значит,  где-то  там,  в  субстанциях
неведомых, рождается новая жизнь.
   Ибо живая кровь на  то  и  жива,  чтобы  всегда  продолжать  жизнь  и
знаменовать ее, а не смерть вовсе.
   А смерть - что же?
   Она вечно бродит рядом,  в  надежде  на  случайную  наживу.  И  порой
получает свое.
   Но только - порой.
   Так было и так будет.
   Всегда.
   Во веки веков.
   Аминь.
   Костас вздрогнул, окончательно приходя в себя.
   Что за странные мысли роились в его голове?
   Чужие - вне всякого сомнения - мысли.
   Но не чуждые ему.
   Нет, не чуждые.
   Как странно.
   Впрочем, одно было ясно - чужие или нет, странные Мысли пошли ему  на
пользу.
   Настолько,  что  достало  сил  и  смелости   низко   склониться   над
загадочными останками и даже коснуться их рукой. Напрасно.
   Мерцающая золотом парча, казавшаяся на расстоянии прочной, совсем  не
тронутой  временем,  от   слабого   прикосновения   пальцев   немедленно
рассыпалась в прах. Костас стремительно отдернул руку. И  даже  отступил
на шаг от саркофага. Поздно.
   В том месте, где дерзкая рука смертного коснулась  древних  останков,
образовалось небольшое отверстие, в котором  отчетливо  белело  нечто  -
вероятнее всего, одна из костей скелета.
   Поначалу Костас не хотел даже приближаться к захоронению.
   Не от страха,  но  из  боязни  повредить  еще  что-нибудь.  Однако  в
образовавшейся дыре что-то блеснуло. Костас направил туда  луч  фонарика
и, следуя за ним, вроде бы непроизвольно снова шагнул  вперед,  вплотную
приблизившись к саркофагу.
   Зрение не обмануло: под парчовым камзолом покойный носил крест.
   Небольшое -  по  виду  -  золотое  распятие.  Нечто  в  нем,  однако,
привлекло внимание Костаса. Нечто необычное.
   С  превеликой  осторожностью,  дабы  -  упаси  Боже  -  не  коснуться
чего-либо еще в облачении погребенного, тем паче его самого, а вернее  -
его костей, Костас склонился над останками.
   Православный крест на груди рыцаря был и вправду не совсем обычным, а
вернее - совсем не обычным.
   У ног Спасителя, будто бы обнимая его  колени,  распластался  дракон.
Голова  чудовища  была  высоко  поднята  вверх  и  взгляд  устремлен  на
умирающего Христа.
   Крест был небольшим, однако древний мастер сумел  отразить  состояние
зверя.
   Поза и, казалось, даже взгляд крохотных, едва различимых глаз  дышали
глубокой тоской.
   Сомнений  не  оставалось  -  чудище  глубоко  скорбело  и,  возможно,
готовилось, как верный пес, умереть у ног распятого хозяина.
   - Дракон, скорбящий у креста Господня?  Боже  правый,  но  ведь  это,
наверное, ересь? - Костас медленно перекрестился. - Дракон, скорбящий  у
креста... Дракон на службе сил Господних...
   Что-то  такое  ведь  говорил  старый  доктор  Эрхард,  царствие   ему
небесное. Вот кто ликовал бы теперь по-настоящему. Не безымянный  череп,
а целое и почти не тронутое временем тело, вернее - его останки.
   И с массой атрибутов.
   Причем наверняка каждая из мельчайших деталей одежды и оружия  скажет
специалисту во  сто  крат  больше,  чем  скупой  набор  букв  и  цифр  в
современном паспорте офицеру эмиграционного контроля.
   Один только меч!
   Даже он, полный невежда  в  сложных,  запутанных  науках  -  истории,
.археологии, генеалогии, - едва только взглянув на  него,  сразу  понял,
кому принадлежало грозное оружие.
   И, стало быть, чьи останки покоятся в каменной гробнице.
   Сам  Дракула,  великий  и  ужасный,   покоился   в   этой   подземной
усыпальнице.
   Обезглавленный, как и утверждал профессор Эрхард.
   Неожиданно Костас вспомнил: когда-то, совсем недавно, в разговорах  с
профессором и его людьми, в  беседе  с  тем,  кто  нанял  его  для  этой
проклятой работы, он много раз произносил эти слова: великий и ужасный.
   Но всякий раз - с изрядной долей иронии.
   Еще он  вспомнил  собственную  шутку  по  поводу  визитной  карточки,
которую непременно попросит у грозного призрака при встрече.
