н  был  хозяином  полиграфической
компании на севере.
     -- Джон, это Билейн...
     -- Рад слышать вас, Ник. Как продвигается дело?
      --  Не  особенно,  Джон. Мне нужна дополнительная информация  об  этом
Красном Воробье.
      --  Мы хотим сделать Красного Воробья эмблемой нашей компании. Сделать
его  популярным. Но прошел слух, что где-то есть еще другой Красный Воробей.
Нам надо выяснить, так ли это.
     -- И это все, на чем вы основываетесь?
     -- Да... ну, может, еще... какое-то предчувствие...
     -- Вы когда-нибудь видели этого Красного Воробья?
     -- Я слышал, что он был замечен.
     -- Вы слышали? Где вы слышали?
     -- Источники секретные. Я не могу их раскрывать.
     -- Допустим, я найду птицу. Что мне с ней делать? Посадить в клетку?
      --  Нет, просто представьте мне убедительные доказательства,  что  она
aci%ab"c%b. Чтобы удовлетворить мое любопытство.
     -- А если я не смогу найти птицу?
     -- Если она есть, вы ее найдете. Я верю в вас.
       --   Слушайте,  это  самое  мутное  дело,  с  каким  мне  приходилось
сталкиваться.
      -- Я всегда внушал людям, что вы великий детектив. Вы это докажете. Вы
найдете Красного Воробья.
      --  Хорошо,  Джон.  Я  займусь этим. Но я уже не юноша.  Я  просыпаюсь
усталым. Хватка у меня уже не та.
     -- Вы в расцвете сил. Вы справитесь.
     -- Хорошо, Джон, попробую...
     -- Прекрасно!
     Я положил трубку. Так, понятно. Но с чего я начну?
     Я решил, что с ближайшего бара.
     Было часа 3 дня. Я нашел свободный табурет и сел. Подошел бармен. Какой-
то  неприкаянный.  У  него  не  было век. А на ногтях  нарисованы  маленькие
зеленые  крестики. Псих какой-то. Никуда от них не денешься. Мир по  большей
части безумен. А там, где не безумен, -- зол. А где не зол и не безумен,  --
просто  глуп. Никаких шансов. Никакого выбора. Крепись и жди конца.  Тяжелая
работа. Тяжелее не придумаешь. Я заставил себя поглядеть на бармена.
     -- Шотландского с водой, -- сказал я. Он ни с места.
     -- Шотландского с водой, -- повторил я.
     -- А, -- сказал он. И засеменил прочь.
      Я увидел, как она вошла, краем глаза. Почему говорят "краем глаза"?  У
глаза  нет  краев.  Словом, я увидел, что она вошла.  Старая  подруга.  Села
справа от меня.
     -- Привет, растяпа, -- сказала она. -- Угостишь?
     -- Конечно, крошка. Это была Леди Смерть.
     -- Эй! -- крикнул я бармену. -- Сделай два!
     -- А? -- сказал он.
     -- Пожалуйста, два шотландских с водой.
     -- А, ладно, -- сказал он.
     -- Что поделываешь, толстяк? -- спросила Леди.
     -- Распутываю дела, как всегда.
     -- То есть медленно или безрезультатно.
     -- Нет, крошка, нет, понимаешь, я лучший сыщик в Лос-Анджелесе.
     -- Тоже не бог весть что.
     -- Да уж потрудней, чем масло левой рукой сбивать.
     -- Не похабничай со мной, толстяк, или я тебя вывинчу, как лампочку.
      --  Извини, крошка, нервы. Надо выпить. А бармен уже ставил перед нами
стаканы.
     -- Что у тебя с веками? -- спросила его Леди.
     -- Газовая колонка утром взорвалась...
     -- Как же ты будешь спать сегодня?
     -- Обмотаю голову полотенцем.
     -- А сейчас не можешь ? -- спросил я.
     -- Зачем? -- спросил он.
      --  Да  так... -- Я заплатил за виски. Я поднял стакан.  Леди  подняла
свой.
