оей  судьбой.  Интересно,  чем  она  сейчас
занимается?
   Почему-то ей вспомнился Ричард там, на аэродроме. Что он хотел сказать?
   Вдали прогромыхало. Из-за гор надвигалась гроза. Солнце высветило косые
полосы дождя. Женя встревоженно прислушивалась.
   - Давайте поедем.
   У них оставался еще по крайней мере час. И незачем было ехать навстречу
дождю, когда можно переждать здесь. Но Женя внезапно заупрямилась,  и  чем
больше он уговаривал ее, тем горячей она настаивала.
   Они разыскали шофера на базе и забрались в кузов.
   На полпути они въехали под дождь. Тулин предложил  Жене  перебраться  в
кабину, она отказалась. Он накрыл ее пиджаком. Теплые струйки  стекали  по
спине, он смеялся, как от щекотки, ничто сейчас  не  могло  испортить  ему
настроения. Он был рад  этому  дождю.  Ловил  открытым  ртом  капли,  пел,
дурачился.
   - Наш первый день творения тоже  начался  с  грозы.  Ну  разве  это  не
судьба? Это даже рок!
   Женя вглядывалась в  иссиня-темное,  вздрагивающее  от  далеких  молний
небо. Яркие миги освещали разом  горы  с  мокрыми,  блестящими  деревьями,
камни, дорогу, и тотчас снова обрушивалась тьма, гуще и мрачней.
   - О фантазия  древнего  человека!  -  дурашливо  начал  Тулин,  копируя
Голицына.
   - Перестаньте! - нервно оборвала она.
   - Что с тобой?
   - А что, если они... там...
   Он засмеялся, отгоняя тревогу.
   - Тогда им крупно повезло. Удача преследует нас.  -  Смеясь,  он  сунул
голову к ней под пиджак. - Ужасно трудно быть счастливым и скромным.
   Он снова запел, голос у него  был  приятный,  но  иногда  фальшивил.  С
непонятным ей самой ожесточением Женя спросила:
   - А как ты теперь будешь с Ричардом?
   - Конечно, жалко, что именно он, - беззаботно сказал Тулин. - Лучше  бы
это был Агатов. - Он потерся мокрой щекой о ее руки.
   Он любит Ричарда и сделает все, чтобы они остались друзьями.  От  этого
не погибают. Это надо пережить каждому мужчине,  вроде  боевого  крещения.
Следующий раз Ричард не позволит отбить свою девушку.
   Он был в ударе, Женя против воли улыбалась.
   Дождь стучал в намокший пиджак, машина неслась, и Жене хотелось,  чтобы
не было конца этой дороге, чтобы эта дорога вела  в  другой,  какой-нибудь
совсем другой город, где их никто не знает.



9

   Гроб несли на руках до самого кладбища и по кладбищу до могилы.  Тулина
хотели сменить, но он не слышал, он держался за ручку гроба и никак не мог
понять, почему гроб такой легкий. Как будто они  несли  пустой  гроб,  как
будто там ничего не было.
   Может, вообще ничего не было и все ему кажется, это плохой сон,  сейчас
он  проснется,  умоется  и  в  столовой  встретит  Ричарда.  Надо   только
проснуться.
   Он быстро обернулся и увидел, как мелкие слезы безостановочно текли  по
щекам матери Ричарда. Ее  вели  под  руки  Алеша  Микулин  и  Агатов.  Она
прилетела утром. Большая желтая сумка болталась у нее на локте.
   Выступал Алеша,  потом  Алтынов.  Последним  выступал  Агатов.  Сочный,
крепкий голос  его  был  хорошо  слышен  всем.  Читал  с  листа,  четко  и
торжественно, как приказ. Трагическая  гибель  молодого  таланта...  Герой
советской науки... Нелепый случай оборвал многообещающую жизнь... В  наших
сердцах  навсегда  сохранится  дорогой  образ  нашего  товарища...  Пример
преданности нашему общему делу...
   Было жарко. Агатов пропустил несколько абзацев, боясь, чтобы не напекло
голову.
   - Слишком дорогой пеной  расплачиваемся  мы  за  необоснованные  теории
людей, жаждущих быстрого успеха. - Он горько  покачал  головой,  и  многие
взглянули на Тулина.
   Гроб неумело опускали в могилу. Кто-то сказал: "Вытаскивайте  веревки".
Мать Ричарда наклонилась, взяла ком земли, но пальцы ее свело, и она никак
не могла разжать их и бросить землю на крышку гроба и, смущаясь от  общего
внимания, судорожно улыбалась.
