и нет ни одной фермы. Единственная возможность сменить  коня  -
это встретить по дороге кого-нибудь, кто продаст мне верховую лошадь, но это
было мало вероятно.  Предаваясь  невеселым  размышлениям,  я  вдруг  услышал
позади глухой топот копыт. Я быстро обернулся  и  увидел  всадника,  который
лихо скакал по холмистой прерии; из-под  его  распахнутой  форменной  куртки
виднелась красная фланелевая рубаха, а мексиканское сомбреро украшал тусклый
золотой шнур. К луке его седла был приторочен многозарядный карабин, а через
плечо висела кожаная почтовая сумка. Это был мой вчерашний  знакомец  -  Сим
Грайндрод.
     - Доброе утро! - задорно окликнул он меня. - Вижу,  не  напугал  я  вас
вчера своими  рассказами  про  индейцев.  А  ведь  все  это  святая  правда.
Устраивали привал, а? Да только лошадь ваша, вижу, начала  сдавать.  Похоже,
что вы заставили ее здорово пробежаться.
     Некоторое время мы скакали бок о бок. Моя бедная лошадь,  подбодрившись
при виде другой, старалась изо всех сил, и так мы ехали довольно долго:  мой
конь рысцой, мустанг Сима галопом, потому что у испано-американских  лошадей
только один ход, если  они  не  идут  шагом.  Сим  был  куда  добродушнее  и
почтительнее, чем накануне. Без всяких обиняков он заявил мне,  что  уважает
парней, которые ведут себя как настоящие мужчины, но вот кого  он  ненавидит
больше гадюк, так это бродвейских франтов, которые строят из себя  искателей
приключении. Мое умение держаться в седле  завоевало  уважение  Сима,  и  он
проникся ко мне подлинной симпатией, когда увидел, что я намерен во  что  бы
то ни стало пересечь пустыню.
     - Лошадь у вас, мистер,  что  надо,  -  сказал  он,  -  только,  боюсь,
выдохлась она. Так вот,  слушайте.  Лучше  всего,  если  вы  купите  первого
попавшегося мустанга. Встретятся охотники, что едут на юг, может и продадут.
Как выберетесь на равнину,  поезжайте  все  время  по  дороге,  а  если  вам
помешает пожар, держите по компасу на северо-восток. Револьвер  пусть  будет
наготове; увидите индейцев - не горячитесь. Зря не палите. В прериях  каждый
кусок свинца стоит жизни. Ну, прощайте, желаю удачи!
     И  Сим  погнал  коня  к  почтовой  станции,  небольшому,   огороженному
частоколом блокгаузу,  где  обитали  его  товарищи  и  где  держали  сменных
лошадей. Я грустно посмотрел на блокгауз и  надежно  огороженный  корраль  и
повернул усталого коня, чтобы продолжать утомительное путешествие.  Я  знал,
что после полудня  встречу  такую  же  станцию  и  там  постараюсь  получить
прибежище и подкрепиться, если лошадь совсем  откажется  идти.  Не  успел  я
проехать милю, как увидел моего друга Сима, скачущего по равнине  на  свежем
коне. Он помахал мне рукой и издал приветственный возглас, а  я  с  завистью
смотрел, как он стрелой несется в гору и исчезает вдали.  К  счастью,  почти
сразу после этого я наткнулся на группу белых, - первых путников, которых  я
встретил. Они оказались тремя трапперами *,  возвращающимися  из  Орегона  с
внушительными тюками пушнины  на  двух  мулах.  Все  они  были  на  отличных
"индейских пони", а один из них вел на аркане сильного и статного мустанга с
горящими глазами, широкими  ноздрями  и  тонкими  мускулистыми  ногами.  Еще
месяца два назад он скакал в диком табуне, но был уже достаточно объезжен  и
годился для путешествия  по  прериям.  Я  сторговался  с  траппером,  и  мой
усталый, но более дорогой скакун пошел в обмен на полудикого мустанга; кроме
того, траппер получил еще четыре золотых монеты по десять  долларов  каждая.
Сделка  была  произведена  к  обоюдному  удовлетворению,  и   когда   рослый
кентуккиец помог мне переседлать и  взнуздать  чалого,  я  заметил,  что  он
доволен выгодной сделкой.
     - Мой вам совет, полковник, - сказал траппер, когда я сунул  золотые  в
его мозолистую загорелую руку, -  держите  ухо  востро,  а  то  как  бы  эти
краснокожие дьяволы не зацапали вас. Они где-то рядом бродят.  Я  сам  видел
след мокасина около ручья, куда они  просто  так  не  заглядывают.  Помните,
мистер, - индейцам из племени Юта нельзя доверять, а Шошоны * и того хуже. А
уж Арапахи *, - храни вас небо, если поймают! Поблизости рыщут индейцы. Я их
чую.
