Андрей Евпланов
   Змеюка на груди

---------------------------------------------------------------
     © Copyright Андрей Евпланов
     Email: evplanov(а)yandex.ru
     Издательство: Эксмо-Пресс, 2002
     Date: 29 Jun 2004
---------------------------------------------------------------
     (повесть)

     К сорока пяти годам  Фима Блюм успел повидать много хорошего и плохого:
окончить  ветеринарный  техникум,   отслужить   в  армии,  пережить   смерть
родителей,  окончить  юрфак  МГУ, поработать  участковым инспектором, побыть
совладельцем рекламно-издательского  дома  "Юнион", заработать кучу денег на
брошюрах по половому воспитанию школьников и в одночасье оказаться банкротом
без гроша на пропитание. В общем, бросало его по жизни,  как лодку  в бурном
море, и все из-за того, что он не мог просто сказать людям "нет".
     Взять хотя бы ветеринарный техникум... Туда он поступил, потому что так
хотела мама,  у которой были кошки. Она их обожала, и ей казалось, что никто
так не сможет о них позаботиться, как родной человек.
     От  армии  Фима,  конечно,   мог   откосить  по  причине  близорукости,
косолапости и мало ли чего  еще,  но не откосил, потому что не  смог сказать
"нет" стране, которая дала ему счастливое  детство  и  лучезарную  юность, и
потом  без армии  поступить на  юрфак еврею было практически  невозможно.  А
этого так хотел папа,  который всю жизнь проработал участковым инспектором в
Марьиной роще. Там до сих пор ходят легенды о "еврейском городовом", который
умел   найти  подход   не  только  к  пьяницам  и   дебоширам,  но   даже  к
ворам-рецидивистам. Он  мог,  например, не моргнув  глазом,  часами  слушать
жалобы жены  какого-нибудь домушника, на злого судью,  который  вместо того,
чтобы скостить "по человечеству", впаял мужику на полную катушку. Он никогда
не  отказывался  походатайствовать  насчет  детского  садика  для  отпрысков
сидельца,  а  уж  ириски  в  кармане  для  таких  детей  у  него  никогда не
переводились. Говорят  еще, он  охотно  давал  взаймы,  но вериться в  это с
трудом, и  не потому что  он был  прижимистым от природы, а  просто  какие у
участкового  деньги,  чтобы вот так  ими разбрасываться. Он  же был семейный
мужчина, а не шлимазл какой-нибудь. У него на шее сидели двое детей и кошки,
а учительской зарплаты жены едва хватало ей на шампунь и колготки.
     Репутация отца помогла Фиме попасть в институт, несмотря на пятый пункт
в паспорте. Его  взяли как потомственного стража  правопорядка, и никогда не
упускали  случая  напомнить ему об  этом. Так  что через пять  лет Фима себя
кроме как "потомственным" и не представлял.
     После  института  Фима  мог пойти  в  адвокатуру  и  стать  Падвой  или
Резником.  Для  энергичного еврейского юноши с  головой, это прямой  путь  к
известности и деньгам. Мог, на худой конец,  стать юрисконсультом  на фирме,
каких к тому времени развелось в Москве как собак не резаных. Но  он пошел в
участковые, потому что всем нравилось, что он идет по стопам отца.
     Такой  отзывчивый,  такой  душевный,  ну  просто  "шоколадное  сердце",
сказала как-то про него однокурсница, которой он дал  свой конспект, хотя он
позарез  нужен  был  ему самому.  Так  это  прозвище к  нему и  прилипло  на
факультете, а потом распространилось  и  на всю его  дальнейшую жизнь. И уже
тетки, которые  торговали у метро зеленью и сигаретами, ласково называли его
"Шоколадным сердцем",  когда он закрывал  глаза на их  невинный, но все-таки
противозаконный бизнес.  В это  выражение  они  вкладывали  сразу  несколько
смыслов, во-первых "хороший человек, несмотря на то, что  служит в милиции",
во вторых,  "несмотря на  то,  что еврей", и еще,  может  быть  "дай бог ему
здоровья".
