ет ощупью среди природы; то или иное местечко вдруг  полюбится
ему,  но у него не  хватает решимости  устранить  препятствия  на пути туда,
недостает смелости  чем-нибудь пожертвовать, он  не может  представить  себе
заранее, что должно получиться,  и  вот  производятся опыты, то  удачные, то
неудачные, меняется то, что, может быть, следовало оставить, оставляется то,
что следовало бы изменить, и в конце концов получается  нечто лоскутное, оно
нравится и привлекает, но не дает удовлетворения.
     - Признайся  откровенно,- спросил Эдуард,- ты  недоволен  тем, как  она
разбила парк?
     -  Если  бы исполнение вполне  соответствовало замыслу, а он  хорош, то
ничего нельзя было бы заметить. Ей мучительно далась эта дорога в гору между
скал, и теперь, можно сказать, она мучит каждого, кого туда ведет. Ни рядом,
ни друг за другом по этой дороге нельзя идти свободно: ритм  шагов то и дело
нарушается - да и мало ли что еще тут можно возразить?
     - А можно было это сделать по-другому? - спросил Эдуард.
     - Очень просто,- ответил капитан.- Следовало только сломать угол скалы,
к тому  же  довольно  невзрачный,- он  весь искрошился,- тогда получился  бы
красивый поворот при  подъеме  в гору, да не было  бы недостатка и в камнях,
чтобы выложить ими участки, где  дорожка узка и неудобна. Но пусть это будет
между нами,  мои замечания только собьют ее  с толку и огорчат. Что сделано,
пусть так и останется. А если  не  пожалеть усилий  и денег,  то  вверху над
хижиной и на самой вершине можно придумать и сделать еще много хорошего.
     Если  друзья  таким  образом  находили достаточно дела в  настоящем, то
немалую дань они отдавали и воспоминаниям о прошлом, в чем и Шарлотта обычно
принимала  участие.  Решено было по завершении уже начатых  работ  сразу  же
приняться  за  чтение путевых записей,  чтобы и  таким  способом  воскресить
прошедшее.
     Впрочем, Эдуард находил меньше предметов для бесед с Шарлоттой наедине,
особенно с тех  пор,  как сделанное ею в парке вызвало упрек, казавшийся ему
столь справедливым  и тяготивший его  сердце. Он долго молчал о том, что ему
говорил капитан; но однажды, увидев,  что жена  его опять принялась за  свои
ступеньки и дорожки, с трудом пролагая путь от дерновой хижины к вершине, он
не выдержал  и,  после  некоторых  колебаний, поделился  с ней  своим  новым
мнением.
     Шарлотту  оно  озадачило.   Она  была  достаточно  умна,  чтобы  понять
правильность   замечаний;  но  уже  сделанное  обязывало,  не  позволяло  ей
соглашаться; оно  пришлось ей  по  сердцу, оно  ей  нравилось;  даже то, что
заслуживало  порицания, было ей до последней частички  мило; она  восставала
против  доводов, отстаивала  свое маленькое  творение,  нападала на  мужчин,
которые сразу же затевают нечто большое и  сложное, какую-нибудь  шутку  или
забаву сразу  превращают в  серьезное  дело, не  думая о расходах, неизбежно
связанных  с широкими замыслами.  Она  была выведена из равновесия, обижена,
рассержена; она не могла ни отказаться от  старого,  ни полностью отвергнуть
новое; но, будучи женщиной решительной, она тотчас же приостановила работы и
дала себе срок, чтобы все обдумать и дать мыслям созреть.
     В  то  время  как  мужчины,  оставаясь  вместе, все  с  большим рвением
отдавались своему делу, увлекались устройством сада и теплицы, но не бросали
вместе с  тем и  привычных для помещичьей жизни  занятий:  ездили на  охоту,
покупали,  меняли и объезжали  лошадей,-  Шарлотта, лишившись своей  обычной
деятельности, с каждым днем чувствовала себя все более одинокой. Она усердно
принялась за переписку, продолжая  свои хлопоты о капитане, и все же нередко
томилась одиночеством.  Тем приятнее  и интереснее были  для  нее  известия,
приходившие из пансиона.
     Одно  из  обстоятельных   писем  начальницы,  которая,  как  обычно,  с
удовольствием  распространялась   об  успехах  дочери   Шарлотты,  содержало
короткую приписку; мы воспроизводим ее здесь, а также  и  листок, написанный
рукой ее помощника.

