остью, но в конце концов один  веселый  молодой офицер выступил  со
словами:
     - Если  и мне позволено добавить что-нибудь, чего еще не хватает в этой
сокровищнице, то я отрежу  две пуговицы от моего  мундира, которые, пожалуй,
заслуживают тоже стать достоянием потомства.
     Сказано - сделано. И тут многие последовали его примеру.
     Женщины  клали свои  гребенки,  расставались с  флакончиками и  другими
безделушками,  и  только  Оттилия  стояла  в  нерешительности,  пока  Эдуард
приветливым словом не оторвал ее от созерцания всех этих принесенных в дар и
сложенных  вместе  вещиц. Тогда она сняла с шеи  золотую цепочку, на которой
висел   портрет   ее  отца,  и  легким  движением  положила   поверх  прочих
драгоценностей, а  Эдуард поспешно  приказал, чтобы точно пригнанную  крышку
тотчас же опустили и зацементировали.
     Молодой  каменщик,  который  был  при этом  особенно деятельным,  снова
принял вид оратора и продолжал:
     - Камень этот мы кладем на вечные времена, на долгую радость нынешним и
будущим хозяевам дома. Но  сейчас, когда мы как бы закапываем  клад, занятые
самым  основательным  из  дел,  мы  в  то  же  время  не забываем,  что  все
человеческое преходяще;  мы  думаем и  о  том, что  когда-нибудь эта  плотно
заделанная  крышка,  быть может,  приподнимется,  а это  может  случиться не
иначе, как если будет разрушено здание, которое мы еще и не воздвигали.
     Но  если  мы хотим,  чтобы  оно  было  воздвигнуто,  довольно думать  о
будущем, вернемся к  настоящему! Давайте-ка,  как только окончится  нынешний
праздник,  приступим к  работе,-  так, чтобы  никто  из мастеровых,  которые
трудятся здесь, не оставался без дела, чтобы здание быстро поднялось ввысь и
было завершено и чтобы из окон, еще не существующих сейчас, радостно озирали
окрестность хозяин дома  с домочадцами и гостями, за здоровье которых я пью,
как и за всех присутствующих здесь!
     И  он единым духом  осушил тонко граненный бокал и подбросил его вверх,
ибо  уничтожением  сосуда,  из  которого  мы  выпили  в минуту  веселья,  мы
знаменуем избыток радости. Однако на этот  раз случилось иное: бокал не упал
на землю, хотя и без всякого чуда.
     Дело в  том, что, спеша приступить к постройке, в противоположном  углу
уже вывели фундамент и даже начали возводить стены, для чего  сооружены были
достаточно высокие леса.
     Строители, соблюдая  свою выгоду, выложили их  ради праздника досками и
пустили туда целую толпу зрителей. На эти-то леса и взлетел бокал, тотчас же
подхваченный   кем-то,   кто   увидел    в   этой   случайности   счастливое
предзнаменование для себя. Не выпуская бокала из рук, он высоко поднял его и
показал,  так, что все  увидели изящно сплетенные вензелем буквы Э  и О; это
был один из бокалов, заказанных для Эдуарда в дни его молодости.
     Леса опустели,  и тогда  кое-кто  из  гостей, самые  легкие па  подъем,
взобрались на  них,  чтобы осмотреть  окрестности, и  не  могли  нахвалиться
красотою видов, открывавшихся во все стороны.
     Чего только не различает взгляд, когда  на возвышенном месте подымешься
всего  лишь па высоту одного этажа!  В  глубине равнины можно  было заметить
несколько новых деревень; ясно выступила  серебряная  полоса реки,  а кто-то
даже  уверял,  будто видит  башни  столицы.  С  противоположной  стороны  за
лесистыми  холмами  синели  далекие вершины  горной  цепи,  а вся  ближайшая
местность представлялась взгляду как единое целое.
     - Надо только,-  воскликнул кто-то,- чтобы три пруда  были  соединены в
одно  большое  озеро, и тогда  великолепнее этой картины ничего нельзя будет
себе представить.
     - Это исполнимо,- сказал капитан,  ведь когда-то они и  составляли одно
горное озеро.
     - Прошу только,- сказал Эдуард,- пощадить мои тополи и платаны, которые
так  живописно  стоят  у среднего  пруда. Посмотрите,-  указывая  на долину,
обратился он к Оттилии и прошел с нею несколько шагов вперед,- эти деревья я
сажал сам.
