убастых техников...
   - Ну, вставай, вставай, Серов! Работать некому.  Бери  метелку.  Двор
мети...
   "Открыть? Открыть глаза? Сколько времени прошло?"
   - Ну, вставай. Я не Калерия Львовна, шутковать с тобой не буду...
   "Это Санек? Санек или..." Теперь уже настоящий долго желанный и долго
искавшийся обморок поволок Серова вниз, в бездну, вниз... И уже на  лету
показалось: мозг его разделился надвое, а душа, как высохшая  чеснокови-
на, распалась на дольки. И одна долька, одна невесомая частица ее, прео-
долев мигом огромные расстояния, затрепетала вдруг у заместителя  окруж-
ного прокурора Дамиры Булатовны Землянушиной (от которой Серов и получил
приглашение зайти в прокуратуру)  меж  пальцев.  Долька  эта  безвесная,
долька эта сухмяная стала вместе со словесной шелухой  перепархивать  со
страницы на страницу, но все никак не могла как  следует  улечься,  вте-
реться в тоненько, скверно прошитое "Дело". И Дамира Булатовна, одетая в
полный костюм правосудия - сине-сиреневый китель со значком и  петлицами
и такого же цвета длинная, не без кокетства зауженная юбка, -  и  Дамира
Булатовна, несмотря на острые лаковые свои коготки и приросшие к пальцам
невидимые крючочки, не могла эту дольку, эту летающую плоть, эту душу  и
суть открываемого вновь "Дела" ухватить, подколоть,  рассечь.  И  потому
через несколько минут в раздражении великом "Дело" захлопнула.
   "Каков негодяй", - хотела вымолвить про себя  Дамира  Булатовна,  но,
вовремя вспомнив, что негодяями людей можно называть лишь после пригово-
ра суда, словцо это проглотила, а "Дело" отправила назад, бьющему баклу-
ши и играющему в шахматы в служебное время следователю Ганслику.
   Обморок Серова, т.е. его уход от врачебного контроля, был прочувство-
ван и опытнейшим Хосяком, тут же начавшим звонить в отделение. Хосяк ле-
жал на не застланном ничем кожаном коричневом диване и, левой рукой про-
должая мять засыпающую Калерию, - правой набирал номер своего отделения.
Он звонил, чтобы приказать дежурному ординатору Глобурде срочно,  немед-
ленно, вмиг больного Серова без всяких анализов крови на сахар и прочего
класть в инсулиновую палату и начинать шокотерапию. Но перед шокотерапи-
ей Глобурда должен был попробовать разок телетерапию. Правда, в ней  Хо-
сяк сомневался, но все же заготовку для такой терапии Глобурде  оставил.
А вот в чем Хосяк не сомневался - так это в инсулине.
   И согласие лечащего врача на такую, откровенно говоря,  небезопасную,
хоть и обусловленную динамикой заболевания терапию было Хосяком  пятнад-
цать минут назад, пусть и с трудом великим, но получено. И Хосяк звонил,
распоряжался, и вносили в инсулиновую палату дополнительную койку, и вы-
писывали на складе полагающийся каждому больному сахар, и готовили слад-
кую, противную настойку, и проверяли на  крепость  у  принесенной  койки
крепежные ремешки...
   В этот же миг, пользуясь отсутствием Хосяка, Калерии, Глобурды, после
разговора по телефону что-то  записывавшего  в  тетрадь,  и  инсулиновой
сестры, ушедшей на склад, - в этот же миг, миг сонно-обморочного  отлета
серовской души, петух вскочил на подоконник. Он чуть постоял на подокон-
нике, а затем, пользуясь полной  беззащитностью  привязанных  к  койкам,
ждущих наступления инсулинового шока больных, слетел,  шумнув  крыльями,
на одну из коек. Здесь, не теряя времени даром, петух вскочил  на  грудь
больного с непривычной фамилией Казимир и, отведя назад голову с  набух-
шим от вожделения гребешком,  мощно  ударил  лежащего  клювом  в  горло.