        "ПРИПИСКА НАЧАЛЬНИЦЫ"

     Об Оттилии я, милостивая государыня, могу, собственно говоря, повторить
лишь то, о чем я уже докладывала Вам в предыдущих письмах. Бранить мне ее не
за что, а между тем я  не  могу быть довольна ею. Она по-прежнему скромна  и
услужлива, но ее готовность от всего отказаться, и самая эта услужливость не
нравятся  мне. Ваша милость  недавно прислали ей деньги и разные  материи. К
деньгам  она и  не  прикоснулась,  материи  тоже  лежат  -  она  до  них  не
дотронулась.  Вещи  свои она,  правда,  хранит в  большом порядке и чистоте,
только ради которой как  будто и меняет платья. Не  могу  также похвалить ее
чрезвычайную  воздержанность  в  пище и питье.  За  столом  у вас нет ничего
лишнего,  но меня  радует больше всего, когда  дети едят досыта,  а  блюда -
вкусны  и  идут  им  на пользу.  То,  что приготовляется со  знанием  дела и
подается  на стол, должно быть  съедено. Оттилию же в этом  не  убедишь. Она
сама  придумывает   себе  дела,  уходит  поправлять  какой-нибудь  недосмотр
прислуги, лишь  бы пропустить одно блюдо  или  десерт. При этом  не следует,
однако, упускать из виду, что у нее, как я лишь недавно узнала,  часто болит
левый висок; боль, правда, скоро проходит, но  бывает мучительна.  Вот  все,
что касается этой в остальном милой и привлекательной девушки.

        "ЗАПИСКА ПОМОЩНИКА"

     Наша почтенная начальница обычно  дает мне читать письма, в которых она
сообщает родителям и опекунам своя  наблюдения над  воспитанницами. То,  что
она  пишет Вашей  малости, я всегда читаю  вдвойне  внимательно и  с двойным
удовольствием, ибо если мы можем поздравить Вас как мать девушки, сочетающей
в себе  все те блестящие качества,  которые помогают возвыситься в свете, то
я, со своей стороны, считаю не  меньшим для  Вас счастьем заменять родителей
Вашей приемной дочери,  существу, рожденному на благо и на радость не только
другим, но, смею надеяться, и самой себе. Оттилия едва ли не единственная из
наших  воспитанниц, касательно  которой  я  не  могу  разделить мнение нашей
глубокоуважаемой  начальницы.  Я  отнюдь не  осуждаю  эту  столь  деятельную
женщину, если она требует, чтобы плоды ее забот были видны ясно и отчетливо,
но ведь есть и другие, таящиеся от нас, плоды, притом  самые сочные, и  рано
или поздно они  дадут начало новой, прекрасной жизни. Такова,  несомненно, и
Ваша приемная дочь. С тех пор как я ее учу, она все время ровно и  медленно,
очень  медленно, двигается только вперед, а  назад - ни шага.  Если обучение
всегда следует  начинать с начала, то с ней  это  особенно необходимо. Того,
что  не   вытекает  из  предыдущего,  она  не   понимает.  Она   оказывается
беспомощной, становится в тупик перед самой простой  задачей, если она ни  с
чем не  связана  для  нее. Но если удается  найти  и  показать  ей связующие
звенья, она начинает понимать и самое трудное.
     Идя вперед так медленно, она отстает от  своих подруг, которые, обладая
совсем иными  способностями,  постоянно спешат вперед, легко схватывают все,
даже  и  ни  с  чем  для них не  связанное,  все легко  запоминают  и  умело
используют. Поэтому она ничего не может усвоить, ничему  не может выучиться,
если преподавание идет слишком быстро, что бывает  иногда на  уроках даже  у
превосходных,  но горячих и нетерпеливых учителей. Мне  не раз жаловались на
ее почерк, на неспособность  усвоить правила грамматики. Я подробно выяснял,
в чем тут дело: пишет она, правда,  медленно и как-то напряженно, но не вяло
и  не безобразно. То, что  я шаг за шагом объяснял ей во французском  языке,
хотя он и не является  моим предметом,  она  понимала с легкостью. Она знает
многое, и  весьма  основательно, но, как ни  странно,  когда ее  скрашивают,
кажется, что она не знает ничего.