     А  потом  он  вдруг  стал  издателем, и опять же через свое  несчастное
"шоколадное сердце". Когда его однокурснику Ленчику  Колобасову понадобилось
помещение под офис для  своего издательства,  он  не нашел ничего лучше, как
обратиться  к Фиме Блюму: "Не  откажи, старик.  Ты же знаешь в своем районе,
где что плохо лежит.  Организуй помещение под  офис. Это будет  твоя  доля в
предприятии, а  встанем  на ноги,  еще  спасибо  скажешь".  Дело  пошло,  но
Колобасову было  мало  доходов  от  издательского бизнеса, и  он  настоял на
покупке  акций  одной  из  нашумевших  финансовых  пирамид, которая  тут  же
развалилась,  придавив тысячи незадачливых авантюристов вроде  Колобасова, а
заодно и тех, кого они заразили  своим энтузиазмом. Фима  никогда не  лез на
рожон,  в издательстве  он занимался бумагой, типографией,  транспортом  - в
общем  был  исполнительным директором.  А что  издавать  и  куда  вкладывать
вырученные деньги решал исключительно Ленчик, поэтому, когда Фима узнал, что
все активы  предприятия,  в том числе и кредиты, вложены в ценные бумаги, он
подумал, что так и надо.  Фондовый рынок для него был параллельным миром,  о
котором все говорят,  но которого никто  не видел. Из всех рынков  ему ближе
всего был Минаевский, потому что он находился на территории его участка.
     Всегда неунывающий  и живой, он после фиаско с акциями слегка осунулся,
даже поседел, хотя к тому времени волос  у него оставалось уже не так много,
чтобы  казаться  седым. Но тут  появилась возможность посмотреть мир, сестра
пригласила  "нового русского брата" погостить у нее в Америке - и  понеслось
все сначала...
     За океан Фима  собирался  на недельку-другую,  а провел там  почти год.
Приехав в Нью-Хейвен, штат  Коннектикут, где жила его сестра с мужем и двумя
детьми, Фима с удивлением узнал, что у хозяев нет для него денег на обратный
билет. Кормить они  его могли, но суммы,  чтобы выпроводить  у них не  было.
Получался замкнутый  круг  - чем больше они его кормили -  тем меньше у  них
оставался шанс избавиться от симпатичного,  но мало  респектабельного гостя.
Нет, его  никто не попрекал куском хлеба, но  совесть то у него  не молчала.
Она-то   и   заставила  его  пойти  работать  штукатуром  на   строительстве
супемаркета. Деньги платили в конце каждого дня, но их хватало только на то,
чтобы возмещать  гостеприимным хозяевам расходы  на  свое  содержание. Потом
Фима  устроился уборщиком в  музыкальную  школу Натана Бредуна, но  и это не
принесло  серьезных  дивидендов.  И тогда он поступил  на  работу в пиццерию
итальянца Марио Корвальо, которого тут же окрестил Корвалолом. Итальянец был
жадный и норовил положить в  пиццу больше острых перцев - пиперони, чтобы не
чувствовался недостаток фарша, но к Фиме он проникся  отцовской нежностью  и
щедро  подкармливал  его своей продукцией. Сэкономив на завтраках, обедах  и
ужинах, Фима, наконец, накопил сумму на билет до Москвы.
     Из  Америки  Фима  приехал  с  тремя  сотнями  "зеленых"  в  кармане  и
жесточайшим гастритом и зыбкой надеждой на русское авось. И что вы  думаете,
авось таки сработал. Как раз подвернулось наследство  израильского  дядюшки,
который владел бакалейной лавкой в Яффе.  Этих денег хватило,  чтобы  купить
трехкомнатную квартиру на Цветном бульваре, трехлетний "Рено", и жениться на
записной красавице Нинель Шпак. Она сама попросила его жениться на ней. Фима
ей отказать не смог. Но семейная жизнь не заладилась с самого начала. Нинель
оказалась  стервой. Мало того,  что  через семь  месяцев  после свадьбы  она
родила  двойню  от  бывшего партнера по  издательству  Колобасова, она еще и
квартиру себе отсудила.
     В конце концов Фима оказался в двухкомнатной  малогабаритной хрущобе на
бульваре,  но  уже  на Бескудниковском, с  родственницей-пенсионеркой  Розой
Марковной,  приехавшей  погостить из Харькова  и  застрявшей в столице,  под
предлогом  переоформления украинской пенсии  на  российскую,  все с  тем  же
американским  гастритом и исполнительным  листом  на алименты. Чтобы  как-то
свести  концы  с  концами  "Рено"  пришлось  продать,  взамен  купить  битую
"пятерку",  а на сдачу зарегистрировать частное сыскное агентство по розыску
потерявшихся собак и  прочей  домашней живности, и  заказать  пачку визитных
карточек.  На  карточке   золотыми  буквами,  почему-то  стилизованными  под
древнерусскую вязь, было написано  Ефим Яковлевич Блюм, генеральный директор
сыскного предприятия  "Мухтар". Подразумевалось,  что  там есть еще и другой
какой-то директор или, по крайней мере,  сотрудники. На самом деле весь штат
агентства был представлен одним Фимой.