   От этой улыбки женщины  заплакали.  Наступила  та  молчаливо-тяжелая  и
единственно по-настоящему щемящая минута прощания, которая бывает на любых
похоронах. Внезапно в глубине толпы произошло движение, шум, плотный  круг
людей разомкнулся, пропуская всклокоченного, бледного Крылова.
   - Разрешите мне! - выкрикнул он как-то безобразно громко.
   Агатов вздрогнул, попятился, наступая на кучу земли, не спуская глаз  с
Крылова и что-то быстро шепча, как заклинание.
   - Нет, Яков Иванович, не так, товарищи дорогие, - лихорадочно торопясь,
начал Крылов, - Ричард, он погиб не впустую, нельзя так, я вам все могу...
   Он остановился, глотая воздух открытым ртом, и вдруг задумался,  словно
забыв обо всех. В гнетущей тишине слышно было, как кто-то шепнул:
   - Оправдаться хочет.
   Крылов вздрогнул, очнулся. На него  смотрели  возмущенно,  неприязненно
или не смотрели, опустив глаза от стыда и неловкости.
   - Наоборот, я  принимаю  на  себя,  но  именно  теперь  наша  задача  -
доказать,  что  мы  не  напрасно...  -  Он  потряс   кулаком   в   гневной
беспомощности.
   Вера Матвеевна тронула его за плечо:
   - Успокойтесь, Сергей Ильич.
   Агатов пришел в себя, держась за крашеную фанерную пирамидку,  отряхнул
с ног землю, огляделся, не заметил  ли  кто  его  испуга,  сказал  Крылову
крепким голосом:
   - Здесь не собрание.
   Крылов обессиленно махнул рукой и захромал прочь,  тяжело  опираясь  на
палку. Проходя мимо матери, он поклонился ей:
   - Вам следует знать... - Голос его сорвался на  тонкий  фальцет.  -  Он
хотел стать настоящим ученым. Он  погиб  как  настоящий  ученый.  Его  имя
останется в научных...
   Мать Ричарда испуганно отшатнулась.
   "Что там?", "Безобразие!" - слышался громкий шепот из задних рядов, еще
более увеличивая неприятность происходящего.
   Агатов вытер лицо, почтительно взял мать Ричарда за руку.
   - Простите нашего товарища, -  сказал  он.  -  Гибель  Ричарда  слишком
потрясла нас всех. Его смерть - тяжелый  урок!  Перед  свежей  могилой  мы
поклянемся, что ничего подобного не повторится. Пусть же память о  Ричарде
станет выше мелкого тщеславия. - Он вдруг подумал, что  действительно  все
могло кончиться ужасней и он сам мог погибнуть. Голос его дрогнул. -  Нет,
конечно, Ричард погиб не напрасно, может быть, мы все обязаны  ему  своими
жизнями, потому что прекратятся раз навсегда эти преступные  попытки...  -
Он взял мать Ричарда за руку, слезы выступили на его глазах. - Верьте,  мы
с вами навсегда!
   Он  сделал  все,  что  мог,  чтобы  как-то  вернуть  церемонию  к   той
торжественной печали, которую считал обязательной при подобной процедуре и
нарушение которой было неприлично и оскорбительно  для  памяти  покойника,
как будто смерть можно было чем-то оскорбить.
   Но в это время издали снова раздался  недоуменный  и  отчаянный  выкрик
Крылова:
   - Да черт возьми, скажите же кто-нибудь, он не ради этого погиб!..
   Прикопали пирамидку, возложили  венки.  Мать  Ричарда  постояла  молча,
потом, сопровождаемая студентами  и  сотрудниками  группы,  направилась  к
выходу.
   Крылов заступил ей дорогу:
   - Извините меня, все получилось не так, но я хотел сказать, что  Ричард
верил в нашу работу, и мы докажем, что он был прав, вы убедитесь...
   Припухшие красные глаза ее глядели на Крылова с неприязнью:
   - А мне-то что с того... Вы-то все живы.
   Она отвернулась, и Агатов повел ее, поддерживая под руку и  рассказывая
о выплате страховки.
   Мысль о том, что он сам мог погибнуть, не  оставляла  Агатова.  Сегодня
могли хоронить его. И все было бы точно так же, и  произносили  бы  те  же
речи. Но небось Крылов не стал бы выскакивать.  И  Тулин  не  был  бы  так
расстроен. Никто из них  не  остался  бы  у  его  могилы.  Он  с  тревогой
перебирал  в  памяти  близких  и  знакомых.  Кто  из   них   заплакал   бы
по-настоящему? Разумеется, похороны были бы торжественней, венков прислали
бы больше, поместили бы объявление в  газете,  но  все  сразу  бы  ушли  с
кладбища и по дороге судачили о том, кого назначат на его место.  Если  бы
ему не удалось отцепиться от Ричарда, они погибли бы оба. Хоть  в  этом-то
судьба обошлась с ним справедливо. Почему он должен  был  погибнуть  из-за
тулинской авантюры, он, который с самого начала возмущался?..