   Теперь все это казалось легкомысленной глупостью.
   Однако страха не было.
   Древние останки не пугали его,  и  даже  случись  в  этот  миг  нечто
запредельное - обрети грозный рыцарь из каменного гроба плоть и восстань
во всем своем ужасном величии, Костас  не  то  чтобы  не  испугался,  но
принял бы это явление как должное.
   О смерти, которой почти наверняка чревата была подобная  метаморфоза,
он не думал.
   Впрочем, смерть караулила его в любом случае - выбраться из каменного
мешка самостоятельно было скорее всего невозможно.
   Надежда на то, что его всерьез будут искать в поенарских руинах, была
слабой. Возможно,  взбудораженные  Льяной  селяне  без  особого  усердия
пошарят по окрестностям - и, разумеется, ничего не найдут. А вечером,  с
радостью отдавая должное бесплатной выпивке, выставленной хозяйкой бара,
еще и беззлобно посмеются над ней.
   И Льяна, конечно, посмеется вместе с  ними.  Правда,  будет  ее  смех
отдавать  горчинкой.  А  может,  не  будет  никакого  смеха,  не  станет
поднимать односельчан на поиски синеглазого грека  веселая  трактирщица.
Мало ли мужчин навсегда покидали  ее  именно  так,  обещая  вернуться  к
обеду? Всех не отыщешь.
   Да и к  чему  искать?  Разве,  уходя,  каждый  не  освобождает  место
следующему? Чем плохо?
   Нет, ни о чем подобном не думал Костас сейчас почему-то.
   Хотя, наверное, следовало бы.
   Мысли в голове по-прежнему являлись  довольно  странные.  К  примеру,
опустившись наземь около гробницы, он даже  не  заметил,  что  при  этом
весьма непочтительно облокотился на ее  гранитное  основание,  -  голова
была занята совсем другим.
   Он думал  о  кресте,  случайно  обнаруженном  под  парчовым  одеянием
Дракулы.
   И смутное ощущение, незаметно родившись, крепло  в  душе  -  чудилось
Костасу: не только в бесконечных профессорских  рассказах  слышал  он  о
подобном, и скорее всего совсем не в них.
   Но где же?
   Затрепетала вдруг в душе уверенность: где-то видел он уже этот крест,
где-то, когда-то, совсем недавно.
   Но где?
   Когда?
   Туманилось сознание.
   Не хотело расставаться с тайной.
   А дальше случилось и вовсе странное  -  взбудораженный,  размышляющий
Костас, деятельный по природе своей  и,  стало  быть,  просто  обязанный
метаться в поисках выхода или по меньшей мере ответа на те вопросы,  что
тревожили душу, неожиданно задремал.
   Легко и приятно дышалось ему в глубоком подземелье,  воздух  которого
вроде полнился умиротворением и покоем.
   Не было сил противостоять этой ласковой дреме.
   И не хотелось вовсе.

Охота к перемене мест

   - С чего бы вдруг?  Этой  страстишки  за  вами  раньше  вроде  бы  не
наблюдалось. И потом, поездка  вЛоенари  практически  организована.  Все
ориентированы на завтра. И вдруг... Что это такое -  Черновцы?  Где  это
такое  -  Черновцы?  Что  за  надобность  такая  срочная  в  этих  самых
Черновцах?
   Поначалу  лорд  Джулиан  не  столько  сердился,   сколько   изображал
недовольство.
   К  тому  же  название  "Черновцы"  было  ему  неизвестно,  посему   -
выговаривалось довольно смешно.
   Полина и Стив не сдержали улыбок.
   Лорд начинал злиться по-настоящему.
   Впрочем, Стив не намерен был покорно выслушивать нотации.
   - Этой "страстишке",  как  изволила  выразиться  ваша  светлость,  мы
обязаны спасением "Титаника". Да-да, можете не  таращить  глаза.  Именно
так. У вас дурная память, это известно. Но у нас с Полли - хорошая. И мы
готовы напомнить: не слетай однажды вопреки вашему желанию из Лондона  в
Париж, наше знаменитое детище - второй "Титаник" мог прославиться  столь
же печально, сколь и первый... Возможно, он не  затонул,  но  сотни  две
пассажиров скончались бы в этом круизе, причем в страшных муках,  как  и
предсказала знаменитая парижская прорицательница  мадам  Габи.  Габриэль
Лавертен.
   - Еще бы ей не предсказать! Она, если мне в очередной раз не изменяет
моя дурная память, собиралась отравить их каким-то изощренным образом.
