дя с нее глаз. Тело девушки немного осело в кресле,
руки  плетьми  повисли  на  подлокотниках,  голова  склонилась вперед.  Джон
протянул руку, тронул дрожавшие веки, они тотчас замерли. Он произнес:
     - Спать, Лили, спать.
     Она едва слышно вздохнула и  совсем уронила голову на  грудь.  Гримстер
осторожно подвинул голову Лили  к  спинке кресла.  В  этом  положении она  и
осталась. На миг Гримстер растерялся. Лили была в его руках, готовая слушать
и  говорить,  подчинялась ему  так  же,  как  когда-то  Диллингу.  Гримстера
неожиданно захлестнула волна участия к ней.  Он овладел властью,  ему доселе
неведомой,  и,  что любопытно,  частичка неприязни Лили к этому феномену,  к
"этим  экспериментам над  человеком"  передалась и  ему,  он  сознавал,  что
вступает на  запретную тропу.  Впрочем,  эти  чувства  мгновенно исчезли.  В
памяти девушки было заложено то, что нужно было узнать Гримстеру, но теперь,
уверенный,  что,  добившись успеха однажды,  он всегда сможет его повторить,
Джон  мудро  решил  не  торопить девушку.  Спешка могла  разрушить их  новые
отношения.
     - Вы слышите меня, Лили? - мягко спросил он.
     Она ответила тотчас, но медленнее обычного и более низким голосом:
     - Да, я вас слышу.
     Памятуя,   что  по   Вольгиези  во   время  гипноза  полезно  постоянно
поддерживать разговор и внушение, Гримстер стал говорить так, будто ничто не
произошло.
     - Кто я, Лили? - спросил он.
     - Вы Джонни. - В ее голосе не было и намека на то, что вопрос нелепый и
неуместный.
     - Вы сознаете, что я не желаю обижать или пугать вас, не так ли?
     - Да, Джонни.
     - Или заставить вас говорить или делать что-нибудь против вашей воли?
     - Да, Джонни.
     - Вы помните,  что вчера,  указав на птицу,  я  назвал ее красноголовым
корольком.
     - Да, Джонни.
     - Вы помните, что на мгновение слово "королек" вам о чем-то напомнило?
     - Да, Джонни.
     - Вы можете сказать, о чем? Может быть, это связано с Гарри?
     Лили бесстрастно ответила:
     - Да, с Гарри. Однажды на вилле...
     - Он упомянул о корольке?
     - Да.   Я  спускалась  из  спальни,   а  он  стоял  у  телефона.  Я  не
вслушивалась, но, по-моему, он говорил с кем-то о корольке.
     - Почему вы запомнили это?
     - Не знаю. Наверно, потому, что слово редкое.
     - Вы пытались выведать у Гарри его смысл?
     - Нет.  Он увидел меня на лестнице и  помахал,  чтобы я проходила.  Я и
пошла обратно наверх.
     - И до вчерашнего дня забыли об этом?
     - Да, Джонни.
     - Но вчера почти вспомнили, так?
     - Наверное, Джонни.
     Не  зная ни  пределов собственной власти,  ни  ее продолжительности,  а
потому не желая долго держать Лили под гипнозом, Гримстер спросил:
     - Вы знаете, с кем он разговаривал?
     - Нет, не знаю.
     - Хорошо, Лили. Сейчас я разрешу вам проснуться, вы встанете и забудете
весь наш разговор. Поняли?
     - Да, Джонни.
     - Но попрошу вас после пробуждения кое-что для меня сделать.  Сразу же,
как только проснетесь. Ясно?
     - Да, Джонни.
     Когда Лили согласилась, Гримстер засомневался, имеет ли на это право, и
решил,   что  имеет:   необходимо  же  было  как-то  узнать,  насколько  она
подчиняется его воле.