   Но теперь наконец-то пробил его час. Он  предупреждал,  что  все  может
кончиться катастрофой. Он требовал запретить полеты. Он был прав. Это они,
они виноваты во всем.
   На выходе из кладбища Агатов обернулся. У могил, поодаль друг от друга,
стояли Крылов, Женя, Тулин и Алеша с Катей.
   - Вы знаете, почему они там остались? - сказал он матери Ричарда. - Они
чувствуют себя виноватыми.
   Все  объясняется  всегда  самыми  простыми  мотивами.  Выходка  Крылова
вызвана  просто  страхом  ответственности.  Он  руководил  программой,  он
командовал. За высокими словами всегда скрываются корыстные интересы, надо
только уметь распознать их.


   Что хотел Ричард сказать ей перед полетом? Что-то важное, иначе  бы  он
не прибежал  и  не  просил  остаться,  не  настаивал.  Теперь  каждое  его
последнее   слово,   каждый   жест    приобрели    значительность.    Женя
восстанавливала их в памяти, пытаясь разгадать тайну, погребенную в землю.
"Я должен тебе рассказать..." Запыхался, в черных глазах гнев, размахивает
тонкими руками. И последнее, такое робкое, отчаянное прикосновение.
   Почему она не поняла, как нужно ему немедленно сообщить  это  "что-то"?
Что это могло быть? О чем? Почему именно в ту минуту?
   Она расспрашивала Алешу. По его словам, Ричард ни  с  кем  не  говорил,
сидел в самолете какой-то пришибленный, оживился, когда вошли в грозу,  но
там было уже не до разговоров. Никогда  она  не  узнает.  Никогда!  Смерть
входила в ее сознание через это никогда.
   О чем думал он там, в  последние  минуты?  А  она  в  это  самое  время
слушала, как Тулин высмеивал Ричарда... Она читала  укор  на  всех  лицах,
обращенных к ней. Ричард просил не ехать, он не хотел ее отпускать. Он так
просил. Согласись она, может быть, ничего не случилось бы.
   Женя не решалась положить на  могилу  свои  цветы.  Даже  заплакать  не
смела. Дождалась, пока разошлись, шагнула к холмику, заваленному  венками,
и остановилась.
   Неужели это все, что осталось от  Ричарда?  При  чем  тут  эта  могила,
венки? Какое отношение к нему имеет гроб, закопанный в землю, и то, что  в
этом гробу? Где сам Ричард?
   Что-то мешало ей наклониться к  могиле.  Послышались  осторожные  шаги.
Женя  закаменела,  почувствовала  прикосновение  к   руке,   робкое,   так
прикасался к ней Ричард. Она отпрянула.
   - Уйдите, - сказала она Тулину. - Оставьте меня.
   - Женя, я не могу сейчас один... Так  паршиво.  Помоги  мне.  Приезжает
комиссия. Мне надо как-то справиться...
   Все о себе, об одном себе. Все для него  и  все  для  него.  Не  Ричард
погиб, а у него неприятности.
   Она вырвала руку, и вдруг как будто что-то возопило в  ней:  все  из-за
него! Он увез ее, поссорил, и Ричард погиб из-за него.
   И с размаху она ударила его по щеке так, что голова его дернулась и сам
он пошатнулся. Всей ладонью она с  наслаждением  ощутила  боль  и  тяжесть
удара.
   У могилы стояли Крылов, Алеша и Катя. Она только сейчас  увидела  их  и
они ее. Они смотрели на Тулина. Губы  его  сомкнулись.  На  щеке  медленно
расплывалось красное пятно. Стоило ему пошевельнуться, произнести хотя  бы
слово, она ударила бы еще. Она била бы его  до  исступления.  Наверное,  в
такие минуты убивают.
   Но он молчал. Он  только  смотрел  на  нее,  и  глаза  его  становились
огромными, во все лицо.
   Безмятежный   счастливчик,   общий    любимец,    находчивый,    навеки
застрахованный от любых бед, он стоял  на  виду  у  всех,  не  смея  ничем
ответить. Он должен был все снести от нее и от всех остальных.
   Спазма перехватила ей горло. Она побежала с кладбища, не  видя  дороги,
натыкаясь на могильные плиты, через кусты, огороды, чувствуя, как  он  там
стоит с багровым пятном на щеке.
