ий, крепкий, с обрывком пулеметной  ленты
через плечо и с красной полоской на папахе. Он смотрел на Сергея хмуро и
недоверчиво.
   Другой - длинный, тонкий, в старой чиновничьей  фуражке,  на  зеленом
околыше которой  была  карандашом  нарисована  кривобокая,  пятиконечная
звезда, и в рваном драповом пальто. Винтовку этот держал наготове, прис-
матриваясь к незнакомцу. Третий, тот, который только что  окликнул  Сер-
гея, - коренастый, широкий, с корявым мужицким лицом, обросшим рыжеватой
бородой, - смотря на Сергея с любопытством, проговорил негромко:
   - Ишь ты... гляди-ка!...
   - Ты кто такой? - строго уставившись  из-под  лохматых  бровей  и  не
сдвигаясь с места, спросил первый.
   - Вы партизаны?.... Красные?...
   - Куда уж больше? с головы до ног, на левую пятку  только  краски  не
хватило, - усмехнувшись, ответил второй.
   - Держи язык-то... брехло! - растягивая слова, перебил третий и спро-
сил Сергея грубоватым, но не сердитым голосом:
   - Ты што за человек будешь? Пошто кричал-то?
   - Я тоже красный! - ответил лихорадочно и взволнованно тот. - Я  убе-
жал из города в горы, но попал к каким-то бандитам. Ночью опять  убежал,
они стреляли...
   - А ты не врешь? - хмуро оборвал его первый. - Может, ты шпион  какой
от белых или офицер переодетый.
   И, впившись в него глазами испытующе, добавил холодно и жестоко:
   - Смотри тогда! У нас расправа короткая...
   Но, должно быть, что-то искреннее было в словах Сергея,  третий  уко-
ризненно ответил за него:
   - Оставь, Егор! Будет тебе... Разве не видишь, что человек правду го-
ворит! И какая у тебя дубовая башка! Чать, я думаю, различить сразу мож-
но.
   От усталости, от перенесенных волнений и от  физической  боли  Сергей
пошатывался и еле-еле стоял на ногах.
   - Верно!... - проговорил он тихо. - Верно, товарищи, я врать  не  бу-
ду...
   - Смотри-ка! Да у него кровь! - воскликнул молчавший до сих пор длин-
ный партизан и, забросив винтовку за плечо, подошел к Сергею, у которого
темно-красное пятно расплылось возле плеча по серой шинели.
   - Откуда это?
   - Откуда! Я же говорю, что они стреляли...
   Все трое обступили его участливо. Прежняя недоверчивость как-то сразу
исчезла, и даже Егор сказал, насколько мог мягче:
   - Так ты видно, брат, и вправду из наших?
   - Ах ты... штоб им окоянным пришлось! - засуетился мужичок. - Ты дой-
ти-то, парень, можешь? Тут не далеко. Там бы Федька перевязал.
   - Могу! Не в ногу попало.
   - Ну, все же. Пойдем, ты обопрись на меня. Яшка, возьми мою винтовку.
Пусть он обопрется.
   - Не надо, не надо! - запротестовал Сергей. - Всю ночь прошатался,  а
теперь уж что.
   Но Силантий настоял на своем. Сергей прислонился к нему правой рукой,
хотя итти по буграм от этого было нисколько не легче.
   Шли недолго, с полчаса. Яшка шел впереди и тащил обе винтовки.
   - Дядя Силантий, а дядя Силантий! - проговорил  он,  оборачиваясь  на
ходу. - Ребята-то на нас накинутся сейчас - во-о!..
   - Чего мелешь?
   - Не мелю, а белого, подумают, поймали. Даешь, мол, к ногтю!
   - Скажешь! Как язык-то у тебя не отсохнет!
   Они вышли на полянку, повернули за гору, и на небольшой площадке  под
крутым скатом Сергей увидел две прикурнувшие книзу землянки.  Около  них
