попрощавшись.  Путь его  после  чаепития  лежал  в  ночной  магазин  за  два
квартала. Охранник сразу заподозрил Сашу, подошел, чтобы выгнать и наткнулся
на нож.  С пистолетом  бежал в  больницу, тоже  рядом.  Ольга  сказала,  что
редактора  положили там.  Медсестре пистолет  в  лицо, она  рассказала номер
палаты  и как  туда пройти. В  палате сидело четверо и  выпивало. Коньячок и
основательная закусь. Нужного  застрелил, прямо  в лоб пуля. Остальные упали
на пол и не подавали никаких признаков жизни. Вышел. А правильно ли? Но ведь
сама  судьба  распорядилась  быть  ему  героем  и отомстить, разрушившим его
жизнь. Сама  судьба указала ему перестать быть  зерном, а стать камешком. Не
сломать жернова, так хоть  поцарапать. Судьба. Он успокоился и бежал улицами
потемней  к редакции.  Скользко. И хочется нырнуть  в сугроб, последний  раз
ведь. Нырнул с разбега, понежился несколько секунд. Но он же герой, поднялся
и  побежал. Скоро был у редакции. Решетки. Вот и побудь героем. Заметил, что
на втором этаже  их  нет. По дереву залез,  вышиб  стекло.  Воем  взорвалась
сигнализация. Бегал внутри выламывал двери, разбрасывал  бумаги и  поджигал.
Спички тоже  Олины.  В нескольких  комнатах  уже разгоралось, когда приехала
милиция. Саша с пистолетом притаился  у одного из окон. Ждал. Того человека,
который его бил  и поучал. Именно тот человек должен был стать его царапиной
жерновов. Саша не держал большого зла, бил, конечно, многие били. Просто эта
царапина будет позаметней. Раз судьба решила, что быть ему героем, так уж не
подкачает. Пламя расходилось уже не слабо,  когда появился  тот,  кто нужен.
Погоны   полковника.  Хорошенько   прицелился.  Убьют.  Судьба.  Хоть  умрет
мужчиной,  воином,  героем.  Хотя  какая  разница. Только  бы не  промазать.
Выстрелил  четыре  раза, сколько успел, пока его  не сшибло  многими пулями.
Упал на  спину, чуть мимо костра из листков. Но огонь достал его, потому что
пожарные  боялись  подходить  к  зданию,  ожидая  новых  выстрелов. Редакция
сгорела   дотла,   но   программа   озадумливания   только   сильней   стала
распространяться, облегчая жизнь самим обездоленным, если  они терпели, а не
царапали жернова.
     1998г.




















        ДОРОГА ЖИЗНИ.





     Он  приметил дом еще  вчера. Полдня и ночь наблюдал, скрываясь в  диком
малиннике. Подходящий дом. Стоит на отшибе, соседей нет. Хозяйка видимо одна
и уйти можно  легко. Кругом заросли, метров через двести лесок начинается. В
другую  сторону  яр  большой.  Есть  куда  бежать.  От  большой   облавы  не
спрячешься, но  в  остальных случаях выскользнуть  можно. Плохо только,  что
хозяйка молодая.  Лет  двадцати. Точно  женихи  будут шастать, расспрашивать
начнут, по округе разнесут, а  там и милиция пожалует, что не желательно. Но
и  продолжать ночевать  в  скирдах не  мог. Два месяца жил как зверь лесной,
забыл уже о  кровати, горячей  воде, еде нормальной.  Несколько дней назад в
поле его  накрыл сильный  дождь,  промочивший до  нитки.  Долго  дрожал  как
осиновый лист и видно не прошел тот дождь  даром.  Чувствовал жар, кружилась
голова, слабость в  ногах, сильно  потел. Нужно идти в  дом.  Три-четыре дня
отлежаться, набраться сил и уходить.  Ничего с ним не случится в доме, а вот
если попадет под еще один дождь, что осенью легче легчего, тогда  конец ему.
