Даем тебе 24 часа.  После  этого  сделка
отменяется. Навсегда.
     -- Ладно, -- сказал я.
      Он  повернулся,  и одна из его обезьян побежала открывать  ему  дверь.
Другая  стояла  и смотрела на меня. Потом они ушли. А я остался  сидеть.  Не
зная  что делать. Подкинули мне задачку. А часы стучали. А, какого черта.  Я
вынул из стола бутылку водки. Было время обеда.
46
      Ну, что теперь делать? Я так разволновался, что уснул за столом. Когда
проснулся, было уже темно. Я встал, надел пальто и котелок и вышел на улицу.
Сел  в  машину и проехал 5 миль на запад. Просто проехался. Потом  остановил
машину  и огляделся. Я стоял перед баром. "Аид" -- гласила неоновая надпись.
Я  вылез  из  машины,  вошел. Там было пятеро. 5  миль,  5  человек.  Кругом
пятерки.  Там  был бармен, девушка и трое вялых, худых, глупых  парней.  Как
будто  бы  с гуталином в волосах. Они курили длинные сигареты и щерились  на
меня  и  на  все  остальное. Девушка сидела у одного конца стойки,  парни  у
другого,  бармен стоял посередине. Я наконец привлек внимание бармена,  взяв
пепельницу  и  дважды уронив ее на стойку. Он моргнул и направился  ко  мне.
Голова  у него была похожа на лягушачью. Но он не прыгал, а плелся  ко  мне;
остановился.
     -- Шотландского и воды, -- сказал я ему.
     -- Вам воду в виски?
     -- Я сказал -- шотландское и воду.
     -- А?
      --  Шотландское и воду, отдельно, пожалуйста. Трое парней смотрели  на
меня. Заговорил средний.
     -- Эй, старик, хочешь, сделаем тебе больно? Я только поглядел на него и
улыбнулся.
      --  Мы  бесплатно  делаем,  --  сказал  средний.  Все  трое  щерились.
Продолжали щериться.
     Подошел бармен с моим виски и водой.
     -- Я, пожалуй, подойду и выпью из твоего стакана, -- сказал все тот же.
      --  Только дотронься до стакана, и я переломлю тебя пополам, как кусок
сухого говна.
     -- Ой-е-ей, -- сказал он.
     -- Ой, -- сказал второй.
     -- Ой, -- сказал третий.
     Я выпил виски, а воду не тронул.
     -- Старик думает, что он крутой, -- сказал тот, что посередине.
     -- Может, проверить, какой он крутой? -- сказал его приятель.
     -- Да, -- сказал третий.
      Господи,  какие они скучные! Как все почти остальные.  Ничего  нового,
ничего свежего. Тупость, мертвечина. Как в кино.
     -- Того же самого, -- сказал я бармену.
     -- Что там было -- вода и виски?
     -- Точно.
     -- Этот старик так себе выглядывает, -- сказал средний.
     -- Выглядит, -- сказал я.
     -- Чего выглядит?
     -- Старик так себе выглядит.
     -- Так ты с нами согласен?
      --  Я  вас  поправил.  И  надеюсь, что поправлять  сегодня  больше  не
придется.
     Бармен принес мне виски. И отошел.
     -- Может, мы тебе рыло поправим, -- сказал самый говорливый.
     Я оставил его слова без внимания.
      --  Может, мы тебе морду к жопе приварим, -- сказал другой.  Какие  же
скучные  люди. По всей земле. И размножаются почкованием. Вонючий  зверинец.
Земля кишит ими.
     -- Может, мы дадим тебе пососать морковку, -- сказал один из них.
     -- Может, он хочет пососать три морковки, -- сказал другой. Я ничего не
сказал. Я выпил мое виски, запил водой, встал и кивнул в глубину бара.
     -- Смотри, он хочет потолковать на улице!
     -- Может, он хочет наши морковки!
     -- Пойдем поглядим!