     - Вам бы хорошее ружье, мистер, - сказал другой, когда я уже садился  в
седло.  -  Шестизарядный  револьвер,  конечно,  штука  неплохая,  но  против
индейцев лучше нет пятифутового штуцера - без промаха бьет.
     Я расстался с этими добрыми людьми, самым искренним образом пожелавшими
мне благополучного путешествия, хотя они и явно сомневались в том, что  этот
"желторотый" благополучно  провезет  через  пустыню  свое  добро  и  скальп.
Мустанг был свежий и следовал вперед неутомимым,  хотя  и  не  очень  скорым
галопом, на котором животные этой породы держатся  довольно  продолжительное
время. Я уже  далеко  продвинулся  вперед:  земля  стала  засушливее,  трава
короче, а заболоченные низины и ручьи попадались все  реже  и  реже.  Особых
происшествий пока не  было,  если  не  считать  того,  что  мой  новый  конь
провалился ногой в нору, когда мы проезжали мимо "стойбища" койотов,  и  оба
мы свалились, но остались целы и невредимы. Хорошо, что мне удалось схватить
повод, а то я потерял бы коня. Однажды мне показалось, будто что-то мелькает
на горизонте, но были это индейцы, бизоны или дикие лошади, я так и не  смог
различить.  Проехав  несколько  миль,  я  добрался  до  места,  где   дорога
неожиданно спускалась в илистую низину, пересеченную довольно широким ручьем
и обрамленную высокими тополями. Тут я заметил свежие следы копыт только что
проехавшей  лошади,  так  как  примятая  трава  даже  еще  не  везде  успела
распрямиться. "Бах-бах!"- прогремел в  зарослях  ружейный  выстрел,  раскаты
которого  слились  с  ужасающим  воинственным   кличем   дикарей.   Выхватив
револьвер, я устремился в заросли и увидел бедного Сима  Грайндрода  -  весь
окровавленный, он с трудом держался в седле, а вокруг скакали шесть или семь
верховых индейцев  в  их  жутком  военном  наряде.  Сим  был  пронзен  тремя
стрелами: он уже изнемогал от потери крови и все же стойко отбивался -  один
из индейцев в предсмертных судорогах  корчился  у  его  ног.  Мое  появление
решило исход стычки - два выстрела из револьвера, причем вторым  был  уложен
мускулистый дикарь, вымазанный желтой охрой, который уже наскакивал на  Сима
с занесенным томагавком, привели индейцев в  замешательство.  Очевидно,  они
подумали, что я в авангарде большого отряда белых.  Во  всяком  случае,  они
кинулись врассыпную.
     Я подскочил к Симу как раз в ту минуту, когда он валился с седла.
     - Спасибо вам, мистер, - пробормотал он. -  Как-никак,  вы  спасли  мой
скальп, хотя уже поздно спасти мою... - Голос его оборвался, и он  упал  мне
на руки.
     Подле почтовой  сумки,  притороченной  к  седлу,  вместе  с  одеялом  и
дорожным мешком, висела металлическая  фляга  с  виски;  я  быстро  открутил
пробку и почти силой влил несколько капель в рот раненому. Затем я  разорвал
на полоски мой шейный платок и с помощью  их  и  носового  платка  попытался
перевязать раны,  после  тщетной  попытки  извлечь  зазубренные  наконечники
стрел. Две стрелы впились в мякоть. Эти раны  были  скорее  болезненны,  чем
опасны, хотя и сильно кровоточили. Третья стрела вонзилась в бок, и эта рана
казалась очень серьезной, несмотря на  то,  что  крови  из  нее  текло  куда
меньше. Через несколько минут Сим пришел в себя и открыл глаза. Я был тронут
выражением благодарности в его взгляде. Очевидно, бедняге в его  беспокойной
жизни редко приходилось сталкиваться с подлинным участием.
     - Вы очень страдаете от этих стрел? - спросил я. - Выпейте  еще  виски,
это вас  подкрепит,  и  если  я  смогу  помочь  вам  добраться  хотя  бы  до
блокгауза...
     - Ни к чему все это, мистер, хоть и спасибо вам, -  ответил  почтальон,
проглотив еще немного виски. - Мой конец уже настал.  Тот,  кто  побывал  во
многих перепалках на границе с той поры, как впервые спустил  курок,  и  без
докторов может сказать, когда ему каюк.