Кашель  начался.  Но сразу  идти  не решился.  Сидел,  скрючившись в кустах,
пытался согреться. Трясло. В дом  никто  не  приходил, а  вот хозяйка  ушла.
Часов  в  восемь, темно  уже было.  Но разглядел,  что  принаряженная  ушла.
Подождал минут  десять  и,  шатаясь, пробрался во  двор.  Дверь  в дом  была
закрыта, но он  успел изучить деревенские хитрости.  Поискал рядом  и  нашел
ключ под камешком на пороге. Зашел. Дом был небольшой. Коридорчик, кладовка,
кухня  и комната.  Жили бедно. Ни  холодильника, ни телевизора.  Заглянул  в
стол, нашел пачку писем, ручку, несколько конвертов  и листов чистой бумаги.
Переписывается с кем-то.  Хорошо. Значит точно одна она. А  кровати то  две,
идеальный случай.  Полез  в  шкаф, старался сильно  не  ковыряться, чтоб  не
заметила.  Много старой,  чуть пахнущей плесенью одежды. Перебирал стопку за
стопкой,  хотя  в  такой бедности сбережений  могло  и не быть.  Но  выщупал
железную  коробочку  из-под  кофе.  В  ней,  к  немалому  своему  изумлению,
обнаружил 523 доллара. На ум приходила  проданная корова,  даже не одна. Или
жених  на заработках. В  Сибири или Москве,  шлет  деньги ей. Под эту версию
подходили и  письма. Отлично,  значит сама.  Сейчас  пошла в  клуб, молодая,
потанцевать хочется.  Спрятал  коробку обратно. Ему  были  нужны  сейчас  не
деньги, а крыша над головой  и кровать.  Дом ему нравился, здесь можно будет
хорошо отдохнуть и  никто не узнает.  Заглянул  в  кладовку, открыл  сундук.
Припасов было негусто. Экономная девица, другая телевизор бы купила, конфет,
что  еще  им,  дурам,  нужно,  а  эта  нет.  Жмотиха. Вернулся  в комнату  и
растянулся  на   кровати.   Почувствовал  как   сильно  устал.  Два   месяца
бродяжничества,  постоянная тревога, особенно первые дни, когда был взвинчен
и не  мог  заснуть.  Добавился еще дождь. Явная простуда.  Обязательно нужно
отлежаться, а там  видно будет. Хотя виделось очень смутно. Нужно уходить на
юг, здесь  слишком холодно  становилось. Куда и как на юг? Но  главное нужно
было  решить,  окончательно  решить. Может  тогда  и  не понадобится  никуда
уходить. Как же все  вышло по-идиотски. Придурок! Со злости плюнул в сторону
и тут же полез вытирать слюню, чтоб не оставлять следов. Нужно уходить, а то
еще заснет.  Поправил кровать и  вышел из дома, закрыл дверь, ключ на место.
До  села  полчаса  ходьбы, туда  и  обратно час. Раньше не придет.  Залез  в
малинник,  достал  из  рюкзака всю одежду, укутался,  но  согреться не смог.
Ждал,  пока она придет,  временами  засыпал.  В один  из таких моментов  она
пришла. Увидел, как светится окно во  дворе,  окна на  улицу  прикрыты  были
ставнями.  Подошел, приоткрыл и заглянул. Хозяйка застирывала платье. Ничего
девочка, но  малорослая. Вспомнил ее, конечно красивее. Она была королева, а
эта  горничная.  Кашлянул,  прикрыл  ставню  и  заковылял в  кусты. Может не
услышала,  а  может  побоялась  по  темному  выходить.  Рюкзак  под  голову,
скрючился и пытался заснуть. Во сне время летит не заметно.  Но сна не было.
