остались
друзья,  те им все и выболтали. Мама настрочила мне ужасное письмо. Но Гарри
помог ответить и,  знаете ли, она мало-помалу успокоилась. Я дала ей понять,
что мы собираемся пожениться.
     - Разве он обещал жениться на вас?
     - Совсем наоборот.  Сразу сказал,  что не женится. Он в формальности не
верил.  Мы решили так: останемся свободными, но заключим соглашение, которое
сможем разорвать,  если дела пойдут плохо. Честно говоря, - улыбнулась Лили,
- я  в  это не  поверила,  но  и  не расстроилась.  У  Гарри вечно возникали
бредовые идеи,  но мне было ясно, что рано или поздно ему захочется оформить
наши отношения.  Я вот что имею в виду: чем больше я стала бы ему нравиться,
тем сильнее он захотел бы сделать все как полагается.
     Эти слова удивили Гримстера. Ева вертит Адамом. Гримстер решил спросить
о  вилле  в  Беркшире,  которую снимал  Диллинг.  По  просьбе Гримстера Лили
описала ее, но лишь в общих чертах.
     - Вы бывали в его лондонской квартире? - спросил Гримстер.
     - Нет.  В столицу с ним никогда не ездила. Он оставлял меня на вилле, -
ответила Лили без обиды.
     - А друзья у него там могли останавливаться?
     - Нет.
     - Вы уверены?
     - Конечно.  Во-первых,  там только одна спальня. Нет, есть еще комната,
но без кровати. Послушайте, Джонни, куда вы клоните? Ведь все это не связано
с тем... ну, о чем вы хотите узнать.
     - Как знать...  Скажите вот что:  в последний день,  когда вы поехали в
Лондон, а оттуда во Флоренцию, как вы договорились встретиться с Диллингом?
     - Он  говорил,  что у  него важное дело,  на  нем можно заработать кучу
денег. Он еще неделю назад купил мне билет на самолет и забронировал номер в
гостинице. Я должна была остановиться во Флоренции и дожидаться его.
     - Раньше вы за границей бывали?
     - Дважды.  Один раз ездили с  Гарри в  Париж отдохнуть.  А в другой раз
были в Берлине.
     - В Берлине?
     - Да.   На  обратном  пути  пару  дней  провели  в  Гамбурге.  Германия
понравилась мне больше Парижа.
     - Гарри объяснил, почему решил отослать вас за рубеж?
     - Да,  более или  менее.  Он  сам  не  хотел оставаться в  Англии после
заключения сделки.  Мы  собирались жить за границей.  Он поговаривал о  том,
чтобы купить где-нибудь дом.  К тому же срок аренды виллы истекал,  а ему не
хотелось ее продлевать... Вот и получилось, что я должна уехать. Да и список
не ждал.
     - Какой список?
     - Список  того,  что  я  должна  посмотреть во  Флоренции.  Картины там
всякие,  галереи и  замки.  Его мне Гарри написал.  Флоренция входила в  мою
образовательную программу.  - Лили прыснула. - Я Гарри чуть-чуть обманывала.
По церквам и музеям,  конечно,  не ходила,  там скучно и затхлым пахнет.  Но
магазины во  Флоренции классные.  Вот  что  я  купила в  лавке под названием
"Феррагамо".  - Она вытянула ноги, напрягла мышцы и, словно делая упражнение
утренней зарядки,  оторвала ступни от  пола  и  продемонстрировала Гримстеру
тупоносые коричневые туфли с медными пряжками на красных бархатных ромбах.
     - Вы однажды обмолвились, что за виллой следил какой-то человек.
     - Да.
     - Вам об этом сказал Гарри?
     - Да.  Он как-то показал его мне и  заверил,  что волноваться не стоит.
Те, с кем заключается сделка, прислали его якобы для нашей же безопасности.
     - Это  вас не  насторожило?  Ведь такое объяснение могло означать,  что
жизни Гарри кто-то угрожает.
     - Нет.  Гарри заверил,  что так бывает всегда, когда заключаешь крупную
сделку с правительством.
     - Он так и сказал "с правительством"?
     - По-моему, да. А разве это не правда?
     - Правда. Тот человек ходил за вами повсюду?
     - Старался.  Но когда нам хотелось побыть одним, мы от него отрывались.
Мы забавлялись,  ускользая от него на перекрестках.  Или заходили в  пивную,
выбирались через черный ход и  дворами шли к автобусной остановке.  Шпик был
не очень умен... А может быть, просто ленив.
