чного Зачатия.
   - Сюда?
   - Не совсем. Недалеко отсюда.
   Он затормозил. Выйдя из машины, мы взялись за руки и пошли  вперед  в
густом тумане.
   - Это место вошло в мою жизнь неожиданно, - произнес он.
   "Так же, как ты - в мою", - подумала я.
   - Однажды именно здесь я понял, что сбился с  пути.  Нет,  не  совсем
так: скорее я понял, что вновь нашел свой путь.
   - Ты говоришь загадками, - сказала я.
   - Именно здесь я осознал, до чего же мне тебя не хватало.
   Я снова, сама не зная почему, огляделась по сторонам.
   - Какое отношение это имеет к твоему пути?
   - Нам надо снять квартиру, потому что обе гостиницы  в  этом  городке
работают только летом. А потом поужинаем в хорошем ресторане  -  посидим
спокойно, не опасаясь полиции, и не придется бегом бежать  к  машине.  А
когда вино развяжет нам язык, наговоримся вдосталь.
   Мы рассмеялись. Мне уже  стало  легче.  По  пути  я  вела  счет  всем
глупостям, которые приходили мне в голову. Когда же мы пересекли  горную
цепь, отделяющую Испанию от Франции, я помолилась Богу, чтобы Он избавил
мою душу от напряжения и страха.
   Я уже устала играть роль девочки-дурочки, вести себя наподобие многих
моих подруг, которые боятся невозможной любви, хоть толком и  не  знают,
что это такое. Если бы я вовремя не остановилась,  то  потеряла  бы  все
хорошее, что могли бы мне дать эти считанные дни рядом с ним.
   "Берегись, - подумала я. - Если в плотине появится  трещина,  никакой
силой в мире ее уже не заделать".
   - Защити нас, Пречистая Дева, ныне и присно, - сказал он.
   Я промолчала.
   - Почему ты не сказала "аминь"?
   - Потому что уже не считаю это нужным и  важным.  Было  время,  когда
религия составляла часть моей жизни. Было да прошло.
   Он развернулся, и мы двинулись к машине.
   - Но я все еще молюсь,  -  продолжала  я.  -  Я  молилась,  когда  мы
пересекали Пиренеи. Но в этом есть что-то  машинальное,  сама  не  знаю,
верю ли я своей молитве.
   - Почему?
   - Потому что страдала, и Бог меня не услышал.  Потому  что  -  и  это
часто случалось в моей жизни - я пыталась любить всем сердцем, но любовь
моя была предана и попрана. Если Бог есть Любовь, Он мог бы отнестись  к
моему чувству более бережно.
   - Да, Бог есть Любовь. Но  лучше  всех  разбирается  в  этом  вопросе
Пречистая Дева.
   Я расхохоталась, но, переведя взгляд на него, увидела, что  он  вовсе
не думает шутить, а говорит вполне серьезно:
   - Пречистой  Деве  открыта  тайна  того,  что  называется  "предаться
безусловно". Она, любя и страдая, избавляет нас от мук. Точно так же как
Иисус избавил нас от первородного греха.
   - Иисус - сын Божий. Приснодева же - лишь смертная  женщина,  которую
осенила благодать выносить Его в своем чреве, - ответила я, серьезностью
тона стараясь загладить свой неуместный смех.  Мне  хотелось,  чтобы  он
знал - я уважаю его веру. Но вера и любовь не  спорят  вообще,  а  уж  в
таком славном городке, как этот, - в особенности.
   Открыв дверцу машины, он вытащил  с  сиденья  два  наших  рюкзака.  Я
потянулась было за своим, но он с улыбкой отвел мою руку:
   - Разреши мне.
   "Давно уж со мной не обращались так галантно", - подумала я.
   Мы стучимся в первую же дверь, но женский голос отвечает, что комнаты
здесь не сдают. Из-за второй двери никто не отзывается. В  третьем  доме
старичок встречает нас радушно  и  приветливо,  но  оказывается,  что  в
комнате стоит двуспальная кровать. Я отказываюсь.
   - Может быть, поедем дальше, в городок побольше? - спросила я,  когда
мы вышли.
   - Сейчас мы найдем комнату, - ответил  он.  -  Ты  слыхала  притчу  о
Другом? Это - фрагмент истории, написанной лет сто назад неким...
   - Да неважно, кто ее написал, рассказывай, - прошу я, шагая  рядом  с
ним по единственной площади Сент-Савена.