     - Сколько же им лет? - спросила Оттилия.
     -  Примерно  столько же,- ответил  Эдуард,- сколько вы живете на свете.
Да, милое дитя, когда вы лежали в колыбели, я уже сажал деревья.
     Общество  вернулось в замок. А  после обеда все отправились на прогулку
по  деревне,  чтобы  и здесь  взглянуть на то,  что было  сделано. Жители по
просьбе капитана собрались перед своими домами; они не выстроились в ряд, но
расположились естественными семейными группами, некоторые занимались  своими
обычными  работами, другие отдыхали на новых скамьях. Отныне им было вменено
в отрадную  обязанность  -  каждое  воскресенье и  каждый  праздник  сызнова
наводить чистоту и порядок.
     Присутствие  большого  общества всегда  неприятным образом  нарушало те
задушевные отношения, которые установились в кругу наших друзей. Поэтому все
четверо были довольны, когда оказались одни в большой зале; но и это чувство
домашнего  покоя  оказалось  непрочным;  Эдуарду подали письмо, извещавшее о
гостях, которые приедут завтра.
     - Как  мы и предполагали,- сказал Эдуард  Шарлотте,- граф  не  заставит
себя ждать, он приезжает завтра.
     - Значит, и баронесса неподалеку,- зачетила Шарлотта.
     - Конечно!  -  ответил Эдуард.-  Она завтра тоже появится.  Они  просят
разрешения переночевать и послезавтра собираются ехать дальше.
     - В таком случае, Оттилия, нам надо все подготовить,- сказала Шарлотта.
     - Как вы прикажете их разместить? - спросила Оттилия.
     Шарлотта распорядилась насчет самого главного, и Оттилия вышла.
     Капитан спросил об отношениях между этими  двумя лицами,  известных ему
лишь в общих чертах. Они давно,  уже не будучи свободными, страстно полюбили
друг друга.  Расстройство, внесенное в два брачных союза, вызвало  некоторый
шум; стали поговаривать  о разводе. Баронессе удалось добиться его, графу же
- нет. Для вида им пришлось расстаться, но связь их оставалась неизменной, и
если  зиму они не  могли проводить вместе в  княжеской резиденции,  то летом
вознаграждали  себя совместными путешествиями и  поездками на  воды. Оба они
были немного старше Эдуарда и  Шарлотты,  и  всех  четверых связывала тесная
дружба  еще со  времен  их  жизни  при  дворе.  Обе  пары сохранили  хорошие
отношения, хотя и не  во всем  одобряя  друг друга.  На сей  раз  приезд  их
впервые  оказался  не  совсем  по  сердцу  Шарлотте,  и  если  бы она  стала
доискиваться причины, то это было  из-за Оттилии. Милой, чистой девушке рано
еще было видеть подобный пример.
     -  Могли бы  приехать  хоть на два дня  позже,-  сказал  Эдуард,  когда
Оттилия  возвратилась в  комнату.- Мы  бы тем  временем покончили с продажей
мызы. Купчая готова; одна  копия у меня  есть и не  хватает только другой, а
наш старый писец очень болен.
     Капитан  предложил  свою  помощь,  Шарлотта  -  также;  но  Эдуард   не
соглашался.
     - Позвольте мне переписать бумагу,- поспешила отозваться Оттилия.
     - Ты не справишься вовремя,- сказала Шарлотта.
     - И правда,  мне надо иметь  ее  уже послезавтра с утра, а возни  с ней
много,- сказал Эдуард.
     - Все будет готово,- воскликнула Оттилия, уже держа в руках бумагу.
     На следующее утро,  когда  они  из верхнего этажа  высматривали гостей,
желая вовремя выйти им навстречу, Эдуард сказал:
     -  Кто это  там так медленно едет  верхом по  дороге? Капитан подробнее
описал фигуру всадника.
     - Так, значит, это он,- сказал Эдуард.- Детали, которые ты видишь лучше
меня,  вполне  соответствуют  общему облику, который  различаю  и я.  Это  -
Митлер. Но почему он едет так медленно, так страшно медленно?
     Всадник  подъехал  ближе,  и  в  самом  деле  это  оказался Митлер.  На
лестнице,  по которой  он  медленно  поднимался,  его  встретили  дружескими
приветствиями.
     - Почему вы не приехали вчера? - спросил его Эдуард.