   - На сей раз не изменяет. Стало быть, ты готов признать: не слетай мы
тогда с Полли в Париж...
   - Ну, допустим. Однако в Париж из  Лондона  -  это  еще  понятно.  Но
какие-то Тшернов... Черновцы, черт бы их побрал...
   - ...из Бухареста - это почти одно и то же.
   - Но поенарские развалины?
   - Простояли шестьсот лет и, уверяю тебя,  благополучно  простоят  еще
один день. И мрачный дух мятежного герцога никуда  не  улетучится,  тоже
можешь не сомневаться.
   -  Но  зачем,  Полли?  Вы  просто  говорите:  мне  надо  в  Черновцы,
желательно завтра. Могу я по крайней мере поинтересоваться: зачем?
   - Ты не интересовался, ты вопил про перемену мест.
   - Хорошо. Был не прав. Приношу извинения. И интересуюсь.
   - Видите ли, Энтони, именно там, в Черновцах, все началось. И похоже,
закончилось. По крайней мере на сегодняшний день.
   - То есть?
   -   Первая   "вампирская"   жертва   -   мальчик-бродяжка,   которого
действительно  загрыз  человек   физически   и   морально   больной,   -
обнаружилась именно в Черновцах, вернее,  в  Путиле,  на  самой  границе
Украины и Румынии.
   - Но ведь вы сразу же отделили это преступление от всех прочих, зачем
же теперь к нему возвращаться?
   - То, что я сейчас скажу, всего лишь гипотеза. Но  она  единственная.
По крайней мере другой у меня нет.  И  не  предвидится.  Посему  давайте
руководствоваться  этой.  Итак,  в  начале  прошлого   года   в   Путиле
совершается страшное, но вполне объяснимое и потому полностью  раскрытое
преступление. Преступника задерживают едва ли не на месте  преступления,
заключают в камеру, где он, придя окончательно в себя,  сводит  счеты  с
жизнью. Просто разбивает себе голову о бетонную стену. Страшная  смерть.
Разумеется,  об  этом  пишут.   Причем   желтую   прессу,   которая   на
постсоветском пространстве разрослась пышным цветом и почти вытеснила  с
газетного рынка респектабельные издания, такая простая и понятная версия
явно не устраивает. Куда привлекательнее -  жуткие  вампирские  истории,
которые  и  начинают  вспоминаться  и   тиражироваться   в   неимоверном
количестве. Дальше всех идет некто Сергей Гурский - репортер  бульварной
хроники. Судя по прежним публикациям, он и прежде  не  раз  кормился  на
этой  грядке  -  иными  словами,  слыл  специалистом  по  паранормальным
явлениям. Этот господин официальную версию  о  самоубийстве  преступника
отметает напрочь и утверждает -  ни  много  ни  мало!  -  что  в  лучших
вампирских традициях упырь сбежал, без труда преодолев решетки и запоры.
И бродит теперь по окрестностям.  Так  что  спасайся  кто  может,  пишет
Гурский, вампиры просыпаются в своих  могилах.  Ну  и  в  таком  духе...
Пишет, кстати, плохо, неубедительно, более нажимая на эмоции  и  обильно
цитируя древние сказания. В Карпатах такие легенды и вправду  в  большой
чести. Да и Бог бы с  ними.  Однако  дальше...  Дальше  начинаются  дела
действительно интересные  и  страшные.  Правда,  с  территории  Западной
Украины действие  перемешается  в  Румынию,  но  расстояние  это  совсем
небольшое - можно сказать, все происходит в одних и тех же  местах.  Что
же происходит? Череда страшных, загадочных убийств, одно  из  которых  -
как вам известно - массовое, но все совершены  одинаковым,  необъяснимым
образом. Каким - не стану повторяться. Нам это известно - увы! - слишком
хорошо. И вот наконец, возможно,  самое  главное,  что  заставляет  меня
говорить о необходимости поездки в Черновцы. Последнее -  по  времени  -
убийство происходит снова именно там, в Черновицкой области, и снова  на
границе с Румынией. Но не это главное. Жертва на сей раз - не кто  иной,
как сам господин Гурский, породивший, так  сказать,  вампирскую  версию.
Это уже по-настоящему интересно.
   - А как... то есть я хотел спросить, где его убили?
   - На кладбище, а вернее, в склепе старинной усадьбы. Возле  одной  из
гробниц. Открытой, кстати, и пустой, что, как вы понимаете,  наталкивает
на определенные выводы.