   Со всей своей энергией и  напористостью  Агатов  помог  матери  Ричарда
оформить документы на выдачу страховки и пенсии, он  провернул  это  дело,
несмотря на уйму формальностей.
   Назавтра он встречал комиссию по расследованию аварии. Прибыли Лагунов,
Южин, Голицын, Чиркаев  -  представитель  авиаконструктора,  представители
метеослужбы, института. Агатов помогал  размещать  их  в  гостинице  и  до
поздней ночи готовил документацию. Спал он плохо, ему снилось  кладбище  с
безмолвными фигурами, почему-то он  знал,  что  стоят  они  уже  несколько
месяцев и будут стоять там еще годы, и в этом было что-то угрожающее.
   Он просыпался в тоске, слышал, как громко стучат часы под подушкой.
   Утром, на улице,  он  столкнулся  с  Женей  Кузьменко.  Она  вспыхнула,
опустила голову. Сперва он не понял, что произошло, а потом сообразил: они
чувствуют себя виноватыми перед ним, она и Тулин. Где они  были,  чем  они
занимались, когда самолет попал в грозу?..
   Его нагнал Лисицкий, сочувственно пожал руку: как вы были правы!
   Это было так искренне, так благодарно, что ночные  волнения  показались
смешными.  Значит,  все  понимали,  что   он   был   прав.   Он   оказался
предусмотрительней и умнее и Тулина и Крылова. Будь у него больше  власти,
ничего бы не случилось. И вдруг впервые он ощутил радость своего спасения.
Он остался жив, он жив сегодня, сейчас плевать на то,  кто  там  останется
после его похорон, будет плакать или нет, он жив, это лучше всяких слез.
   Завтракал он вместе с Голицыным и Лагуновым  в  ресторане.  Он  заказал
заливную осетрину, зернистую икру и выпил две чашки черного кофе.



10

   На место падения самолета Голицын не  поехал  и  на  первых  заседаниях
комиссии не присутствовал. Он проверял научные результаты работ  тулинской
группы. Просматривал материалы, стараясь разобраться в главном -  была  ли
авария случайностью  или  же  она  следствие  недостатков  метода.  Агатов
удивлялся: чего ради он себя изводит, в этакую духоту просиживает днями за
работой? "Наша взяла, вернее ваша взяла, Аркадий Борисович, - говорил  он.
- Вы были правы по всем статьям, и нечего беспокоиться. Теперь одна задача
- наказать этих авантюристов. Вы можете быть довольны".  Голицын  закричал
на него: "Чем доволен, что Ричард погиб?" Вероятно,  и  остальные  думали,
что он, Голицын, злорадствует. И Крылов, наверное, так  считал.  Никто  не
знал, с какой  объективностью  Голицын  выписывал  все  обнадеживающее  из
материалов.
   Втайне  он  получал  удовлетворение,   обнаруживая   провалы,   которые
предсказывал, натяжки в ходе исследований, преждевременные выводы.
   Отклонения - в десятки раз меньше,  чем  те,  которые  положено  давать
молнии.  По-прежнему  неясно,  как  происходит   восстановление   зарядов.
Наиболее  основательные  замеры  были  проведены  Крыловым,   но   и   они
недостаточны, остальное шатко, уязвимо, никак не объясняются нехарактерные
точки...
   Еще в Москве, перед отъездом, позвонил Аникеев, беспокоился за Крылова,
Голицын ревниво буркнул: "Поделом ему, поделом", - но  дорогой  нервничал,
ожидая встречи.
   Никакой встречи не получилось. Крылов поздоровался отчужденно, так  же,
как и с другими членами комиссии. Голицын был уверен, что  вечером  Крылов
зайдет к нему в номер, заказал бутылку вина,  дыню,  виноград.  Крылов  не
появился ни в этот вечер, ни в следующий. Боится, как  бы  не  сочли,  что
заискивает перед членом комиссии? И все равно ему надлежало  бы  прийти  и
честно признаться: в  их  последнем  споре  он  был  неправ.  Голицын  это
доказал. Авария доказала.
   Заходил Южин, отдувался, расстегивал китель  и  ругал  Лагунова,  жару,
синоптиков,   окаянную    свою    работу,    грозу    со    всеми    этими
зарядами-разрядами... По его словам, Крылов держался  на  комиссии  глупо,
все брал на себя. Настаивал на том, что указатель  должен  был  сработать,
спорил  с  Лагуновым,  талдычил  свое,  казалось,  не  чувствуя   никакого
раскаяния, угрызений совести, вообще катастрофа никак не  образумила  его,
не то что Тулина. Хотя Тулин и не несет прямой ответственности  за  полет,
он удручен, переживает, мучается...