     Я не мог не признать в  душе,  что  Сим  прав.  В  лице  его  произошла
страшная перемена, оно стало  мертвенно-бледным,  осунулось  и  заострилось,
губы кривились в судороге, а глаза приобрели  тот  характерный  лихорадочный
блеск, который мы видим только у тех, над кем витает смерть. Но я постарался
подбодрить беднягу; мне  удалось  остановить  кровь,  струившуюся  из  руки,
пронзенной  двумя  тростниковыми  стрелами  с  железными  наконечниками.   Я
уговаривал его не терять надежды и твердости духа.
     - Да что зря слова тратить, мистер, - с трудом выдохнул  Сим.  -  Я  уж
понял, что мне крышка, когда эта проклятая стрела засела у меня в ребрах.  Я
весь кровью исхожу, там, внутри, вот оно как. И все лекари во всех Штатах не
смогут мне помочь, да что лекари - самый искусный костоправ  в  прериях.  Но
зато не видать этим трусливым собакам моего  скальпа  -  вы  их  оставили  с
носом. А им уж так хотелось раздобыть его и плясать с ним  в  своем  грязном
стойбище,  этим  Шошонам!  Хо-хо!  Как  теперь  их  скво  будут  визжать   и
насмехаться над ними, когда они вернутся с пустыми руками,  да  еще  потеряв
двоих из своры!
     И Сим, уже с печатью  смерти  на  лице,  с  холодеющим  сердцем,  самым
искренним образом рассмеялся. Но прежде чем снова заговорить,  он  с  трудом
перевел дух:
     - Вот так-то, мистер, нет худа без добра. Слушайте меня. То, чего вы не
смогли получить от меня ни за доллары, ни уговорами, теперь получите  даром.
Отправляйтесь на станцию, заберите эту сумку с почтой, передайте  ее  там  и
расскажите обо всем, что случилось. Они быстро вернутся за мной, это  я  вам
ручаюсь, и успеют меня похоронить, пока койоты не сгложут мои кости. Но ведь
другой почтальон должен доставить эту сумку дальше. Так  вот,  передайте  им
мою предсмертную волю, пусть вам дают  свежую  лошадь  в  каждом  блокгаузе,
чтобы вы могли скакать вместе с почтальоном. Компания не будет против такого
нарушения правил... ведь вы же спасли почту, не говоря уж про мой скальп,..
     Он бессильно замолк.  Я  был  глубоко  тронут  бескорыстными  помыслами
умирающего, этого необразованного, полудикого, воинственного жителя  прерий,
который заботился о том, чтобы я скорее доехал, в то время как  его  бренное
дыхание уже почти замирало на  губах.  Я  дал  ему  третий  глоток  виски  и
спросил, не могу ли передать его последнее желание кому-либо из  друзей  или
близких?
     - Есть девушка в Хэмптон-Тауне, - еле  слышно  зашептал  Сим,  -  дочка
торговца мулами. Руфь и я хотели... ох,  до  чего  жалко,  что  мы  отложили
свадьбу, ведь невестам компания пенсию не дает, только женам, да  и  отец  у
Руфи прогорел недавно, глядишь, пригодились бы ей несколько долларов в  год,
бедняжке!
     Я спросил фамилию  невесты,  потому  что,  как  я  заверил  его,  фирма
"Сполдинг и Хаусерман" непременно позаботится о ней в знак признательности к
нему - ведь только  благодаря  его  услуге  я  получил  возможность  успешно
выполнить свое поручение, исход которого иначе был бы сомнителен.
     - Руфь Мосс, - слабым голосом ответил Сим, -  ее  имя  и  фамилия.  Она
хорошая девушка, хорошенькая и хорошая, да больно уж деликатная  для  такого
грубого парня, как я, и в церковь что ни день ходит, и писать  умеет,  прямо
как в книге.
     Затем он попросил передать Руфь ленту, то  ли  полученную  от  нее  как
сувенир, то ли тайком позаимствованную под наплывом нежных чувств, не  знаю;
во всяком случае, она была бережно завернута в кусок замши  и  хранилась  на
груди под одеждой Сима, но, увы!  -  на  ярко-голубом  шелку  алело  большое
кровавое пятно - стрела едва не пронзила этот скромный талисман любви. Затем
Сим обратился ко мне с просьбой: если я буду  проезжать  станцию  Раунд-Понд
между Форт-Бридж и Ред-Крик, передать его отцу Амосу  Грайндроду,  что,  он,
Сим, "умер как мужчина".