     -- Будем здоровы, -- сказала Леди.
     -- Будем, -- сказал я. Мы чокнулись и выпили. Я заказал по второму...
     Мы просидели минут 30, прежде чем вошел новый посетитель. Тоже женщина.
Она  вошла и села на табурет слева от меня. Две женщины -- это значит  вдвое
больше  неприятностей, чем одна женщина. Теперь неприятности у меня  были  с
обеих сторон. А я посередке. В пролете.
     Второй женщиной была Джинни Нитро.
     Я заказал бармену еще одно виски с водой.
      --  Ники, -- шепнула она, -- мне надо с тобой поговорить. Что  это  за
стерва с тобой сидит?
      --  Ни  за  что  не догадаешься, -- сказал я. Тут мне  зашептала  Леди
Смерть:
     -- Это что за стерва?
      --  Ни за что не догадаешься, -- сказал я. Подали стакан, и Джинни его
осушила.
     -- Так, -- сказал я, -- кажется, пора вас представить... Я повернулся к
Леди Смерти.
     -- Леди, это Джинни Нитро... Потом я повернулся к Джинни.
     -- Джинни, это -- Леди... Леди...
     -- Леди Кранк, -- подсказала Леди. Они уставились друг на дружку.
      А  это  может получиться интересно, подумал я. И сделал знак  бармену,
чтобы он нам налил...
39
      Итак,  я сидел, в сущности, между Смертью и Космосом. В форме Женщины.
На  что  рассчитывать в такой позиции? А между тем мне предстояло  разыскать
Красного  Воробья,  возможно не существующего. У меня  было  очень  странное
чувство.  В  первый  раз  я попал в такой переплет.  И  непонятно,  с  какой
радости. Что же мне делать?
     Не суетись, болван, -- родилось решение. Хорошо. Подали напиток.
     -- Ну, дамы, ваше здоровье!
     Мы чокнулись и засадили.
      Почему я не кто-то другой и не сижу на бейсбольном матче? Волнуясь  за
результат. Почему я не повар и не сбиваю омлет, как бы отстраненно? Почему я
не  муха  на  чьем-то запястье и не заползаю в рукав с затаенным  волнением?
Почему не петух в птичнике и не клюю зернышки? За что мне такое?
     Джинни толкнула меня локтем и шепнула:
     -- Билейн, мне надо поговорить с тобой...
     Я положил на стойку деньги. Потом посмотрел на Леди Смерть.
     -- Надеюсь, вы не заимеете на меня клык, если...
      -- Знаю, толстяк, ты должен поговорить с дамой наедине. С чего это мне
заиметь на тебя? Я в тебя не влюблена.
     -- Но Bы всегда крутитесь около меня, леди.
     -- Я около всех кручусь, Ник. Просто ты чаще меня замечаешь.
     -- Да. Ну да.
     -- Ну, ты помог мне с Селином...
     -- Да, с Селином...
      -- Поэтому я пока оставлю вас с дамой наедине. Но только пока у нас  с
тобой одно незавершенное дело, так что увидимся.
     -- Леди Кранк, я в этом не сомневаюсь.
      Она допила свое виски и слезла с табурета. Потом повернулась и пошла к
двери. Ее красота пробуждала суеверное чувство. Она скрылась.
     Бармен подошел за деньгами.
      -- Кто это такая? -- спросил он. -- Как она ходит! У меня прямо голова
закружилась.
     -- Будь доволен, что только закружилась, -- сказал я ему.
     -- Как тебя понять? -- спросил он.
     -- Если скажу, все равно не поверишь, -- ответил я.
     -- А ты попробуй.
     -- Незачем. Слушай, освободи пространство, я хочу поговорить с дамой.
     -- Сейчас. Только скажи мне одну вещь.
     -- Ну?
     -- Почему это такому толстому уроду достается весь товар?
     -- Потому что у меня там медом намазано. А теперь исчезни.
     -- Не хами, приятель, -- сказал он.
     -- Ты же спросил.
