.
     Они  прошли  холл,  спустились по  пологой лестнице в  подвал  к  тиру.
Гримстер знал,  куда они направляются.  За  тиром была маленькая клетушка по
прозванию "губа";  ею  пользовались редко,  хотя  она  была  вполне надежна.
Башмаки гулко  стучали по  каменным плитам.  Кранстон отпер железную дверь и
вошел первым.  В  клетушке не было окон.  По углам висели забранные решеткой
лампы.  Стены были сложены из огромных гранитных глыб. В пяти футах от двери
поперек камеры  от  пола  до  потолка возвышалась железная решетка со  столь
мелкими ячейками,  что сквозь них не пролезала рука. Копплстоун отпер обитую
железом дверь посреди решетки,  и Гримстер вошел в камеру.  Там стояли стул,
стол,  койка,  под  которой был  горшок,  по  задней  стенке  тянулась узкая
деревянная полка  с  четырьмя или  пятью книгами в  мягкой обложке.  Сколько
помнил Гримстер,  они валялись там всегда.  Увидев на  столе бутылку бренди,
ящик с сигарами и зажигалку, Гримстер спросил:
     - Это что, любезность шефа?
     Копплстоун кивнул.  Кранстон на  мгновение смутился,  но  скрыл  это  -
торопливо отвернулся, чтобы закрыть дверь. Вот почему майора не выпускали из
усадьбы. Он так и не заматерел, слишком легко поддавался печали и стыду.
     Копплстоун взял у  Кранстона связку ключей,  и тот молча ушел,  оставив
дверь в  тир  широко распахнутой.  Копплстоун сел  на  низенькую табуретку у
самой решетки.  Гримстер подошел к  столу и взялся за бутылку.  Она уже была
откупорена.  Он налил себе,  сел на койку,  бережно держа стакан в скованных
наручниками руках, согревая его.
     - Когда приезжает сэр Джон?
     - Завтра. Как обычно, - Копплстоун положил "дипломат" Гримстера себе на
колени,  открыл его, заглянул внутрь и тут же закрыл. - Чего тут только нет!
Не многовато ли для обычного визита сюда? А что стряслось с Гаррисоном?
     - Он объявился, когда я выкопал бумаги Диллинга.
     - Где бумаги?
     - Оригиналы у  миссис  Харроуэй.  Я  переснял их  и  оставил  пленку  в
приемной сэра Джона.
     - То есть мы будем вынуждены заплатить?
     - Да.
     - Великодушно, ничего не скажешь.
     - Я бы назвал это по-другому.
     - Что  толкнуло тебя  на  измену?  Факты  или  домыслы?  Ты  так  много
размышлял о Вальде и тебе было так горько, что ты задумал порвать с нами?
     - Я просто пришел к определенному решению. - Гримстер улыбнулся и почти
опорожнил стакан бренди.
     Копплстоун встал с "дипломатом" в руках:
     - Ты  попал в  беду,  Джонни.  Но  все будет сделано честно -  по нашим
понятиям.
     - Когда?
     - Завтра. Или послезавтра. Точно не знаю. Лично я против тебя ничего не
имею. Все дело в Ведомстве. Ты же понимаешь.
     - Конечно.
     У порога Копплстоун обернулся и добавил:
     - Давно я не напивался так, как напьюсь сейчас. Ты крепко огорчил меня,
Джонни.
     Он вышел и запер за собой дверь.
     Гримстер допил бренди и улегся на койку. Через полчаса он уснул.
     На другое утро,  в  семь,  к  нему пришли те двое,  что его арестовали,
теперь они были в  штатском.  Один,  с пистолетом в руке,  остался у входной
двери, другой принес Гримстеру воду и бритвенный прибор.
     Через полчаса они вернулись и  вынесли парашу.  Тот,  что был постарше,
сказал:  "Удивительно, как вам удалось побриться в наручниках", а младший не
смог удержаться от восхищения: "Здорово".
