рисковать.
   - Я знаю. И никогда прежде не спрашивал.
   - Ты уже завладел моим сердцем,  -  сказала  я,  делая  вид,  что  не
слышала его слов. - Завтра можешь покинуть  меня,  но  мы  всегда  будем
вспоминать чудо этих дней; романтическую любовь, возможность, мечту.  Но
я думаю,  что  Господь  в  неизреченной  и  бесконечной  мудрости  своей
запрятал ад посреди рая. И сделал это для того,  чтобы  мы  всегда  были
настороже. Для того,  чтобы  мы,  наслаждаясь  радостью  Милосердия,  не
забывали про столп Строгости.
   Руки, гладившие мои волосы, напряглись.
   - Ты - способная ученица, - сказал он.
   Меня удивило это замечание, но потом я вспомнила: "Если поверишь, что
знаешь, то в конце концов узнаешь".
   - Не думай, что я такая уж недотрога, - сказала  я.  -  У  меня  было
много мужчин. Я крутила любовь с теми, кого толком и не знала.
   - Я тоже, - ответил он.
   Он хотел,  чтобы  это  прозвучало  непринужденно,  но  по  тому,  как
изменились прикосновения его рук, я поняла -  мои  слова  причинили  ему
боль.
   - Но с сегодняшнего утра я  вновь  стала  девственницей.  Не  пытайся
понять - только женщина знает, о чем я говорю.  Я  заново  открываю  для
себя любовь. И это постижение требует времени.
   Он дотронулся до моей щеки. Я чуть прикоснулась губами к его губам  и
вернулась в свою кровать.
   Сама не знаю, почему я вела себя так, а не иначе. Не понимаю - хотела
ли я привязать его к себе еще крепче или отпустить на свободу.
   Но этот день выдался уж таким  долгим...  Я  была  слишком  утомлена,
чтобы думать.
   Ночью ко мне снизошли умиротворение и покой. Была минута, когда  мне,
остававшейся в глубоком сне, показалось, что  я  проснулась.  Я  ощущала
рядом присутствие женщины, которую  словно  бы  давно  знала,  и  потому
чувствовала себя надежно защищенной и любимой.
   А по-настоящему я  проснулась  в  семь  часов  от  нестерпимой  жары.
Вспомнила, что включила обогреватель на полную мощность, чтобы просушить
одежду. За окном было еще темно. Стараясь двигаться бесшумно,  чтобы  не
разбудить его, я поднялась. И, поднявшись, увидела, что его нет.
   Меня охватила паника. И Другая, тотчас  очнувшись,  заговорила:  "Ну,
видишь? Стоило тебе согласиться, как он исчез. Все мужчины одинаковы".
   Паника усиливалась с каждой минутой. Я не  могла  терять  власть  над
собой. Но Другая говорила не умолкая:
   "Я пока  еще  здесь.  Ты  позволила  ветру  сменить  направление,  ты
отворила двери, и любовь ворвалась в твою жизнь, затопляя ее. Если будем
действовать без промедления, еще успеем все снова взять под контроль".
   Я должна перестать витать в облаках. Я должна быть осмотрительна.
   "Он ушел, - продолжала Другая.  -  И  тебе  нужно  как  можно  скорее
выбраться из  этой  дыры.  Твоя  жизнь  в  Сарагосе  еще  не  претерпела
изменений - вернись к ней. Поспеши. Беги со всех ног. Пока  не  потеряла
все то, что приобрела ценой таких усилий".
   "У него, должно быть, были мотивы", - подумала я.
   "У мужчин всегда находятся мотивы, - возразила мне Другая.  -  Мотивы
мотивами, а женщина в результате остается одна".
   Теперь мне необходимо решить, как вернуться в  Испанию.  Мозг  должен
быть занят постоянно.
   "Обратимся к практической стороне, - сказала Другая. - Деньги".
   Денег у меня не было вовсе. Надо спуститься, позвонить родителям - за
их счет - и попросить выслать сколько-нибудь на дорогу.
   Но сегодня - праздник, и деньги можно будет получить  только  завтра.
Что я буду есть? Как объясню хозяевам,  почему  с  уплатой  им  придется
подождать два дня?
   "Да ничего им не надо объяснять", - ответила Другая.  Ну  конечно,  у
нее есть опыт, она умеет справляться  с  такими  ситуациями.  Она  -  не
ошалевшая от любви девчонка, а женщина, всегда, во всякую  минуту  жизни
знающая, чего она хочет. И мне надо вести  себя  так,  будто  ничего  не
случилось, будто он скоро вернется. А когда придет перевод - заплатить и
ехать восвояси.