     Заказов  оказалось на удивление много, но все они были какие-то мелкие.
У кого-то  пропал  любимый  кот, у кого-то  попугай улетел,  но чаще звонили
владельцы потерявшихся собак. Однажды его попросили разыскать пони, которого
увели с дачи  местные  мальчишки. Изредка попадались клиенты, которые готовы
были заплатить за четвероного любимца тысячу "зеленых". В  основном это были
владельцы породистых  собак. Псы, конечно, не терялись,  их крали  и концы в
воду.  Фима  даже не брался за такие  дела. Но  большинство заказчиков могло
предложить  сыскарю  в  лучшем  случае  сотню-другую.  Фима  не брезговал  и
рублями, если человек хороший.
     Методика поиска  у  него была самая простая. Перво-наперво он определял
район поиска, а дальше, не мудрствуя  лукаво, писал  объявления  "Потерялась
собака...",  "Пропал сибирский  кот..." и  так  далее.  Потом Роза  Марковна
расклеивала  их на подъездах, водосточных  трубах и  мусорных баках. На дело
она  выходила  затемно,  чтобы  не попасться  на глаза  дворникам. И что  вы
думаете?.. Животные находились.
     Иногда  все  же приходилось вести нечто вроде расследования: опрашивать
свидетелей, объезжать приюты  для бродячих животных  и  живодерни, но  такое
случалось редко - овчинка, как говориться, не стоила выделки.
     Самую   замечательную   операцию   провернула   Роза   Марковна,  когда
потребовалось найти ангорского кота  по кличке Хариус.  Фима  собрался  было
расписаться в профессиональной несостоятельности, но энергичная родственница
сочла, что пятьсот долларов на дороге  не валяются. "Шансы даются нам не дня
того, чтобы их ставить в сервант на добрую память  о тех, кто  их подарил, -
рассудила мудрая женщина, и  разбросала возле помойки рядом с домом, где жил
кот, клочки ваты, смоченные валерьянкой.
     Уже через час все вольное кошачье население квартала  собралось туда на
свой шабаш. И среди этой  беспризорной плебейской  братии  подобно боярину в
толпе простолюдинов восседал толстомордый Хариус.
     Зарабатывая таким образом на кусок хлеба,  Фима уже  стал  подумывать о
масле, но тут вмешалась ненасытная Нинель, которая  после развода поселила у
себя вероломного Колобасова.  Прознав о  гонорарах,  она  повела  слежку  за
Фимой, и, как только заказчик с ним расплачивался, забирала себе половину.
     Фима  страдал, но  терпел.  Не в его обычае было вырывать бутерброд изо
рта у женщины. Да и запросы у него были скромные. Дорогой ресторанной еде он
предпочитал   стряпню   Розы   Марковны.   Особенно  хорошо   ей   удавались
фаршированные перцы и тушеные  баклажаны. Ну, разве сравнить  с каким-нибудь
фрикассе  по  300 рублей за порцию?.. А  блинчики с  повидлом,  а  бульон  с
клецками?..
     В театр  и на концерты Фима  ходить не любил,  хотя  ему нравилось, как
люди  на сцене представляют  жизнь. Он  стеснялся своих стоптанных ботинок и
куцего  пиджачка,  а  поменять эти удобные вещи,  которые стали  его  второй
кожей, он не решался даже в лучшие свои годы.
     Шикарных  женщин он боялся,  особенно после  своего  брака с  Нинель, а
верные  подруги:   поварихи,  медсестры  и  бухгалтерши  больших  затрат  не
требовали: бутылка сладкого вина, разговор по душам и она твоя.
     Хорошие  машины другое дело.  Свою,  безвременно ушедшую "Реношку",  он
вспоминал  с трепетом, уж больно  она была надежной и послушной, не в пример
нынешней  "Пятерке",  которая  было  нрава  строптивого,  и  в  эксплуатации
обходилась  не дешевле "Мерса". За каких-то  полгода  Фима  поменял стартер,
коробку  передач,  поршневые  кольца и кучу  всяких  мелочей. После дождя  в
салоне стояли лужи, так что воду приходилось выкачивать с помощью памперсов.