     - Я не люблю шумных празднеств,- отвечал  гость.- Сегодня же я приехал,
чтобы с тиши отпраздновать вместе с вами день рождения моей приятельницы.
     - Но откуда у вас столько свободного времени? - шутливо спросил Эдуард.
     - Моим посещением, если оно  имеет для вас  хоть  какую-нибудь цену, вы
обязаны мысли, которая  вчера пришла мне  в  голову.  Половину дня я провел,
радуясь сердечно, в одном доме, где мне удалось восстановить мир, и там-то я
услышал,  что у  вас празднуется день рождения. Ведь это же в  конце концов,
подумал я,  можно  назвать эгоизмом: ты  согласен  радоваться только с теми,
кого помирил. Почему бы тебе не порадоваться  и с друзьями, которые хранят и
соблюдают мир? Сказано - сделано! Вот я и приехал, как решил вчера.
     - Вчера  бы  вы  застали здесь большое общество,  а  сегодня  встретите
только маленькое,- сказала Шарлотта.-  Вы увидите графа и баронессу, которые
вам тоже причинили немало хлопот.
     Странный  гость  тотчас  же вырвался  из тесного кружка обступивших его
друзей и с досадой стал искать шляпу и хлыст.
     - Злой рок преследует  меня всякий раз, как только я соберусь отдохнуть
и развлечься.  Да  и  зачем  я  изменяю  своим  правилам? Не надо  было  мне
приезжать, а  то теперь приходится  убираться восвояси. С  этими  двумя я не
останусь  под одной крышей. Да и вы остерегайтесь: от них только и жди беды.
Они, как закваска, все заражают своим брожением.
     Его пытались успокоить, но тщетно,
     - Кто  против брака,- воскликнул  он,- кто словом,  а  то и, хуже того,
делом расшатывает рту основу всякого нравственного общества, тот будет иметь
дело со мною; если  же я не в  силах  его обуздать, то и знать  его не хочу!
Брак  -  это  начало  и  вершина  человеческой  просвещенности.  Грубого  он
смягчает, а  человеку  образованному дает наилучший  повод доказать мягкость
своего нрава. Брак должен быть нерушим, ибо он приносит столько счастья, что
какое-нибудь  случайное горе даже  и в счет не идет по сравнению с ним. Да о
каком горе тут  может  быть речь? Просто человека время от времени одолевает
нетерпение, и тогда ему угодно считать себя несчастным. Но пусть пройдет эта
минута, и вы будете  счастливы, что все осталось так, как было.  Для развода
не  может  быть вообще  достаточного  основания. Человек  и  в радостях  и в
горестях стоит так высоко, что  совершенно невозможно исчислить, сколько муж
и  жена  друг  другу должны.  Это  - беспредельный долг, и  отдать его можно
только  в  вечности. Порой брак становится неудобен, не спорю, но так оно  и
должно быть. Разве нe  такими же  узами  мы  соединены с нашей совестью,  от
которой  мы  часто рады бы избавиться, потому  что она причиняет нам  больше
неудобства, чем муж и жена друг другу?
     Так он говорил, горячась,  и говорил бы,  наверно, еще  больше, если бы
почтовые рожки не  возвестили о прибытии гостей, которые, словно по уговору,
в одно и то же время  с разных сторон въехали в замковый двор. Когда хозяева
поспешили им навстречу, Митлер  скрылся, велел подать  лошадь к гостинице и,
раздосадованный, ускакал.


        "ГЛАВА ДЕСЯТАЯ"

     Гостей  приветствовали и повели  в дом; они с радостью вступили в  этот
замок,  в  эти комнаты, где некогда провели  немало веселых дней  и где  так
долго не  бывали.  Встретиться с ними были рады  и  наши друзья.  И графа  и
баронессу  отличали та  красота и та  стройность  фигур, которые  в  средней
возрасте едва ли  не привлекательнее, чем в молодости: пусть первый цвет уже
успел поблекнуть, но тем решительнее  они возбуждают симпатию  и  доверие. К
тому же эта пара вполне умела  сообразоваться с  требованиями света. Свобода
их взглядов на  жизненные  отношения  и поступки, их веселость  и  кажущаяся
простота  обращения сразу же  сообщались и  другим, и в то же время  все это
умерялось подлинной воспитанностью, чуждой какого бы то ни было принуждения.