   "Прекрасно, - похвалила меня Другая. - Ты  вновь  становишься  такой,
как прежде. Не надо печалиться -  когда-нибудь  ты  встретишь  человека,
которого сможешь любить, ничем не рискуя".
   Я потрогала свои вещи - высохли. Теперь предстоит выяснить,  в  каком
из этих городишек есть банк,  а  потом  отправляться  звонить,  то  есть
заняться делом,  и  тогда  у  меня  не  останется  времени  плакать  или
тосковать.
   И лишь в эту минуту я заметила записку:
   "Я - в семинарии. Собери свои вещи  (ха-ха-ха),  вечером  мы  едем  в
Испанию. Буду после обеда".
   И чуть ниже: "Я люблю тебя".
   Прижав записку к груди, я вместе  с  облегчением  почувствовала  себя
жалкой и несчастной. И  заметила,  что  Другая,  явно  озадаченная  моей
находкой, куда-то девалась.
   Я тоже его любила. И с каждой минутой, с каждой секундой  эта  любовь
крепла, росла и преображала меня. Я вновь обрела веру в  будущее,  и  ко
мне мало-помалу возвращалась вера в Бога.
   И все это сделала любовь.
   "Не желаю больше плутать  в  темных  закоулках  собственной  души,  -
сказала я себе, решительно захлопывая дверь перед носом Другой. - Что  с
третьего этажа вывалиться, что с сотого - разницы никакой".
   Так что если уж падать, то - с небоскреба.
   - Покушайте сперва, - сказала хозяйка.
   - Я не знала, что вы говорите по-испански, - с удивлением воскликнула
я.
   - Граница в двух шагах. Летом  в  Лурд  наезжают  туристы.  Не  смогу
объясниться - не сдам комнаты.
   Она поставила на стол поджаренный хлеб и кофе с молоком. Я  внутренне
приготовилась встретить этот день: каждый час будет тянуться год.  Может
быть, это угощение отвлечет меня?
   - Вы давно с ним женаты? - спросила она.
   - Это - моя первая в жизни любовь, - ответила я. И все на этом.
   - Видите вон те вершины?  -  продолжала  она.  -  Моя  первая  любовь
погибла на одной из них.
   - Но потом вы повстречали другого человека.
   -  Да,  повстречала.  И  умудрилась  вновь  обрести  счастье.  Судьба
распоряжается забавно: почти никто из моих знакомых не вступил в брак со
своей первой любовью. А те,  с  кем  это  все  же  случилось,  постоянно
твердят мне, что пропустили нечто очень важное, что не  пережили  всего,
что должны были... - Она вдруг осеклась. - Ой, простите. Я не хотела вас
обидеть.
   - Я и не обиделась.
   - Знаете, я всегда смотрю на тот колодец. И думаю: если бы не  святой
Савен, который велел копать в этом месте и обнаружил воду,  наш  городок
располагался бы ниже, возле реки.
   - А при чем тут любовь? - спросила я.
   - Этот колодец притягивает к себе людей, у каждого из которых -  свои
надежды, свои мечты, свои трудности. Однажды кто-то  решился,  отважился
найти воду, и вода появилась, и все стали собираться вокруг нее.  Просто
я думаю, что когда мы смело ищем любовь - любовь  обнаруживается,  а  мы
притягиваем к себе новую и новую любовь. Если тебя любит  один  человек,
значит, любят все.  А  если  ты  одинок  -  значит,  станешь  еще  более
одиноким. Так вот забавно устроена жизнь.
   - Вы не слыхали про книгу под названием И Цзин? - спросила я.
   - Нет, никогда.
   - Там говорится, что можно изменить  город,  но  нельзя  перенести  в
другое место колодец. Влюбленные встречаются, утоляют свою жажду, строят
свои дома, растят детей - и  все  это  вокруг  него.  Но  если  один  из
влюбленных  захочет  уйти,  колодец  не  сможет  последовать   за   ним.
Оставленный колодец останется на том же  месте,  он,  хоть  и  заброшен,
будет полон чистой водой прежнего.
   - Такие речи больше подходят старухе, на долю  которой  выпало  много
страданий, а не молоденькой женщине, - сказала она.
   - Нет. Я всегда боялась. Я никогда не рыла  колодцев.  Сейчас  я  это
делаю впервые и не хочу позабыть о том, как это рискованно.
   Тут я что-то нащупала  в  кармане  и,  поняв,  что  это,  похолодела.
Отставила чашку с кофе.
   Ключ. Он дал мне ключ.
   - В вашем городке жила одна женщина,  перед  смертью  завещавшая  все
свое имущество семинарии в Тарбесе, - сказала я. -  Вы  знаете,  где  ее
дом?