стояли и сидели несколько человек.
   Пришедших окружили с любопытством.
   - Го! Кого привели, ребята? - спросил невысокий, пожилой партизан,  с
наганом за поясом. По татуированным рукам Сергей угадал в нем матроса.
   - Наш, - коротко ответил Егор и выругался крепко.  -  Чего,  дьяволы,
рты-то разинули? Федька, ты где?
   - Здесь!
   - Валяй, тащи чего-нибудь. Неужели не видишь, что  у  человека  плечо
прострелено? Доктор хреновский!
   - Так заходите же в землянку тогда. Не тут же ему раздеваться.
   Землянка оказалась вместительной. Посередине стояла железная печка, а
по сторонам, прямо на земле, лежали охапки сухих листьев. Стола не  было
вовсе.
   Сергею подставили обрубок.
   Прибежал Федька, маленький, черный, суетливый человек.  В  германскую
войну он служил санитаром, а у партизан "доктором".
   Притащил сумку, все содержимое которой заключалось в бутылке  иоду  и
нескольких бинтах, после чего приступил к делу.
   С Сергея стащили шинель, гимнастерку и залитую кровью нижнюю рубаху.
   - Отойдите от света-то, черти! Чего носы  суете,  -  степенно  сказал
Федька.
   Он долго осматривал рану, потом объявил, что  пуля  прошла  насквозь,
пониже плеча через мякоть.
   - Кости, кажись, не задела. А впрочем, кто ж ее знает?
   - Кто ее знает? А еще доктор!
   - Тебе бы, брат, не доктором, а сапожником быть.
   - Пойдите к чорту! - не сердясь сказал Федька.
   - Егор, вымети-ка это дурачье!
   - Выкатывайся, ребята! - возгласил Егор. - Посмотреть?..  Нечего  тут
смотреть! Вот сам получишь, тогда и посмотришь.
   - Взвоешь, брат, сейчас, - предупредил, подходя с бутылкой, Федька. -
Ну ничего, я скоро... самую малость.
   - Не буду! - улыбаясь, ответил Сергей.
   - Ой ли! Ну смотри...
   И он прямо из горлышка влил ему в оба отверстия раны черноватой, жгу-
щейся жидкости. Сергей сдержал крик, вынес боль молча.
   - Эх молодец! - заговорил Федька. - А  у  нас  этого  еду  боятся,  -
страсть! Кулику нашему просадили намедни ногу. Так  две  версты  в  гору
прополз, винтовку не бросил и не пикнул даже. А как еду, - то никак!  Со
скандалом кажный раз, хуже бабы.
   - Кто же это тебя? Не пойму я все-таки толком, - спросил матрос.
   - Я и сам не знаю. Бандиты какие-то! Я думал, это партизаны, а  вышло
вон как. Значок у них малиновый с месяцем...
   - Пилюковцы! - резко сказал Егор. - Казачья сволочь! Это ихний.
   - Что за пилюковцы? - спросил Сергей.
   - Кубанцы-самостийники. Пилюк там в ихнем правительстве был. Ну, дак,
он у них атаманом. Возле Соч они больше путаются.
   Веки Сергея отяжелели, глаза закрывались. Голова горела.
   - Ляг! - сказал ему матрос. - Вон тебе в углу  на  листьях  постлали.
Укройся моей шубой.
   Сергей лег, закрыл глаза. Партизаны вышли. Ему было жарко, но в то же
время пробирала мелкая нервная дрожь. Рука теперь тяжело ныла  и  повер-
нуться, даже чуть-чуть, было больно. Он  чувствовал,  как  раскраснелось
его лицо и как горячая кровь толчками била где-то близко под кожей.
   "Хорошо! - подумал он - Хорошо, что все-таки я у своих..."
   И когда через несколько минут в землянку вошел Егор,  то  он  увидел,
как, разметавшись, тяжело дышит, но все-таки спит новый партизан.
 