     Гримстер сел  и  развернул "Дейли Мейл",  которую они  ему оставили.  В
газете  была  фотография -  длинная  вереница  машин  у  львиного  загона  и
расплывчатые контуры ямы,  вырытой Гримстером.  Благородный герцог  будет  в
восторге.   Какой  директор  зоопарка  не   обрадовался  бы  такому  случаю?
Английская  знать   всегда  была   главным  поставщиком  зрелищ,   впитывала
эксцентричность с молоком матери.  Трагическая смерть Гаррисона превратилась
в сенсацию.  Сэр Джон со своей стороны позаботится,  чтобы Гримстер умер без
шума. Его смерть будет картиной без цвета, мыслью без чувств. Джон отчетливо
представил письмо,  которое напишут матери.  В досье погибших было полдюжины
светокопий подобных похоронок...  "Глубоко сожалеем...  длительная служба...
великая преданность...  он  был незаменимым...  мы скорбим...  "  Длительная
служба -  только эти два слова не будут ложью.  Мать сохранит письмо, станет
оплакивать сына,  превратит память о нем в еще одну тему для разговоров.  Но
сначала он  убьет сэра Джона.  Эта идея,  холодная и  твердая,  как кремень,
стала навязчивой. Ничто не остановит Гримстера.
     Кранстон,  сопровождаемый охранником,  принес  ему  завтрак  и  остался
стоять у внешней двери. Он более не смущался. Если бы он не смущался вообще,
то далеко продвинулся бы по службе. Тоном доброй няни он проговорил:
     - Бекон и сосиски,  Джонни. Мы порезали их, чтобы тебе было легче есть.
Мы бы сняли наручники, да сэр Джон не велел.
     Гримстер завтракал один.  Есть  было  трудно.  Допив  чай,  он  закурил
сигарету и  стал  терпеливо дожидаться сэра Джона.  Гримстер знал,  когда он
придет,  с  точностью до  десяти минут:  сэр Джон жил строго по  распорядку.
Теперь он в отпуске, поэтому приятное - то есть утренний рыболовный ритуал -
в первую очередь,  а все полезное - после завтрака. Гримстер представил, как
сэр  Джон рыбачит.  Для  мушки вода,  пожалуй,  слишком мутна.  Сэр Джон был
плохой рыболов,  суетился,  спешил,  неумело подсекал,  но,  как  это  часто
бывает, ловил больше, чем иные опытные.
     Он  появился за пять минут до срока,  мысленно назначенного Гримстером.
Вошел один,  прикрыл за собой внешнюю дверь, не заперев ее, сел на табурет и
сказал:
     - Доброе утро, Джонни.
     На  нем был твидовый костюм темно-шоколадного цвета,  к  левому лацкану
пиджака было приколото несколько мушек.  На ухоженном строгом лице появилась
и тут же исчезла улыбка. Сидя на низком табурете, скрестив ноги, сложив руки
на  коленях,  он  был похож на  карлика-портного из сказки,  который вот-вот
примется латать платье.
     Гримстер спросил:
     - Как вы порыбачили, сэр Джон? Удачно?
     - Поймал лосося на восемь фунтов.  Река сильно поднялась. А рыба только
что из моря.  В этом году ловится лучше,  чем в прошлом.  Какой-то парень из
"Лисы и  гончих" поймал вчера в  Нерзери Пуле рыбину на двадцать фунтов.  Не
рыба - красавица. Словно слиток серебра. Знаешь Нерзери Пул?
     - Я рыбачил там пару раз. Но неудачно.
     Сэр Джон сочувственно кивнул и сказал:
     - И теперь тебе не везет, Джонни.
     Гримстер не  поддался ни  любезному тону,  ни тому,  что сэр Джон,  как
бывало в  конце их  встреч,  называл его по имени.  Сэр Джон не ликовал,  не
торжествовал.  Он лишь тактично и ненавязчиво разыгрывал доброту, потому что
этикет требовал сцены прощания.  Гримстер однажды уже  видел,  как  сэр Джон
прощался с обреченным агентом.