Больной, пребывающий в шоке, слабо дернулся и перестал дышать. И  петух,
прорывая липко-сахарный воздух палаты, прорывая густоту  плотного,  сол-
нечного, утопающего по низам в сухом мороке дня, запел. Его пенье -  су-
масшедшее, наглое, не по-птичьи визгливое - возвестило о том,  что  один
из бедолаг инсулиновой перестал дышать, перестал ощущать шоки и  их  от-
сутствие...
   Откричав, отпев, петух не торопясь перелетел на подоконник, с него на
крышу и радостно и стремительно заскользил по нагретой зеленой  жести  к
себе в тайный, образованный неплотно прилегающими  углами  двух  зданий,
закуток...
   - Больной, очнитесь!
   Ляскала по щекам бедного Казимира вернувшаяся со  склада  с  мешочком
сахара в руках медсестра. - Больной, больной! Что с вами?
   - Больной, вставайте! - звякал над Серовым вечной своей железной  ко-
робочкой с такими же вечными в ней леденцами вышедший во двор  ординатор
Глобурда.
   - Один, два, три, четыре, пять! Пора вставать! Я теперь  ваш  лечащий
врач. Пока не вернется Калерия Львовна. Ну-с.  Раз,  два,  три,  четыре,
пять... Ну... Ну...
   Жизнь в отделении шла своим чередом.
   - Ты гля.... - сказал подошедший на всякий случай к задержавшемуся  у
соляр доктору Санек. - Ему еще инсулину не делали, а  у  него  уже  шок.
Привесть в чувство прикажете?
   - А... - махнул рукой ощутивший вдруг кислоту леденца Глобурда.  -  В
палату несите. Или нет. Пусть здесь до вечера проветривается.  Воздух...
Воздух ему очень желателен.
   Подошел и приостановился на минуту где-то совсем рядом  у  больничной
стены вечер.
   А вместе с ним приблизился осторожно к Серову, а затем сел подле него
маленький лекарь Воротынцев.
   - Казимир из инсулиновой умер, - равнодушно сообщил Воротынцев. - Яс-
ное дело:
   инсулин. Как он действует на подкорку - до сих  пор  неизвестно.  Лет
десять назад его почти во всех наших больницах прекратили вводить. Прек-
ратили эти шоки. А Хосяк возобновил. Вас, я слышал, тоже  в  инсулиновую
определили. Мой вам совет - не ложитесь. Придумайте  что-нибудь.  Забас-
туйте. Или... Или бегите отсюда. Я здесь четвертый  год.  И  каждый  год
два-три человека из инсулинников - тю-тю... А если не тю-тю, то  дураком
оттуда через сорок сеансов выйдете, или боровом толстым...
   Вечер остановившийся, покачнувшись на ходулях  за  стенами  больницы,
шагнул во двор.
   - Вас в "телетеатр" приглашали?
   Серов отрицательно помотал головой. Об исцеляющей терапии  "телетеат-
ра", разработанной Хосяком, он уже слышал.
   - Тоже - не вздумайте. Или... Наоборот! Соглашайтесь!  Тогда  быстрее
отсюда умотаетесь, пока Калерия Львовна к вам благоволит...
   Вечер - самый тревожный из всех нам  отпущенных  отрезков  времени  -
наступил окончательно. Удостоверившись в его приходе, потянув носом  его
запахи, помяв в руках его буро-коричневую плоть,  Полкаш,  Цыган,  Марик
встали и, стряхнув с себя дневные сны, стали готовиться.
   ***
   - Телестудия открывается! Эфир пошел!
   - Гу-гга...
   - Кхо, кхо, кхо!
   - А, чтоб тебе...
   - Тихо!  Всем  заткнуться!  Слушать,  что  говорит  вам  врач!  Итак!
Действующие лица на сегодня:
   Ведущий телетеатра! Вван.
   Ведущая! Туу.
   Донат-Альфонс-Франсуа маркиз де Сад! Сри.
   Рози Келлер! Фо.
   Председатель Секции Копьеносцев! Файв.