     Я пошел в глубину бара. Услышал их шаги за спиной. Потом услышал щелчок
выкидного  ножа.  Я  повернулся и выбил его ногой  из  руки.  Потом  рубанул
ладонью  за  ухом.  Он  упал,  и я перешагнул  через  него.  Остальные  двое
бросились бежать. Они пробежали через весь бар и выскочили в парадную дверь.
Я  их  не  преследовал. Я вернулся к упавшему. Он еще был  без  сознания.  Я
поднял его, вскинул на плечо, вынес на улицу. Положил на скамью у автобусной
остановки. Потом я снял с него туфли и выкинул в сточный люк. Туда же и  его
бумажник. Потом вошел в бар, поднял его нож, спрятал в карман, сел  на  свою
табуретку, заказал еще.
     Я услышал кашель девушки. Она закуривала сигарету.
      --  Мистер,  --  сказала  она, -- мне это  понравилось.  Мне  нравятся
настоящие мужчины.
     Я оставил ее слова без внимания.
     -- Я Трахея, -- сказала она.
      Она  взяла  свой стакан, подошла и села рядом. Чересчур надушенная,  и
помады хватило бы другой на неделю.
     -- Мы могли бы узнать друг друга ближе, -- сказала она.
     -- Это ничего не даст, это будет просто глупо.
     -- Что заставляет вас так говорить?
     -- Опыт.
     -- Может, вам встречались не те женщины?
     -- Может, я к этому пристрастился.
     -- А я могу оказаться той.
     -- Конечно.
     -- Угостите меня.
     Как раз прибыло мое виски.
     -- И налейте Трахее, -- сказал я бармену. -- Джин с тоником, Бобби...
     Бобби заковылял прочь.
     -- Вы не сказали, как вас зовут, -- просюсюкала она.
     -- Дэвид.
     -- О, как хорошо. Я когда-то знала Дэвида.
     -- Что с ним стало?
     -- Я забыла.
      Трахея прислонилась ко мне боком. Весила она килограммов на двенадцать
больше, чем следует.
     -- Вы милый, -- сказала она.
     -- Почему? -- спросил я.
     -- Ну, не знаю... -- Она помолчала. -- Я вам нравлюсь?
     -- Вообще, нет.
     -- Я понравлюсь. Я заботливая.
     -- Это как? Вы сиделка?
     -- Нет, но кое-чему помогаю встать.
     -- Чему же это?
     -- Сами знаете!
     -- Нет, не знаю.
     -- Догадайтесь.
     -- Солнцу?
     -- Вы остряк.
     -- Мне говорили.
     Ей принесли стакан. Она отпила.
     Чем больше я глядел на нее, тем меньше в нее влюблялся.
      -- Черт, -- сказала она, -- моя зажигалка! Она открыла сумочку и стала
вытаскивать  вещи.  Открывалка для пива. Помада трех  оттенков.  Жевательная
резинка. Свисток. И... что?
      --  Нашла!  -- сказала она, подняв зажигалку. Она постучала сигаретой,
закурила.
     -- Что это там за вещь?
     -- Где?
     -- Вон. На стойке. Красная. Я показал.
     -- А, -- сказала она, -- это мой воробей.
     -- Он живой? Он был живой? Раньше?
      --  Нет, глупышка, это чучело. Сегодня купила в зоомагазине. Для  моей
киски. Это кискин воробей. Киска их любит.
     -- О черт, уберите его.
     -- Дэвид, смотрите, вы заволновались! Вас возбуждают птицы?
     -- Только Красный Воробей.
     -- Хотите его?
     -- Нет, не нужно.
      --  У  меня  еще есть воробьи для киски. Можете познакомиться  с  моей
киской.
     -- Нет, не надо, Трахея. Мне пора идти.
      --  Хорошо, Дэвид, но вы не знаете, чего вы лишились. Я встал,  прошел
вдоль стойки, кинул деньги бармену и вышел. Сопляка уже не было на скамейке.
Я  сел  в машину, тронулся и выехал на запруженную улицу. Было около  десяти
вечера. Стояла луна, и жизнь моя медленно текла в никуда.
