устилась тьма.
   Ни единой звездочки на небе. Смутно  припоминается,  как  добрела  до
машины,  взяла  с  сиденья  рюкзак,  зашагала  неведомо  куда.  Наверно,
добралась до шоссе,  стала  ловить  попутную  машину  до  Сарагосы  -  и
безуспешно. В конце концов вернулась в монастырские сады.
   Вездесущим, всепроникающим был шум воды - водопады были  везде,  и  я
ощущала присутствие Великой Матери, следовавшей за мной повсюду, куда бы
я ни шла. Она ведь тоже любила мир и любила его так же сильно, как Бога,
ведь Она отдала Своего сына, чтобы люди принесли его в жертву. Но  знала
ли Она, что такое любовь женщины к мужчине?
   Может быть, и Она страдала из-за любви, но это была другая любовь. Ее
великий Супруг знал все и творил чудеса. Ее земной супруг был  смиренным
и работящим, верившим во все, что рассказывали Ей Ее сны. Ей не довелось
узнать, что такое бросить возлюбленного мужчину или быть  брошенной  им.
Когда Иосиф, узнав о Ее беременности, хотел выгнать Ее из дому, Небесный
Супруг немедля отправил к нему  ангела,  чтобы  воспрепятствовать  этому
намерению.
   Да, сын оставил Ее. Но дети  всегда  уходят  из  отчего  дома.  Легко
переносить страдания ради любви к ближнему, ради  любви  к  человечеству
или ради любви к сыну. Эти страдания создают ощущения твоей причастности
к жизни, и муки твои -  благородны  и  величественны.  Легко  переносить
страдания  ради  высокой  цели,  во  исполнение  предназначения  -   эти
страдания возвеличивают душу страждущего.
   Но как объяснить и оправдать, что страдаешь по мужчине? Да никак. Это
невозможно. И мы оказываемся  в  аду,  ибо  нет  в  этих  страданиях  ни
величия, ни благородства, а что же есть? Ничего нет. Одна беда.
   В ту ночь я припала к заледенелой земле, и холод будто заморозил  мою
боль. Иногда возникала мысль: не найду пристанище - замерзну. Ну и  что?
Все самое важное в моей жизни щедро было дано мне за одну неделю -  дано
и тотчас отнято, отнято так быстро, что я и ахнуть не успела.
   Меня трясло в ознобе, но я не обращала на это внимания. Придет минута
- и тело мое, истратив все силы на попытки согреть меня,  остановит  все
жизненные процессы, замрет, и я ничего уже не  смогу  сделать.  И  тогда
тело вернется к своему обычному спокойствию,  а  смерть  примет  меня  в
объятия.
   Больше часа била меня дрожь. И пришло умиротворение.
   Перед тем как закрылись глаза, в ушах моих зазвучал голос матери. Она
рассказывала историю, которую я слышала в детстве,  не  подозревая,  что
история эта - про меня.
   "Жили-были юноша и девушка, и полюбили они друг  друга,  -  не  то  в
предсмертном забытьи, не то во сне говорил мамин голос. - И  решили  они
пожениться. А жених и невеста всегда делают друг другу подарки.
   Юноша был беден: единственным его достоянием были  часы,  доставшиеся
ему по наследству от деда. И вот он решил продать их,  а  на  вырученные
деньги купить своей возлюбленной, у которой были очень красивые  волосы,
серебряный гребень.
   А у девушки тоже не было денег на подарок жениху. И тогда пошла она в
лавку самого богатого в городе купца  и  продала  свои  волосы.  Получив
деньги, купила она золотую цепочку для часов.
   И когда встретились они  в  день  свадьбы,  невеста  подарила  жениху
цепочку для часов, которые он продал, а  жених  невесте  -  гребень  для
волос, которые она остригла".
   Я очнулась оттого, что меня трясли и расталкивали.
   - Выпей! - услышала я мужской голос. - Выпей скорее!
   Я не понимала, что происходит, и не могла противиться. Человек разжал
мне зубы и влил в рот какую-то жидкость, обжегшую мне нутро. Я заметила,
что, оставшись в одной рубашке, он укутал меня своей курткой.
   - Пей, пей! - требовал он.
   И я повиновалась. А потом снова закрыла глаза.
   Очнулась в монастыре. Какая-то женщина смотрела на меня.
   - Вы чуть было не погибли, - сказала она. - Если бы  не  монастырский
сторож, вас бы уже и на свете не было.
   Я с  трудом  поднялась  на  ноги,  не  вполне  сознавая,  что  делаю.
Припомнила кое-что из вчерашнего и пожалела, что  сторож  этот  оказался
поблизости.
   Но время для смерти было упущено. Мне предстояло жить.
   Женщина отвела меня  на  кухню,  налила  кофе,  положила  на  тарелку
какой-то еды. Она ни о чем не спрашивала, а я ничего не стала объяснять.
Когда я поела, она протянула мне мой рюкзак.
   - Проверь, все ли на месте.
   - Наверняка. Да там и нет ничего особенного.
   - У тебя впереди - жизнь, доченька. Долгая жизнь. Позаботься о ней.