   - Так что же в том странного? Человек бродил по кладбищам и прочим не
слишком приятным местам в поисках,  надо  думать,  материала  для  своих
опусов и нарвался...
   - На кого нарвался, Энтони?
   - На маньяка или маньяков. Мы ведь приняли за рабочую версию, если я,
конечно, опять что-то не напутал,  наличие  некой  группы  или  секты...
Словом, маньяков, возомнивших себя наследниками Дракулы.
   - Эту версию приняли не мы, а румынские сыщики. Мы же пока просто  не
можем предложить им ничего  другого.  Допускаю,  что  в  итоге  мы  тоже
склонимся к этой версии. Но пока... Пока, скажем так, у меня не  слишком
лежит к ней душа.
   - Вот это новость, Полли! К чему же в таком  случае  склоняется  ваша
душа?
   -  Она  колеблется,  Энтони.  Что  же  до  "маньячной"   версии,   на
сегодняшний день у нее есть как минимум одно слабое звено. И  это  звено
должно быть самым существенным для вас, Энтони. Ибо речь  идет  о  вашем
друге. Вернее, о его внезапной загадочной  болезни  и  смерти.  При  чем
здесь маньяки?
   - Маньяки здесь действительно ни при чем.  И,  откровенно  говоря,  я
склоняюсь к мысли о трагическом совпадении. Странном,  труднообъяснимом,
но все же - совпадении. Не более того.
   - Возможно, вы и правы. Очень скоро я получу полные -  насколько  это
возможно - данные об этой проклятой  болезни,  тогда,  возможно,  что-то
прояснится.
   - Вы заказали материалы по линии своего ведомства, Полли?
   - Разумеется. Генерал Томсон держит  слово.  А  вот  мы,  кстати,  по
отношению к  нему  ведем  себя  по-свински.  Где,  скажите  на  милость,
посланцы Ахмада Камаля? Чем заняты? Неизвестно. Хотя никто, полагаю,  не
сомневается, что они здесь и времени зря не теряют.
   - Напрасные, несправедливые упреки,  Полли.  Наши  румынские  коллеги
озадачены этой проблемой, и кое-что им уже  известно.  По  крайней  мере
Костас Катакаподис, тот самый единственный грек, оставшийся в  живых  из
всей экспедиции доктора Эрхарда, недавно вернулся в Румынию и в качестве
независимого, свободного туриста бродит где-то в окрестностях Поенари.
   - Не густо.
   - Согласен.
   - И кстати, не мешало бы познакомиться с этим удачливым греком.
   - Снова - согласен. Будем стараться.
   - Однако, друзья мои, вернемся все же к вашим  Тшерновсам.  Простите,
Полли, но, как я понял, вас туда влекут всего лишь два обстоятельства  -
смерть мальчика, случайно, судя по  всему,  положившая  начало  кровавым
проделкам маньяков,  и  смерть  репортера,  опять  же,  судя  по  всему,
случайно попавшего в лапы к этим же маньякам.
   - Случайно?
   - Что? А! Ну, в определенном смысле, конечно, не  случайно.  Прогулки
по кладбищам... Они, знаете ли,  по  определению  не  могут  довести  до
добра. Хотя по сути - да! - случайно.
   -  Стало  быть,  на  сегодняшний  день  мы  имеем  как  минимум   три
случайности, а вернее - случайных совпадения. Гибель маленького бродяжки
случайно повлекла за собой череду страшных убийств. Почти одновременно с
этим ваш друг, герцог Текский, прибыл в  Румынию,  после  чего  случайно
обострилась редкая наследственная - что, кстати, еще следует  установить
- болезнь,  о  которой  он,  похоже,  до  приезда  в  Бухарест  даже  не
догадывался.  И   наконец,   человека,   который   своими   скандальными
материалами,  можно  сказать,  спровоцировал   этих   самых   загадочных
маньяков, они же случайно и убивают - хорошо отработанным способом. Но и
это еще не все. Все три  престранные  наши  случайности  так  или  иначе
связаны со  всевозможными  вампирскими  легендами,  популярными  в  этих
местах. И в частности, с именем главного вампира всех времен и народов -
господаря Влада Третьего.
   - Звучит убедительно, Полли. И ваша ирония относительно  случайностей
кажется более чем уместной.  Однако  вы  сами  только  что  оговорились:
вампирские легенды исстари популярны в этих  местах.  Быть  может,  речь
идет о преступлениях, никоим образом ни с какими вампирами не связанных,
а местная - так  сказать  -  традиция  -  приписывает  все  необъяснимое
проделкам вампиров?