47
      На  другой день я сидел у себя в кабинете. Дверь распахнули пинком,  и
вошел Гарри Сандерсон со своими двумя обезьянами. На этот раз Сандерсон  был
одет  в  светло-пурпурный  костюм. Дикий вкус у человека.  Я  знал  когда-то
девицу,  она  тоже  любила одеваться в какой-нибудь  дикий  цвет.  Придем  в
ресторан есть -- все оборачиваются и на нее глазеют. Беда только в том,  что
там  посмотреть  было не на что. Даже с похмелья и с трехдневной  щетиной  я
выглядел лучше нее. Так возвращаясь к Сандерсону...
      --  Ну  что,  опарыш? -- сказал он. -- Твои 24 часа  истекли.  Ты  все
балуешься с пипкой или что-нибудь уже надумал?
     -- Я еще балуюсь с пипкой.
     -- Тебе нужен Красный Воробей или нет?
      -- Нужен. Но вы, ребята, напоминаете мне тех ребят, которые работали у
моей тети в Иллинойсе.
     -- У твоей тети? Что еще на хер за тетя?
     -- У нее текла крыша.
     -- В самом деле?
      -- Да. Эти ребята пришли к ней и сказали, что починят крышу, что у них
новый супергерметизатор. Дали ей подписать листок бумаги, заставили выписать
чек и полезли туда.
     -- Куда, опарыш?
      --  На  крышу. Влезли туда и все облили смазочным маслом.  И  смылись.
Пошел дождь, все протекло, и дождь, и масло. Испортило тете весь дом.
      -- Серьезно, Билейн? Ты меня прямо растрогал! Но хватит разговоров! Ты
хочешь Воробья или ты хочешь, чтобы мы ушли отсюда?
      --  Собираетесь одолжить мне 10 кусков, а? Которых я даже не получу  и
буду платить вам 15 процентов в месяц? Ничего поинтересней не предложите? Ну
посудите сами: вы на моем месте клюнули бы на такое тухлое предложение?
      -- Билейн, -- улыбнулся Сандерсон, -- если есть за что мне благодарить
судьбу,  так  за  то,  что  я не на твоем  месте.  Обе  его  обезьяны
ухмыльнулись.
     -- Ты спишь с этими ребятами, Сандерсон?
     -- Сплю? Что значит сплю?
     -- Ну, спишь. Закрываешь глаза. Ладошку под щеку. В таком роде.
      --  Мне  бы  тебя шлепнуть, Билейн, чтобы от тебя осталось  не  больше
бздеха в пустой церкви!
     Обе мартышки захихикали над этим.
      Я вдохнул, выдохнул. Я почувствовал, что почему-то начинаю злиться. Но
a. мной это часто бывало.
     -- Так ты говоришь, Сандерсон, что можешь дать мне в руки Воробья?
     -- Без сомнения.
     -- Ну так пошел ты в жопу.
     -- Что?
     -- Я сказал: пошел в жопу!
     -- Да что с тобой, Билейн? Начинаешь злиться?
     -- Да. Да. Именно.
     -- Одну минуту...
      Сандерсон притянул к себе обеих обезьян. Я услышал, как они  жужжат  и
стрекочут. Потом кучка рассыпалась. Сандерсон глядел сурово.
     -- Это твой последний шанс, опарыш.
     -- Что? Какой?
     -- Мы решили отдать тебе птицу за 5 тысяч.
     -- 3 тысячи.
     -- 4 тысячи -- и это все.
     -- Где ваши сраные бумаги?
     -- Они у меня, здесь...
      Он  залез  к  себе  в  пиджак и выкинул их на стол.  Я  попробовал  их
прочесть.   Сплошной   юридический  жаргон.  Я  должен  подписать   долговое
обязательство "Акме Ликвидаторам". 15% в месяц. Это я понял. И там было что-
то еще.
     -- Там все еще написано 10 тысяч долгу.
      --  А, мистер Билейн, это мы можем исправить, -- сказал Сандерсон.  Он
схватил  бумаги, зачеркнул 10, надписал 4, поставил подпись. Швырнул  бумаги
мне на стол.