   -  Один   человек   повстречал   старого   друга,   который   пытался
приспособиться к жизни и так и эдак, да все без толку. "Надо бы дать ему
немножко денег", - подумал он. И так случилось, что в тот же вечер узнал
он, что друг его разбогател и роздал все свои долги за много лет.
   Пошли они в бар, где любили бывать, и друг его платил за всех.  Когда
же его спросили, в чем причина такого успеха, тот ответил, что вплоть до
самого недавнего времени жил как Другой.
   - Что еще за "Другой"? - спросили его.
   - Другой - это тот, кем меня учили быть, но кем я не являюсь.  Другой
убежден, что человек всю свою жизнь обязан думать о том, как бы  скопить
Денег, чтобы под старость не умереть с голоду.  И  столько  он  об  этом
думает, и такие строит грандиозные планы,  что  обнаруживает,  что  жив,
лишь когда дней его на земле остается совсем мало. Спохватывается он, да
поздно.
   - Ну, а кто же ты такой?
   - А я - такой же, как любой из нас,  если  только  он  слушает  голос
своего сердца. Человек, очарованный мистерией жизни,  человек,  открытый
чуду, человек, которого радует и воодушевляет все,  что  он  ни  делает.
Беда в том, что Другой, вечно томимый страхом  разочарования,  не  давал
мне поступать так.
   - Но ведь существуют и страдания. - возразили посетители бара.
   - Существуют поражения. И никто на свете от них не застрахован, более
того - никто их не избегнет. А потому лучше воевать за исполнение  своей
мечты  и  в  войне  этой  проиграть   несколько   сражений,   чем   быть
разгромленным и при этом даже не знать, за что же ты сражался.
   - И все? - спросили слушатели.
   - И все. Когда мне открылась эта истина, я решил  быть  таким,  каким
мне на самом деле всегда хотелось быть. Другой остался там, у меня дома,
он смотрел на меня, но я его к себе больше не впускал, хоть он несколько
раз и пытался напугать меня, внушить, как сильно я рискую, не заботясь о
своем будущем, не откладывая на черный день.
   И с того мгновения, как я изгнал Другого из моей жизни,  Божественная
энергия стала творить свои чудеса.
   "Он  сочинил  эту  историю.  Это  выдумка,  хотя,   может   быть,   и
остроумная", - думала я, пока мы продолжали искать место для ночлега. Но
во всем Сент-Савене было не больше тридцати домов, так что  очень  скоро
пришлось ему признать мою правоту и согласиться с тем,  что  надо  ехать
дальше - в какой-нибудь городок покрупнее.
   Как бы ни был он преисполнен воодушевления, как бы давно и далеко  ни
отогнал он от себя Другого, жители Сент-Савена понятия не имели  о  том,
что его мечтой было заночевать в их городке, и содействовать  нам  вовсе
не желали. И еще мне казалось, что, пока он рассказывал эту  историю,  я
видела самое себя -  узнавала  свои  страхи,  свою  неуверенность,  свое
желание заслониться от всего, что сулит и возвещает чудеса, не  заметить
их - потому что завтра все может кончиться и мы будем страдать.
   Боги играют в кости и не спрашивают, хотим ли  мы  участвовать  в  их
игре.  Им  дела  нет  до  того,  что  там  у  тебя  осталось  позади   -
возлюбленный, дом, служба, карьера, мечта. Боги знать не хотят  о  твоей
жизни, в которой каждой вещи находилось свое  место  и  каждое  желание,
благодаря упорству и трудолюбию, могло осуществиться. Боги  не  берут  в
расчет наши планы и наши надежды; в каком-то уголке Вселенной играют они
в кости - и вот по случайности выбор падет на  тебя,  И  с  этой  минуты
выигрыш или проигрыш - дело случая.
   Боги, затеяв партию в кости, выпускают Любовь из ее клетки. Эта  сила
способна созидать или разрушать - в  зависимости  от  того,  куда  ветер
подует в тот миг, когда она вырвется на волю.
   Пока что ветер дул в его сторону. Но ветры прихотливы  и  переменчивы
не хуже богов - и вот где-то в самой глубине моего  существа  ощутила  я
некое дуновение.
   Словно для того, чтобы доказать мне, что история Другого - это чистая
правда и что Вселенная всегда выступает на стороне мечтателей, мы вскоре
сумели снять комнату - комнату с двумя кроватями. Я прежде всего приняла
ванну, выстирала одежду и повесила на плечики недавно  купленную  майку.
Почувствовала себя совсем иначе - и это придало  мне  уверенности.  "Как
знать, а вдруг Другой не нравится эта майка", - засмеялась я про себя.