Тошнило,  бросало то в жар,  то в холод, голова болела. Чаю бы.  Горячего, с
малиной,  стакана  три и под  перину, тогда бы вмиг  заснул.  А так  мучился
долго, проклиная себя за идиотизм. Проспал лишь несколько часов. Утром долго
собирался с  силами,  отряхивался,  расчесал давно немытый волос, постарался
сделать подобрее выражение  лица и подошел к воротам. Стучал и сочинял,  что
врать.
     -Есть кто?
     Она открыла калитку, посмотрела с подозрением. И не мудрено, два месяца
не стригся, не брился и мылся давно. Улыбнулся ей.
     -Хозяюшка,  постояльца  не  возьмете?  Художник  я,  хочу отдохнуть  от
городской суеты в вашей глуши. Платить буду вперед, если пустите, конечно, и
не сильно загнете.
     -Я и не знаю даже.
     -Это  понятно, растерялись. Давайте так, я посижу с час около двора, вы
подумаете и скажите. Да-да, нет-нет.
     -Зачем же около двора, заходите во двор, на лавке посидите.
     Он так и  знал,  что пригласит во двор. Два  месяца по деревням бродил,
совестливых здесь еще много, если не спились. Зашел во двор.
     -Вы хозяюшка не стесняйтесь, если  в тягость вам, так и говорите, пойду
в другое место, это дело такое.
     -А вы пьющий?
     -Нет. И не курю. За мной ухода особого  не надо, только что  есть и где
спать.
     -Еда у меня скромная.
     -Что будет, то и будет. Я привык к пище  простой.  А вы, если надумаете
меня пускать, так сразу цену скажите. Деньги у меня есть, но не много.
     Конфузилась она.  Не привыкли  здесь еще про деньги так прямо говорить,
дикари.  Девственные нравы.  Еле  сдерживал  кашель.  А то  подумает, что  с
туберкулезом.
     -Хозяюшка, а как вас зовут?
     -Саша.
     -А по батеньке?
     -Петровна.
     -Александра Петровна, чаю у вас  не найдется? А  то  приболел я что ли,
морозит меня, голова кружится. Я заплачу.
     -Да что вы! Незачем платить, сейчас подогрею воды.
     Становилось  хуже  и  хуже. Даже  если  она скажет нет, то уйти  он  не
сможет. Она  возьмет  и  в  милицию сообщит. Хотя  где  здесь  милиция. Село
соседнее полупустое, много хат заколочено. Это нужно в район  ехать. Вряд ли
поедет. Главное по  доброму  все  устроить.  По злому  у него и сил не было.
Путаться начали мысли.
     -Вы  заходите в  дом. Оставайтесь. Возьму я вас. Хоть  и  одна живу  да
брать с меня нечего, даже если и бандит вы.
     -Разве похож я на бандита?
     -Сейчас время такое, что ничего не разберешь.
     -А цена какая?
     -Да потом договоримся.
     -По три рубля в день пойдет?
     -Пойдет. Я хотела два просить.
     -Сейчас наперед заплачу.
     -Потом, потом. Вы ляжте лучше, а то еле стоите.
     -Плохо  мне  что-то.  Вот так жилец, не  успел вселиться  и заболел, не
обижайтесь.
     -Ничего. Вот сюда.
     Он дошел с ее помощью к кровати,  скинул  кроссовки и упал. Помнил, что
успел еще удивиться тому, как быстро раскис. Она укрыла его одеялом, вторым,
а ему было холодно, никак не  мог согреться. Очнулся в темноте. Чувствовал у
себя сильный  жар. До 40 градусов температура, не меньше.  Во рту пересохло.