   Хозяйка открыла дверь и показала на один из средневековых домиков  на
площади.
   - Вот он. Два священника провели там почти два  месяца.  И...  -  она
запнулась, с сомнением глядя на меня, но потом договорила:
   - И один из них очень похож на вашего мужа.
   - Это он и есть, - уже с порога сказала я, очень довольная  тем,  что
позволила эту шалость ребенку, живущему у меня в душе.
   Я остановилась перед домом, не зная, что делать. Все тонуло в  густом
тумане, и мне казалось: я во сне,  где  бродящие  в  каком-то  пепельном
пространстве странные фигуры влекут меня в еще более странные места.
   Мои пальцы нервно ощупывали ключ.
   Когда все вокруг затянуто такой пеленой, горы из окна не  разглядишь.
В доме, должно быть, темно - солнца-то нет, и шторы задернуты.  В  доме,
должно быть, печально - ведь его нет рядом.
   Взглянула на часы. Девять.
   Надо заняться чем-нибудь, что могло бы скрасить мне ожидание. А ждать
придется долго.
   Ждать. Это  был  первый  урок,  преподанный  мне  любовью.  День  еле
тянется, мы строим тысячи планов, ведем тысячи воображаемых  разговоров,
даем себе обещания в таких-то  и  таких-то  обстоятельствах  вести  себя
совсем по-другому - а сами места себе  не  находим,  ждем  не  дождемся,
когда же придет наш возлюбленный.
   А придет - не знаем, что сказать. Многочасовое ожидание  переходит  в
напряжение, напряжение сменяется страхом, а страх  заставляет  стыдиться
нежности.
   "Не .знаю, должна ли я войти". Мне припомнился вчерашний  разговор  -
этот дом был символом мечты и ее воплощением.
   Но ведь нельзя же целы день торчать у крыльца.
   Набравшись храбрости, я вытащила из кармана ключ, подошла к дверям.
   - Пилар! - донесся из тумана голос с сильным французским акцентом.
   Я скорее  удивилась,  чем  испугалась.  Это  мог  быть  хозяин  нашей
квартиры - но я вроде бы не говорила ему, как меня зовут.
   - Пилар! - голос приблизился.
   Я оглядела площадь, затянутую туманной пеленой, и увидела -  на  меня
быстро надвигается чей-то  силуэт.  Кошмарный  сон,  в  котором  плавали
странные фигуры, обернулся явью.
   - Подожди. Мне надо поговорить  с  тобой.  Силуэт  приблизился,  и  я
поняла, что передо мной стоит  священник  -  именно  так  изображают  на
карикатурах сельских кюре: низенький, толстенький, с зачесанной  поперек
лысого темени прядью седых волос.
   - Здравствуй, - с широкой улыбкой он протянул мне руку.
   Я молча кивнула.
   - Как жаль, что туман все скрывает, - сказал  он,  глядя  на  дом.  -
Сент-Савен стоит на горе, и из ваших окон открывается чудесный вид и  на
долину внизу, и на ледяные вершины. Да ты, должно быть, и сама знаешь.
   Только сейчас я догадалась, что это настоятель монастыря.
   - А что вы здесь делаете? - спросила я. - И откуда знаете мое имя?
   - Хочешь войти? - словно не слыша, осведомился он.
   - Нет. Хочу, чтобы вы мне ответили.
   Он потер озябшие ладони и присел на ступеньку. Я - рядом с ним. Туман
становился все гуще - в нем потонула даже  церковь,  стоявшая  метрах  в
двадцати от нас.
   Можно было разглядеть только колодец. Я вспомнила слова хозяйки.
   - Она являет Свое присутствие, - сказала я.
   - Кто?
   - Богиня. Она приняла облик этого тумана.
   - Ах, так он говорил с тобой об этом! - рассмеялся священник.  -  Ну,
я-то предпочитаю называть Ее Девой Марией. Мне это как-то привычней.
   - Что вы здесь делаете? - повторила я. - Как узнали мое имя?
   -  Я  пришел,  потому  что  хотел  тебя  видеть.  Кто-то  из   группы
Харизматиков  сказал  мне  вчера  вечером,  что  ты  со   своим   другом
остановилась в Сент-Савене. А это совсем маленький городок.
   - Он пошел в семинарию.
   Перестав улыбаться, он покачал головой и произнес словно про себя:
   - Как жаль.
   - Жаль, что он в семинарии?
   - В семинарии его нет, я только что оттуда.