     Если  мне  будет  позволено  заключить  письмо общим  замечанием, я  бы
сказал: она учится не как девушка, получающая воспитание, а так,  словно она
сама  собирается  воспитывать,- не  как ученица, а как будущая  учительница.
Вашей милости, может быть,  кажется странным, что я, сам будучи воспитателем
и  учителем, не  нахожу лучшей  похвалы,  как равняя  ее  с  собой. Но  Ваша
проницательность, Ваше глубокое  знание  людей и света помогут  Вам  сделать
верный вывод  из моих  скромных и благожелательных замечаний. Вы  убедитесь,
что и на эту девушку можно возлагать радостные надежды. Поручаю  себя Вашему
милостивому вниманию  и  прошу  позволения я впредь писать Вам,  если  будут
какие-либо существенные и утешительные новости.

     Шарлотту  порадовали  эти  строки. Их смысл в  точности  соответствовал
представлениям, какие у нее создались об Оттилии; но она не могла удержаться
от улыбки, подумав, что горячность учителя превышает простое  удовлетворение
достоинствами воспитанницы. Рассудительная, свободная  от предрассудков, она
допускала и такое отношение, как и многие другие, ибо жизнь научила ее тому,
что в  этом  мире, где всюду  царят равнодушие  и неприязнь,  следует высоко
ценить каждую подлинную привязанность.


        "ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ"

     Топографическая   карта,  на  которую  в  довольно   крупном  масштабе,
отчетливо  и  ясно,   пером   и  красками,  нанесено   было  имение  с   его
окрестностями,  и  которой  капитан с помощью  тригонометрических  измерений
сумел придать  необходимую точность, скоро  была  готова; не  случайно  этот
деятельный  человек  столь  мало  нуждался  в  сне, день же  его всегда  был
посвящен  насущной  цели,  и  потому уже  к  вечеру он неизменно  заканчивал
какую-нибудь часть работы.
     -  Теперь,-  сказал он  другу,- мы  перейдем к  следующему, к  описанию
имения; у  тебя, наверно,  уже  собрано  много предварительных сведений,  из
которых нам  удастся  вывести и оценку аренды отдельных участков,  и  разное
другое.  Только давай примем решение и поставим себе за правило  отделять от
жизни все,  что относится  к делу. Дело  требует серьезности и  строгости, а
жизнь -  произвола; дело  нуждается в полнейшей последовательности,  меж тем
как в жизни часто бывает нужна непоследовательность, которая временами  даже
оказывается желанной и отрадной. Чем ты  спокойнее за  дело,  тем  свободнее
чувствуешь себя  в жизни, а стоит  только смешать одно с другим, как свобода
разрушит и уничтожит спокойствие.
     В этих словах Эдуард почувствовал легкий упрек. Не будучи беспорядочным
от природы, он никак не мог собраться привести в порядок свой архив. Бумаги,
касавшиеся других лиц, и те, что касались только его,- вес было  перемешано,
как не умел  он должным  образом отделять  дела и  занятия  от развлечений и
удовольствии. Теперь он почувствовал облегчение, ибо эту задачу взял на себя
друг, второе "я" осуществляло  то  расчленение, которому не всегда  способно
подвергнуться единое человеческое "я".
     Во  флигеле  капитана они  устроили полки  для текущих  дел, архив  для
завершенных; из различных хранилищ,  комнат, шкафов и ящиков снесли туда все
документы, бумаги, ведомости, и очень скоро  весь этот ворох, разложенный по
рубрикам с  особыми пометками,  был приведен в образцовый порядок.  То, чего
они   искали,  нашлось  в  таком  изобилии,  на   какое  не   приходилось  и
рассчитывать. При этом  большую помощь оказал им  старый писарь, которым  до
сих  пор Эдуард всегда  бывал недоволен. Он целый день и даже часть ночи  не
отходил от конторки.
     - Я  его  не  узнаю,-  говорил  Эдуард  своему  другу,-  таким  он стал
деятельным и полезным.
     -  Это,- заметил  капитан,- происходит оттого, что  мы не  поручаем ему
ничего нового, пока он по мере своих сил  не справится со старым, и вот, как
видишь, он делает очень много; а стоит ему только помешать - он  не  сделает
ничего.
     Вместе  проводя дни,  друзья по  вечерам непременно посещали  Шарлотту.