   Участники заговора  против  Мыльцына:  Пальцын,  Вяльцын,  Вжопековы-
ряльцын.
   А также:
   Врач-вредитель. Тоже участник заговора.
   - Разбирайте листочки с номерами, психи! Роли читать громко,  внятно!
Кто после кого - в листочках указано. Но сперва, как всегда, краткое со-
держание... Терапия пошла!
   Мерцал в глубине небольшого зала с занавешенными  окнами  голубенький
экран, подрагивал зеленоватыми павлиньми перьями вольерный полусвет,  на
невысоком  просцениуме  театральничал  и  выпендривался  огромноголовый,
сбросивший с себя белый халат, а с ним и длиннотелую лень,  врач-ордина-
тор Глобурда. Снимал камерой происходящее угрюмый оператор,  из  больных
же.
   - Итак, краткое содержание, психунчики! - прочистил кашлем горло Гло-
бурда. - Серия первая. Дело, психи, происходит в Париже. Ну, не в  самом
Париже, а, скажем так, в ближнем пригороде. Пригород зовется  Ар-кю-эль.
Не слыхали? Ничего, после сеанса я вам его быстренько  нарисую.  Короче:
серия вторая! Революционер, но в то же время и истинный рыночник  маркиз
де Сад борется с козлами-заговорщиками из  наполеонадминистрации.  Козлы
обвиняют маркиза в разных там извращениях. Ну, это пропустим...
   - Давай извраще... Иее... Уаа...
   - Цыц! Молчать! Далее. А он никакой и не извращенец. Ну, вот как наз-
ло им - никаких половых перверзий. Просто он таким путем - ну, кого надо
за жопу схватив
   - узнает про заговор. А? Смекаете? Аналогию уловили?
   - Анало-о...
   - Улои-и...
   - Так. Дальше. Серия третья, маралы!  Люди  из  наполеонадминистрации
хотят маркиза... того... к ногтю. Он укрывается от них в домике под  Па-
рижем. В Аркюэле этом самом. Сечете? И там проводит анатомический сеанс.
Ну, чтобы правды дознаться и все такое. Но тут  вмешивается  Врач-вреди-
тель, тоже участник заговора против Наполеона. И  тут  начинается  серия
пятая. Самая интересная. Начинается действие, в котором вы  все  с  удо-
вольствием, думаю, посоучаствуете. Ну? Интересно? Боязно? Смешно?  Тогда
- погнали! А уж завтра увидите все это на пленке... Итак, первым  читает
роль мосье де Сад. Но до чтения попрошу занять исходные позиции. Телеве-
дущая - кам хиа!
   Рози Келлер - к столу марш!  Председатель  Секции  Копьеносцев  -  за
портьеру!
   Врача-вредителя затащить сегодня не удалось. Ну, лады... Без него об-
мылимся.
   Ролька у него третьестепенная...
   Откуда-то из глубины зала бесшумно выплыла укутанная до глаз в платок
и никем не узнаваемая (что было ясно по  односложным  репликам  больных)
телеведущая.
   Медсестра Лиля, одетая в белый халатик, до этого топтавшаяся где-то в
глубине просцениума у занавесей, весело шагнула  к  стоящему  в  глубине
сцены операционному столу. В мгновение ока халатик слетел на пол, и мед-
сестра, светясь молочно-стылым телом, в  ожидании  дальнейшего  у  стола
застыла.
   - Маркиз! К столу пожалуйте! Да инструмент для анатомического  сеанса
получите!
   Глобурда внезапно сверкнул вынутым из складок летнего мятого  пиджака
ланцетом, озабоченно поднес ланцет к  самым  глазам...  Однако  никакого
движения в кучке больных, сбившихся у первого ряда кресел близ просцени-
ума, не произошло.