     И  еще:  Гримстер вынужден был  признаться самому себе,  что  внезапный
успех чуть-чуть вскружил ему голову.  На  мгновение он  вспомнил,  как они с
Гаррисоном хохотали до слез,  глядя на "заколдованных" кур,  и  усомнился во
всем...  Однако в гипнозе,  для тех, кто изучал и практиковал его, - не было
ничего необычного. Придется согласиться с этим и Гримстеру.
     - Когда проснетесь,  подойдите к окну, выходящему в сад, - приказал он,
- и раздвиньте шторы. Вот и все. Ясно?
     - Да, Джонни.
     - Тогда  начнем.  -  Гримстер пожал  обмякшие пальцы ее  правой руки  и
произнес: - Проснитесь, Лили. Теперь можно открыть глаза.
     Он  отодвинулся,  отпустил ее  руку,  девушка тотчас разомкнула веки  и
немного приподняла голову.  Она моргнула несколько раз,  глядя на Гримстера,
потом,  не говоря ни слова, встала, подошла к окну и раздвинула шторы. Затем
повернулась, подошла к Гримстеру и остановилась в легком замешательстве.
     - Зачем вы это сделали? - спросил он.
     Лили нахмурилась, покачала головой и рассмеялась:
     - Убей меня Бог, не знаю.
     - Но хотите узнать, да?
     Она села и вдруг резко спросила:
     - Что произошло, Джонни?
     Гримстер встал:
     - Произошло то,  чего мы добивались. Нет-нет, посидите и послушайте вот
это, пока я наливаю вам выпить.
     Он  склонился над маленьким столиком,  перемотал пленку и  нажал кнопку
воспроизведения.  Послышался его голос,  более высокий, чем обычно, с мягким
акцентом,  который проявлялся только  в  записи и  всегда удивлял Гримстера:
"Ваши веки тяжелеют,  Лили.  Глаза закрываются. Вам хорошо. Скоро вы уснете,
Лили. Но сможете слышать меня и... "
     Секунду  она  вслушивалась,  потом  широко  раскрыла  глаза,  вскочила,
подбежала к Гримстеру, обняла его и, заглушая запись, защебетала:
     - Джонни!  О,  Джонни,  у вас получилось!  Получилось то, что удавалось
только Гарри.
     Он наклонил голову и легонько поцеловал ее в лоб.


ГЛАВА ВОСЬМАЯ

     Вернувшись к себе,  Гримстер ощутил восторг, но не от профессионального
удовлетворения тем,  что  теперь  он,  возможно,  овладеет  ключом  к  тайне
пятницы, а скорее, от удовлетворения личного, от удовольствия обладать новой
- для него,  по крайней мере,  - властью. Теперь он догадывался, что Гарри с
его характером так и подмывало продемонстрировать эту власть кому-нибудь,  -
Билли,  например, - и садистское желание злоупотребить ею тоже, наверное, не
оставляло  его.  Гримстер  не  сомневался,  что  время  от  времени  Диллинг
придумывал какое-нибудь комическое представление с  Лили в  главной роли,  а
коль  садизм  чаще  всего  зиждется  на  почве  секса,  Гримстер  готов  был
допустить,  что эти представления были непристойными,  хотя бы отчасти. Имея
под  руками  такую  легко  поддающуюся  гипнозу  натуру,  как  Лили,  Гарри,
несомненно,  шел в своих опытах все дальше:  загипнотизировав девушку, играл
ею,   как  куклой,   дергал  все  ниточки,   прекрасно  понимая,  что  перед
пробуждением можно  приказать ей  забыть все,  что  она  говорила и  делала.
Конечно,   такой   властью  нельзя  злоупотреблять,   но   какое   искушение
предоставляет она доморощенным гипнотизерам!
     Сегодня Гримстер загипнотизировал Лили,  но не знал, насколько глубоко.