     -- Но грубить не обязательно!
     -- Если ты думаешь, что это грубость, постой тут еще.
     -- Дурак, бля, -- сказал он.
     -- Очень находчиво, -- сказал я. -- А теперь отойди, пока не поздно.
      Он  медленно  отошел к краю стойки, остановился там на секунду,  потом
почесал зад. Я снова повернулся к Джинни.
      --  Извини,  детка, чуть не с каждым барменом у меня получается  такой
конфликтный диалог.
      --  Можешь не извиняться. -- Вид у нее был грустный. -- Я должна  тебя
покинуть.
     -- Ну что ж. Тогда давай на посошок.
      --  Нет,  понимаешь, совсем покинуть, я и все, кто со мной, мы  должны
покинуть... Землю. Не знаю почему, но я к тебе даже привязалась.
      --  Это  понятно,  -- засмеялся я, -- но почему вы собрались  покинуть
Землю?
      --  Мы  все  обдумали; здесь ужасно. Мы не хотим  колонизировать  вашу
Землю.
     -- А что ужасно, Джинни?
      --  Земля.  Смог,  убийства,  отравленный  воздух,  отравленная  вода,
отравленная  пища,  ненависть, безнадежность -- все. Единственное,  что  тут
/`%*`  a-.,  -- это животные, но их истребляют, и скоро все исчезнут,  кроме
прирученных  крыс и скаковых лошадей. Это так грустно -- неудивительно,  что
ты пьешь.
     -- Да, Джинни. Ты еще забыла наши ядерные арсеналы.
     -- Да, кажется, вы сами себя хороните.
      --  Да, мы можем исчезнуть через два дня, а можем протянуть еще тысячу
лет. Что будет, мы сами не знаем, и поэтому большинство людей на все махнули
рукой.
     -- Я буду скучать по тебе, Билейн, и по животным...
     -- Вы правы, что улетаете, Джинни... На глаза у нее навернулись слезы.
      --  Джинни,  не  плачь, пожалуйста, черт возьми... Она  взяла  стакан,
выпила  залпом и посмотрела на меня такими глазами, каких я никогда и  нигде
не видел и никогда больше не увижу.
     -- Прощай, толстяк, -- сказала она с улыбкой. И ее не стало.
40
      И  вот  новый  день,  и я у себя в кабинете. Осталось  выполнить  одно
задание  -- разыскать Красного Воробья. Никто не ломился ко мне  в  дверь  с
предложением   новой   работы.  Прекрасно.  Настало  время   систематизации,
подведения итогов. В целом из того, что я намеревался совершить в  жизни,  я
совершил довольно много. Я сделал несколько удачных ходов. Я ночевал  не  на
улице.  Конечно, на улице ночует немало хороших людей. Они не дураки, просто
они  не  вписались  в  нужные  механизмы эпохи. А  механизмы  эти  постоянно
меняются.  Это  невеселый  расклад, и если оказывается,  что  ты  ночуешь  в
собственной  постели, -- одно это уже великолепная победа  над  силами.  Мне
везло,  но и некоторые мои ходы были не совсем бестолковыми. Но в общем  это
довольно  жуткий  мир,  и  мне  часто  было  жаль  большинство  людей,   тут
поселившихся.
      Ладно,  к  черту  это.  Я вынул водку и врезал. Лучшие  периоды  жизни
зачастую  те,  когда ты совсем ничего не делаешь, а просто  обдумываешь  ее,
размышляешь.  Ну, скажем, ты решил, что жизнь бессмысленна,  тогда,  значит,
она  уже не совсем бессмысленна, потому что ты осознаешь ее бессмысленность,
и  твое осознание бессмысленности почти придает ей смысл. Понятно, о  чем  я
говорю? Оптимистический пессимизм.
      Красный  Воробей. Это все равно что поиски Святого Грааля. Может,  мне
это не по зубам и не по плечу.
     Я еще принял водки.
     В дверь постучали. Я снял ноги со стола.
     -- Войдите.