   После ужина с хозяевами дома  -  осенью  и  зимой  рестораны  в  этом
городке тоже были закрыты - он  попросил  бутылку  вина,  пообещав,  что
утром купит и отдаст.
   Мы оделись, взяли два стакана и вышли из дому.
   - Давай сядем у колодца, - предложила я.
   Мы так и сделали - сели и принялись  потягивать  вино,  согреваясь  и
успокаиваясь.
   - Похоже, что Другой вернулся и воплотился в тебя, - пошутила я. - Ты
в скверном настроении.
   Он рассмеялся:
   - Я говорил, что мы найдем  комнату,  -  и  нашли.  Вселенная  всегда
помогает нам осуществить наши мечты, какими бы дурацкими  они  ни  были.
Ибо это наши мечты, и только нам известно, чего стоило вымечтать их.
   Площадь тонула в желтоватом - от света фонаря - тумане,  не  дававшем
разглядеть ее противоположный край.
   Я глубоко вздохнула. Дальше откладывать было невозможно.
   - Давай поговорим о любви, - сказала я. - Не  будем  больше  избегать
этого. Ты ведь знаешь, как я провела эти дни. Будь моя воля,  этой  темы
не возникло бы вовсе. Но если уж она возникла, не  думать  о  ней  я  не
могу.
   - Любовь опасна.
   - Знаю. Мне приходилось  любить.  Любовь  -  это  наркотик.  Поначалу
возникает эйфория, легкость, чувство полного растворения.  На  следующий
день тебе хочется еще. Ты пока не успел  втянуться,  но,  хоть  ощущения
тебе нравятся, ты уверен, что сможешь в любой момент обойтись  без  них.
Ты думаешь о любимом существе две минуты и на три часа забываешь о  нем.
Но постепенно ты  привыкаешь  к  нему  и  попадаешь  в  полную  от  него
зависимость. И тогда ты думаешь о  нем  три  часа  и  забываешь  на  две
минуты, Если его нет рядом, ты испытываешь то же, что наркоман, лишенный
очередной порции зелья. И в такие минуты,  как  наркоман,  который  ради
дозы способен пойти на грабеж, на убийство и на любое унижение, ты готов
на все ради любви.
   - Пугающая аналогия, - произнес он.
   И вправду - мой пример  плохо  вязался  с  вином,  с  колодцем  и  со
средневековыми домиками, кольцом окружавшими площадь. Тем не  менее  все
было именно так, как я сказала. Если он совершил столько  усилий,  чтобы
добиться любви, то должен знать, какие опасности его подстерегают.
   - И потому любить нужно только того, кого сможешь удержать  рядом,  -
договорила я.
   Он долго не отвечал, вглядываясь в туман. Было похоже, что он  больше
не предложит мне поплавать по опасным волнам разговора о  любви.  Да,  я
была сурова с ним, но что еще мне оставалось?
   "Вопрос закрыт", - подумала я. Трех дней, проведенных нами бок о  бок
- да еще вдобавок я ходила в одном  и  том  же,  -  хватило  ему,  чтобы
отказаться от своего намерения. Моя женская гордость была  уязвлена,  но
одновременно я испытывала и облегчение.
   "Неужели в глубине души я этого и хотела?"
   Вероятно - потому что уже предощущала, какой бурей обернется  ветерок
любви. Потому что уже различала трещинку, змеившуюся по стене плотины.
   Мы еще довольно долго пили и говорили о пустяках - обсуждали  хозяев,
сдавших  нам  комнату,  вспомнили  святого,   в   незапамятные   времена
основавшего этот городок. Он рассказал мне две-три легенды, связанные  с
церковью на  противоположной  стороне  маленькой,  потонувшей  в  тумане
площади.
   - Ты меня не слушаешь, - вдруг сказал он.
   И правда - мысли мои витали неизвестно где. Мне  хотелось  бы,  чтобы
рядом со мной был человек, в присутствии которого мое сердце  билось  бы
ровно и мерно, человек, рядом с которым мне было бы спокойно, потому что
я не боялась бы на следующий день потерять его. И время бы  тогда  текло
медленнее, и мы могли бы просто молчать, зная, что для разговоров у  нас
впереди еще целая жизнь.  И  мне  не  надо  было  бы  принимать  трудные
решения, ломать голову над  серьезными  вопросами,  произносить  жесткие
слова.
   Мы молчим - и это многое значит. Впервые в жизни  мы  с  ним  молчим,
хоть я и осознала это только сейчас, когда он поднялся, чтобы  раздобыть
еще бутылку вина.