   XIII.
 
   Прошло две недели с тех пор, как убежал из города в горы Сергей. Рука
еще болела, и двигать ею было трудно.
   Партизан кругом было много, но  отрядами  держались  они  небольшими,
чтобы скрываться удобнее. Вокруг Сошникова сгруппировалось человек трид-
цать-сорок. Народ боевой и видавший виды. Сам Сошников матрос,  из  тех,
от которых еще в феврале пахло октябрем, был старым партизаном,  еще  со
времен германской оккупации Украины. Он не был хорошо развит  политичес-
ки, не был даже как следует грамотен. Но это не мешало ему быть  хорошим
профессионалом-повстанцем, ненавидеть до крайности белых и горячо  защи-
щать Советскую власть. Он крепко ругался, крыл и в "бога" и во все,  что
угодно; но при случае, не видел ничего зазорного в том, чтобы в меру вы-
пить. Самою сильною бранью считал он слово "соглашатель".
   Потом Егор. Озлобленный до-нельзя и жестокий до  крайности  ко  всем,
кто принадлежал к "тому" лагерю, независимо от профессии, пола и возрас-
та.
   Когда-то давно он был рабочим литейного цеха, про который вспоминал с
ненавистью, который, как он говорил, "прожег и прокоробил его до послед-
ней жилы".
   Прямо с завода он попал в солдаты. За какую-то провинность оттуда - в
дисциплинарный батальон. Озлобленность постепенно нарастала. А  тут  еще
война, и, даже не заехав домой, он угодил на фронт.
   - Всю жизнь промотался хуже собаки, -  говорил  он.  -  Другому  хоть
что-нибудь, передышка какая, ну хоть обман какой-нибудь на  время,  а  у
меня - ни чорта!
   - А пропади они все пропадом! - отвечал он с озлоблением, когда  мат-
рос или еще кто-нибудь из товарищей старался удержать  его  от  излишней
жестокости.
   Он дружил с Сошниковым и считался его помощником.
   Близко узнал еще Сергей Силантия Евстигнеева, или, попросту, дядю Си-
лантия. Это был простой мужик иногородний, как  назывались  крестьяне  в
казачьих станицах. У него где-то "там" была своя немудрящая хатенка, хо-
зяйствишко, баба и девчонка Нюрка, о которой он очень тосковал. Ему сов-
сем не по нутру были все эти сражения... выстрелы... войны... и все  его
мечтания были всегда возле "землишки", возле "спокоя". Раньше забитый  и
эксплоатируемый, он верил в то, что большевики принесли с  собой  "прав-
ду", и что скоро должно все хорошо "по-божьи" устроиться. Но  вышло  все
как-то не так. Пришли белые, и первые плети он получил за то, что  ходил
за офицером и доказывал ему, что никак нельзя ему без  отобранной  лоша-
денки. Потом пришли красные, и на квартиру к нему стал  комиссар.  Потом
пришли опять белые, и ему всыпали шомполами уже за комиссара и  поводили
"в холодную". Из "холодной", испугавшись, как бы не было еще чего  хуже,
он убежал и с тех пор бродит с партизанами,  скучает  по  дому,  по  хо-
зяйству и по Нюрке.
   Был еще Яшка, который где только не шатался. Служил полотером,  рабо-
тал грузчиком и собачником, а в дни революции одним  из  первых  ушел  в
славную Таманскую армию.
   И черный, как смоль, грузин Румка, спокойный и медлительный.
   Как-то раз Сергей стоял и разговаривал с Егором.
   - Румка! пойди сюда! - позвал тот.
   - Зачэм? - не вставая отвечал Румка.
   - Пойди, когда говорят!
   Румка встал лениво и медленно подошел.
   - Ну?
   - Вот, смотри! - сказал Егор, отворачивая у того ворот рубахи. -  Хо-
рошо?
   И Сергей увидел, что вся шея  у  него  исчеркана  глубокими,  недавно
только зажившими шрамами.
   - Что это? - с удивлением спросил он.
   - Офыцэр рубал, - ответил флегматично Румка. - Шашкой рубал на спор.
   Офицер, оказывается, был пьян, а у Румки больше виноградного не было.
Офицер рассердился и сказал, что будет Румке рубить голову пять раз. Ес-
ли срубит, то его счастье, а нет - так Румкино. Офицер был здорово пьян,
попадал не в одно место и свалился скоро под стол, так и не отрубив  го-
ловы. Счастье было, безусловно, Румкино.
   И много других, таких же, как эти, было в отряде. Озлобленные на  бе-
лых - уходили к красным. И горе казаку, горе офицеру, попадавшему  в  их
руки. Жестока была партизанская месть.
 