     - Ты понимаешь, что провалил нам сделку с Диллингом, Джонни?
     - Боюсь, это так. Ведомству хоть раз придется поступить честно.
     - Да,  ничего уж не поделаешь.  Хорошая девушка,  эта мисс Стивенс, как
мне сказали.  - Он выудил из кармана портсигар и замолчал. Закурив, пару раз
затянулся и брезгливо вынул сигарету изо рта.  Гримстер улыбнулся,  сэр Джон
заметил это.  -  Вредная привычка,  но  бросить не могу,  -  признался он и,
поерзав, сказал: - Нам придется немного поговорить о деле, Джонни.
     "Нет,  -  подумал Гримстер,  -  он не карлик-портной,  а  мудрый старый
дрозд, чистящий перышки, перед тем, как усесться на насест".
     - Как вам угодно, сэр.
     - Хорошо.  Настало время кое в чем признаться.  Мне, разумеется. У тебя
есть неопровержимые доказательства того, что мы убили мисс Тринберг?
     - Для меня - достаточные.
     - То  есть лишь догадки.  Но  все  равно я  знал,  что  когда-нибудь ты
начнешь действовать. Я совершил ошибку и до сих пор сожалею о ней. Поэтому я
и солгал тебе, поклялся, что это был несчастный случай. Я хотел спасти тебя,
Джонни. Одно время я прочил тебя в преемники.
     - Кто станет им, когда меня не будет?
     - Наверное,  Копплстоун.  На его пьянство я  смотрю сквозь пальцы.  При
нашей  работе человеку нужна хоть  какая-то  отдушина...  Последние месяцы я
каждый день по  полчаса размышлял,  как,  где и  когда ты  начнешь.  Позволь
сказать вот что:  я понимал,  что Гаррисону не удастся завербовать тебя.  Ты
станешь действовать в одиночку.  Жаль Гаррисона.  Славный,  способный малый.
Однажды я предложил ему присоединиться к нам. Он предпочел жизнь бродяги.
     - Кому он служил на сей раз?
     - Моя откровенность имеет свои пределы. Во всяком случае, я рад, что не
твой труп сейчас собирает толпы в Уоберне.
     - Да,  на мою долю придется лишь скромная фотография в "Вестерн Морнинг
Ньюс".
     - Боюсь, что так. Но ты мог бы этого избежать - встал бы на мое место и
в конце концов заслужил некролог в четверть колонки в "Тайме".
     - Моя мать гордилась бы мной.
     - Все это очень печально.  Но, к счастью, всегда можно найти компромисс
и избежать щекотливого положения.
     - Вы предлагаете сделку, сэр Джон?
     Шеф мрачно усмехнулся.
     - Если пожелаешь.  Карьере твоей крышка. Но ты можешь найти себе другое
занятие. Ты человек слова. Обещай выбросить из головы мысль о моем убийстве,
перестань работать на кого бы то ни было и  никогда не рассказывать ничего о
Ведомстве. Это великодушное предложение - другому я бы его не сделал.
     - К тому же оно спасет вам жизнь, когда я выйду отсюда.
     - Если выйдешь, спасет. Но своей жизнью я не очень дорожу... Дай слово,
и ты свободен.
     - Чтобы тут же нарушить его и прийти по вашу душу?
     - Если бы  я  считал тебя способным на  подлость,  я  бы ничего тебе не
предложил. Дай только честное слово. Ну?
     Гримстер покачал головой:
     - Все очень просто,  сэр Джон.  Вы убили мою возлюбленную,  и  я отомщу
вам. Я задумал убить вас. И убью. Все очень просто и недвусмысленно.
     - Ты так меня ненавидишь?