Он  понимал:  транс можно было  углубить,  но  пока неизвестно,  как  далеко
простирается его власть над сознанием Лили.  К тому же он хотел узнать у нее
правду лишь об одном дне. Только это - и больше ничего. Но, начав размышлять
о  происшедшем,  а  главное,  вспомнив,  как восприняла Лили его удачу,  как
воскликнула:  "У вас получилось! Получилось то, что удавалось только Гарри!"
- как,  забыв обо всем,  вскочила и  обняла его,  Гримстер догадался:  в  ту
минуту почти все свои чувства к Гарри она перенесла на него,  Джона. Ему они
не  нужны,  но,  если  помогут  делу,  Гримстер  готов  принять  их  и  даже
притвориться, что сделал это искренне.
     На  следующее утро  Гримстер  связался с  Копплстоуном по  специальному
телефону с глушением, но в разговоре и словом не обмолвился о гипнозе.
     - Как дела, Джонни? - спросил Копплстоун.
     - Нормально.  По-моему,  кое-что начинает проясняться.  Наметилась одна
интересная версия.  Прочтешь  о  ней  в  моем  сегодняшнем донесении.  Когда
выяснишь что-нибудь об Уильяме Прингле?
     - Если  повезет,  завтра к  вечеру.  Но  раз  ты  не  хочешь,  чтобы мы
показывались ему на глаза, времени, возможно, потребуется больше.
     - Скажи,  когда ты разговаривал с Диллингом,  особенно по телефону,  не
придумал ли он для сделки кодовое название или еще чего-нибудь в этом духе?
     - Зачем это тебе?
     - Не повредит. Но если не хочешь говорить - не надо.
     - Думаю, что не выдам особой тайны, если скажу. Ничего особенного мы не
придумали.  Пароль был,  но  только для  телефонных разговоров.  Хотя звонил
Диллинг не часто. "Королек" - вот как он называл сделку.

     После завтрака Гримстер сказал Лили,  что хочет провести новый опыт,  -
надо бы дать ей время унять беспокойство,  если оно еще осталось.  И сейчас,
сидя подле девушки,  Гримстер искал на  ее  лице хотя бы  тень нервозности и
волнения.  Ведь знала же она,  в конце концов, чего он от нее добивается, и,
по  мнению  Гримстера,   старалась  этому  содействовать.   Отсюда  и  могло
возникнуть перевозбуждение.  Но, насколько он видел, Лили была расслаблена и
спокойна,  уже  решив,  со  свойственной ей  практичностью,  что надо помочь
Гримстеру повторить успех.
     - О чем вы сейчас хотите меня спросить, Джонни? - осведомилась она. - О
той пятнице?
     - Может  быть.   Не  знаю,   -   ответил  он.  -  По-моему,  нам  нужно
привыкнуть...  -  Гримстер оборвал себя на полуслове, почувствовав, что едва
не  произнес:  "играть в  эту  салонную игру",  но  чутье  подсказало:  Лили
расценивает гипноз  совсем не  так,  поэтому он  закончил:  -  ...  к  нашим
экспериментам.
     Она улыбнулась,  кивнула и откинулась на спинку кресла,  вытянув ноги в
нейлоновых чулках  так,  что  солнечный свет  из  окна  украсил их  длинными
сверкающими полумесяцами. Потом улыбка девушки стала еще шире, потому что на
миг Гримстер замешкался.
     - Джонни,  вы  что,  волнуетесь?  -  спросила Лили и  расхохоталась.  -
Успокойтесь. Я готова. Говоря вашими же словами, полностью полагаюсь на вас.
     - Спасибо, Лили.
     Она была права.  Гримстер нервничал,  хотя знал, что его волнение может
все испортить.
     - Возьмите себя в руки, Джонни. Во второй раз с Гарри было то же самое.
Он не верил, что сможет повторить опыт. Но сумел. Давайте попробуем.
