замуж за нобелевского лауреата...
   - О! Это да. Тут я, можно сказать, влип. Но, старина, по  этой  части
ты мне не помощник. И знаешь, давай не будем о грустном... Хорошо сидим.
   Они действительно хорошо сидели, в самом что ни на есть прямом смысле
этого емкого понятия.
   Впрочем, столь емкого исключительно в русском национальном прочтении.
   Иными словами, допивали вторую  бутылку  водки  "Юрий  Долгорукий"  -
матовую, пузатую, холодную, слегка запотевшую.
   Напиток лился из нее медленно, тягуче, лениво - в этом тоже был  свой
шик и дополнительные гарантии качества водки.
   - Да-да, конечно. Итак, ты запал на нашего Георга Третьего?
   - Вернее, на его безумие. Слава Богу, это произошло уже  в  эру  ДНК.
Иначе ходить бы мне  до  скончания  жизни  опасным  шизиком.  Короче,  о
"безумии"  Георга  именно  в  свете  генетической  историографии  начали
поговаривать еще в середине шестидесятых. Тогда-то  и  появились  первые
ласточки, предтечи будущей "Пурпурной тайны"    -   бесспорного   бестселлера.   Если
применительно, разумеется, столь легкомысленное определение к  серьезной
монографии.
   - Применительно, а почему нет? Я так и писал в предисловии к русскому
изданию... Ты, кстати, читал еще только наброски, и те  в  оригинале,  я
так понимаю.
   - Скорее уж в "самиздате".
   - Что это - "самиздат"?
   -   Официально   запрещенная   литература,   распечатанная    разными
самодеятельными  способами.  Потому  и   "самиздат"   -   самостоятельно
изданная, если дословно.
   - "Пурпурную тайну" запрещали?!
   - Не думаю. Слишком уж специфический научный продукт. Но  никогда  не
приобрели бы у вас права, не перевели на русский язык и не издали -  это
точно. Таким образом, она все равно оказалась в "самиздате".
   - Но почему?!
   - Это долго объяснять. Генетика, как таковая, долгое время  считалась
у нас буржуазной лженаукой, правда, Гамалеи работал, и не только он,  но
все равно... Нет, это слишком долго и... водки мало. Я не  смогу,  а  ты
все равно ни черта не поймешь. Не обижайся...
   - Я не обиделся. Хорошо.  Может,  в  другой  раз...  Потому  что  это
действительно интересно. В  определенном  смысле  это  ведь  почти  ваша
"классовая" теория. Пурпурный недуг поражает  только  тех,  кто  одет  в
пурпур. Черт возьми, это звучит революционно!
   - Пожалуй. Только чего теперь радоваться-то?  Во-первых,  ты  опоздал
пролить елей на партийные души наших бывших правителей. А во-вторых, ваш
покорный слуга некоторое время назад  занялся  именно  тем,  чтобы  этот
классовый, как ты говоришь, признак развеять. И - не станем  скромничать
- практически уже... это... испепелил.  Пусть  теперь  бродит  вместе  с
призраком коммунизма где-нибудь там у вас, в Европах. - Пусть бродит. Но
я пока не вижу призрака - передо мной стройная теория  Иды  Макальпин  и
Ричарда Хантера ,  согласно  которой  представители   нескольких
династических кланов страдали и передавали друг другу по наследству...
   - Да-да-да... Все знаю и сам наслаждался ходом  их  мысли.  Говорите,
что король Георг Третий трижды вдруг впадал в безумие?
   - Четырежды.
   - Тем более любопытно. А  не  сопровождалось  ли  странное  слабоумие
короля иными заслуживающими  внимания  симптомами?  Ах,  сопровождалось!
Хромотой, говорите? Болями в брюшной полости? Коликами? Чем-то там еще -
не суть важно. Но  главное  -  вот  что  совершенно  не  укладывается  в
клиническую картину психического заболевания, - моча его  величества  во
время странных приступов окрашивалась в неповторимый красный, а если  уж
быть точным - пурпурный цвет! Словом, эта парочка - я имею в виду Иду  и
Ричарда, мать  и  сына,  -  сделала  правильные  выводы  и  двинулась  в
единственно  возможном  направлении.  Тогда  и  прозвучало   впервые   -
порфирия. Потом были названы, изучены и описаны разные  ее  варианты,  а
вернее, степень нарушения метаболизма порфирина, и соответственно  формы
протекания болезни, новые и новые симптомы. Мария Стюарт и ее сын Джеймс
Первый, Карл Первый, кайзер Вильгельм, его  сестра  Шарлотта,  принцесса
Викки  -  старшая  дочь  всеевропейской  бабушки,   королевы   Виктории,
принцесса  Федора...  Блестящие  имена,  блестящая  жизнь.  И  что   же?