     - Я хочу лишить вас жизни. И все. - Гримстер ясно представил выезжающий
из-за поворота автомобиль,  который обгоняет другая машина.  Увидел аспидный
блеск  озера  далеко  внизу,  голубое  небо  с  валами  гигантских  облаков,
вообразил,  как  падает  автомобиль,  катится,  корежась,  среди  вереска  и
гранитных валунов.
     Сэр Джон встал и направился к выходу:
     - Жаль, что все так получилось.
     Он  ушел,  заперев дверь.  Гримстер взял бутылку обеими руками и  налил
себе бренди. Сэр Джон дал ему шанс, от которого он отказался. Никаких торгов
между ними быть не могло.  Сэр Джон уже ничем не откупится.  Гримстер обязан
выполнить свой  долг  перед  памятью Вальды.  Никто  и  ничто его  теперь не
сдерживает.  Справедливость восторжествует только со  смертью сэра Джона.  А
потом Гримстер устроит себе сносную жизнь.
     Он глотнул бренди и закурил сигару.


ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

     В   полдень  Кранстон  с  Копплстоуном  принесли  Джону  ленч  и  сняли
наручники. Гримстера заперли за решеткой. Кранстон ушел, оставив Копплстоуна
наедине с осужденным.
     Перед Гримстером стояли холодное мясо,  салат и бутылка белого вина. Не
обращая внимания на еду,  он потянулся к вину.  Копплстоун сидел на табурете
по другую сторону решетки и курил. Внешнюю дверь, уходя, запер Кранстон.
     - Зачем ты остался? - спросил Гримстер.
     - Сэр Джон приказал. При тебе до самого конца должен кто-нибудь быть.
     - Когда он наступит, конец?
     - Сегодня вечером.
     - Как вы собираетесь это сделать?
     - Несчастный случай во  время рыбалки.  Ты  упадешь со  скалы у  пруда.
Официальная версия будет такова:  ты взглянул вниз и поскользнулся на мокрых
листьях. Труп поздно вечером обнаружит поисковая партия.
     - А потом вскрытие установит естественную смерть. Понятно.
     Ему и  впрямь все было понятно.  Промашки не  будет,  ничто не  вызовет
подозрений  ни  у  полиции,  ни  у  патологоанатома.  Гримстер  -  фигура  в
Ведомстве. Он погибнет, не бросив на Ведомство тень.
     Гримстер отхлебнул вина и спросил:
     - В камере есть "жучки" или телемониторы?
     - Нет.  Раз человек попал сюда, значит, мы о нем все уже знаем. Тебе об
этом должно быть известно.
     - Сэр Джон там будет?
     - Нет. Повезем тебя мы с Кранстоном. А он получит отчет утром.
     - И будет разочарован.
     Копплстоун покачал головой,  тронул  корочку от  бритвенного пореза  на
подбородке:
     - Нет,  Джонни.  Не будет. Хотел бы я так думать. Но этого не случится.
Жаль, что я не увижу на твоем месте сэра Джона.
     - И тогда бы ты стал главой Ведомства.
     - Возможно.  Я  ненавижу Ведомство,  но ничего другого у меня нет.  Моя
жизнь в этой работе, она убила во мне все чувства, кроме одного. Честолюбия.
На  нем  только я  и  держусь.  Даже по  нашим меркам сэр Джон зашел слишком
далеко.  Потому Ведомство таким и стало. Власть развращает. Будь я у руля, я
сделал бы Ведомство более гуманным.
     - А  может быть,  разрушил бы изнутри или,  по меньшей мере,  навлек на
него позор?
     Копплстоун и бровью не повел:
     - Ты переоцениваешь меня.
     - Тем не менее ты думаешь именно об этом.
     - Время от времени.
     Вместе мы, возможно, что-нибудь и сообразили бы.
     - Надежда -  последнее,  что  тешит  заурядных людей,  Джонни.  Но  для
такого,  как ты,  она,  наверное,  станет главным орудием.  Однако я не могу
заключать сделки, руководствуясь дружбой или честолюбием.