     - Боюсь,  старика  это  подкосит,  -  прошептал  Сим,  у  которого  уже
затуманились глаза, - но он будет рад узнать, что  мой  скальп  остался  при
мне. Скажите ему, что меня подстерегла шайка Свирепого Бизона -  из  племени
Шошонов. Этот Свирепый Бизон и всадил в меня стрелу, когда  я  брал  его  на
мушку! Гадина! А сколько раз  я  угощал  его  чарочкой,  когда  он  приходил
торговать в форт! Но у нас с ним были счеты, вот он их и свел. Но  уж  пусть
теперь только сунется ближе, чем на выстрел, к старому Амосу Грайндроду!
     Симу хотелось узнать, наповал ли убит индеец, в которого я  стрелял,  и
как расписан его обнаженный торс. Его слабеющий взгляд уже не мог  различить
этих узоров, но когда  я  описал  ему  рисунок,  сделанный  охрой  с  белыми
полосами, он сказал, что это, должно быть, Маленькая Сова,  один  из  лучших
воинов Свирепого Бизона. Второй  индеец,  более  слабого  телосложения,  был
вымазан черной краской и киноварью. Оба они были  мертвы.  Сим  с  некоторым
смущением попросил меня прочитать "чего-нибудь из  писания".  Сам-то  он  не
часто захаживал в церковь, зато Руфь - "набожная", да  мать  была  "женщиной
христианской",  как  он  выразился.  Я  преклонил  подле  него   колени   и,
придерживая ему голову,  произнес  слова  той  простой  и  краткой  молитвы,
которую малые дети лепечут своими невинными устами. Раз  или  два  я  слышал
хриплый шепот умирающего, когда он  пытался  повторять  эти  слова.  Но  вот
сильная судорога пробежала по его телу, и  бедняга  Сим  Грайндрод  испустил
дух, не дождавшись конца молитвы.
     Спустя час я подъехал к станции на своей лошади, ведя  второго  коня  в
поводу.
     - Э-Эй! Стой! Стой, говорю, не будь  я  Брэдшоу!  -  послышался  резкий
голос из бойницы блокгауза.
     Я увидел направленное на меня дуло длинноствольного ружья.  Разумеется,
я тут же спешился.
     - Это же наша лошадь, - закричал второй. - Наверняка  этот  малый  увел
ее. Ты кто такой?
     - Друг, - откликнулся я. - Путник из  Калифорнии.  Впустите,  и  я  все
объясню.
     Гарнизон устроил небольшое, но бурное совещание.  Один  выражал  полное
доверие моим словам,  другой  "прозрачно"  намекал,  что  я  могу  оказаться
"изменником"  или  "белым  индейцем",  что  я  просто  хочу  открыть  ворота
укрепления для моих кровожадных соумышленников,  притаившихся  поблизости  в
засаде, и что пристрелить меня самая правильная мера предосторожности. Но  в
Америке побеждает большинство, и, к счастью  для  меня,  большинство  решило
меня впустить. Когда крохотный гарнизон  узнал  о  смерти  своего  товарища,
удивление было  громогласным  и  печаль  самой  искренней.  Трое  сейчас  же
схватили кирки и лопаты и, закинув за спину ружья, собрались  отправиться  к
тому месту, где лежало тело бедного  парня  и  где  следовало  погрести  его
останки, по обычаям пограничной полосы. Четвертый, повинуясь чувству, долга,
поспешно седлал коня, чтобы помчать дальше сумку с почтой,  с  которой  Сима
разлучила только смерть. Этот всадник был больше  всех  расстроен  печальным
известием. Ему очень хотелось отправиться  с  теми,  кто  похоронит  старого
товарища под травянистым покровом прерии, но, как он выразился,  просто,  со
слезами в мужественном взоре, "как раз подошел его черед". И вот  он  спешил
собраться сам  и  снарядить  коня  в  опасную  дорогу.  Наконец  я  рискнул,
несколько сконфуженно и робко, обратиться с просьбой о сменных  лошадях,  на
остаток пути, стараясь как можно скромнее упомянуть о моей роли  в  спасении
почты. Люди озадаченно таращились на меня, оценивая  мою  просьбу.  Один  из
них, посчитавший меня  за  белого  изменника,  который  перешел  на  сторону
индейцев, окинул меня злобным взглядом и грубо проворчал:
     - Почем мы знаем, не морочит ли он нам  голову  всей  этой  брехней?  А
вдруг он сам и прикончил Сима, чтобы добраться до сменных лошадей и...