   - А Крылов? - спрашивал Голицын.
   - А Крылов хоть бы что! - возмущался  Южин.  -  А  ведь  он  фактически
руководил программой. И он еще надеется  на  продолжение  работ.  Требует!
Пусть скажет спасибо,  если  его  не  отдадут  под  суд.  Хоть  бы  Тулина
слушался. Тулин понимает что к чему. Парень, конечно,  упал  духом,  но  я
надеюсь...
   - Ну, а что Крылов? - снова перебивал Голицын.
   - Дался вам этот Крылов! Я понимаю - Тулин, вот кого  жаль,  талант,  а
этот... Нашли по ком убиваться!
   Голицын рассердился:
   - Талант! Талант далеко не все! Из чего состоит талант?
   Последние дни он часто думал о том редком сочетании качеств, из которых
складывается  настоящий  ученый,  -  воля,   умение   ограничивать   себя,
способность радоваться,  удивляться,  уметь  падать,  переносить  разгром,
когда ничего не осталось и надо  начинать  все  сызнова...  и  еще  многое
другое, и не как механическая смесь, а соединение  химическое,  в  строгих
пропорциях, ибо недостача любого качества обесценивает остальные.
   Мать Ричарда передала ему  материалы  незаконченной  диссертации  сына.
Прочитав, Голицын понял, что Ричард пошел против  него,  за  Тулиным.  Там
было несколько смелых предположений и любопытные расчеты  по  заряженности
облаков. Не строго научно, но  Голицыну  не  хотелось  ничего  оспаривать,
теперь, после смерти Ричарда, идеи эти обретали какой-то особый авторитет.
Да и зачем спорить - Ричард ушел навсегда не только из жизни, он ушел и от
него, он умер противником. И Крылов тоже ушел. Лучшие ученики  уходили  от
него. В шестьдесят пять лет он остался один. Были люди,  которые  под  его
руководством защищали диссертации, считались его учениками, однако не было
среди них ни одного, кто следовал бы за ним так, как, например, у Аникеева
или у Дана. И Крылов, по сути, всегда оставался учеником Дана, поэтому  он
и ушел.
   Но ему придется вернуться. Теперь ему  некуда  податься.  Голицын  взял
перо. Ему было жаль Крылова. И без того Крылову достанется, и  крепко.  Но
остановиться  Голицын  уже  не  мог.  Подытожил  ядовито:  "По  измерениям
выходит, что вообще молнии не существует,  следовательно,  гроз  также  не
существует, и тем самым проблему борьбы с грозой можно считать решенной".
   Выводы получались убийственные  по  многим  пунктам.  Вряд  ли  Крылову
удастся их опровергнуть. Лагунов будет восхищен этим великолепным склепом,
в  котором  надолго  замуруют  подобного  рода  авантюры.  Безукоризненная
логика, строгий разбор без мелочных придирок, без педантизма... Почему  же
не было удовлетворения? И  заслуженного  покоя,  который  обычно  приходил
после удачной работы, тоже не было. Что-то здесь не так, не то...


   Перед началом утреннего  заседания  Крылова  позвали  к  междугородному
телефону. Он долго сидел в  кабине,  прижимал  трубку  к  уху.  "Соединяю,
соединяю! - кричала телефонистка. - Да говорите же!"
   - Я слушаю, алло, - сказал Крылов.
   - Сережа... - И наступила тишина.
   - Кто это? - спросил он.
   Опять в трубке была тишина, полная шорохов, дыхания, и слышно было, как
стучит в висках.
   - Ты жив? Я только что узнала, что у вас случилось.  Сказали  -  кто-то
погиб.
   - Наташа? Где ты? Откуда ты? - закричал он.
   - Ты жив, здоров?
   - Да, да, но как ты узнала? Наташа!
   - У тебя неприятности?
   - Пустяки, это все пустяки. Ты можешь приехать? У меня тут комиссия.  А
черт с ней, я сам приеду.
   Она долго не отвечала, потом сказала незнакомым голосом:
   - Нет, не  надо.  Я  только  хотела  узнать,  что  с  тобой  ничего  не
случилось.
   - Как же так... Погоди... Алло! Алло!


   - Почему вы заставляете себя ждать? - возмутился Лагунов.
   Крылов вздохнул и посмотрел на него так,  будто  их  разделяли  века  и
Лагунов со своей комиссией находился где-то в доисторической эпохе.
   Что мог значить ее звонок? Весь  этот