      Дверь  открылась, и вошел мужичок, тщедушный, одетый в какую-то дрянь.
От  него  попахивало.  Каким-то керосином. Не то еще  чем-то.  У  него  были
маленькие глаза-щелки. Он пошел ко мне бочком, потом остановился прямо перед
столом, наклонился ко мне. И голова у него как-то подергивалась.
     -- Билейн, -- сказал он.
     -- Ну допустим.
     -- Я принес тебе известие.
     -- Хорошо, -- сказал я, -- а теперь унеси его к чертовой матери.
     -- Спокойно, Билейн. Я знаю слово.
     -- Ну да? Какое слово?
     -- Красный Воробей.
     -- Скажи еще что-нибудь.
     -- Мы знаем, что ты его ищешь.
     -- "Мы"? Кто это "мы"?
     -- Не могу сказать.
     Я встал, обошел стол, схватил его за грудки.
     -- А если я заставлю тебя сказать? Выбью из тебя?
     -- Не могу. Не знаю.
      Почему-то я ему поверил. Отпустил. Он чуть не упал на пол. Я вернулся,
снова сел в кресло.
      --  Меня  зовут Амос, -- сказал он, -- Амос Краснодол. Я могу  вывести
тебя на Воробья. Хочешь?
     -- Как?
     -- Адрес. Она знает о Воробье.
     -- Сколько?
     -- 75 долларов.
     -- Иди в жопу, Амос.
      --  Не  хочешь?  Ладно, мне надо идти, надо поспеть к старту.  Я  знаю
сегодняшний дубль.
     -- 50 долларов.
     -- 60, -- сказал Амос.
     -- Ладно, давай адрес.
     Я вынул три двадцатки, а он сунул мне бумажку. Я развернул ее и прочел:
"Дежа Фаунтен, кв. 9, Радсон-драйв, 3234. Зап. Л.А.".
      --  Слушай, Амос, ты мог написать здесь что угодно. Почем я знаю,  что
это не фуфло?
     -- Ты сходи туда, Билейн. Это хороший адрес.
     -- Ну смотри, Амос, если ты меня обманешь.
     -- Мне надо поспеть к старту, -- сказал он. Потом он повернулся и вышел
за дверь.
     А я остался сидеть без 60 долларов и с клочком бумаги в руке.
41
       Я  дождался  вечера,  поехал  туда,  остановился  возле  дома.  Район
приличный.  Определение  приличного района:  место,  где  жить  тебе  не  по
карману.  Я глотнул водки, вылез из кабины, запер машину и пошел к подъезду.
Нажал  кнопку  против  фамилии Дежа Фаунтен. Раздался  голос,  приятный,  но
слегка раздраженный:
     -- Да?
      --  К Дежа Фаунтен. Насчет Красного Воробья. От Амоса Краснодола. Меня
зовут Ник Билейн.
     -- Сэр, я ни черта не понимаю.
     -- Тьфу.
     -- Что?
     -- Ничего. Меня накололи...
     -- Я пошутила, Ники. Входите, пожалуйста.
      Послышалось громкое жужжание. Я толкнул дверь. Она открылась. Я прошел
по  плюшевому  ковру к квартире 9. Что такое в цифре 9? В ней  чувствовалась
какая-то опасность. Но меня тревожат почти все цифры. Я люблю только 3, 7  и
8 и их сочетания.
     Я нажал кнопку. Послышались шаги. Потом дверь открылась.
      Красотка.  В  красном платье. Зеленые глаза. Длинные  темно-каштановые
волосы. Молодая. Класс. Анфас. Пахнет мятой. Ее губы улыбались.
     -- Заходите, пожалуйста, мистер Билейн.
     Я вошел за ней в комнату. В спину мне уперся твердый предмет.
      -- Замри, бледная немочь! Кроме рук! Руки кверху! Попробуй достать  до
потолка, поганка бледная!
     -- Ты черный? -- спросил я.
     -- Что?
     -- Почему ты назвал меня "бледным"?
     Он меня ощупывал. Нащупал пистолет, забрал.