Нет,  что  ни  говори,  а  только иномарки  имеют  полное  право  называться
автомобилями. Может они  там, на Западе, потому и бездуховные, что  всю душу
наловчились вкладывать в автомобили.
     Впрочем,  сейчас  Фима  все  иномарки  ненавидел  лютой  ненавистью,  и
особенно "Вольво". Два дня назад он, уходя от почти неизбежного столкновения
с бешеным молоковозом, протаранил "Вольвешник" крутого бизнесмена. Бизнесмен
оценил,  причиненный  ему  ущерб,  в  три  тысячи  долларов.  Денег  у  Фимы
естественно  не  было.  Фимина  визитка  не  произвела  на   предпринимателя
впечатления.  Он  отобрал  у  Фимы паспорт  и  сказал, что поставит  его  на
счетчик, если он не возместит убытки в течение трех дней.
     Третий день  был на исходе. Фима  сидел на кухне и усиленно думал,  что
можно продать, чтобы наскрести нужную сумму.
     Машину? Если до аварии за нее могли еще дать долларов триста, то теперь
ее и задаром никто бы не взял. Компьютер? Старенькой машиной с подслеповатым
монитором побрезгует даже  школьник. Мебель? Разве это  мебель...  Квартира?
Ага, и потом ночевать на вокзале. Тогда может занять?
     - Роза Марковна,  у нас есть кто-нибудь, у кого можно занять три тысячи
долларов на месяц?
     Роза Марковна, которая возилась у плиты, прежде чем ответить посмотрела
на Фиму поверх очков, как будто хотела  сказать: "Ты  что-то спросил или мне
послышалось?", и произнесла:
     - Скушаете суп из потрошков или обойдетесь блинчиками?
     "Нет, взаймы никто  не даст, -  подумал Фима,  - идиотов  с "шоколадным
сердцем"  в  мире,  к  счастью  для  человечества,  раз  два  и обчелся.  Да
здравствуют конкуренция и естественный отбор, двигатели цивилизации!"
     И тут зазвонил телефон, громко и настойчиво, как глас судьбы. Фима взял
трубку  и поднес  ее к уху  так,  словно  это была  не  банальная телефонная
трубка, а чаша, из которой спящему отцу Гамлета налили в ухо яду.
     Фима сразу узнал властный голос владельца разбитого "Вольво".
     - Ефим  Яковлевич,  это Вартанов. У меня  к  вам  есть срочное дело. Не
могли бы вы приехать сейчас ко мне в офис?
     - Зачем? То  есть я хотел сказать, что  срок, который вы мне назначили,
истекает только  завтра утром?  У меня тут  уже кое-что  наклевывается,  так
что...
     - О, господи, неужели вы всерьез подумали, что я хочу  вас поставить на
счетчик? Разве  я похож на братка? Забудьте о том  разговоре. Я не разорюсь,
если  отремонтирую  машину  за   свой  счет.  Да  вы  и  не  виноваты,  если
разобраться, аварийную ситуацию создали не вы, а тот  идиот на молоковозе. Я
зову вас, не затем  чтобы предъявлять претензии, а чтобы извиниться и отдать
вам паспорт, а кроме того у меня к вам есть предложение. Это связано с вашей
профессиональной  деятельностью. Ведь  вы, если  не  ошибаюсь,  возглавляете
частное сыскное агентство.
     Фима посмотрел  на  Розу  Марковну, которая,  как ни в чем  не  бывало,
продолжала священнодействовать у плиты, и неуверенно произнес:
     - В общем, да.
     - Вот и хорошо, стало быть, договорились. Вы поедете своим ходом или за
вами прислать машину?
     - Своим, -  сказал Фима, и тут же вспомнив, что его "пятерка" приказала
долго жить, поправился. - То  есть я хочу сказать, что  лучше  вам  прислать
машину.
     - Конечно, на Бескудниковский бульвар, это ведь ваш офис?
     Фима еще раз прошелся  глазами по  обширной спине Розы  Марковны, и уже
увереннее сказал:
     -  Да, это наш  офис,  но только прошу  вас поторопиться,  сегодня  как
назло, много клиентов.


     Контора Вартанова находилась на Солянке, в красивом старинном особняке,
расположенном в глубине небольшого парка. У дверей на никелированной дощечке
было написано латинскими буквами нечто малопонятное, но внушающее доверие, а
именно Trade group Realta. Угрюмый шофер по имени Самвел молча выпустил Фиму
из  джипа,  больше  похожего  на  междугородний автобус,  нежели на легковой
автомобиль, и  кивком показал  на  дверь, как  будто приказал:  "Вперед,  не
оглядываться! Шаг вправо, шаг влево считается побег".