Мучительные боли в  глазницах,  голове,  спине  и  животе,  светобоязнь,
приступы беспричинной  раздражительности  и  более  серьезные  нарушения
психической деятельности, крайне низкая свертываемость крови.  Последнее
оказалось едва ли роком для России - цесаревич Алексей, правнук все  той
же королевы Виктории, страдал наследственным недугом крови - гемофилией.
Кто знает, не будь мальчик так страшно, неизлечимо  болен,  как  вел  бы
себя его несчастный отец - последний наш император Николай?  Не  проявил
бы он в нужный момент большей  воли  и  твердости?  Кто  знает?  Словом,
страшная королевская болезнь,  поражая  избранных,  заставляла  страдать
миллионы. Один положительный аспект. Пожалуй, только один. Достоверность
подобной информации не вызывает  сомнений.  Ибо  здоровье  порфироносных
особ  -  залог  благополучия  Целых  империй.   Их   "пуки"   и   "каки"
исследовались с особой тщательностью и подробнейшим образом  описывались
в назидание потомкам.
   - Ты шутишь. А именно это обстоятельство  сильно  мешало  работе.  Ее
даже пытались - как это бывало у вас раньше - запретить.  Полагали,  что
ученые позволяют себе слишком много. Ладно еще  раздобыли  полотнище,  в
которое завернули когда-то отсеченную голову Карла Первого, и "подшили к
делу" запекшиеся пятна его крови. Весной 1945-го воспользовались военной
неразберихой   и   -   опять   же!   -   классовым    сознанием    твоих
соотечественников,  вскрыли  несколько   надгробий   на   оккупированных
русскими землях - и получили вожделенные ДНК почивших принцесс  Шарлотты
и Федоры. В общем-то закрывали глаза даже на то, что ученое семейство не
слишком вежливо сует нос в интимные места переписки коронованных особ. В
ту, как ты понимаешь,  часть,  где  одна  престарелая  матрона  жалуется
другой на невозможно кровавый оттенок мочи в ее ночном горшке  и  сетует
на страшные мигрени. Однако ж когда речь зашла о царствующих особах...
   - Да, я знаю. Их труды не всегда  печатали,  полемика  вокруг  теории
была яростной, а смерть и теперь кажется мне странной.
   - Почему же? Они ведь умерли от рака?
   - Оба. И почти одновременно?
   - Но доктор Рель? Он продолжает их исследования и, слава  Богу,  жив,
отмечен  "Wolfson  History  Prize"  .
   - это очень престижно. Преподает в Суссексе. Мартин  Уоррен  -  между
прочим, один из моих преподавателей - читает  в  Лондонском  королевском
колледже. Смею тебе напомнить, но "Пурпурную тайну" написали именно они.
Разумеется, опираясь на труды матери и сына. И к  слову,  дорогуша,  все
это время мы воодушевленно возимся именно на их газоне. Ты  не  заметил?
Где же обещанный призрак? Публика начинает сомневаться.
   - Передай, пусть успокоится. Явление призрака  состоится.  Он  явится
немедленно из... этого самого хорошо утоптанного газона. Это  не  займет
много времени. Просто хотелось,  что  называется,  сверить  часы.  Иными
словами...
   - Можешь не извиняться - ты хотел убедиться, что я действительно имею
представление об этом газоне. Отвечаю прямо: видел  пару  раз  издалека.
Убедился?
   - Да-а, вполне! А почему издалека? Думаю, ты не пропускаешь  погожего
денька, чтобы поваляться на сочной траве. Может, даже снимаешь  носки  и
бегаешь по ней босиком? Как в раннем детстве. А, дружок?
   - Ты зло иронизируешь? Или шутишь?
   - Ни то ни другое - готовлю почву для призрака.
   - Она давно готова.
   - Отлично. Тогда вставай, идем в комнату.
   - Зачем?
   - Там компьютер, дубина. На пальцах у меня не получится.
   Большой монитор солидного компьютера занимал добрую половину рабочего
стола.
   Другая - была завалена бумагами разной степени  важности,  размера  и
толщины.
   Клавиатура потому нашлась не сразу.
   Еще некоторое время ушло на поиски  мышки,  которая  в  умелых  руках
Михаила Ростова благополучно обходилась без коврика,  ловко  перемещаясь
по первому попавшемуся под руку листу бумаги.
   Впрочем, все это уже было позади.
   Монитор светился.
   Мышь...
   Необходимость в ней, собственно, уже отпала.
   Картинка на экране минут десять оставалась неизменной.
   И это, похоже, устраивало обоих мужчин.
   Один - откровенно наслаждался произведенным эффектом.
   Другой - столь же откровенно пытался прийти в себя и  s  относительно
споко