   Несколько минут я  молчала,  припоминая  все,  о  чем  думала  и  что
чувствовала, когда проснулась утром, - где взять денег? как  дать  знать
родителям, чтобы выслали на дорогу? Но  я  дала  клятву  и  была  твердо
намерена сдержать ее.
   Рядом со мной был священник. Когда я была маленькой, то все свои беды
и горести была готова поведать священнику.
   - Я измучена, - нарушила я молчание. - Меньше недели назад  я  знала,
кто я и чего хочу от жизни.
   А теперь кажется, будто какой-то вихрь  швыряет  меня  из  стороны  в
сторону, а я ничего не могу поделать.
   - Надо сопротивляться, - ответил священник. - Это важно.
   Эта реплика удивила меня.
   - Ничего удивительного, - продолжал он, словно догадавшись об этом. -
Я знаю, что Церкви нужны  новые  священники,  а  он  был  бы  прекрасным
служителем Бога.  Но  слишком  уж  высока  цена,  которую  ему  придется
заплатить.
   - Но где он? Неужели бросил меня здесь и уехал в Испанию?
   - В Испанию? В Испании ему  делать  нечего.  Он  живет  в  монастыре,
расположенном в нескольких километрах отсюда. Там его нет.  Но  я  знаю,
где его найти.
   От этих слов я приободрилась и повеселела - по крайней  мере,  он  не
уехал.
   Но на лице священника не было улыбки.
   - Не радуйся прежде времени, - проговорил он, словно опять прочел мои
мысли. - Лучше бы ему вернуться в Испанию.
   Священник поднялся и поманил меня за собой. В тумане ничего  не  было
видно дальше нескольких метров, но он как  будто  знал,  куда  идет.  Мы
вышли из Сент-Савена той же дорогой, на которой двое суток  -  или  пять
лет? - назад я выслушала рассказ о Бернадетте.
   - Куда мы идем? - спросила я.
   - Идем искать его, - был ответ.
   - Отец мой,  я  в  растерянности,  -  сказала  я  по  дороге.  -  Мне
показалось, будто вас печалит то, что его нет в семинарии.
   - Что знаешь ты о религиозной жизни, дочь моя?
   - Очень мало:  что  священники  дают  обет  бедности,  повиновения  и
целомудрия.
   Тут я помедлила, соображая, надо ли продолжать, и решила, что надо:
   - И оценивают греховность других, хотя сами  совершают  те  же  самые
грехи. Считают, будто знают все о браке и о любви, хотя сами не женятся.
Что грозят нам огнем геенны за проступки,  в  которых  повинны  сами.  И
представляют нам Бога гневным мстителем, возлагающим на род человеческий
вину за смерть Своего единственного Сына.
   Священник рассмеялся.
   - Да, ты, что называется, замечательно "подкована" в этом вопросе. Но
я спрашивал тебя не о католицизме, а о духовной жизни.
   Я замялась и в конце концов произнесла:
   - Точно не могу сказать, но знаю, что есть люди, которые, все бросив,
отправляются искать Бога.
   - И что же - находят?
   - Вам видней, я же понятия об этом не имею.
   Священник заметил, как я запыхалась, и пошел помедленнее.
   - Твое определение неверно, -  начал  он.  -  Тот,  кто  отправляется
искать Бога, понапрасну теряет время. Он может пройти по многим дорогам,
примкнуть ко многим религиям  или  сектам,  но  этим  способом  Бога  не
обретет никогда.
   Бог - здесь, сейчас, рядом с нами. Мы можем видеть Его в этом тумане,
в этой земле, в этой одежде, в этих  башмаках.  Его  ангелы  бодрствуют,
пока мы спим, и помогают нам,  когда  мы  работаем.  Чтобы  найти  Бога,
достаточно оглянуться вокруг себя.
   Эта встреча дается нелегко. По мере того как  Бог  будет  делать  нас
участниками  Своей  мистерии,  все  сильнее   и   сильнее   будет   наша
растерянность. Ибо Он постоянно просит нас следовать нашим  мечтаниям  и
внимать голосу нашего сердца. А это -  трудно:  ведь  мы  привыкли  жить
совсем иначе.
   И вот, к нашему удивлению, мы понимаем,  что  Бог  хочет  видеть  нас
счастливыми, ибо Он - наш отец.
   - И мать, - сказала я.
   Туман стал рассеиваться, и в просвете я увидела крестьянскую лачугу и
женщину, собиравшую хворост.
   - Да, и мать, - сказал священник. - Для того  чтобы  начать  духовную
жизнь, не нужно поступать в семинарию, поститься,  быть  трезвенником  и
сторониться женщин.