Если - как  это  нередко  случалось -  никто не приезжал в гости из соседних
поместий,  то  разговор,  как и чтение, обычно посвящались таким  предметам,
которые  способствуют  благополучию  современного  общества,  его  пользе  и
удобству.
     Шарлотта,  вообще  привыкшая наслаждаться настоящим,  видя  мужа своего
довольным, сама испытывала удовлетворение. Разные усовершенствования в быту,
которые  она  давно  хотела,  но все  никак  не  могла  ввести, были  теперь
осуществлены с  помощью капитана. Пополнилась домашняя  аптека,  до сих  пор
состоявшая  лишь  из  немногих  лекарств,  и  Шарлотта  благодаря  книгам  и
сведениям,  почерпнутым  из разговоров,  имела  теперь  возможность  чаще  и
плодотворнее приходить на помощь другим.
     Так как они  приняли во  внимание  и несчастные случаи, столь обычные и
все же слишком часто застающие людей врасплох, то запаслись всем необходимым
для спасения утопающих, тем более что  в местности, где было столько прудов,
речек и  запруд,  подобные несчастия нередко повторялись.  Капитан  особенно
заботливо пополнял эту статью, и Эдуард не  мог удержаться от замечания, что
такой случай однажды  составил  примечательное событие в жизни его друга. Но
капитан промолчал,  как будто  стараясь уйти  от печального воспоминания,  и
Эдуард не продолжал разговора; смолчала  и Шарлотта,  знавшая в общих чертах
обстоятельства дела и ничего не добавившая к словам мужа.
     - Мы можем  быть довольны сделанным,- сказал однажды  вечером капитан,-
но нам еще недостает самого необходимого  - сведущего человека, который умел
бы со всем этим обращаться. Я могу предложить одного знакомого мне полкового
хирурга, он теперь пойдет  служить и за  умеренную плату; это  знаток своего
дела, не  раз помогавший мне  и при тяжелых болезнях лучше,  чем  знаменитые
врачи, а немедленная помощь и есть то самое, в чем больше всего нуждаешься в
деревне.
     Хирург  был немедленно приглашен,  и  супруги радовались,  что  нашлась
возможность употребить на самые неотложные нужды  те деньги,  которые раньше
оставались им на прихоти.
     Так  Шарлотта  и для себя извлекала пользу из познаний капитана, из его
деятельности и, успокоившись насчет  каких-либо  возможных последствий, была
очень  довольна  его  присутствием. Обычно она  заранее  обдумывала вопросы,
которые хотела  задать ему,  и  так как  она  любила жизнь,  то ей  хотелось
удалить из дому все опасное, все смертоносное.  Свинцовая глазурь на горшках
и ярь на медной посуде причиняли ей  немало тревог. Она  просила  у капитана
объяснений, и  им,  естественно,  пришлось  обратиться к  основным  понятиям
физики и химии.
     Непреднамеренный, но всегда приятный повод для разговоров на такие темы
давал Эдуард,  любивший читать вслух. Он обладал приятным мягким  басом  и в
свое  время  пользовался  в обществе успехом  благодаря  живой,  исполненной
чувства передаче произведений поэтического и ораторского  искусства.  Теперь
его привлекали другие предметы,  и читал он вслух другие книги,  в последнее
время главным образом труды по физике, химии и технике.
     При  этом у него  была  одна  черта,  общая, может  быть, с целым рядом
людей:  он не выносил, когда кто-нибудь во  время  чтения  заглядывал ему  в
книгу. Прежде,  когда он  читал  стихотворения,  драмы,  повести,  это  было
естественным следствием живого желания, свойственного чтецу в такой же мере,
как поэту, актеру, рассказчику, удивлять слушателей, возбуждать  их ожидание
паузами, держать их в напряжении; а  такой эффект, конечно, нарушается, если
кто-нибудь  успевает  забежать  вперед.  Поэтому  Эдуард всегда садился так,
чтобы никого  не было  за  его спиною. Теперь, когда  их было  только  трое,
подобная  предосторожность стала излишней; кроме того, ему уже не нужно было
действовать  на  чувство, поражать  фантазию,  и  он,  естественно, перестал
остерегаться.