Позвал ее. Тишина. Встал. Сел. Мысль была бежать, но сил  не было. Не беглец
он сейчас. Может она пошла в милицию, может, но ему это без разницы. Залезть
под одеяла и лежать там. Единственное  желание. Стал себя успокаивать. В чем
могла  она  его заподозрить? Есть конечно  в чем, но  тогда бы  она сразу не
пустила, зачем ей рисковать. Может пошла к врачу? Но вспомнил где  он. Какие
здесь врачи, здесь и коновала  не найдешь.  Опять  в  клуб?  Вот девка!  Тут
человек  считай  при  смерти, а  она  на  танцы.  Вот  и  девственные нравы,
цивилизация достигла и  здешних мест. А главный  принцип цивилизации - срать
на всех. Клуб. Но и клуб вряд ли был  в том полумертвом селе.  В соседнее? А
там мог  быть  и милиционер.  Ну и пусть. Решится сама собой проблема. Опять
зебра: жара и холод, полубред, полусон. Опять она.  Елена Прекрасная. Даже с
дыркой  во лбу.  Кровь по белой  коже,  ручейком. И удивленные глаза. Она не
испугалась, она не ожидала. И  он не ожидал. То, что застрелит, знал, но что
будет потом.  Влезло море. Он  еще маленький, с кругом болтается  на волнах.
Отец  тюленем ныряет  рядом. Дальше не разобрать,  винегрет полный. Очнулся,
когда хлопнула дверь.  Она пришла и кажется сама. Притворился  спящим, когда
она подошла и трогала  лоб, подправляла одеяло. Прикрыла дверь, возилась  на
кухне,  легла  спать. Тишина  никакой милиции.  Значит  в  клуб. Хорошо. Ему
плохо, его тошнило, но хорошо, что клуб. Скорей бы утро. Утром всегда легче.
Несколько раз приходил в себя, лежал  в темноте. Если  бы  не нашел  дом, то
вполне мог сдохнуть под кустом, как собака.
     Утром она принесла чаю. Под глазом синяк, неловко  улыбается. Синяк его
встревожил. Хворь отпустила и можно было  потревожиться. Значит было за  что
бить ей морду. Не из-за него  ли.  Только сцен ревности ему не хватало. А по
какой еще причине бьют морды молодым девкам?
     -Это откуда?
     -Так.
     -Хоть не из-за меня?
     -Нет, что вы.
     Врала. Не умела врать,  но врала. Он понял, что он причина. И ему нужно
минимум два дня отлежки, раньше уйти он не мог.
     -Вы  Саша извините,  что я вот так слег у вас.  Простудился  видимо. Но
чуть только поправлюсь, сразу же уйду.
     - Ничего, мне даже лучше не одной.
     -У вас время есть?
     -Есть.
     -Если хотите, давайте  поговорим. Садитесь,  только  подальше от  меня,
чтоб инфекцию не подхватили, хватит и одного грипующего.
     -Не переживайте, не заболею. Я крепкая.
     -Вы такая маленькая, что не верится в вашу крепость, но дай бог. Теперь
давайте я представлюсь.  Конев Николай Сергеевич,40 с  небольшим,  художник,
разведен.  Последнее я к  тому,  чтобы  вы  никому не говорили  обо  мне.  Я
понимаю,  что странная просьба,  но  я алиментщик, меня ищет милиция,  могут
дать срок за  уклонение. Я бы  и  рад  платить, но денег нет, времена сейчас
тяжелые.  А  бывшей  моей  жене  деньги  и не нужны,  она вышла за директора
завода, хватает там денег и ей и дочке. Но жена досадить мне хочет, в тюрьму
запроторить, потом  передачи мне носить и требовать, чтобы я у нее  прощения
просил, унижать. Очень прошу, не говорите никому. Хорошо?
     -Хорошо.
     -Очень благодарю вас, что помогаете  вы мне. Честно  скажу  - пропадать
мне не будь вас. Буду ваш должник и поверьте, что отплачу.
     -Да ну что вы, какой должник.
     -Должник, должник.
     Убеждал что должник, много благодарил и  постепенно  переводил разговор
на  нее,  стараясь ненавязчиво разузнать как  можно больше.  История ее была
обычна для  наших печальных  времен. Жила крепкая  семья, по здешним  меркам
хорошо жила.  То есть был телевизор и магнитофон. Держали скотины порядочно,
отец водителем  на ферме работал, молоко в город возил, мать там же дояркой.