     - Я не говорю о надежде. Речь идет о фактах.
     Копплстоун бросил окурок на пол и придавил его каблуком:
     - Как вино, Джонни?
     - В порядке.  Но давай потолкуем о фактах. О непреложной истине. Насчет
надежды ты прав.  Давно я ими не кормился, и вообще они никогда ни к чему не
приводили. Последние исчезли, когда разбилась Вальда.
     - Несчастный случай,  который ты посчитал убийством. И не так давно. Ты
выдал себя,  и сэр Джон заметил это. Еще бы, ведь он этого ждал. Ты, Джонни,
хотел видеть здесь убийство,  превратил его  в  убийство,  чтобы найти повод
убить сэра Джона,  не идя наперекор совести. Ты хочешь умертвить его потому,
что он являет собою все,  за что боролся ты, все, чем ты в конце концов стал
бы.  Я  понимаю тебя,  потому что  чувствую то  же  самое.  Но  я  не  столь
целеустремлен,  как ты.  Я хочу стать главой Ведомства,  но не нахожу в себе
сил поднять руку на сэра Джона.
     Гримстер вылил в стакан остатки вина:
     - Ничего я о смерти Вальды не надумывал.  Я знаю, что ее приказал убить
сэр Джон.  Совсем недавно он сам подтвердил это.  К тому же я обнаружил, что
тебе об  этом было известно с  самого начала.  Без доказательств,  с  одними
домыслами я бы еще долго сидел сложа руки.  И, может статься, не выступил бы
вообще. Но я получил доказательства.
     Копплстоун покачал головой:
     - Об этом знали только трое. Один уже мертв. Два других - сэр Джон и я.
Я  окрестил это  несчастным случаем.  Но  Вальду убили.  Теперь я  готов это
признать. Какая разница?
     Привлеченная холодным мясом,  над  подносом закружилась муха.  Гримстер
выжидающе посмотрел на нее, выбросил руку, поймал и раздавил муху:
     - Ты признаешь это не впервые. Не так давно ты уже все мне рассказал.
     - Неужели?  -  Копплстоун вскинул голову  и  в  первый раз  взглянул на
Гримстера  с   любопытством,   понимая,   что   разговор  приобретает  новое
направление. Он пришел сюда по приказу. Отвечать Гримстеру молчанием было бы
верхом неприличия,  да и вообще Гримстер ему нравился, но пока Копплстоун не
придавал беседе особого значения. Считал ее лишь способом скоротать время.
     - В ночь перед своим отъездом. Помнишь?
     - Конечно.   Я  был  тогда  изрядно  пьян.   Но  не  настолько,   чтобы
проговориться.
     - Нет,  но  достаточно,  чтобы  поддаться  внушению.  Помнишь  перстень
Диллинга?
     - Конечно.
     - Возможно,  я  и  хочу  смерти  сэра  Джона.  Но  это  не  мешает  мне
восхищаться им,  ценить его ум.  Он отдал приказ снять перстень, лишь только
меня приведут сюда. Догадываешься, почему?
     - Да. Но это, по-моему, излишняя предосторожность.
     - Только не для сэра Джона.  Он никогда не идет на риск. Он знал, что с
помощью   перстня  мне   удалось  загипнотизировать  Лили.   Простая  логика
подсказала сэру Джону,  что, сидя здесь, я могу взять и испытать перстень на
ком-нибудь другом.  Именно поэтому перстень у  меня и  отобрали.  Да поздно,
Копплстоун. Слишком поздно. В ту ночь, когда ты был пьян, я загипнотизировал
тебя.  Ты  уснул как дитя -  а  ведь у  тебя нет склонности к  внушению.  Ты
психоактивен.  Но  если такой человек решит ослабить защиту и  содействовать
гипнотизеру,  все идет как по маслу. А ты хотел помочь мне, потому что тайно
жаждал смерти сэра Джона, чтобы взойти на верхнюю ступеньку власти.