     -- Теперь распишись...
     Я нашел ручку и подписал этот чертов договор.
     Сандерсон схватил бумаги и засунул в пиджак.
      --  Громадное мерси, мистер Билейн. Всего хорошего. -- Вместе с  двумя
обезьянами он направился к выходу.
     -- Э, а где Красный Воробей? Сандерсон остановился, обернулся.
     -- А-а, -- сказал он.
     -- Бэ, -- сказал я.
     -- Жди нас завтра на Большом центральном рынке в два часа дня.
     -- Это большой рынок. Где?
     -- Найди мясной магазин. Стой возле свиных голов. Мы тебя найдем.
     -- Свиных голов?
     -- Да. Мы тебя найдем.
     Они повернулись и вышли из кабинета. Я сидел и смотрел на стены. У меня
было такое чувство, что меня кинули.
48
      И  вот  в два часа дня я стоял на Большом центральном рынке.  Я  нашел
мясной  магазин  и стоял возле свиных голов. Они смотрели  на  меня  дырками
вместо  глаз.  Я  встретил их взгляд, пыхнул сигарой. Сколько  грустного  на
свете. Бедные варят из этих черепов суп.
     Я подумал: кажется, меня продинамили. Эти ребята могут не прийти.
      Ко  мне  шел какой-то бедный. Он был одет в лохмотья. Когда он подошел
поближе, я заговорил с ним:
     -- Эй, друг, дашь доллар на пиво? У меня язык уже вывесился...
      Недоносок повернулся и пошел прочь. Иногда я подаю, иногда  не  подаю.
Смотря с какой ноги встал утром. Наверно. Кто знает?
      Денег в мире не хватает на всех. Никогда не хватало. Я не знаю, что  с
этим делать.
      Потом  я  увидел их. Сандерсона и двух его обезьян. Они  шли  ко  мне.
Сандерсон  улыбался и нес что-то, накрытое материей. Похоже было  на  птичью
клетку. Птичья клетка?
     Они остановились передо мной. Сандерсон окинул взглядом свиные головы.
     -- Радуйся, Билейн, что ты не свиная голова.
     -- Почему?
      -- Почему? Свиная голова не может трахать бабу, есть конфеты, смотреть
телевизор.
     -- Что у тебя под тряпкой, Сандерсон?
     -- Кое-что для тебя, малыш, тебе понравится.
     -- Точно, -- сказала одна из обезьян.
     -- Ага, -- сказала другая.
     -- Эти мальчики когда-нибудь не соглашаются с тобой, Сандерсон?
     -- Им умирать неохота.
     -- Нам жить охота, -- сказала одна обезьяна.
     -- До старости, -- сказала другая.
     -- Я спрашиваю, Сандерсон, что у тебя в клетке?
     -- Нет, это не твоя клетка, эта клетка пустая.
     -- Ты хочешь дать мне пустую клетку?
     -- Это приманка, Билейн.
     -- Зачем тебе нужна приманка?
     -- Мы просто любим поиграть. Мы игривые.
     -- Замечательно. Ну а где настоящая клетка?
     -- На переднем сиденье твоего автомобиля.
     -- Моего автомобиля? Как вы туда...
     -- Ну это мы умеем, Билейн.
     -- А как же ты сказал, что мне понравится?
     -- Что понравится?
      --  Да  вот  эта  клетка. Ты сказал, что она мне  понравится.  И  твои
шестерки согласились.
     -- Это шутка. Мы любим шутить. Это светская болтовня.
      --  Светская  болтовня? Когда ты перестанешь болтать?  Когда  начнется
дело?
     -- На переднем сиденье твоего автомобиля, Билейн. Убедись. Мы пошли. До
встречи в городе. Через 30 дней.
     Они удалились. А я остался со свиными головами.
      Так.  Я  вышел  оттуда  и  направился на  стоянку.  По  дороге  увидел
прислонившегося   к  стене  понурого  алкоголика.  Его  атаковали   мухи   Я
остановился и засунул ему в карман доллар.