     -- Ладно, можешь повернуться, мистер Билейн.
     Я повернулся и посмотрел на него. Большой. Но белый.
     -- Но ты белый, -- сказал я.
     -- Ты тоже, -- сказал он.
     -- Чтоб мне лопнуть, -- сказал я.
      -- Это твое дело. Пистолет получишь, когда будешь уходить. Дежа отвела
меня в другую комнату, показала на кресло. Комната была большая. Холодная. В
ней  ощущалась  опасность.  Дежа разместилась на кушетке,  вынула  маленькую
сигару,    развернула,   лизнула,   откусила   конец,   зажгла,    выдохнула
соблазнительную голубую струйку. Уставилась на меня зелеными глазами.
     -- Насколько я понимаю, вы ищите Красного Воробья.
     -- Да, для клиента.
     -- Которого зовут?..
     -- Это секрет.
      --  У меня такое чувство, что мы можем стать хорошими друзьями, мистер
Билейн. Очень хорошими друзьями.
     -- Правда?
      --  Вы интересный мужчина -- в своем роде -- и сознаете это. У вас вид
хорошо  пожившего человека. Впрочем, вам идет. Большинство мужчин хорошо  не
живут, они просто изнашиваются.
     -- В самом деле?
     -- Можете звать меня Дежа.
     -- Дежа.
      --  Хм-м... может быть, перейдете сюда и сядете поближе? Я перенес его
поближе и опустил на кушетку рядом с ней. Она улыбнулась.
     -- Хотите выпить?
     -- Конечно. Есть шотландское с содовой?
     -- Берни, -- сказала она, -- пожалуйста, шотландского с содовой.
      Прошло несколько секунд, и появился этот поганец, который взял у  меня
пистолет. Поставил передо мной стакан на кофейный столик.
     -- Спасибо, Берни.
     Он убрался.
     Я ударил по виски. Неплохое. Неплохое.
      -- Мистер Билейн, -- сказала она, -- меня просили передать вам, что вы
должны забыть о Красном Воробье.
     -- Я никогда не бросаю дело, если того не пожелает клиент.
     -- Это вы должны бросить, мистер Билейн.
     -- Хм-м.
     -- Вам не противно, что я курю сигару?
     -- Хм-м.
     -- Не хотите затянуться?
     -- Ухм.
      Дежа  передала  мне сигару. Я как следует затянулся, выдохнул,  вернул
сигару   ей.  Сначала  комната  была  ровной,  потом  стены  стали   немного
сдвигаться, ковер приподнялся, опал. Перед глазами пролетела струя  голубого
света.  Потом  ее губы прижались к моим. Она поцеловала меня и отодвинулась.
Засмеялась.
     -- Сколько времени у тебя не было женщины, Билейн?
     -- Не припомню...
      Она  снова  засмеялась, и снова ее губы прижались к моим. Надолго.  Ее
язык проскользнул ко мне в рот, как змея. Ее тело было как змея.
     Потом я услышал шаги, голос:
     -- КОНЧАЙТЕ!
      Это  был  Берни.  Он стоял с пистолетами в обеих  руках.  В  одном  из
пистолетов я признал свой.
     -- Ладно, Берни, ладно, -- сказал я.
      Берни тяжело дышал, словно в воздухе не было кислорода. Он смотрел  на
Дежа. Глаза у него были мутные.
      --  ДЕЖА,  -- сказал он, -- ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! Я ТЕБЯ  УБЬЮ!
СЕБЯ УБЬЮ!
      Позиция у меня была идеальная. Я взмахнул правой ногой и заехал ему  в
мошонку.  Он  вскрикнул  и  упал, схватившись  за  промежность.  Я  подобрал
пистолеты,  вложил один в кобуру, а другой взял в правую руку. Левой  поднял
Берни и бросил в кресло. Оттянул его голову за волосы. Рот у него раскрылся,
и я сунул туда дуло.
      --  Пососи  его,  мальчик, пока я думаю, что с  тобой  сделать.  Берни
забулькал горлом.