   - Где-то здесь есть городок с  церковью,  -  сказала  я,  перебарывая
желание расплакаться. - Вчера, перед тем, как прийти сюда, я зашла в эту
церковь вместе с... - и запнулась, не зная,  как  назвать  его.  -  ...с
другом  детства.  Мне  надоело  ходить  по  церквам,  но  тут  зазвонили
колокола, и он сказал, что это знамение и нам надо зайти.
   Женщина заново наполнила мою чашку, налила и себе  и  присела  рядом,
слушая мой рассказ.
   - И мы вошли. Там было пусто и темно. Я пыталась определить, в чем же
было знамение,  но  видела  только  обычный  алтарь  да  статуи  святых.
Внезапно  где-то  наверху,  где  помещается  орган,  возникло   какое-то
движение.
   Оказалось, что там, на хорах, несколько  мальчиков  с  шестиструнными
гитарами принялись настраивать инструменты. Мы решили присесть и немного
послушать, а потом вновь пуститься в путь.
   Чуть погодя к нам присоединился какой-то  человек.  Он  был  весел  и
кричал мальчикам, чтобы сыграли пасодобль.
   - Надеюсь, они этого не  сделали!  -  сказала  женщина.  -  Пасодобли
играют на бое быков.
   - Не сделали. Но засмеялись и сыграли фламенко. Нам с моим другом все
это показалось чудом - уютная темнота церкви, звон гитарных струн и этот
весельчак, присевший с нами рядом.
   Мало-помалу церковь  заполнялась  прихожанами,  Музыканты  продолжали
играть фламенко, и все входившие улыбались, захваченные ритмом мелодии.
   Мой друг спросил, буду  ли  я  слушать  мессу  -  скоро  должна  была
начаться служба. Я отказалась, потому что нам предстоял еще долгий путь.
Мы решили выйти, но сначала поблагодарить Господа за  то,  что  в  наших
жизнях было еще одно прекрасное мгновение.
   Подойдя к дверям, мы заметили, что очень много народа -  чуть  ли  не
все обитатели этого  маленького  городка  -  направляются  к  церкви.  Я
подумала, что это, быть может, последний целиком  католический  город  в
Испании - оттого, наверное,  что  мессы  здесь  проходят  так  весело  и
оживленно.
   Садясь в машину, мы увидели траурный кортеж.  Несли  на  руках  гроб.
Готовилось отпевание. Когда похоронная процессия вошла  в  двери  храма,
музыканты оборвали мелодию фламенко и заиграли реквием.
   - Господи, упокой душу усопшего раба твоего, - перекрестясь,  сказала
женщина.
   Я сделала то же и продолжала:
   - Вот это и было знамением. Нам  было  возвещено,  что  конец  всякой
истории неизменно печален.
   Женщина взглянула на меня и ничего не сказала. Потом вышла и  тут  же
вернулась со стопкой бумаги и ручкой.
   - Пойдем-ка наружу. Мы вышли. Рассветало.
   - Дыши глубже, - попросила она. - Пусть утренняя свежесть проникнет в
твои легкие, разбежится по крови. Ты вчера чудом осталась жива.
   И судя по всему, ты и сама не понимаешь смысл  той  истории,  которую
только что мне рассказала. Ты увидела лишь ее печальный конец  и  забыла
те счастливые мгновения, что были в церкви. Забыла, как показалось  тебе
- небеса спускаются на землю. Забыла, как думала - хорошо проживать  все
эти мгновения  вместе  и  рядом  с...  -  она  помедлила  и  договорила,
улыбнувшись и подмигнув:
   - ...твоим другом  детства.  Помнишь  слова  Иисуса:  "Пусть  мертвые
хоронят своих мертвецов". Ибо Он знал, что смерти  нет.  Жизнь  была  до
того, как мы появились на свет, и пребудет после того, как мы этот  свет
оставим.
   У меня на глаза навернулись слезы.
   - И то же самое происходит и с  любовью,  -  продолжала  она.  -  Она
существовала раньше и будет существовать вечно.
   - Мне кажется, вы знаете мою жизнь, - сказала я.
   - У всех любовных историй - много общего. И мне в свое время пришлось
пройти через это. Но я этого не помню. Помню,  что  любовь  воскресла  и
вернулась в облике другого человека, новых надежд, новой мечты.
   Она протянула мне бумагу и ручку.
   - Напиши все, что чувствуешь. Извлеки  эти  чувства  из  своей  души,
излей их на бумагу, а потом выбрось. Легенда гласит, будто в  Рио-Пьедра
такая холодная вода, что все, попадающее в воды  этой  реки,  -  листья,
насекомые, птичьи перья - со временем превращается в  камни,  устилающие
ее русло. Как знать, может быть, полезно будет  бросить  в  стремнину  и
страдание?
   Она поцеловала меня и сказала, что, если  захочу,  могу  вернуться  к
обеду.
   - Не забудь! - крикнула она  мне  вслед.  -  Любовь  пребудет  вечно.
Меняются возлюбленные.
   Я засмеялась, она помахала мне рукой.
   Я долго глядела на реку. Плакала до тех пор, пока не почувствовала  -
слезы иссякли.
   И тогда я начала писать.
 