     Это  тотчас оказало свое влияние  на кружок  друзей.  Гости, только что
оставившие высший свет,  как о  том можно  было судить по их платью, вещам и
всему окружению, представляли  полную противоположность нашим друзьям, с  их
сельской жизнью и затаенно страстным душевным миром; контраст  этот, однако,
сгладился, как только старые воспоминания  смешались с интересами настоящего
и быстрая, оживленная беседа связала всех воедино.
     Впрочем,  довольно   скоро  произошло   и  некоторое  разделение.  Дамы
отправились  в  свой флигель и  принялись  поверять друг  другу всевозможные
новости, тут  же  разглядывая последние фасоны  и  покрои весенних  платьев,
шляпок  и  тому  подобного,  мужчины  же  занялись  осмотром новых  дорожных
экипажей, лошадей, приведенных конюхами, договаривались об обмене и продаже.
     Снова друзья сошлись только за обедом. К столу все переоделись, и гости
при этом опять сумели показать  себя в самом  выигрышном свете.  Все на  них
было новое, словно  в первый раз надетое, и в то же время уже успевшее стать
привычным и удобным.
     Оживленный  разговор  быстро переходил  с  предмета  нa предмет: как  и
всегда  в  обществе  подобных  людей, интересуются  всем и  ничем.  Говорили
по-французски,  чтобы  прислуга  не  могла понять,  и  с  игривой  легкостью
касались  светских отношений высшего и среднего  круга. Только  раз разговор
довольно долго вращался вокруг одной и той же темы: Шарлотта осведомилась об
одной из подруг  своей  молодости и  с удивлением услышала,  что  вскоре  ей
предстоит развод.
     - Как это печально! -  сказала Шарлотта.- Думаешь, что друзья,  которых
не видишь, живут в благополучии, что недруга, которую любишь, устроила  свою
судьбу, а не успеешь оглянуться, как приходится уже слышать, что в ее судьбе
совершается  перелом и что  в жизни  ей  опять предстоит ступить sa новые и,
быть может, столь же ненадежные пути.
     - В сущности, дорогая  моя,- возразил ей граф,-  мы сами виноваты, если
такие происшествия являются для нас неожиданными. Все земное и, в частности,
супружеские  взаимоотношения,  мы склонны  воображать себе  чем-то в  высшей
степени постоянным, а  что  касается  брака,  то  к подобным представлениям,
ничего  не имеющим  общего с  действительной  жизнью,  нас приводят комедии,
которые  мы  все  время  смотрим.  В комедии  брак предстает перед  вами как
конечная  цель  желания, встречающего препятствия  на  протяжении нескольких
актов,  причем  занавес  падает  в  тот  миг, когда  цель  достигнута,  и мы
сохраняем чувство удовлетворения  этой минутой. В жизни устроено иначе: игра
тут  продолжается  и  за сценой, и  когда занавес  подымается  вновь, то уже
ничего больше не хочется ни видеть, ни слышать.
     - Все это, наверно, обстоит не так уж плохо,-  сказала Шарлотта,-  если
мы видим, что даже лица, уже сошедшие с этой сцены, все-таки бывают не прочь
сыграть на ней еще какую-нибудь роль.
     - Против  этого ничего не скажешь,- заметил  граф.- За новую роль можно
взяться с охотой, но если знаешь свет, то понимаешь,  что в браке именно рта
заранее предрешенная незыблемость среди  всего изменчивого в мире и является
чем-то  несообразным.  Один  из моих  друзей,  который,  когда бывал в духе,
измышлял  проекты  новых  законов,  считал,  что всякий  брак  следовало  бы
заключать  только  на  пять лет. Это,  говорил  он, сакраментальное нечетное
число и  срок, как раз вполне достаточный для  того,  чтобы можно было  друг
друга узнать, произвести на свет  нескольких детей, поссориться и, что всего
лучше,  помириться. Он  обычно  восклицал  по этому  поводу:  "Как счастливо
протекало  бы первое время: года  два-три, по  крайней  мере, можно было  бы
провести  вполне  приятно.  Потом  одному  из  супругов  все-таки,  наверно,
захотелось  бы  продлить  отношения,  и  предупредительность  с его  стороны
возрастала  бы  по  мере  приближения  положенного  срока.  А это  могло  бы
умиротворить и  подкупить равнодушного, даже недовольного. И  как в обществе
добрых друзей не помнишь о  времени, так и супруги забыли бы о нем и были бы
приятнейшим образом  удивлены, спохватившись  по  истечении срока, что  он с
молчаливого согласия уже продлен.