     "И то,  и другое",  - подумал Гримстер. Сэр Джон приставил к ним далеко
не лучшего филера -  он не считал,  да и теперь,  наверно,  не считает,  эту
затею серьезной.  Так,  работает для  очистки совести.  Гримстер взглянул на
стенные часы.  Без четверти двенадцать.  Он встал, подошел к серванту, налил
две рюмки хереса.  Час назад Лили отказалась от кофе. Джон подал ей выпивку,
сел, держа свою рюмку между ладонями.
     - Как вы считаете, у вас хорошая память?
     - По-моему, нормальная. А кое на что очень даже приличная.
     - На что именно?
     - Да  так,   на  всякую  ерунду.   К  примеру,   в  парикмахерской  мне
запоминается болтовня девушек.  Они говорят только о своих делах: что сказал
ее  любовник или кто к  ним приходил на  прошлой неделе.  Кстати,  кто здесь
позаботится о моей прическе?
     - В Чалмлее есть салон красоты. А можно и в Барнстепл съездить.
     - С  удовольствием.  Там мы  пообедаем,  походим по  магазинам.  Вот на
магазины и цены у меня тоже хорошая память.  Это,  по-моему,  оттого,  что я
сама в универмаге работала.
     Гримстер потягивал херес. Пока, по его мнению, - а он не сводил взгляда
с глаз и рук Лили,  этих лучших выразителей человеческих чувств и характера,
она  вела  себя  предельно  естественно,   говорила  совершенно  искренне  и
раскованно, думала, лишь как бы помочь делу.
     - У вас хорошая память на стихи? - спросил он.
     - Вообще-то -  нет,  - рассмеялась Лили. - Тут есть одна хитрость. Я не
вспомню ни строчки, пока вы не скажете нужное слово.
     - Слово?
     - Да,  какое-нибудь.  Вы говорите его,  и  я что-нибудь вспоминаю.  Как
вчера,  когда вы  упомянули жаворонка.  Жаворонок -  и  мне пришли в  голову
стихи.  Так  меня  Гарри  учил...  Бедный  Гарри.  Он  очень  хорошо ко  мне
относился.  Хотел сделать для меня так много, а теперь мы сидим и рассуждаем
о нем, словно он герой романа или пьесы.
     Слушая  ее,  Гримстер  размышлял,  какие  же  стихи  Гарри  заставил ее
заучивать, а потом вспоминать по ключевому слову.
     - Давайте поэкспериментируем,  -  предложил он.  -  Возьмем, к примеру,
слово "ласточка". - Лили отрицательно покачала головой. - "Золотая рыбка"? -
Снова тот же жест.  Гримстер ворошил память в  поисках стихотворных штампов,
вспомнил  комнату  общежития,  раскрытый  на  сером  одеяле  потрепанный том
"Оксфордского сборника английской поэзии" и произнес: - "Радуга".
     Лили улыбнулась. Вероятно, лук ее памяти разогнулся и выпустил стрелу:

     Вновь я на радугу гляжу
     И на душе светло.
     Так было в детстве и потом,
     Когда я взрослым стал,
     Так будет в старости моей,
     Иль лучше умереть!

     Закончив,  она засмеялась от  радости,  и  он  улыбнулся вместе с  ней,
вспомнив следующие строки:

     Ты сын и будущий отец,
     Так тоже должно быть.
     А потому не забывай
     Родителей почтить.

     "В наши дни родителей так мало почитают", - подумал Гримстер и спросил:
     - Вы вспоминаете стихи только по ключевому слову?
     - Чаще всего. Но некоторые, любимые, могу прочесть в любое время.
     Гримстер допил херес и попросил:
     - Вы  хорошо знали Гарри,  поэтому подумайте,  какое место он выбрал бы
для тайника. Если бы спрятать нужно было что-то не очень громоздкое. Скажем,
чемоданчик.
     - Боже,  ну и вопрос!  Понятия не имею.  Скажу одно - он поступил бы не
так,  как  все.  Гарри обожал загадки и  головоломки,  разгадывал кроссворды
лучше всех.  И штучки всякие любил мастерить.  Он, бывало, говорил: "В нашем
будущем доме  я  сделаю  так:  нажимаешь одну  кнопку -  раздвигаются шторы,
другую -  наполняется ванна,  третью -  на сковородку выливаются яйца".  Для
него, по-моему, было бы не очень сложно все это придумать, ведь он ученый.
     - Значит, к тайнику он бы отнесся со всей серьезностью?
     - Конечно.
     Гримстер помедлил,  пытаясь задать самый важный вопрос так, чтобы он не
показался главным.