     Лили еще больше откинулась назад, напрягла и расслабила плечевые мышцы,
закрыла глаза,  вздохнула,  наслаждаясь удобной позой, открыла глаза и стала
ждать.  Ее  уверенность передалась и  Гримстеру,  он вдруг почувствовал себя
легко.  Протянул к  ней ладонь тыльной стороной,  чтобы перстень было видно.
Лили бросила на  него взгляд,  но  тут же отвела,  потом снова посмотрела на
перстень -  и  уже не спускала с  него глаз.  Этот процесс Вольгиези называл
сигнальным  раздражением  -   он  означал,   что  между  Лили  и  Гримстером
установилась связь. В конце концов, можно будет гипнотизировать Лили, просто
приказывая ей спать.  "Дошел ли Диллинг до этой стадии,  пытался ли дойти до
нее?" -  подумал Гримстер.  И не успела эта мысль промелькнуть в голове, как
он  увидел,  что,  не дожидаясь его манипуляций с  перстнем,  Лили явственно
изменилась:  изменилось выражение ее  лица  -  лицевые мускулы расслабились,
глаза полузакрылись;  она  ушла  в  транс.  Лили  заранее была  готова снова
воспринимать  внушение  Джона,   сознательно  привела  себя  в   нужное  ему
состояние.
     Гримстер начал:
     - Лили,  вы засыпаете,  глубоко засыпаете,  но все равно можете слышать
меня и отвечать мне. Вы ведь не боитесь этого?
     - Нет, Джонни, не боюсь. - Она отвечала медленно, бесцветным - не своим
- голосом.  -  Хорошо.  Тогда для  начала поговорим немного о  пустяках.  Вы
помните,  как познакомились с Гарри?  -  Он хотел вести разговор плавно,  не
задавать каверзные вопросы,  пока не  представится подходящий случай.  Лучше
двигаться медленно, но верно. Поспешишь - людей насмешишь.
     - Конечно, помню. Когда он пришел в магазин.
     - Что на нем было надето, Лили?
     - Голубой свитер и  рубашка с  открытым воротом.  Белая.  Серые брюки и
бело-голубые матерчатые туфли.  -  И ни удивления от вопроса,  ни теплоты от
воспоминания.
     - Каково было ваше первое впечатление о нем?
     - Он говорил и подмигивал.
     - Пожалуйста, объясните, Лили.
     - У него был красивый голос, глубокий. И Гарри здорово подмигнул, когда
я отсчитывала ему сдачу.  Притронулся к моим пальцам и подмигнул. Мы потом с
девушками долго над этим смеялись.
     - Как вы считаете, Лили, на что у вас хорошая память?
     - Не знаю,  - вздохнула она. - На людей, иногда на разговоры. На места.
Те, где я бывала.
     - Вы  хотите сказать,  что,  побывав где-нибудь однажды,  вы  запомните
место на всю жизнь? - спросил Гримстер.
     - Чаще всего, да.
     - А то,  что делали в какой-нибудь день,  если этот день был необычный,
ваш последний день рождения, скажем, вы тоже вспомните?
     - Думаю, да.
     - Так где же вы были и как провели свой последний день рождения, Лили?
     - Я  была во Флоренции,  жила в  отеле "Эксельсиор",  и миссис Харроуэй
пригласила меня  в  Пизу  посмотреть падающую башню.  После  мы  пообедали в
ресторане с  видом на море,  ели каких-то улиток в  винном соусе и  не очень
вкусную рыбу. Страшно костлявую.
     - Миссис Харроуэй подарила вам что-нибудь?
     - Да.
     - Что?
     - Комбинацию из  зеленого шелка с  черными лентами на  плечах,  груди и
подоле.
     Плавно,  помня,  что  Вольгиези советовал без  заминок,  избегая острых
углов,  переходить от  одной  мысли к  другой,  Гримстер подвел Лили  к  той
единственной области ее памяти, которая его интересовала:
     - Вы помните день, когда умер Гарри, правда, Лили?
     - Да, Джонни.