   XIV.
 
   Яшка сидел на камне, недалеко от костра, над которым в котле варилась
обеденная похлебка. Он наигрывал что-то на старой затасканной  гармонии.
Играть, собственно, Яшке сейчас не хотелось, а хотелось есть. Но до обе-
да надо было чем-нибудь убить время.
   - Ты подкидывай дров-то побольше! - предложил он, - эх ты,  карашвиля
несчастная!
   Румка, исполнявший обязанности кашевара, посмотрел на него  лениво  и
ответил равнодушно.
   - Играй сэбэ! Сами знают.
   Яшка положил гармонию и подумал, что хорошо бы попросить у Румки пог-
лодать мосол из котла. Но сообразив, что тот не  даст  наверное,  потому
что попросят другие, вслух обругал его "жадюгой" и пошел прочь.
   Подошел к Силантию, который, сидя на чурбаке, подшивал к своему сапо-
гу поотставшую подошву. Тот работал сосредоточенно и внимательно,  точно
делал дело большой важности. Да и еще  бы!  Сейчас  немного,  потом  по-
больше, и начнет тогда рваться. А где же возьмешь другие? - И потому  он
с неудовольствием посмотрел на Яшку, который толкнул его в спину.
   - Ты чего?
   - Так! Жрать надо бы, да не поспело еще. Вот и хожу.
   - Так ты не пхайся тогда. Видишь, што человек делом занят.
   - Форсишь все! Утром портки зашивал, теперь сапоги.
   Дядя Силантий откусил конец суровой нитки, заскорузлыми пальцами  за-
вязал узелок и ответил, продолжая работу.
   - Одежу, милой, беречи надоть. Нешто как у тебя, парень, штаны-то вон
новые, а все в дырьях.
   - Пес с ними с дырьями! Вот кокну офицера, либо буржуя какого и опять
достану.
   - Из-за штанов-то? - И Силантий укоризненно посмотрел на него.
   - Не из-за штанов, а так вообще...
   - Разве, что воопче... Да и то, милой, хорошево-то мало.  Хочь  из-за
чево!
   - Ну нет, не мало. Так им гадюкам и надо! - присвистнув, ответил Яшка
и добавил, передразнивая: - "Хочь из-за чево!" А на прошлой  неделе  кто
стражника убил, не ты сам, что ли?
   - Убил! - сокрушенно вздохнул Силантий и, отложив даже работу, взгля-
нул на Яшку маленькими голубовато-серыми глазами. - Верно говоришь,  па-
рень. Да што же мне делать было, когда они втроем  на  Епашкина  навали-
лись. Пропадал ведь человек-то... сво-оой!.. Убил, верно! Так  мне  хоть
радости-то от этого нету. По нужде только. А ты вот кажный  раз  плясать
готов. Ровно тебе светлый праздник.
   - На то они и буржуи, чтобы их бить, - убежденно сказал Яшка. - Такая
уж пора пришла...
   - Дядя Силантий! - совершенно неожиданно перескочил он совсем на дру-
гое. - Ты вот что, положи-ка мне заплаточку... Ей богу!.. А то перед ма-
ленько лопнул. Чего тебе стоит? Валяй! Я за тебя черед  отнесу  или  что
еще придется...
   - Ну тебя к лешему! Рук у самого нет, что ли!  -  отвечал  тот,  нес-
колько огорошенный таким внезапным переходом.
   - Нет уж ты, право! Смотри... тут самая малость...
   И, всучив тому свой сапог, Яшка поспешно куда-то ретировался.
   - Ах ты, лодырь!.. Провались он со своим сапогом!.. Думает и взаправ-
ду чинить буду! - и Силантий даже отпихнул его.
   Свой у него был готов. Он надел его и посмотрел - крепко! Теперь  еще
хоть полгода носи. - Потом иголку воткнул в затасканную шапченку, а клу-
бочек ниток сунул в карман.
   Подошел к котлу, посоветовал Румке закрыть котел, чтобы лучше упрело,
и стал думать, что бы это еще теперь сделать. Мужик он был хозяйственный
и сидеть сложа руки не любил. Привычки не было - хоть  что-нибудь,  хоть
какой пустяк, а все же. Он подошел к Егору, который чистил винтовку, по-
том к кучке, резавшейся засаленными картами в "козла",  и  пошел  назад.
Винтовка его была давно вычищена, а в карты играть не умел, да и не было
интереса.
   Проходя мимо того места, где он только что работал,  увидел  все  еще
валяющийся Яшкин сапог. - Вот непутевый, бросил и хоть бы что! - Он под-
нял, осмотрел его. - Ишь ты! Где это его так угораздило? Врет, что  лоп-
нул, об гвоздь должно быть. Теперь пойдет  рваться.  -  Он,  раздумывая,
поглядел на дырку, потом обругал еще раз Яшку лодырем и принялся  накла-
дывать заплату.
 