   Достаточно верить в Бога и принимать Его. Как  только  это  случится,
каждый превращается в Его путь, и все мы  становимся  передатчиками  Его
чудес.
   - Он говорил мне о вас, - перебила я  его.  -  И  внушал  мне  те  же
истины, что и вы.
   - Надеюсь, ты примешь его дары, - ответил священник. - Ибо, как  учит
нас история,  это  происходит  далеко  не  всегда.  Египетского  Озириса
четвертуют. Греческие боги ссорятся и враждуют из-за смертных  женщин  и
мужчин. Ацтеки изгоняют Кетцалькоатля. Боги викингов поджигают  Валгаллу
опять же из-за женщины. Иисуса распинают. Почему?
   Я не знала, что ответить.
   -  Потому  что  Бог  нисходит  на  Землю,  чтобы  показать  нам  наше
могущество. Мы - это частица Его мечты, а Он хочет  мечтать  о  счастье.
Если же мы самим себе признаемся, что Бог сотворил нас для  счастья,  то
должны будем допустить: все, что ведет нас к печали и поражению,  -  это
наша вина.
   И вот мы всегда убиваем Бога. На кресте ли, на костре ли, в  изгнании
ли или в сердце своем - но убиваем.
   - А те, кто понимает Его...
   - Те, кто понимает Его, преображают мир. Ценой многих жертв.
   Женщина, несшая хворост, заметила священника и подбежала к нам.
   - Спасибо, святой отец! - воскликнула она, целуя ему  руки.  -  Юноша
исцелил моего мужа!
   - Твоего мужа исцелила Пречистая Дева, - ответил он, ускоряя шаги.  -
А юноша был всего лишь орудием.
   - Нет, нет, это он! Войдите в мой дом, сделайте милость.
   В ту же минуту припомнился мне вчерашний вечер. Когда мы подходили  к
базилике, какой-то человек сказал мне: "Твой спутник творит чудеса!"
   - Мы спешим, - сказал священник.
   - Вовсе нет, - возразила я,  сильно  смущаясь  оттого,  что  говорила
по-французски и говорила скверно. - Я озябла и хочу выпить кофе.
   Женщина взяла меня за руку, и мы вошли. Дом с каменными стенами, но с
деревянным полом и потолком был удобен и  уютен,  хотя  и  не  роскошен.
Перед камином, где пылали дрова, сидел мужчина лет шестидесяти.
   Увидев священника, он приподнялся было, чтобы поцеловать ему руку.
   - Сиди, сиди, - удержал его тот. - Ты  еще  не  вполне  оправился  от
болезни.
   - Я уже прибавил десять  кило,  -  ответил  мужчина.  -  А  вот  жене
помогать пока не могу.
   - Пусть тебя это не заботит. Скоро будешь лучше прежнего.
   - А где юноша? - спросил мужчина.
   - Я видела его нынче там же, где и  всегда,  -  ответила  женщина.  -
Только обычно он ходит пешком, а сегодня был на машине.
   Священник молча взглянул на меня.
   - Благословите нас, святой отец, - попросила женщина.  -  Чудотворная
сила...
   - ...Пречистой Девы, - оборвал ее священник.
   - ...Пречистой Девы, Богородицы - это ведь и ваша сила. Ведь  это  вы
привели его к нам.
   На этот раз священник постарался не встретиться со мной глазами.
   - Помолитесь за моего мужа,  святой  отец,  -  настойчиво  произнесла
женщина.
   Священник глубоко вздохнул и, обращаясь к мужчине, сказал:
   - Поднимись и стань передо мной.
   Тот повиновался. Священник, закрыв глаза, прочел "Аве  Мария",  потом
воззвал к Святому Духу, прося явиться и помочь страждущему.
   Время от времени он ускорял речь, и тогда, хоть я и не все  понимала,
все это напоминало мне ритуал изгнания бесов.  Его  руки  прикасались  к
плечам больного и скользили вниз - до самых  пальцев.  Это  движение  он
повторил несколько раз.
   Хворост в камине затрещал громче. Это могло быть простым совпадением,
но я подумала: а вдруг священник вторгся в  области,  мне  неведомые,  -
вторгся и потревожил царившие в них стихии.
   Мы с хозяйкой вздрагивали каждый раз, когда горящее  дерево  издавало
сухой и резкий звук, похожий на выстрел. Священник  не  обращал  на  это
внимания: он был полностью увлечен выполнением задачи, он был орудием  в
руках Приснодевы. Он говорил на непонятном мне языке и произносил  слова
со сверхъестественной быстротой. Руки его уже не двигались, а неподвижно
лежали на плечах больного.
   Священник благословил его, размашисто осенив крес