     - Вы  не  против,  если  я  задам  несколько вопросов,  касающихся того
периода вашей жизни?
     - Нет.
     - В тот день вы улетели в Италию, верно?
     - Да.
     - Насколько мне  известно,  вы  долго  готовились к  поездке,  паковали
чемоданы и прочее.
     - Порядочно.
     - И занимались этим за день до отъезда?
     - По большей части, да.
     - И точно помните, когда? Утром, днем или вечером?
     Ни секунды не колеблясь, Лили ответила:
     - Я упаковывалась весь день. Немного утром, немного вечером.
     - А почему не сложили все сразу?
     - Потому что были другие дела: я еще гладила и шила.
     Сдерживая возбуждение,  стараясь сохранить бесстрастный голос, Гримстер
спросил:
     - Вы хорошо помните тот день, Лили?
     - Да, Джонни.
     - Ладно.  Тогда опишите его.  Не все до мелочей,  конечно,  а основное.
Начните с утра.
     - Попробую.  Значит,  так.  Встали мы поздно, позавтракали, потом Гарри
читал  газеты,   а  я  прибиралась.   Посуду,   знаете  ли,   мыла,  постель
заправляла...
     Гримстер сидел почти так же,  как тогда,  когда впервые,  не прибегая к
гипнозу,  спрашивал,  что Лили делала в тот день. И рассказывала она сегодня
почти то же самое:  о ленче с бутылкой вина, о том, как после него они пошли
заниматься любовью и  как  потом Гарри прилег отдохнуть...  Все совпадало до
мелочей,  до супа и жареной камбалы на обеде,  до чтения и телевизора. Между
тем  Гримстер знал:  ничего этого не  было,  но  Лили,  которую он  время от
времени  направлял  вопросами,   продолжала  рассказ  неспешно,   жутковатым
монотонным голосом.
     Когда она остановилась, Гримстер произнес:
     - Понятно.  Ну,  хватит пока говорить о той пятнице. Скажите, Гарри вас
часто гипнотизировал? Вернее, регулярно?
     - Нет, не регулярно. Когда только научился - часто. А в последнее время
лишь изредка.
     - Изредка, но зачем? Для собственного удовольствия?
     Что-то в слове "удовольствие" задело Лили,  она немного пошевелилась, и
Гримстер заметил, как по ее векам пробежала слабая дрожь.
     - По-моему,  он  делал это просто чтобы не  разучиться.  Или если хотел
заставить меня что-нибудь запомнить... стихи, например. И потом еще, когда у
меня голова болела.
     - Вы имеете в виду мигрень?
     - Да,  чаще всего.  Тогда он гипнотизировал меня и  говорил,  что через
пять минут я очнусь уже без мигрени.
     - И помогало?
     - Всегда.
     - Наверное, приятно так быстро излечиваться от головной боли?
     - Да. Он меня и от месячных болей лечил. А они у меня сильные.
     - Как вы думаете,  если бы Гарри внушил вам что-нибудь на первый взгляд
разумное, оно закрепилось бы?
     - Думаю, да.
     - Теперь  слушайте  внимательно,   Лили.   Та  пятница,  о  которой  мы
беседуем... - Вы понимаете, какой день я имею в виду?
     - Да, Джонни.
     - Скажем так:  вы с Гарри делали совсем не то, что вы рассказываете, и,
предположим, он хотел заставить вас забыть, как вы по-настоящему провели тот
день,  забыть настолько,  чтобы  можно было  заменить его  в  вашем сознании
другим,  выдуманным,  -  мог  ли  Гарри приказать вам  вычеркнуть из  памяти
настоящий день и помнить только придуманный?
     - По-моему, мог. - Она ответила так же бесстрастно-равнодушно.
     - Хорошо,  Лили.  А сейчас я вам вот что скажу. Мне известно, что Гарри
так и сделал. Он заменил реальный день вымышленным. Вы мне верите?