     Хоть все это звучало очень мило и весело и хотя Шарлотте было ясно, что
в  этой шутке можно усмотреть и глубокий нравственный смысл, все же подобные
речи были ей неприятны, главным образом из-за Оттилии. Она прекрасно  знала,
что не может быть  ничего опаснее слишком вольной беседы,  в которой явление
предосудительное   или   полупредосудительное   рассматривается  как   нечто
привычное, обыкновенное, даже похвальное, а к подобным явлениям принадлежит,
конечно, все, что нарушает крепость брачных уз.  Поэтому она со свойственным
ей  тактом  пыталась  изменить предмет разговора,  а когда это  не  удалось,
пожалела, что  Оттилия  так превосходно  всем распорядилась и  ее  ни за чем
нельзя  послать.  Заботливая  девушка  взглядами  и  знаками  объяснялась  с
дворецким, и все  шло  как нельзя лучше, хотя среди  прислуги были два новых
неумелых лакея.
     Между  тем  граф,  не  замечая  усилий  Шарлотты  переменить  разговор,
продолжал на ту же  тему. Хоть ему и никогда  не приходилось быть докучным в
беседе,  все  же его слишком  тяготила  забота,  и трудности,  мешавшие  ему
развестись с женой, озлобляли его против всего,  что  было связано с браком,
которым он в то же время так ревностно желал соединиться с баронессой.
     - Мой приятель,-  продолжал он,- предлагал  еще и другой  законопроект.
Брак  должен был  бы считаться нерасторжимым лишь  в  том случае,  когда обе
стороны  или, по крайней мере,  одна из них  вступили в него уже третий раз.
Ведь  это  могло  сложить  бесспорным доказательством,  что одна  из  сторон
считает брак необходимостью. К тому же должно было стать ясным, как они вели
себя в  прошлом  и не отличаются  ли они какими-нибудь странностями, которые
часто дают  больше  оснований для развода,  нежели  дурные  качества.  Итак,
необходимо  наводить  соответствующие  справки,  наблюдая  при  этом как  за
женатыми,  так  и  за  неженатыми, ибо неизвестно,  как еще  могут сложиться
обстоятельства.
     -  Все это,- сказал Эдуард,  - будет, во всяком случае, сильно занимать
общество, а то, в самом деле, сейчас, когда мы женаты, никто и не спрашивает
ни о наших добродетелях, ни о наших недостатках.
     - При таком  законе,-  с улыбкой сказала баронесса,- наши милые хозяева
уже успели бы благополучно подняться на две ступени и готовились бы вступить
на третью.
     - Им повезло,- сказал граф,- для них смерть добровольно сделала то, что
консистории обычно делают лишь с неохотой.
     -  Оставим  умерших  в покое,-  сказала  Шарлотта,  и глаза ее  приняли
серьезное выражение.
     -  Почему? - спросил граф.- Ведь  мы можем почтить их память.  Они были
настолько скромны,  что  удовольствовались несколькими годами и  оставили по
себе много хорошего.
     -  Если  бы  только,-  с  подавленным  вздохом сказала  баронесса,-  не
приходилось в подобных случаях жертвовать лучшими годами жизни.
     - Да,- ответил граф,- от этого можно было бы впасть в отчаяние, если бы
в жизни вообще надежды не сбывались  так редко. Дети не  исполняют того, что
обещали;  молодые  люди -  лишь  в  весьма  редких  случаях,  а если  они  и
сдерживают обещание, то свет не исполняет того, что обещал им.
     Шарлотта, довольная, что  разговор принимает другое направление, весело
заметила:
     - Ну, что же! Нам и без  того приходится быстро  привыкать  к тому, что
благополучием пользуешься в жизни лишь время от времени и не в полной мере.
     -  Как бы то  ни было,-  сказал граф,- вам на  долю и в  прошлом выпало
много  хорошего.  Я вспоминаю  годы, когда  вы  с Эдуардом составляли  самую
красивую пару при  дворе; теперь уже  нет  и в помине ни таких блистательных
дней, ни таких запоминающихся образов.  Когда вы танцевали, все глаза бывали
обращены на  вас, прикованы к вам, а вы только смотрели друг на друга, как в
зеркало,
     - С  тех пор так много изменилось,-  сказала  Шарлотта,- что скромность
уже не возбраняет нам слушать эти похвалы,
     - И все-таки,- про