     В холле за столиком с компьютером сидел такой  же мрачный Самвел. После
того, как первый Самвел сказал второму что-то по-армянски,  второй  опять же
кивком показал наверх. На финишной прямой, ведущей к  кабинету шефа, Самвелы
наконец  кончились.  В  приемной  царила  милая  полненькая  блондиночка,  с
ямочками на щеках, как раз во вкусе Фимы.
     -   Ах,   Ефим  Яковлевич!  Проходите  пожалуйста  в  кабинет,  Алексей
Григорьевич вас ждет.
     Вартанов был  не один, напротив него  в  кресле  полулежал  не  в  меру
упитанный,  блондинистый молодой человек, которого он представил, как своего
заместителя  по  коммерческой  части.  Звали  его  Афанасием. Этот  Афанасий
показался Фиме бесформенным и рыхлым, как апрельский сугроб.
     - Надеюсь, вы  поняли, - начал сходу Вартанов, - что инцидент исчерпан.
Меня сейчас в основном  интересует ваша профессиональная деятельность. Давно
вы занимаетесь частным сыском?
     - Не так давно, но до этого я работал в органах, потом в Америке...
     -  Все  понятно - ФСБ,  внешняя  разведка, что  там  еще?  Уважаю.  Это
солидные   учреждения,  туда  фуфло  всякое  не  попадало.  Не  буду  больше
допытываться, все  равно  вы  мне ничего не скажете, знаю я вас, чекистов  -
приходилось  сталкиваться  на  жизненном пути.  Я ведь  в бизнес  пришел  из
комсомола,   стоял  у   истоков   молодежного  предпринимательства.  Сначала
занимался компьютерами, а теперь вот импортирую вина  из Испании, Португалии
и прочих  благословенных краев. Россия,  знаете  ли, соскучилась по хорошему
вину.  Раньше помните, какие  вина делали  в  Крыму, в Грузии, в Армении,  а
сейчас  рынок  заполонили  молдавские подделки. Кстати, не хотите  ли  бокал
хорошего вина?  Настоящая риоха  урожая  1952-го года.  У нас его  журналист
Доренко  ящиками  заказывает.  Говорит,  очень  хорошо влияет на  умственную
деятельность.
     Фима чувствовал себя не  в своей  тарелке,  и с  удовольствием выпил бы
сейчас бокал вина, но он решил держать дистанцию с потенциальным клиентом, и
вежливо отказался.
     - Благодарю вас. Давайте перейдем ближе к делу,  а то, видите ли, конец
месяца, нужно закрывать дела...
     -  Не  буду занимать ваше драгоценное  время лирическими отступлениями.
Мое дело состоит  в том, что с  некоторых пор  я  стал замечать, что за мной
следят.  Нет, меня  никто не  шантажирует  по  телефону, не шлет  угрожающих
записок. С  законом я  в ладах, крыша  мной довольна,  с конкурентами у меня
неплохие отношения.  Но кому-то вдруг понадобилось  подсылать азиатов, чтобы
они контролировали каждый мой шаг.
     - Азиатов?
     -  Да,  люди,  которые  ведут  за  мной  слежку,  имеют   специфическую
внешность. Я плохо разбираюсь  в  национальных  типах,  но у меня  создалось
впечатление, что это  киргизы.  Может быть, конечно, вьетнамцы, но они такие
низкорослые, большеротые, у них грубые черты лица. У бурят физиономии совсем
плоские,  скулы  выпирают   и  глаза   просто  щелочки.   У   китайцев  лица
продолговатые  и они стригутся  под "бокс". Японцы  такие субтильные и носят
очки. А у этих лица немного одутловатые, глаза не слишком раскосые, а волосы
даже  слегка  волнистые. Я, вообще-то,  никогда ни с одним киргизом  не  был
знаком, но мне кажется, они выглядят именно так.
     - Как вам удалось так хорошо рассмотреть людей, которые за вами следят?
- удивился Фима.
     - Да  они не  очень-то  и скрываются.  Такое  впечатление, что они даже
демонстрируют свой  интерес ко мне.  Но вот в руки не  даются. Пару  раз мои
люди пытались  их задержать,  но те  очень ловко  уходили - как сквозь землю
проваливались.
     - Когда вы заметили, что за вами следят?
     -  В прошлый  понедельник, когда я  трижды замечал одни и те же лица  в
разных местах?
     - Где именно?
     -  З