   Мы молчим. Я слышу его шаги -  он  возвращается  к  колодцу,  где  мы
провели вместе уже больше часа, потягивая вино, вглядываясь в туман.
   Впервые в жизни мы молчим - молчим  по-настоящему.  Нет,  это  не  то
молчание, которое сковывало нас в машине по пути из Мадрида в Бильбао. И
не то, которое леденило мое сердце страхом, пока я стояла  в  часовне  в
окрестностях Сан-Мартин-де-Ункса.
   Такое молчание красноречивей всяких слов. Такое молчание говорит мне,
что нам с ним больше нет надобности что-то объяснять друг другу.
   Шаги стихают. Он смотрит на меня, и, должно быть,  красивая  картинка
возникает перед ним - ночь, туман,  колодец,  женщина,  слабо  озаренная
светом фонаря.
   Средневековые домики, церковь XI века, безмолвие.
   Вторая бутылка вина была  уже  наполовину  пуста,  когда  я  решилась
нарушить молчание.
   - Вчера утром я уже совсем было сочла, что спиваюсь. Пью целый  день.
За эти трое суток выпила больше, чем за весь прошлый год.
   Не произнося ни слова, он проводит рукой по моим  волосам.  Я  ощущаю
его прикосновение и не делаю попыток отстраниться.
   - Расскажи мне немного о своей жизни, - прошу я.
   - В моей жизни нет ничего сверхъестественного. Я следую своим путем и
стараюсь по мере сил пройти его достойно.
   - И что же это за путь?
   - Путь того, кто ищет любовь, - и замолкает  на  мгновенье,  вертя  в
руках почти пустую бутылку. - А любовь - это трудный путь.
   -  Трудный,  потому  что  он  либо  вознесет  тебя  к  небесам,  либо
низвергнет в преисподнюю, - говорю я, не вполне относя эти слова к самой
себе.
   Он  ничего  не  отвечает.  Быть  может,  он  еще  погружен  в  пучину
безмолвия, но вино вновь развязало мне язык, и я чувствую  необходимость
высказаться.
   - Ты сказал, что в этом городке что-то изменилось.
   - Да, мне так кажется. Но я не уверен и вот поэтому захотел  привезти
тебя сюда.
   - Так это проверка?
   - Нет, это дар Той, кто поможет мне принять верное решение.
   - Кто это?
   - Приснодева.
   Приснодева. Я могла бы и сама догадаться. На меня производит  сильное
впечатление  то,  что  после  стольких   странствий,   открытий,   новых
горизонтов, открывшихся ему, все еще сильна в нем католическая прививка,
сделанная в детстве. А вот я и мои друзья  -  по  крайней  мере  в  этом
отношении - переменились сильно: вина и грехи давно уже не тяготеют  над
нами.
   - Как славно, что после всего, через что  тебе  пришлось  пройти,  ты
сумел сохранить прежнюю веру.
   - Нет, не сумел, Я потерял ее и вновь обрел.
   - Веру в Деву? В невозможное, небывалое, фантастическое? Ты не познал
плотской любви? Ты избегаешь активного секса?
   - Вовсе нет. С этим все нормально. У меня было много женщин.
   Я ощущаю укол ревности и сама удивляюсь этому. Но  внутренняя  борьба
вроде бы улеглась и мне не хочется, чтобы она началась вновь.
   -  Почему  она  -  "Дева"?  Почему  Богоматерь  не  покажут  нам  как
обыкновенную женщину, подобную всем прочим?
   Одним  глотком  он  приканчивает  бутылку  -  там  оставалось  совсем
немного. Спрашивает, не хочу ли я еще вина  -  он  раздобудет,  -  но  я
отказываюсь.
   - Я хочу только, чтобы ты мне ответил. Всякий раз, как мы затрагиваем
некоторые темы, ты сейчас же переводишь разговор на другое.
   - Она и была самой обычной женщиной. Она родила  и  других  детей.  В
Писании сказано, что Иисус был  старшим  из  троих  братьев.  Непорочное
зачатие Иисуса имеет иной смысл: Мария начинает новую  благодатную  эру,
открывает  другой  этап.  Она  -  космическая  невеста,  Земля,  которая
принимает небо и оплодотворяется им. И в этот миг, благодаря тому, что у
Нее хватило отваги принять свою судьбу, Она дает Богу возможность  сойти
на Землю. И превращается в Великую Мать.
   Я не в состоянии следить за ходом его мысли. И он понимает это:
   - Она - это женский лик Бога. Она наделена  собственной  божественной
природой.