      Наконец  я очутился на стоянке. Я подошел к машине, залез. Там  стояла
еще  одна клетка, накрытая. Я посмотрел, подняты ли все окна Потом набрал  в
грудь  воздуху и стащил тряпку. В клетке была птица Красная. Я присмотрелся.
Это был не воробей. Это была канарейка покрашенная в красный цвет. Хм-м, хм-
м. Угу. Ох.
      Могли  поймать  воробья  и покрасить красным.  Нет,  подсунули  сраную
канарейку.  И я не могу ее выпустить. Сдохнет с голоду. Придется оставить  у
себя. Влип.
     Шляпа.
      Я  завел машину и выехал со стоянки. Наплевав на светофоры вырвался на
шоссе.  Внезапно  я  услышал тихий звук. Дверца клетки  открылась,  и  птица
вылетела.  Она  стала  метаться по кабине. Красная  канарейка.  Водитель  на
соседней  полосе увидел эту ерунду и стал надо мной смеяться. Я показал  ему
палец.  Лицо его исказила злобная гримаса. Я увидел, что он протянул куда-то
руку.  Он  опустил стекло, направил на меня пистолет, выстрелил. Стрелок  он
был  паршивый. Промахнулся. Но я почувствовал ветер от пролетевшей мимо носа
пули.  Птица  продолжала  метаться, и я нажал на газ.  В  обоих  моих  окнах
появились отверстия, одно входное, другое выходное. Я не оглядывался. Я  дал
полный  газ и ехал так до своего поворота. Там я оглянулся. Друга  моего  не
было видно. Тут я снова почувствовал птицу. Она стояла у меня на макушке.  Я
чувствовал ее кожей. Потом она опорожнилась. Я чувствовал, как капают мне на
голову ее какашки
     Не особенно приятный день. Не самый для меня удачный, черт возьми.
49
       Я   сидел  в  кабинете.  Кажется,  это  была  среда.  Новых  дел   не
наклевывалось.   Я   по-прежнему  занимался  Красным  Воробьем,   обдумывал,
просчитывал  ходы.  Единственный ход, который  приходил  мне  в  голову,  --
убраться из города, пока не истекли 25 дней.
     Черта с два. Они не выкурят меня из Голливуда. Я и есть Голливуд -- то,
что от него осталось.
     В дверь очень вежливо постучали.
     -- Да, -- сказал я, -- смелее.
      Дверь открылась, и появился маленький человек во всем черном -- черные
туфли,  черный  костюм,  даже рубашка черная.  Только  галстук  на  нем  был
зеленый.  Как  зеленый лимон. За спиной у него маячил телохранитель-горилла.
Только у гориллы больше мозгов.
     -- Я Джонни Темпл, -- сказал он, -- а это мой помощник Люк.
     -- Люк, да? А что делает Люк?
     -- То, что я ему скажу.
     -- Может, скажешь ему, чтобы убирался?
     -- В чем дело, Билейн, тебе не нравится Люк?
     -- А должен нравиться?
      Люк  сделал  шаг вперед. Лицо у него сморщилось, как  будто  он  хотел
заплакать.
     -- Ты не любишь меня, Билейн? -- спросил Люк.
     -- Ты не встревай, Люк, -- сказал Темпл.
     -- Да, не встревай, -- сказал я.
     -- Ты любишь меня, Джонни? -- спросил Люк.
      --  Конечно! Конечно! А теперь, Люк, иди, встань перед дверью и никого
не впускай и не выпускай.
     -- Тебя тоже?
     -- Ты о чем, Люк?
     -- Тебя тоже не впускать и не выпускать?
      -- Нет, Люк, меня ты впускай и выпускай. Но больше никого. Пока я тебе
не скажу.
     -- Ладно.
     Люк отошел и встал перед дверью.
     Темпл подтащил кресло, сел.
      --  Я  от  "Акме Ликвидаторов". Я должен тебя проинструктировать.  Наш
коммивояжер, Гарольд Сандерсон...