   - Что я вижу? - Глобурда задрал свою дурацкую с огромными ушами и ко-
ротеньким носом голову к потолку. - Нет желания играть? А Афанасий Нилыч
как же? Он сейчас установочку давать будет. А наказание возможное? А се-
ра внутривенно? А трифтазин внутрижопно?  Уй-ю-ю.  Выходит,  на  сегодня
следует наш телетеатр запереть на ключик? Но только как бы нам  всем  за
это по первое число не влетело!
   Глобурда, зябко поежился, а потом уже совершенно театрально и напоказ
задрожал, оглянулся на горящий и бегущий  волнами,  но  ничего  пока  не
транслирующий телеприемник, помещенный на тумбе в правом углу просцениу-
ма.
   - Да-с. Закрывать на сегодня придется. А какие роли!  Какие  баталии!
Ну, хватит ваньку валять! - Голос Глобурды вдруг из мягкого  и  заговор-
щицкого превратился в трескучий милицейский. - Все по местам!
   И разнузданная медсестра медленно потянулась, хрустнула даже, как по-
казалось Серову, всеми костьми сразу и в чем мать родила на стол  опера-
ционный, развратно мерцая разными частями тела, полезла.
   - Спирт! Скальпель! Огурчик!.. Или нет, сегодня без огурчика.  Только
вы уж, господин подполковник, душу мне не томите! Подмогните,  пожалуйс-
та! Один ваш взмах, и маркиз де Сад вскроет истинное нутро этой  истори-
ческой шпионки и заговорщицы Рози Келлер... А затем и сознание ее вскро-
ет, и мозг, и мозг...
   Серов снова, как недавно во дворе, от этой наглой болтовни стал  впа-
дать в бешенство. Ему казалось, что настоятельно и требовательно пригла-
шавшему его в "телетеатр" Глобурде как-то удается досылать свой  свинцо-
во-стальной взгляд со сцены в средние  ряды  кресел,  удается  вонзаться
этим взглядом ему, единственному зрителю этого поганенького <  телетеат-
ра> , прямо в зрачки. Серов закрыл глаза.
   Но бесцеремонный и наглый тексток телепьесы продолжал  лезть  в  уши,
щекотать ноздри, рот...
   Маркиз де Сад. - Я резать не согласный.
   Ведущий. - А если я вас оччень попрошу?
   Маркиз де Сад. - Все одно. Ни к чему это.  И  что  за  пьеска  такая,
прости Господи.
   Раньше лучше бывало.
   Ведущий. - Раньше? Вы это про раньше, гражданин маркиз,  бросьте!  Вы
кто? Подлый консерватор или преданный престолу революционер нового типа?
А пьеска лечебная.
   Кому нужно - тому и предназначенная.
   Маркиз де Сад. - В гробу я такое лечение видал в белых тапочках.
   Ведущий. - Ах ты, козел поганый. Ах Полкаш ты недорезанный,  параноик
бабахнутый!
   Бери ланцет, говорю!
   Маркиз де Сад. - Переломишься! Сам режь. А я баб не  режу,  я  с  ими
по-другому управляюсь.
   Ведущий. - А женушку свою? А Полину Карповну кто ухайдакал?
   Маркиз де Сад (наливаясь гневом). - Ты мне в душу не лезь!
   Ведущий. - Это почему же не лезть? На то я здесь, милок, и поставлен,
чтоб в души ваши поганые лазить, чтоб комплексы ваши гнусные из них выт-
ряхать. Полине Карповне небось побольней, чем Лильке, было? Ась? Не слы-
шу ответа!
   Маркиз де Сад. - Я резать отказуюсь. Пошел ты в  свинячье  гузно.  (С
угрозой.) Приедет Нилыч - все как есть доложу ему...
   Ведущий. - Угу. Угу. Так. А кого же вы, мосье Полкаш, сыграть  желали
б?
   Маркиз де Сад (потупясь, застенчиво). - Ельцина...
   Ведущий. - Тю-тю-тю. Ну, ты, брат, хватил! Ты, ясное дело,  псих,  но
до такой-то степени забываться зачем?
   Маркиз де Сад. - А чего? Я ведь не критиковать. Я со всей душой...  С
уважением... А на кой мне твой маркиз! Я как Бор„к хочу: раз-два, и  по-
шабашили.