     - Не верю.
     - Могу доказать.  Я  же не круглый идиот,  Копплстоун.  Думаешь,  я  не
понимал,  что,  каким бы  умным я  себя не считал,  заполучив доказательства
убийства  Вальды,  я  бессознательно могу  себя  выдать?  Конечно,  понимал,
поэтому решил,  что будет благоразумно иметь козырь в руках. На случай, если
дела пойдут плохо.
     - Ты на самом деле загипнотизировал меня?
     - Да. Ввести в транс можно практически любого. Все мы хотим погрузиться
в  забытье и  на  время уйти  от  жизненных тягот.  Иначе зачем спать,  черт
возьми?  Ты поддался внушению,  Коппи, потому что хотел забыться. Ты и пьешь
по вечерам только для этого.
     Копплстоун пожал плечами:
     - Ну,  хорошо.  Значит, я под гипнозом сказал тебе, что Вальду убили, и
натравил тебя на сэра Джона.  И  вот ты здесь,  Джонни,  -  и  ничего уже не
поделаешь.
     - Отнюдь. Можно еще многое успеть. Ты мне еще послужишь. Ведь в ту ночь
мы говорили не только о Вальде. Было и другое.
     - Что?
     - Гаррисон. Ты был связан с Гаррисоном.
     - Это наглая ложь.
     - Ты сам признался. Но об этом я и раньше догадывался. Потому и спросил
тогда.  Думаешь, я не знаю, о чем думал и как действовал Гаррисон? Он всегда
хотел иметь выход на человека,  близкого к  руководству Ведомства.  Сумей он
этого  добиться,  ему  досталась бы  куча  денег.  Он  давным-давно избрал в
предатели меня.  Он знал: перевербовать меня непросто, но это лишь распаляло
его.  Он работал упорно. И как знать, может быть, добился бы своего. Но вы с
сэром Джоном испортили ему всю обедню.  Вы приказали убить Вальду.  Гаррисон
догадывался, что произойдет со мной, когда я узнаю правду, понимал, что рано
или поздно я докопаюсь.  Он продолжал соблазнять меня,  зная, что я обо всем
докладываю сэру Джону.  Но в предатели я уже не годился. Гаррисону нужен был
человек,  который останется в Ведомстве.  Притворяясь, что охотится за мной,
он переключился на тебя,  и ты быстро попался на удочку.  Почему? Да потому,
что ты сам этого хотел.  Тебе хотелось занять место сэра Джона,  едва я  его
убью,  а потом потихоньку,  исподволь развалить и уничтожить само Ведомство.
Надеюсь,  ради твоего же блага,  ты не солгал мне,  сказав, что в камере нет
"жучков"?
     - Не солгал. И с Гаррисоном не связывался.
     - Этот номер не пройдет. Связывался.
     - Меня это не интересует. В конце концов это всего лишь слова. Сэр Джон
примет их за жест отчаяния.
     - Не  только слова.  Той  ночью  я  сходил к  себе,  взял  магнитофон и
заставил тебя все повторить. Если хочешь получить пленку, помоги мне.
     Копплстоун немного помолчал.  Ему нравился Гримстер, но он не собирался
ему содействовать.
     - Ничем не могу помочь тебе,  Джонни,  -  сказал он. - Наплевать мне на
пленку,  потому что я и свою жизнь ни в грош не ставлю.  Можешь вызвать сэра
Джона и передать ему пленку.  Но уничтожив меня,  ты ничего не добьешься. За
пленку тебя не отблагодарят.  Ты только меня погубишь, а это тебе ни к чему.
В  нашем мире тебе нужно одно:  возможность добраться до сэра Джона.  А я не
дам  тебе ее,  хотя тоже жажду его  смерти.  Ничего у  тебя против меня нет,
Джонни.  Поэтому ты не отдашь пленку сэру Джону. Нет, Джонни, ты сам во всем
виноват