Питались  сытно, одевались  чисто, работали много, думали, что хорошо живут.
Пока  не поехали раз после  Рождества в гости на санях. Всей семьей поехали;
она,  сестра, отец,  мать,  только  брата Леши  не  было,  в  армии  служил.
Погостевали хорошо, выехали  обратно по темному, не спеша  везла их лошадка,
под неторопливый разговор старших. Дети спали, зарывшись в солому.  Не знала
поэтому Саша  как оно  приключилось, но  врезался в  них на полной  скорости
"Мерседес".  Телегу вдребезги и людей. Мать и сестренка сразу умерли, отец в
больнице,  как  и  водитель.  А  она  отделалась  сотрясением  мозга.  Долго
удивлялись люди, как это она в живых  осталась, не иначе в рубашке родилась.
В  рубашке  то  рубашке,  но  началась  ей  трудная жизнь.  Скотину  сводить
приходилось, на похороны все деньги
     пошли. Лешку, брата, с армии отпустили на похороны, он от горя с кем-то
задрался в городе, дюжий  парень и зашиб сильно нескольких. Они нападали, их
вина, да оказались они детьми важных родителей  и оборотилось будто он напал
из них,  это один то  на четверых. Суд был, хотели ему большой  срок давать,
она продала телевизор, холодильник и крестики золотые, подмазала судью и тот
дал три года, сказал, что меньше никак нельзя.  Потом правда, подсказали ей,
что  больше  судья дать и не мог, просто обманул сиротину, деньг ни  за  что
взял, но  не  вернуть  их уже было. Стала она брата ждать,  сама  живет, дом
боится  бросать.  Быстро его разворуют и  жить брату будет негде. Такая  вот
история,  ничуть  не  проясняющая  доллары.  Ушла  готовить  завтрак.  Лжет,
скрывает что-то. Но это его не волновало, через пару дней, когда  отлежится,
прихватит деньги и прощай Саша. Не хорошо так

     делать, но ему  без разницы. Столько натворил, что кражи теперь  смешно
было бояться. Может и  три дня, уж сильно прихватило. С утра пока сносно, но
к вечеру снова придавит, при гриппе всегда так.
     -Саша, а у вас парацетамола нет?
     -Это лекарство что ли?
     -Да, от головной боли.
     -Лекарств никаких нет.
     -Ну ничего, так выкарабкаюсь.
     -Может мне в район съездить?
     -Не надо. Ради пары таблеток не близок свет ехать.
     С  кухни понесся вкусный  запах,  его  не радовавший, аппетита не было.
Хотелось пить.
     -Саша, вы ничего не готовьте, только чая побольше.
     -Несу.
     Картофельное пюре,  блюдце  сметаны,  кусочек  сала с  мясной прорезью,
хлеб, большая чашка чая с медом.
     -Ух ты, как в ресторане. За такое царское обслуживание буду платить вам
по пятерке в день.
     Он ничем не рисковал. Когда будет уходить, заберет и свои и чужие. Пока
можно  и  порадовать девочку. Немного  поел,  выпил  чая, попросил  добавки,
принесла.
     -А вы на сорок не выглядите.
     Ему было 25,но бородка, патлы, два месяца скитаний, думал сойдет.
     -Это  потому  что  вовремя  развелся.  Иначе  и  шестьдесят  могли
дать сейчас.
     -Злая была?
     -Дура. Это хуже всего. А у вас жених есть?
     -Нет.
     -Что ж так?
     -Село безлюдное. Кто мог - уехал, осталась пьянь одна.
     -Вы чего тут кисните?
     -Дом берегу. И куда мне идти? Ни родственников, ни знакомых.
     -А здесь где работаете?
     -На ферме.