     - Раз вы говорите, значит, так оно и есть, Джонни.
     В ответе Лили не чувствовалось волнения. Она просто полулежала в кресле
- тело  расслаблено,  прикрытые веками  зрачки закатились вверх,  на  изгибе
мягких свежих щек играло полуденное солнце.  В Гримстере бурлило нетерпение,
но он подавил его и плавно перешел к следующему этапу:
     - Вы правы,  Лили.  А  теперь выслушайте меня внимательно.  Все,  что я
делаю,  служит вашему же благу.  Я хочу помочь вам.  Мои действия пойдут вам
только на пользу.  Вы это понимаете.  - Он нарочно повысил голос, сделал его
твердым и властным.  -  Гарри умер,  вы пережили его смерть. Так вы сами мне
сказали. Но есть я. Я занял место Гарри. Когда-то о вас заботился он, теперь
забочусь я. Вам ведь это нравится, правда?
     - Правда Джонни.
     - Отлично.  Теперь я приказываю вам -  для вашей же пользы -  слушаться
только меня. То, что вы помните о пятнице, - ложь. Выдумки Гарри. Соберитесь
с мыслями.  Не спешите.  Прошу,  вспомните правду о пятнице.  О той пятнице,
когда вы куда-то ездили с Гарри и что-то спрятали. Не торопитесь. Хорошенько
подумайте и скажите.
     Гримстер откинулся на  спинку кресла,  не  сводя с  Лили глаз.  Ни один
мускул на ее теле не дрогнул.  Казалось, она не дышит. Гримстер поднял левую
руку,  чтобы видеть и лицо девушки,  и секундную стрелку часов.  Она описала
полукруг,  круг и  еще полкруга,  но Лили по-прежнему молчала.  Гримстер дал
девушке пять минут, ждал, не прерывая ее оцепенения. Потом сказал:
     - Хватит, Лили. Теперь расскажите о настоящей пятнице. Куда вы ездили с
Гарри и чем занимались?
     Она ответила:
     - Значит,  так.  Встали мы  поздно,  позавтракали,  потом  Гарри  читал
газеты, пока я прибиралась. Посуду, знаете ли, мыла, постель заправляла...
     Гримстер сидел и  слушал,  как  она повторяет то,  что говорила раньше,
пользуясь почти  теми  же  словами и  выражениями,  выслушал все  до  конца,
надеясь на  какое-нибудь отклонение,  что  ей  удастся восстановить хотя  бы
часть настоящего дня. Но надежды не оправдались.
     Когда она закончила, он тихо сказал:
     - Спасибо, Лили. Теперь отдохните пять минут и можно пробуждаться.
     Гримстер выключил магнитофон и встал.  Подошел к окну. Внизу на лужайке
миссис Анджела Пилч выводила на прогулку одну из собак Кранстона...  Три или
четыре ласточки вились над прудом.  Гримстер обернулся, взглянул на Лили, на
ее  женственное,  полное,  отдыхающее тело и  подумал,  что  Гарри наверняка
предвидел все  это.  Заключая пари с  судьбой,  он  обеспечивал себе выигрыш
любым путем.  Таков уж  он был -  смаковал запутанное,  ставил препоны любым
посягательствам на  свои тайны -  просто так,  для  перестраховки.  Или  он,
Гримстер, погружал Лили в недостаточно глубокий транс? Или Гарри поставил ей
некую  психологическую преграду,  снять которую мог  только сам?  Неужели он
внушил Лили, что, даже если под гипнозом ее станет спрашивать кто-то другой,
она  не  сможет вспомнить правду о  пятнице?  Если  так,  тайну не  раскрыть
никогда или,  по крайней мере, пока не появится тот, кому Лили доверится так
же беззаветно, как Диллингу. Как же, черт возьми, преодолеть все это?
     Гримстер вернулся к  спящей Лили.  В тот же миг