   XV.
 
   Осмелели партизаны. На дворе стало  теплее:  наступила  мягкая  южная
весна. Теперь заночевать можно было под каждым кустом, и  частые  набеги
начали делать ребята. То стражников обезоружат,  то  казака  снимут,  то
ночью, подобравшись к самому городу, обстреляют патрули и  скроются  мо-
ментально, прислушиваясь, как позади них впустую  поднимут  стрельбу  из
винтовок и пулеметов подоспевшие отряды.
   Ползли всевозможные слухи. Но никто точно не знал даже, где  проходит
линия фронта. Поговаривали, что где-то уже совсем  близко,  чуть  ли  не
возле Екатеринодара.
   Однажды город был разбужен грохотом орудийных выстрелов. Испуганные и
ошарашенные этим новым сюрпризом, повскакали с постелей обыватели.  Что?
откуда? Но вскоре волна смятения улеглась. Это английские  суда  с  моря
обстреливали тяжелой артиллерией, где-то возле Туапсе, зеленых.
   Каждый день прибывали теперь с севера партии новых и новых беженцев к
последнему оплоту, к последнему клочку, не поглощенному еще красной сти-
хией, - Новороссийску.
 
   XVI.
 
   Там, где кусты колючей ажины переплетались  причудливо  из-за  серого
истрескавшегося и поросшего мхом камня, как раз в то время,  когда  пос-
ледний луч заходящего солнца скользнул по верхушке кряжистого дуба и ис-
чез в горах, насторожившийся чутко Яшка  услыхал  доносящийся  издалека,
еще тихий, но ясный металлический звук - так-та! Так-та!
   Он осел сразу корпусом книзу, чуть  выставил  из-за  веток  голову  и
прислушался.
   - Подковы! Мать честная! Да неужели ж казаки?
   От волнения сперло дыхание.
   - Эх, вот была бы удача-то!
   Впереди из-за поворота, по широкой, тянущейся вдоль гор, дороге,  по-
казалось несколько всадников, человек пять-шесть. Яшка кубарем  скатился
вниз и помчался назад, пригнувшись и отмахивая длинными ногами  саженные
прыжки. Сергей видел, как пронесся он стремительно мимо них и скрылся за
кустами, забираясь проворно туда, где с главною частью отряда засел мат-
рос.
   Топот приближался, каждый из партизан зашевелился, чтобы принять наи-
более удобное положение.
   - Ребята! - не своим, металлическим голосом  предупредил  Егор.  -  В
последний раз говорю... Сдохнуть мне на этом месте, если  я  не  разобью
башку тому, кто выстрелит безо времени!.. Замрите как могилы!
   И ребята, действительно, замерли; даже дыханья не слышно стало, пото-
му что приникли их головы плотно к сыроватой, пахучей земле.
   Конный дозор проехал близко, почти рядом, ничего не заметив, и у Сер-
гея мелькнула мысль, что хорошо бы можно в упор отсюда одной пулей  сса-
дить двоих, а то и троих сразу.
   Прошло несколько минут. Но вот показался и весь отряд. Человек  около