     - Давайте вспомним последний день,  который вы  провели на  вилле перед
отлетом в Лондон. Пятницу, двадцать седьмое февраля нынешнего года. Что вы с
Гарри делали?
     - Думаете, он спрятал бумаги именно в тот день?
     - Не обязательно, Лили. Но вспомните его от начала до конца. Для меня.
     "Тогда он их и спрятал, - думал Гримстер. - Он сам об этом сказал, да и
результаты наблюдения за  ним  и  Лили  это  подтверждают.  Лили  и  Диллинг
оторвались тогда от хвоста и пропали на целый день".
     - Мы  встали  поздно,   позавтракали.   Пока  Гарри  читал  газеты,   я
прибиралась. Так, постель убрала да посуду вымыла...
     Лили  удобнее  устроилась  в   кресле,   чуть  склонила  голову  набок,
уставилась на картину с лошадьми,  висевшую на стене,  и говорила спокойно -
ничего не выдумывая, не колеблясь, она вспоминала события того далекого дня.
Они никуда не  уезжали.  На  улице было холодно,  сильно подморозило.  Перед
обедом Лили собрала чемодан,  но  не закрыла его -  нужно еще было выгладить
блузки  и  белье.  Поели  они  просто:  опорожнили бутылочку вина,  закусили
чеддерским сыром и салатом из помидоров, потом выпили по чашке черного кофе.
После обеда...  Вот  тут  она  чуть-чуть замешкалась.  Склонила голову ниже,
заглянула Гримстеру в глаза,  открыто улыбнулась и в первый раз за все время
знакомства в  ее поведении появился оттенок интимности,  словно Лили поняла:
они с Гримстером достаточно близки, чтобы не стесняться друг друга.
     - Вы пошли в спальню? - подсказал Гримстер.
     - Да.  Я  хотела гладить,  но  он и  слушать не стал.  "У тебя еще уйма
времени",  -  сказал он.  А когда Гарри выпьет,  пропустит,  скажем,  лишний
стаканчик после завтрака,  его не уймешь.  Ему хочется в  постель,  и точка.
Впрочем, я и не пыталась его остановить.
     Они  сыграли в  любовь,  потом  Гарри решил на  часок прилечь,  а  Лили
занялась глажением, приготовлениями к отъезду. Между четырьмя и пятью часами
она принесла ему чашку кофе;  как обычно,  в  шесть он вымылся и переоделся.
Вечер прошел за книгами и  телевизором,  обед Лили приготовила из того,  что
было в холодильнике.  Зная,  что скоро уезжать, она подчищала все запасы. На
обед были томатный суп -  любимое блюдо Гарри,  жареная камбала с картофелем
фри (все консервированное) и  кофе.  В одиннадцать они легли спать.  Словом,
обычный, ничем не примечательный день.
     - Тот человек следил за вами с утра до вечера? - спросил Гримстер.
     - Гарри сказал,  что весь день.  Я его не видела.  Честно говоря, Гарри
подтрунивал над беднягой,  над тем, как тот переминается на холоде с ноги на
ногу. Заявил, что в наш век научных чудес такая слежка - примитив.
     Гримстера озадачило явное противоречие между словами Лили и фактами, но
он решил пока не нажимать, сделать вид, будто ничего не произошло.
     - Ну что ж,  -  сказал он.  -  Благодарю за откровенный рассказ.  А что
Гарри любил смотреть по телевизору?
     - Все. Включал его и просто глазел. Не важно, что. Будто сидел у костра
и грелся.  Бывало,  конечно,  он засыпал перед телевизором.  -  Лили подняла
рюмку и спросила:  -  Может,  еще по одной перед обедом?  Столько подряд я в
жизни не говорила. - Когда Гримстер направился к серванту, она продолжила: -
Вы правда встали сегодня в четыре утра и пошли на рыбалку?
     - Правда. Кто вам сказал?
     - Дежурный в холле у телефона. Мой отец иногда тоже рыбачил. В местечке
под названием Баркомб Миллз неподалеку от нашего дома. На реке Уз. Не помню,
чтобы он  хоть  раз  принес домой стоящий улов,  зато  из  сарая часто несло
зловонием - отец оставлял там червяков и забывал про них. Мне нравился папа,
когда только он  не  выпивал лишнего.  Впрочем,  у  женщин он все равно имел
успех. Но, должна сказать, никогда не водил их домой. Занимался ими только в
рейсах. А кто ваш отец, Джонни?
     Гримстер  уверенно и  невозмутимо приближался к  ней  с  двумя  рюмками
хереса. Он уже давно продумал, как отвечать на подобный вопрос.
     - Просто хороший человек. Ничего особенного.