     -- Коммивояжер? Ты называешь его коммивояжером?
     -- Он у нас один из лучших.
      --  Надо  думать, -- согласился я. -- Посмотри на это.  Я  показал  на
птичью клетку, подвешенную в углу. В ней сидела красная канарейка.
     -- Это он мне всучил, -- сказал я.
     -- Гарри может всучить кожу с мертвого тела, -- сказал Темпл.
     -- И всучал, наверно, -- сказал я.
     -- Это к делу не относится. Мы должны тебя проинструктировать.
     -- Ну давай инструктируй.
      --  Это неостроумно, Билейн. Мы одолжили тебе 4 куска под 15 процентов
месячных.  Это  будет 600 долларов. Мы хотим убедиться, что  ты  все  понял,
прежде чем придем получать.
     -- А если у меня не будет?
     -- Мы всегда получим, мистер Билейн, тем или иным способом.
     -- Вы ломаете ноги, Темпл?
     -- Наши методы варьируются.
      -- Допустим, ваши методы не оправдались. Вы убьете человека за 4 куска
и проценты?
      Темпл  вытащил  пачку сигарет, постучал одной об стол  и  прикурил  от
зажигалки. Потом медленно затянулся, выдохнул.
     -- Ты меня утомляешь, Билейн. Потом он сказал:
     -- Люк...
     -- Да, Джонни?
     -- Видишь красную птицу в клетке?
     -- Да, Джонни.
      --  Люк,  теперь ты туда подойди, возьми птицу из клетки  и  съешь  ее
живьем.
     -- Да, Джонни.
     Люк направился к клетке.
     -- ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЕМПЛ, ВЕРНИ ЕГО! ВЕРНИ ЕГО! ВЕРНИ ЕГО! -- закричал я.
     -- Люк, -- сказал Темпл. -- Я передумал, не надо есть эту птицу живьем.
     -- Мне ее сперва поджарить, Джонни?
     -- Нет, нет, пусть сидит. Вернись и стань перед дверью.
     -- Да, Джонни.
     Темпл посмотрел на меня.
      -- Видишь, Билейн, мы непременно получим деньги, так или иначе. И если
не   срабатывает  один  метод,  мы  применяем  другой.  Мы  не  имеем  права
споткнуться. Нас знает весь город. Мы дорожим своей репутацией. Мы не  можем
допустить, чтобы на нее легло пятно. Постарайся это усвоить.
     -- Кажется, я понял, Темпл.
     -- Отлично. Первая выплата у тебя через 25 дней. Ты проинструктирован.
     Темпл встал, улыбнулся.
     -- Всего хорошего, -- сказал он. Повернулся.
     -- Люк, открой дверь, мы уходим.
     Люк повиновался. Темпл обернулся и взглянул на меня в последний раз. Он
уже не улыбался. Наконец они удалились.
     Я подошел к клетке и посмотрел на мою красную канарейку. Местами краска
уже  слиняла,  из-под  нее  проглядывал природный желтый  цвет.  Птица  была
a(,/  b(g-  o.  Она смотрела на меня, а я смотрел на нее. Потом  она  издала
слабенький  птичий звук "чик!" -- и мне почему-то стало приятно.  Мне  легко
угодить. Сложнее -- остальному миру.
50
      Я  решил  пойти домой и немного выпить. Надо было все продумать.  Дело
Красного  Воробья  и моя жизнь зашли в тупик. Я подъехал  к  дому,  поставил
машину и вылез. Надо убираться из этой квартиры. Я прожил здесь 5 лет. Можно
сказать, свил гнездо -- только ничего не вылуплялось. Слишком многие  знали,
где  я живу. Я подошел к моей двери, отпер ее. Толкнул, но что-то ей мешало.
Тело.  Там развалилась девушка. Нет, черт, это была надувная кукла, одна  из
тех надувных штук, с которыми некоторые мужчины сожительствуют. Только не я,
извините.  Девушка была полностью надута. Я поднял ее и перенес на  кушетку.
Пот