   Ведущий. - Дурак вы, мосье Полкаш. Лечиться вам у нас и  лечиться,  я
вижу... На кого замахнулся! А?.. Быдло!
   Маркиз де Сад. - А чего? Я ведь сыграть только...
   Ведущий. - Ну, и что же ты, пачкун гадкий, сделаешь в первую  голову,
когда Ельциным станешь?
   Маркиз де Сад. - Приватизацию полную сделаю. И эту... как ее...
   Р...реституцию... А тебя, сучий  потрох,  на  рудники!  Уран  нюхать!
сгною! С...С...
   Ведущий. - Ах ты, пачкун гадкий, пачкун военный! А ну, марш в  проце-
дурный кабинет! Бе-гом!
   Маркиз де Сад. - Не пойду... Я свободный человек...  Не  подходи.  Не
дамся.
   Санитарам - дамся! Тебе - шиш!.. Шиш, шиш, шиш!
   Ведущий. - Так. Бунт шестерок. (Говорит в сторону оператора.) Снимай-
те, прошу вас, без перерыва. (Снова обращается к  группе  больных.)  Ну,
тогда Председатель Секции Копьеносцев. Ваш выход. Ваша ролька. Хоть  оно
немного и не по сценарию, ну да пусть уж... Ремарка... хэгэгэм... по хо-
ду пьесы.
   Тут телеприемник дал неожиданную озвучку, из него вылетел мягкий хло-
пок, потом просыпались на пол короткие рубленые свисты, и  Серов  открыл
глаза.
   По громадному экрану ползли какие-то речные пятна, шла рябь, никакого
изображения на нем так и не появилось, но зато раздался из  ящика  высо-
кий, напряженный, сначала как всегда тревожащий, но потом и  успокаиваю-
щий больных голос Хосяка:
   - Ветер. Ветер у нас и жара. Пыльная буря в  степи  собирается.  А  у
вас... У вас никакого ветра. Прохладно. (Серов тут же  ощутил  приятную,
прильнувшую к щекам прохладу.) У вас тишь. Гладь. У вас  покой  и  воля.
Да, воля... Потому что вы все любите друг друга. Вы Глобурду Степана Ви-
тальевича - обожаете. А он вас.
   Прохлада. Спокойствие. И тишь - вокруг.  Только  вот...  Головы  ваши
бедные. Они...
   Чуть, немного только -  больны...  (Серов  помотал  головой,  пытаясь
сбросить трескотню далеких грустно-тоскливых радиоволн.) Да... Больны...
Но мы поможем, метод наш успешный. Театр наш очистительный вас успокоит.
Подлечит. Сотрет ваше прошлое. Прояснит  настоящее.  Высветлит  будущее.
Слушайте меня. Успокойтесь.
   Примиритесь. Обиды отбросьте. Мозг от  мыслей  очистите.  Сквозь  вас
уходит ветер.
   Пыльная буря проходит сквозь вас. Она покидает вас! Еще немного  -  и
вы здоровы.
   Сильны. Трудоспособны. Играйте. Играйте пьесу. Играйте свою  нынешнюю
жизнь.
   Очищайте себя. Очищайте меня. Очищайте мир от страдания и слез...
   Голос Хосяка исчез так же неожиданно, как и появился. Экран очистился
от речных пятен, истаяли свист и хрип, уплыла на юг и сошла там  на  нет
зловещая пыльная буря. Но тревога, как только стих Хосяков голос,  вновь
вернулась.
   Серов встал, громыхнул сиденьем. Женщина, полыхнув молочной  белизной
груди, на столе приподнялась, но тут же и опустилась на операционное ло-
же вновь. Глобурда, все это время державший скальпель театрально  в  ру-
ках, уронил его на пол. Серов двинулся к выходу  из  небольшого  зала  с
зашторенными окнами.
   - Вы куда же это, Дмитрий Евгеньевич?
   Серов хотел ответить, но только выбулькнул что-то из себя с хрипом.