     Лили взяла рюмку с хересом, отсалютовала ею Гримстеру и сказала:
     - Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.
     - Это вы узнали от Гарри?
     - Да,  и не только это.  Гарри помнил массу пословиц.  Пересказывал мне
даже соленые.  А  в  общем,  он  был очень добрый.  Боже,  какой хороший был
человек. Бедняга. Другого такого не будет.
     Гримстер молча выпил за Гарри.  Он понимал,  что включился через Лили в
интеллектуальную борьбу с мертвецом. Эта мысль обрадовала Гримстера. Рассказ
Лили о пятнице, 27 февраля, - неправда от первого слова до последнего. Между
тем Лили не лжет. Вот где головоломка со множеством закавык, рассчитанных на
интуицию, - и подсунул ее Гримстеру Гарри.
     Лили тронула Гримстера за локоть.
     - Что вы  стоите,  как деревянный?  Сядьте и  ответьте мне.  Вот миссис
Пилч. У нее с майором... что-то есть, да?

     После  обеда  Гримстер  спустился в  ту  часть  подвала,  которая  была
переоборудована под тир и  спортзал.  Он расписался в  книге за две обоймы к
автоматическому пистолету "беретта" устаревшей модели  образца 1953  года  и
выпустил в мишень шестнадцать пуль,  -  целился в глаза,  нос и рот, отгоняя
мысль о  том,  что  на  месте стилизованного фанерного щита  может оказаться
человек.  В  спортзал Гримстер не  зашел,  решил поплавать в  бассейне.  Под
пестрым пляжным зонтиком сидели миссис Пилч и Лили.  Они помахали Гримстеру,
вернулись к прерванному разговору,  засмеялись и,  вероятно, тут же забыли о
Джоне.  Гримстер переплыл бассейн несколько раз  и  вспомнил,  что купался в
последний раз  вместе с  Вальдой в  ледяной воде Шотландского озера,  и  над
поросшими вереском холмами плыли клочья осеннего тумана, а у береговых скал,
высматривая падаль,  кружились вороны.  Воспоминания,  связанные с  Вальдой,
всякий раз причиняли Гримстеру боль,  поэтому он  безжалостно изгонял их  из
памяти.
     Вернувшись в  дом,  Гримстер взял ключ от  чердака и  со  списком вещей
Диллинга в руках пошел взглянуть на имущество умершего.
     Оно  лежало в  очерченном мелом углу  большого чердака.  В  другом углу
грудой были навалены стулья,  столы, конторки - все с ярлычками Министерства
обороны.  Они предназначались для различных совещаний,  столь редких, что на
мебели толстым слоем скапливалась пыль.
     Вещей  у   Диллинга  набралось  немного.   Его   квартира  состояла  из
гостиной-спальни, ванной и маленькой кухни. Кухонная утварь лежала отдельно,
на столике:  чистые тарелки и кастрюли.  Диллинг, как понял Гримстер, привык
поддерживать в чистоте все,  чем пользовался. Как это ни странно, Гримстер в
нем до  конца еще не разобрался.  Казалось,  будто мертвец избегает его,  не
хочет открываться, даже через Лили.
     Здесь  же  стояли  низкий  диван-кровать с  грудой  одеял,  простыней и
другого постельного белья;  письменный стол с простой крышкой -  его ящики и
полки были пусты, содержимое в двух картонных коробках стояло на столе; пара
кресел, одно с большим пятном на сиденье ("Чай или кофе", - решил Гримстер);
книжный шкаф длиной футов шесть с  тремя полками,  на которых так и остались
книги;  пишущая машинка -  Гримстер открыл ее проверить, есть ли лента: если
лентой  пользовались,   ребята  из  лаборатории  смогут  на  ней  что-нибудь
прочитать,  -  но  лента оказалась совершенно новой,  на белом металлическом
корпусе  машинки остался лиловый отпечаток пальца  того,  кто  заправлял ее;
мусорное ведро со  сценой охоты на боку;  два маленьких недорогих персидских
ковра;  пустой буфет -  бутылки,  графин и  стаканы перекочевали в картонный
ящик;  высокий дубовый комод  (внизу  ящики,  вверху  вешалки),  наполненный
одеждой Диллинга, которую - хотя он и знал, что Копплстоун уже сделал это, -
Гримстер основательно обыскал,  но  не  обнаружил ничего,  даже какую-нибудь
старую  пуговицу или  завалившийся в  уголок  кармана билет  -  платье  было
чистое,  хорошо выглаженное, ни у одной рубашки не обтрепались рукава; обувь
в нижнем ящике блестела от крема. На маленьком кофейном столике лежали вещи,
найденные у  Диллинга в  день  смерти:  часы  на  белом  матерчатом ремешке,
кожаный  кошелек  с  несколькими фунтами,  немного  мелочи,  связка  ключей,
наполовину использованный билет "туда и  обратно" от Оксфорда до Паддингтона
(неужели Диллинг собирался возвращаться к  себе в  Беркшир в тот же вечер?),
золотой перстень, шелковый шейный платок, чековая книжка, в которой осталось
всего три чистых бланка,  вязаный галстук из  темно-красной шерсти,  дешевые
запонки,  шариковая ручка,  одежда,  включая пиджак и брюки, бывшие на нем в
тот день,  -  словом,  на  площади двенадцать на пятнадцать футов лежало все
оставшееся от Гарри Диллинга.