     -- Не убивай его! -- сказала Дежа. -- Пожалуйста, не убивай!
     -- Что тебе известно о Красном Воробье, поганец? -- спросил я его.
      Он  не  ответил.  Я  засунул ствол поглубже. Берни пернул.  Громко.  И
навонял. Я убрал пистолет и швырнул Берни на пол.
      --  Это  омерзительно!  Больше никогда так не делай!  Я  повернулся  и
посмотрел на Дежа.
     -- У него здесь есть комната?
     -- Да.
     Я посмотрел на Берни.
     -- А теперь ступай в свою комнату и сиди там, пока не скажу тебе выйти!
     Берни кивнул.
     -- Ну пошел, -- приказал я.
      Он  встал на ноги и поплелся прочь, свернул за угол. Вскоре я услышал,
как закрылась дверь. Дежа потушила сигару. Она уже не улыбалась.
      --  Так,  малышка,  -- сказал я, -- продолжим с  того  места,  где  мы
остановились.
     -- Не хочу.
     -- Что? Почему? Твой язык уже был у меня в пищеводе.
     -- Я тебя боюсь, ты жестокий.
     -- Он же сказал, что убьет тебя, ты не слышала?
     -- Может, он просто так сказал.
      --  "Может"  --  слабая карта, когда на кону любовь и пистолеты.  Дежа
вздохнула.
     -- Я беспокоюсь за Берни. Он сидит там совсем один.
     -- Что, у него нет телевизора? Кроссвордов? Комиксов?
     -- Прошу вас, мистер Билейн, уйдите!
     -- Малышка, я должен докопаться до этого Красного Воробья.
     -- Не сегодня... не сегодня.
     -- А когда?
     -- Завтра вечером. В то же время.
     -- Отправь Берни в кино или еще куда-нибудь.
     -- Хорошо.
     Я схватил мой стакан, прикончил его. Она сидела на кушетке, уставясь на
ковер;  я  закрыл за собой дверь, прошел по коридору, вышел  из  подъезда  и
направился   к  моей  машине.  Влез,  запустил  мотор.  Посидел,   пока   он
прогревался. Стояла теплая лунная ночь. И у меня все еще стоял.
42
      Я  поехал к бару, где у меня еще не было ссор, -- к Блинки. На  первый
взгляд  место  приятное:  много  кожаных сидений,  дураков,  полутьма,  дым.
Приятная  мертвоватая  атмосфера. Я нашел свободный  отсек,  сел.  Появилась
официантка  в  каком-то дурацком пляжном наряде -- шорты с  рубашкой.  Грудь
подперта ватой. Она улыбнулась жуткой улыбкой, оскалив золотой зуб. Ее глаза
показывали ноль.
     -- Что будем пить, дорогой? -- проскрипела она.
     -- Две бутылки пива. Без стакана.
     -- Две бутылки, дорогой?
     -- Да.
     -- Какого?
     -- Какого-нибудь китайского.
     -- Китайского?
     -- Две бутылки китайского пива. Без стакана.
     -- Можно у тебя спросить?
     -- Да.
     -- Ты оба пива выпьешь?
     -- Надеюсь.
       --   Тогда  почему  тебе  не  выпить  одно,  потом  заказать  другое?
Холодненькое будет.
     -- Я так хочу. Наверно, есть причина.
     -- Когда найдешь причину, золотко, скажи мне...
     -- А зачем тебе говорить? Может, я хочу держать ее про себя.
     -- Сэр, вы знаете, мы не обязаны вас обслуживать. Мы сохраняем за собой
право отказать в обслуживании кому угодно.
      -- Говоришь, ты не будешь обслуживать меня, потому что я заказываю два
китайских пива и не говорю почему?
      --  Я  не  сказала, что мы вас не обслужим. Я сказала, мы сохраним  за
собой такое право.
      --  Слушай,  причина  -- безопасность, подсознательная  потребность  в
безопасности.  У  меня  было тяжелое д