   - Понимаю... Понимаю... - зашелся в сочувствии и сожалении  Глобурда.
- Ох как понимаю! Не верите вы в наш телетеатрик! Не верите в, так  ска-
зать, наш маленький оркестрик под управлением  любви!  А  мы-то,  дурни,
старались! А мы-то, полоумные, буковки и словечки просчитывали! Афанасий
Нилыч четыре ночи не спал, рольки выписывал. И все из-за вашего  невроза
гребучего, между нами...
   Серов еще раз что-то булькнул и решительно двинулся к выходу из зала.
От зашторенной двери тут же тихо, как тень, отделился и  встал  на  пути
уходящего невысокий, но крепкий, напомнивший Серову отполированный  вре-
менем рукастый и ногастый корень, санитар по кличке Молдован.
   Серов на миг приостановился, потом двинулся дальше.
   - Ты куда пошел?! - взвизгнул вдруг Глобурда, видимо, почуявший,  что
больной вот так, запросто, да еще и на глазах других больных,  может  из
зала уйти. - А "шпанские мушки" на вечеринке у маркиза? А сцена заговора
в Секции Копьеносцев?
   Это ведь тебя, козла, мы ею лечить будем! Для тебя вся эта психотера-
пия придумана. А ты... ты... Ну-тко, придержи его, Молдован Иваныч!
   Молдован сделал два шага вперед и, ни слова не говоря, заехал  Серову
в глаз, а второй рукой саданул под дых. Лицо Серов успел  кое-как  прик-
рыть, а вот солнечное сплетение оставил без защиты и тут же кулем  пова-
лился на пол.
   - Все отменить! - рыкнул Глобурда. - Полная замена сценария  по  ходу
лечения!
   Пьеса "Маркиз раскрывает заговор"  снимается  с  репертуара!  Лилька,
прикрой живот!
   Начинается другая пьеска! Ай да Нилыч! Ай да анфан террибль! Глядите,
ребята! Он и это предусмотрел! Вторая пьеска... Даже не пьеска, а так...
интермедия...
   Называется "Российский цирюльник". Пьеска простая! Проще,  проще  па-
ренной в кастрюльке репы! А ну, мосье Полкаш,  забудьте  обидочку  да  и
выбрейте мне господина Серова по первому разряду! Будем его лечить нало-
жением рук на голый череп! Электрошоком лечить будем!
   Серов попытался подняться. Но его тут же придавили к  полу  Цыган  и,
видимо, переставший обижаться на Глобурду Полкаш...
   - Тащи его к свету! Сюды! - забился в крике Глобурда, и Серова  испу-
гал изменившийся голос ординатора. Игривости и театральности в голосе  -
как не бывало, была одна неприкрытая, парализующая и удушающая  злоба  и
ненависть.
   Через минуту Серов оказался на том же столе, на котором лежала недав-
но Рози Келлер, жертва  ненасытного  маркиза,  когда-то  проводившего  в
ближнем парижском пригороде Аркюэле анатомические сеансы  любви,  хорошо
помогавшие раскрытию заговоров. Серова, правда, на  стол  укладывать  не
стали, а просто усадили на него и держали за плечи и  за  руки.  Держали
Цыган и Титановый Марик. Полкаш ушмыгнул куда-то за портьеры.
   - Йод! Ножницы! Гребенку! - скомандовал Глобурда,  и  тут  же  явился
Полкаш с ножницами в руках и с ходу начал резать  роскошные,  зачесанные
назад темно-каштановые, чуть вьющиеся серовские волосы.
   Серов попробовал было от ножниц увернуться, однако держали его  креп-
ко. От безудержного гнева и тлеющей под этим гневом тревоги Серов  сдав-
ленно завыл, попробовал куснуть Марика за руку. Марик руку убрал,  а  на
помощь цирюльникам подоспела медсестра Лиля с пузырьком йода в руках.
   Тем временем Полкаш грубо, но весьма ловко - как будто в свободное от
военной службы время он только тем и занимался,  чт