     Не было только того, что интересовало Ведомство.
     После  поверхностного осмотра  Гримстер  принялся  за  настоящий обыск.
Обыск уже провели -  по его результатам и была скрупулезно составлена опись,
но Гримстер хотел порыться в вещах сам, для себя. Он перебрал книги в шкафу,
отмечая в  памяти их названия,  вынимал и  встряхивал каждую.  В них не было
ничего, кроме пометок на полях. Пометки позабавили Гримстера: "Неужели! Ради
всего святого!  Одумайся - взгляни на стр. 91, где ты утверждаешь обратное".
А чаще всего попадалось просто: "!!!". По-видимому, Диллинг был требователен
к  книгам,  не  терпел  плохо  состряпанного  чтива.  Пометки  попадались  в
беллетристике  (не  часто),  в  многочисленных научно-популярных  трудах,  в
Шекспире,  стихах,  например,  в  потрепанном  томе  "Оксфордского  сборника
английской  поэзии",  в  старинной  книге  по  соколиной  охоте,  нескольких
медицинских брошюрах,  включая сборник "Домашний врач" без  обложки.  Но  ни
одного  чисто  научного  труда  или  книги  по  собственной  специальности у
Диллинга не было.
     Закончив осмотр,  Гримстер услышал,  как  кто-то  вошел  в  оставленную
открытой дверь на чердак.  Он обернулся и увидел Лили. Поверх бикини девушка
набросила купальный халат,  а  широкополую шляпу от солнца держала в  правой
руке.
     - Анджела сказала,  что вы здесь,  -  проговорила она. - Ничего, если я
войду?
     - Ради  Бога,  -  ответил  Гримстер.  -  Сказать  по  правде,  все  это
принадлежит вам. Хотите взглянуть на вещи без меня?
     Она поколебалась, потом едва заметно кивнула и сказала:
     - Если вы не возражаете,  Джонни.  Мне так грустно.  Ведь это все,  что
осталось от Гарри.
     Гримстер подал ей ключ.
     - Уходя,  заприте дверь.  Ключ потом отдадите мне. И пожалуйста, ничего
пока не уносите. Договорились?
     - Конечно.
     Он оставил ее на чердаке, а сам быстро спустился в кабинет к Кранстону.
Майор сидел за столом, писал письмо.
     - Телекамеры стоят во всех верхних комнатах? - спросил Гримстер.
     - Да.
     - Включите чердак. Там мисс Стивенс.
     Они прошли в небольшую просмотровую рядом с кабинетом. Кранстон включил
один из мониторов и сказал:
     - Там темновато.  Хорошей картинки не  получится.  Надеешься что-нибудь
высмотреть?
     - Сомневаюсь. Но попытка - не пытка.
     Монитор нагрелся,  Кранстон нажал кнопку камеры на  чердаке,  на экране
появилась серо-белая рябь. Он сфокусировал изображение насколько мог.
     - Лучше не сделаешь.
     Широкоугольная камера была установлена где-то над входной дверью.  Лили
стояла  посреди  очерченного мелом  прямоугольника,  озираясь  по  сторонам.
Мебель и  вещи из  квартиры,  сообразил Гримстер,  ничего не  должны для нее
значить. Она ведь не бывала в Лондоне у Диллинга.
     Не отходя от Гримстера, Кранстон спросил:
     - Как, по-твоему, Лили простая продавщица или воскресшая Мата Хари?
     Гримстер промолчал.  Лили  ходила  по  чердаку,  иногда  трогая  руками
что-нибудь из  мебели...  Знакомилась,  а  не  искала.  Подошла к  кофейному
столику и  вещам,  бывшим на Диллинге в день смерти.  Подняла связку ключей,
тихонько потерла ее пальцами и положила на место.  Теперь она стояла боком к
камере; вот тронула шерстяной галстук, потом шар