     Снова  врала. Не  умела  правдоподобно  врать,  что еще раз говорило  о
здешней дикости. Елена врала превосходно, могла смотреть в глаза и врать. Он
так и не научился определять, когда  она врет. И зачем. Он сцепил зубы.  Его
больше всего бесила дешевость происшедшего. Третьесортный роман, продающийся
на вокзалах в карманном формате. Любовная коллизия с трагическим концом. Как
он  мог  влезть в  такое  дерьмо? Придурок. Она вышла на огород.  Представил
Елену на огороде. Рассмеялся. Королева с сапачкой на прополке картофеля. Она
была  королева. И шлюшка.  Вообще то  лучшее сочетание, если ты не дурак. По
неизвестным  причинам  он  оказался  дураком.  Неожиданно  для  себя.  Дурак
дураком, вообразил бог  знает что и пошло-поехало. Всегда реально смотрел на
вещи, всегда поступал правильно, избегал  глупостей. А то.  Идиот! Разыграть
удивительное по  глупости  действие  и  пересрать себе  всю  жизнь.  От себя
никогда такого не ожидал. И никто не ожидал.  Живо представлял как  смеялись
знакомые.  Угораздило же.  Что он хотел доказать? Пристрелил ее. За  то, что
застал с другим. Но ведь она шлюшка! Именно шлюшка. Даже не  проститутка. То
есть выгода даже не главное. Не жадность, а другой бес толкал ее, хотя и  от
денег не отказывалась. Будь он хоть немного умней, и внимания бы не обратил.
Она была такая, шлюшка, и нечего слюни распускать. Трахался с ней и большего
от нее  требовать  было  грех.  И  зачем  ему большее  от нее?  Незачем. Это
понимали  все. Кроме него. Он вдруг уверил себя, что влюблен. И  до и  после
помрачения,  его  бы  стошнило  от  самого  слова,  годящегося  для слюнявых
малолеток. Какая к черту любовь, тем более к ней. Но тогда сошло и за первой
глупостью последовала вторая, еще  большая.  Он стал ревновать. По дури  это
был Эверест, дурней  нельзя.  Ревновать шлюшку.  Ладно в  романах, там  кого
только  не  ревнуют,  но писателям  нужно  зарабатывать на  хлебушек,  пусть
выдумывают. А  в реальной жизни! Да она была хороша  в постели, мастерица. И
трахайся  с ней  дальше,  не  создавай  проблем  себе.  Она  глуповата,  она
шлюшечка. Одно  желание на  уме, быстро превращающееся в действительность. А
как  ей  нравились  его  ревности!  Поморщился  от  ненависти  к  себе.  Она
несказанно  радовалась,  ревность  тешила  ее  самолюбие,  у  нее был  набор
суперженщины и ревность входила в этот набор.  Ее ревнуют!  Это  как золотая
медаль.  Чемпионка, рассказывать подружкам,  слушать  их завистливые вздохи.
Когда дал ей по лицу,  то она обрадовалась. Бьет,  значит любит, какой напор
чувств! И  уже специально  подстраивала, чтобы сцены ревности видели другие.
Для нее  такая показуха была высшим  кайфом и  не удивительно,  она дура. Но
почему он велся? Ругался с нею,  устраивал скандалы, не догадываясь, как она
довольна.  Конечно,  она  вызывала  не  просто  желание  трахнуть,  как  она
привыкла, она  вызывала  страсть,  как  в  сериалах!  Вот он бегает за мной,
одержим  мной,  я  его  повелительница,  я   свела  его  с  ума!  Невыносимо
вспоминать, но так и было. С трудом разжал зубы, чтобы не стереть всю эмаль.
Клоун. Как же матерился отец, узнав о его выверте. Наверное.  Он не видел  и
не  слышал, он  побоялся показываться ему на глаза. Когда повязка  спала, он
увидел  такую дурь  собственного изготовления, что только охнул. От начала и
до конца  чистый, концентрированный идиотизм. Даже если  настолько придурок,
что ревнуешь шлюшку, ну найми человека, ее тихо пришьют и успокойся. А