   - Великолепная мысль, Тони.
   -  Действительно,  недурственно.  И  что-то  навевает   такое,   пока
смутное... А, Полли?
   - Возможно. Но более всего мне  сейчас  навевают  что-то,  пока  тоже
смутное, эти самые черновицкие "совпадения"... Так что позвольте все  же
покинуть вас ненадолго, к тому же паспорт у меня, как это ни странно, до
сих пор российский, так что проблем на территории дружественной Украины,
полагаю, не возникнет.
   - У вас действительно не будет проблем  на  территории  дружественной
Украины,  однако  -  вынужден  разочаровать  -   отнюдь   не   благодаря
российскому паспорту.
   - Тогда - чему же?
   -  Удостоверению   сотрудника   SAS   и   звонку   генерала   Томсона
соответствующим чинам в Киеве. Те давно рвутся в НАТО и  готовы  служить
любому генералу натовской страны верой и правдой. Так-то, Полли.
   - Грустно.
   - Грустно. Но факт. Итак, Тони...
   - Генералу Томсону, я полагаю, звонить будешь ты?
   - Разумеется. Ты в это время займешься воздушным  коридором  и  всем,
что связано с твоим замечательным "Falcon", не правда ли?
   - Чем же еще? Неужели ты думаешь, что я позволю Полли  лететь  в  эти
чертовы Шерновсы обычным рейсом? Представляю, что это за удовольствие!
   Вопрос, таким образом, был решен принципиально. Оставались детали.
   Они занимали Полину менее всего.
   "Как странно, - подумала она вдруг, внезапно отключившись  от  беседы
двух джентльменов. - Неожиданно и  странно  приходится  возвращаться  на
родину. - И тут же, спохватившись, добавила:
   - Бывшую, увы..."

Подземные сны Костаса Катакаподиса

   Он проснулся неожиданно легко. Как не просыпался уже  давно  -  разве
что в раннем детстве, когда вместе с пробуждением  приходит  неожиданное
ощущение радости.
   И  еще  -  совершенная  уверенность  в  том,  что   впереди   ожидают
исключительно счастливые времена и вообще все в жизни  будет  хорошо.  А
жизнь сама по  себе  прекрасна.  Глупое,  наивное  ощущение.  Бесконечно
далекое от истины.
   Простительное, пожалуй, только в раннем детстве.
   И тем не менее...
   Он проснулся в радости, несмотря на то что в первые же  минуты  после
пробуждения все понял и вспомнил все.
   Ощутил приятную сухую прохладу подземелья.
   Определенно знал, еще не разомкнув век, что вокруг, как и  прежде,  -
мрак.
   Но... не почувствовал ни уныния, ни страха.
   "Здесь что-то не так, что-то такое в атмосфере, вроде  наркотика",  -
подумал Костас.
   И немедленно вспомнил очередную историю, рассказанную как-то у костра
покойным доктором Эрхардом.
   Вернее, бессвязные, обрывочные отголоски той истории.
   Мысленно выругал себя за то,  что  никогда  всерьез  не  относился  к
бесконечным ученым спорам.
   Что-то ведь говорилось тогда  про  целебные  свойства  здешних  мест.
Необычные, малоизученные, но чрезвычайно сильные.
   - Не ощущаю на себе ничего такого. Вообще ничего не ощущаю, - ответил
он тогда  с  неизменной  легкой  иронией,  совершенно  намеренной,  дабы
раззадорить профессора и его прилежную паству. Это он любил.
   В эту минуту - именно в эту, как только вспомнилось это далекое  уже,
иронично-дурацкое: "не ощущаю", - он ощутил.
   Остро и так отчетливо, что не оставалось места сомнениям.
   Ощутил чужое, постороннее присутствие.
   Близко, совсем рядом.
   И веки, смеженные до той поры,  едва  ли  не  сами  собой  немедленно
широко распахнулись.
   И он увидел - хотя это было странно и почти невозможно, - ибо  вокруг
действительно царила тьма.
   Увидел отчетливо, как если бы светило солнце.
   Но не удивился.
   И - что еще более удивительно - не испугался.
   Некто действительно был совсем рядом.
   Небрежно  облокотившись,  он  почти  полусидел  на  каменном   остове
распахнутой гробницы.
   Был невысок, но крепко сложен и, пожалуй что, строен.
   Красивым нельзя было назвать худощавое лицо.
   Но крупные его черты: впалые щеки, резко очерченные