     Но  однажды вечером, во  время чтения,  он  вдруг заметил, что Шарлотта
смотрит ему в книгу. В нем проснулась былая раздражительность, и он довольно
резко ей заметил:
     - Неужели нельзя раз навсегда бросить эту дурную привычку, как и многое
другое, что неприятно в обществе? Когда  я читаю вслух, разве  это  не то же
самое, как  если бы я  рассказывал? Написанное, напечатанное заступает место
моих мыслей, моих чувств,- а разве взял бы я на себя труд  говорить, если бы
у  меня в голове или груди было устроено окошечко и тот, кому я в  известной
последовательности  сообщаю мои  мысли,  с кем постепенно  делюсь чувствами,
всякий раз заранее  знал бы, что у меня на уме? Когда кто-нибудь заглядывает
в книгу, мне кажется, будто меня рвут на части.
     Шарлотта, чья находчивость, испытанная и  в  большом  свете, и в тесном
кругу, выражалась  в  том, что  она умела  предотвратить всякое  неприятное,
резкое,  даже  просто  слишком страстное суждение, прекратить затягивающийся
разговор, а вялый поддержать, и в данном  случае не утратила этой счастливой
способности:
     -  Ты, наверно,  простишь мне мой  промах, если  я объясни, что со мной
сейчас было, Я слушала, как ты читаешь о сродстве, и тут же мне пришли на ум
мои родственники, два мои двоюродные брата,  которые сейчас  доставляют  мне
много забот. Потом мое внимание опять возвратилось к чтению: я услышала, что
речь идет уже о неодушевленных предметах, и заглянула к тебе в Книгу,  чтобы
восстановить для себя ход мыслей,
     -  Тебя смутило  и  сбило  с  толку сравнение,-  сказал  Эдуард.- Здесь
говорится всего-навсего о почвах и  минералах, но человек -  прямой Нарцисс:
всюду он  рад видеть свое отражение; он точно фольга, которой готов  устлать
весь мир.
     -  Да! - продолжал капитан.- Так  человек относится ко всему, что лежит
вне его; своей  мудростью и своей глупостью, своей волей и своим  произволом
он наделяет животных, растения, стихии и божества.
     - Мне не хочется,- сказала Шарлотта,- отвлекать вас от темы, которой мы
сейчас  заняты, но не объясните  ля вы  мне вкратце, что  здесь, собственно,
разумеется под сродством.
     -  Постараюсь,-  ответил  капитан,  к  которому  обратилась  Шарлотта,-
разумеется, по мере моих сил и так, как меня этому учили лет  десять назад и
как  я вычитал из книг. По-прежнему ли  думают  на  этот счет в ученом мире,
соответствует ли это новым учениям, сказать не берусь.
     -  Все-таки  очень  плохо,- сказал Эдуард,-  что  теперь ничему  нельзя
научиться на  всю жизнь.  Наши предки  придерживались знаний,  полученных  в
юности; нам же приходится  переучиваться каждые пять лет,  если  мы не хотим
вовсе отстать от моды.
     - Мы, женщины,- сказала Шарлотта,- не  вдаемся в такие тонкости; и если
уж  говорить откровенно, то мне, собственно, важен  лишь смысл слова: ведь в
обществе  ничто не вызывает больших  насмешек, чем неправильное употребление
иностранного  или  ученого  слова.  Я  хочу только  знать,  в  каком  смысле
употребляется в подобных случаях это  выражение. А что оно  должно значить в
науке - это предоставим ученым, которые, впрочем, как я могла заметить, вряд
ли придут когда-нибудь к единому мнению.
     - С чего бы нам начать, чтобы скорее добраться до сущности? - помолчав,
спросил Эдуард капитана, а тот немного подумал и сказал:
     -  Если мне будет позволено начать по видимости издалека, то  мы быстро
достигнем цели.
     - Будьте уверены, что я  слушаю с полным  вниманием,- сказала Шарлотта,
откладывая рукоделие. И капитан начал:
     - Все, что мы наблюдаем в природе, прежде всего  существует в известном
отношении  к  самому себе. Странно, может быть,  говорить то, что разумеется
само собою, но ведь только полностью уяснив себе известное, можно переходить
к неизвестному.
     -  Мне кажется,- перебил  Эдуард, -  мы  сможем и  ей и  себе облегчить
объяснение  примерами.  Попробуй представить себе воду,  масло, ртуть - и ты
увидишь единство, взаимосвязь  их частей, это единство они утрачивают только
под  воздействием какой-нибудь силы или при других таких же обстоятельствах.
Как только последние устранены, частицы вновь соединяются.
     -   Бесспорно,  так,-  подтвердила