сорока пехоты. За ним тянулись какие-то экипажи, повозки и телеги.
   "Что бы это значило?" - подумал Сергей и  взглянул  вопросительно  на
Егора.
   - Беженцы в Сочи и к грузинам! - шопотом на молчаливый вопрос ответил
тот и усмехнулся едко.
   Рядами проходили солдаты. Впереди офицера не было, но зато возле  по-
возок, из которых раздавался звонкий женский смех,  на  конях  гарцевало
целых три. Несколько мужчин в штатском, которым надоело,  очевидно,  си-
денье в медленно ползущих за отрядом экипажах, шли рядом, разговаривая.
   Молодая девушка, с развевающимся ярким шелковым шарфом, легко  соско-
чила на ходу из шарабана, остановила одного из всадников и,  взобравшись
на седло, смеясь, поехала, свесив ноги на одну сторону.
   До слуха Сергея донеслось несколько слов,  вырванных  из  оживленного
разговора. Потом кто-то, проезжая мимо, мягким и красивым тенором  запел
модную в то время песню:
 
   Плачьте, красавицы, в горном ауле,
   Правьте поминки по нас.
   Вслед за последнею меткою пулей
   Мы покидаем Кавказ.
 
   - Но чорт! - оборвался вдруг голос. - Чего храпишь, дура!
   И слышно было, как слегка отскочила пришпориваемая лошадь.
 
   Грудью за родину честно сражаясь,
   Многие пали в бою-у-у!..
 
   И вдруг, сразу нарушив спокойную тишину, загрохотали выстрелы, и  ди-
кий визг смешался с перекатывающимся эхом.
   Растерявшись, расстреливаемый  в  упор  отряд  шарахнулся  назад,  но
встреченный отсюда огнем Егоровой засады, заметался, кидаясь из  стороны
в сторону. Некоторые пробовали было отстреливаться, но они стояли откры-
тые, как на ладони, и, не выдержав, через  несколько  минут,  охваченные
ужасом, бросились в кусты, преследуемые рванувшимися партизанами.
   Яшка сразу же напоролся на офицера, который, прислонившись к какой-то
повозке, садил пулю за пулей в их сторону.
   - Брось, гадюка! - закричал он, но в ту же секунду ему пулей  разбило
винтовку в щепья, а офицер отпрыгнул.
   - Тебя-то мне, голубчик, и нужно! - процедил вывернувшийся сбоку Егор
и прикладом со всего размаха ударил офицера по голове.
   Разгоряченные партизаны носились повсюду. Яшка орудовал уже новой по-
добранной винтовкой. Матрос, догнав какого-то субъекта, хотел  полоснуть
его из нагана, но, пожалев патрона, сбил его ударом кулака на землю, где
тот и валялся до тех пор, пока его не пристрелил кто-то из  пробегающих.
Даже вялый грузин Румка пришел в ярость и набросился, как зверь, на  ка-
кого-то штатского, оцарапавшего ему выстрелом из браунинга кожу на руке.
   - А! Убивать хотэл!.. Рук попадал!..
   И, подмяв того под себя, он до тех пор пырял его своим острым,  длин-
ным кинжалом, пока тот не перестал под н