ЭПИЛОГ 
 
   День, и другой, и третий я писала. Каждое утро приходила я  на  берег
реки. Ближе к вечеру появлялась та женщина и, взяв меня за руку, уводила
к себе - в свою келью в старом монастыре.
   Она  стирала  мою  одежду,  готовила  немудрящий  ужин,  говорила   о
пустяках, укладывала меня спать.
   Однажды утром, когда работа моя близилась к завершению, я услышала  -
подъехал автомобиль. Сердце мое замерло, потом  заколотилось,  но  я  не
хотела верить тому,  что  оно  говорило  мне.  Я  уже  чувствовала  себя
свободной от всего, я была готова вернуться в  мир  и  снова  стать  его
частью.
   Самое трудное уже минуло, оставив по себе светлую печаль.
   Но сердце не обмануло меня. Не поднимая глаз от рукописи,  я  ощутила
присутствие, услышала его шаги.
   - Пилар, - произнес он, садясь рядом.
   Я не отозвалась. Продолжала писать,  но  мысли  уже  разбредались,  и
собрать их мне было не под силу. Сердце билось, трепыхалось так,  словно
хотело выскочить из груди, кинуться ему навстречу. Но я не пускала.
   Он сидел, глядя на реку, а я без остановки водила  пером  по  бумаге.
Так прошло все утро - никто из  нас  не  произносил  ни  слова,  -  и  я
вспомнила безмолвие той ночи у колодца, когда мне внезапно открылось - я
люблю его.
   Руку свело от усталости, и я остановилась. Тогда он сказал:
   - Когда я вышел из пещеры, было уже темно, и я потерял тебя из  виду.
Поехал в Сарагосу. Потом - в Сорию. Я исколесил бы весь  мир,  отыскивая
тебя. Вернулся в монастырь Пьедра и тут встретил  женщину.  Она  сказала
мне, где ты. И добавила, что все эти дни ты меня ждала.
   Слезы выступили у меня на глазах.
   - Я останусь рядом с тобой, пока ты будешь сидеть здесь на берегу.  А
когда пойдешь спать - лягу у порога. А если  уедешь  в  дальние  края  -
последую за тобой.
   Так будет до тех пор, пока ты не скажешь: "Уходи". Тогда я  уйду.  Но
все равно буду любить тебя всю жизнь.
   Я уже не могла скрывать слезы. Он тоже плакал.
   - Хочу, чтобы ты знала... - начал он.
   - Не говори ничего. Вот, прочти, - ответила я и протянула ему  стопку
исписанных листков.
   Весь день  до  вечера  я  смотрела  на  реку.  Женщина  принесла  нам
бутерброды и вина, сказала что-то насчет погоды  и  снова  оставила  нас
наедине. Не раз он прерывал чтение и в глубокой  задумчивости  устремлял
невидящий взгляд к горизонту.
   Мне захотелось пройтись по лесу, взглянуть на маленькие водопады,  на
склоны гор - каждый из них хранил  свою  легенду,  каждый  был  исполнен
тайного смысла. На заходе солнца я вернулась туда, где оставила его.
   - Спасибо, - произнес он, протягивая мне рукопись. - И прости.
   На берегу Рио-Пьедра села я и улыбнулась.
   - Твоя любовь спасла меня и возвратила к моим мечтам, - продолжал он.
   Я продолжала сидеть молча и неподвижно.
   - Помнишь псалом 137-й? - спросил он.
   Я покачала головой. Мне было страшно размыкать уста.
   - При реках Вавилона...
   - Да-да, конечно, помню,  -  сказала  я,  чувствуя,  что  мало-помалу
возвращаюсь к жизни. - Там говорится об изгнании.  О  людях,  повесивших
свои арфы на ветви деревьев,  ибо  не  могли  играть  то,  чего  просило
сердце.
   - Но потом, отплакав, со светлой печалью вспомнив землю  своих  снов,
псалмопевец обещает себе самому:
 
   Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя.
   Прилипни язык мой к гортани моей,
   Если я забуду тебя, Иерусалим.
 
   Он снова улыбнулся:
   - Я уже начинал забывать это. Ты заставила меня вспомнить.
   - Как ты думаешь - вернется к тебе твой дар? - спросила я.
   - Не знаю. Но Господь всегда давал мне вторую попытку.  Он  дает  мне
тебя. И ты поможешь мне вновь обрести мой путь.
   - Наш путь, - поправила я.
   - Да, наш.
   Он взял меня за руки, помог подняться с земли.
   - Собери свои вещи. Едем. Сами собой мечты явью не станут.
 
   Январь 1994 г.