   Речь  его  звучит  негладко  -  слова  выговариваются  с  трудом,   с
напряжением, словно он совершает грех, произнося их.
   - Богиня? - спрашиваю я.
   Я жду, что он объяснит мне это, но он  не  продолжает  разговор.  Еще
несколько минут назад я с иронией думала о том, как крепко вбит  в  него
католицизм, а теперь мне кажется, что он совершает святотатство.
   - Кто такая Дева? Кто - Богиня? - настаиваю я.
   - Это трудно объяснить, - ему явно не по себе, и с каждой  минутой  -
все сильней. - У меня здесь есть кое-что при себе. Если  хочешь,  можешь
прочесть.
   - Не буду я сейчас ничего читать! Объясни мне так!
   Он тянется за бутылкой вина, но она пуста.  Мы  уже  не  помним,  что
привело нас к этому колодцу. Возникает  ощущение  чего-то  необыкновенно
значительного - словно каждым своим словом он творит чудо.
   - Ну, говори же!
   - Ее  символ  -  вода,  Ее  окружает  туман.  Богиня  обнаруживает  и
проявляет Себя в стихии воды.
   Туман  вокруг  нас,  казалось,   ожил,   обрел   собственное   бытие,
превратился в некую священную субстанцию - хоть я по-прежнему не  вполне
отчетливо понимала смысл произносимых им слов.
   - Не стану углубляться в  историю.  Если  захочешь  -  сама  прочтешь
рукопись, которая у меня с собой. Знай только, что эта женщина - Богиня,
Дева Мария, иудейская Шехина, египетская Изида, Великая  Мать,  София  -
присутствует во всех мировых религиях.  Ее  пытались  предать  забвению,
поставить под  запрет,  Она  прятала  и  меняла  обличье,  но  культ  Ее
переходил из тысячелетия в тысячелетие и дошел до наших  дней.  Один  из
ликов Бога - это женский лик.
   Я гляжу на него. Блестящие глаза устремлены в клубящийся  перед  нами
туман. Понимаю, что можно больше не настаивать - он и так продолжит свой
рассказ.
   - О Ней говорится в первой главе Библии. Помнишь -  "...и  дух  Божий
носился над водою"?  И  Он  поставил  Ее  под  и  над  звездами.  Это  -
мистический брак Земли и Неба. О Ней же говорится и  в  последней  главе
Писания, когда:
 
   И Дух и невеста говорят: прииди!
   И слышавший да скажет: прииди!
   Жаждущий, пусть приходит,
   И желающий пусть берет воду жизни даром.
 
   - А почему женский лик Бога символизирует вода?
   - Не знаю. Но обычно Он избирает это средство,  чтобы  выявить  Себя.
Может быть, потому, что вода - это источник жизни, ведь в утробе  матери
мы девять месяцев окружены водой. Вода - это символ женской  Власти,  на
которую не посмеет претендовать, которую не решится оспорить даже  самый
просвещенный и совершенный мужчина.
   Он замолкает на мгновение и продолжает:
   - В каждой религии, в каждом веровании Она  проявляет  Себя  так  или
иначе - но  проявляет  непременно.  Для  меня  -  католика  -  Ее  черты
явственно проступают в образе Девы Марии.
   Он берет меня  за  руку,  и  минут  через  пять  мы  уже  выходим  из
Сент-Савена. Минуем по дороге невысокую колонну, увенчанную крестом,  но
- вот как странно! - там, где обычно принято помешать лик Иисуса Христа,
мы видим образ Пресвятой Девы. Мне вспоминаются его слова, и  совпадение
удивляет меня.
   И вот теперь тьма и  туман  обволакивают  нас  с  ног  до  головы.  Я
представляю себя в воде, в материнской утробе, там, где еще нет времени,
где бытие не отягощено сознанием. Да,  все,  что  он  сказал,  исполнено
смысла - и смысла ужасающего. Я вспоминаю пожилую даму,  сидевшую  рядом
со мной на лекции. Вспоминаю рыжую девушку, приведшую меня на площадь, -
ведь и она говорила, что вода есть символ Богини.
   - Километрах в двадцати отсюда есть пещера, -  продолжает  он.  -  11
февраля 1858 года одна девочка вместе с двумя  другими  детьми  собирала
хворост  неподалеку  от  нее.  Девочка  была  болезненная,   слабенькая,
страдала  астмой,  а  родители  ее  были  так  бедны,  что  едва  ли  не
нищенствовали. И в тот зимний день она  побоялась  переходить  небольшой
ручей вброд - вдруг вымокнет,  простудится  и  сля