     - Захлопни-ка пасть! - прогремел возмущенный верховой, отправлявшийся с
почтой. - Постыдился бы ты своего поганого языка, Джетро Саммерз!  Ведь  это
джентльмен, да больше того - честный парень, он дрался бок о бок с  беднягой
Симом, спас его скальп от Шошонов и привез нам сумку, а ты  оскорбляешь  его
своими гнусными подозрениями. Сам погляди! Его конь  еще  свеженький,  а  он
привел лошадь  Сима,  так  что  же  он,  по-твоему,  станет  убивать  белого
христианина ради лошади? Стыда в тебе нет, Джет Саммерз!
     - Верно! - подхватили двое остальных. - Да видал  ли  ты  когда,  чтобы
подлый предатель так смело и честно смотрел тебе  в  лицо,  а?  Этот  мистер
славный парень, и если ему когда-нибудь понадобятся верные  ребята  в  любой
потасовке, мы к его услугам, провались я на этом месте.
     И вся троица с самым искренним чувством пожала мне  руку.  Надо  ковать
железо, пока горячо.  Поэтому  я  обратился  к  ним  с  энергичной  просьбой
предоставить мне лошадей, заверив их, что все мое будущее и вся  жизнь,  так
же, как и жизнь других, зависит от скорости моего передвижения. Они  слушали
меня с интересом, и когда я заключил  речь  словами:  "Сим  Грайндрод  хотел
этого, перед смертью он настоял, чтобы я обратился к вам с этой просьбой", -
игра была выиграна. Правда, тот же самый  недоброжелатель  пробурчал  что-то
вроде: "Ловко  придумано...  нарушение  правил...  проныры-янки...  а  потом
уволят..." Однако высокий парень тут же осадил его, клятвенно  заверив,  что
"если Ко станет так по-свински придираться, после  того  как  путник  оказал
такую услугу, то это со стороны Ко будет неслыханная подлость,  и  уж  он-то
этому Ко служить больше не станет". Я не сразу уразумел,  что  означает  это
постоянное  упоминание  "Ко",  и  уже  склонен  был  счесть   это   за   имя
какого-нибудь смотрителя или начальника, но немного  погодя  догадался,  что
это односложное наименование означает не что иное, как "Экспресс Компани".
     - А ну, поторапливайтесь, мистер! Будет вам лошадь, но только мы и  так
уже потеряли время и теперь придется поработать и кнутом и шпорами. Ступайте
и поймайте коня в коррале. Там есть пегий мустанг, ваше  седло  придется  по
нему, как его собственная шкура. Чалый, он, конечно,  получше  будет,  но  у
него спина потерта. Попросите Иону дать вам  мяса  и  сухарей:  гостиниц  по
дороге вам  не  будет.  Револьвер  дозарядите,  я  вижу,  две  пули  вы  уже
истратили. Налить вам фляжку виски  -  старое  Мононгахэла?  Не  хотите!  Да
пошевеливайся ты с седлом, Джет, - надо же помочь  человеку  в  таком  деле!
Поосторожней, мистер, с удилами - мустанг кусается - вот так! А о вашем коне
мы позаботимся, поедете в обратный  путь,  лосниться  будет.  Ну,  прощайте,
ребята!
     С этими словами  нетерпеливый  верховой  закончил  свои  приготовления,
вскочил в седло, закинул за спину магазинный карабин и помчался  галопом.  Я
постарался не отставать от  него,  выкрикивая  на  скаку  прощальный  привет
остававшимся, которые незамедлительно отправлялись туда,  где  бедняга  Сим,
хладный и застывший, лежал рядом с трупами краснокожих врагов.
     Пегий мустанг был жирный  и  ленивый  по  сравнению  с  резвым  соловым
жеребчиком моего провожатого. Я изо всех сил старался не отставать от Демуса
Блейка (очевидно, полное его имя было Аристодемус). Мы мчались во весь опор.
     - Подгоняйте вашу скотину, - кричал верховой, - мы здорово  опаздываем.
Не скупитесь на шпоры, этот пегаш вечно ловчит.  Глядите  в  оба  -  впереди
трясина, вон там,  где  мхи  начинаются.  Исусе  праведный!  Там  лошадь  до
подпруги увязнет, и вы застрянете, как енот в капкане.  А  ну,  продираемся,
сэр! Гоните его прямиком через эти ручьи: лошадь из прерий умеет  прыгать  -
не то что лошадь из Штатов.
     Мне пришло в голову, что Демус Блейк горланит и работает  кнутом  столь
рьяно лишь для того, чтобы успокоиться и отогнать мрачные мысли.  В  этом  я
убедился, когда после шести-семи миль бешеной  скачки  на  наших  взмыленных
конях Демус перевел мустанга на ровную рысь.
     - Теперь, мистер, - произнес он, -  ка