то
за ночь здесь берут триста долларов. На меньшее не соглашайся.

     Прежде чем  Мария успела ответить, они уже сидели в  такси, а швейцарец
повторял заранее выученные слова. Разговор был простой:
     -- Работать? Доллары? Бразильская звезда?
     А Мария  тем временем вспоминала последние  слова переводчика -- триста
долларов за ночь! Это целое состояние! И не надо страдать из-за любви -- она
ведь  может соблазнить его, как соблазнила хозяина магазина,  выйти  за него
замуж, завести ребенка, обеспечить сносную жизнь родителям.  Что  ей терять?
Швейцарец уже стар, долго не  протянет,  а она останется богатой  вдовой  --
Марии казалось, что в Швейцарии денег много, а женщин -- мало.
     Ужин проходил в  молчании -- улыбка,  улыбка в  ответ  -- и Мария стала
постепенно понимать, что такое "ток пошел", а ее спутник показал ей альбом с
надписями   на  неведомом   ей  языке  и   фотографиями   женщин   в  бикини
(действительно, не чета ее купальнику -- красивей и откровенней), вырезки из
газет,  яркие крикливые афиши и буклеты, где мелькало единственное  знакомое
слово -- "Бразилия". Мария много пила, боясь, что вот-вот последует то самое
предложение (хотя ей в жизни еще такого не предлагали, но триста долларов на
дороге  не  валяются, а  от выпитого все  становилось как-то проще, особенно
если вспомнить,  что никого  из  ее  родного городка поблизости нет). Однако
швейцарец вел себя как настоящий джентльмен  -- даже  пододвигал стул, когда
она  садилась.  Наконец  она  сказала, что  очень  устала,  и назначила  ему
свиданье назавтра,  на пляже (ткнуть пальцем  в цифру  на циферблате  часов,
сделать волнообразное движение и медленно повторить несколько раз "завтра").
     Он вроде бы понял, тоже посмотрел на свои часы  (наверняка швейцарские)
и кивнул.
     Спала  она плохо. А  когда  все же удалось задремать, приснилось, будто
все,  что было,  --  было сном. Но  проснувшись,  поняла -- нет, не  сон:  в
скромном номере на спинке стула висело  платье, под  стулом стояли туфли,  в
условленный час на пляж должен был прийти швейцарец.

     Запись в дневнике Марии, сделанная в день знакомства со швейцарцем:
     Все мне  подсказывает, что я готова совершить  ошибку,  но не ошибается
тот,  кто ничего  не делает. Чего хочет  от меня мир? Чтобы я не  рисковала?
Чтобы вернулась туда, откуда пришла, и не осмелилась сказать жизни "да"?

     В одиннадцать лет, в тот день,  когда мальчик  спросил, нет ли  у  меня
лишней ручки, я совершила ошибку. Именно тогда я поняла, что жизнь не всегда
дает вторую попытку  и  что подарки, которые иногда  она  тебе  преподносит,
лучше принимать. Да, я рискую, но не больше, чем решившись сесть  в автобус,
привезший меня в Рио, -- ведь он мог попасть в аварию. Если я должна хранить
верность кому-то  или чему-то, то в первую  очередь -- самой себе.  Если ищу
любви истинной и большой, то сначала надо устать от мелких чувств, случайных
романов. Мой ничтожный  опыт учит меня: никто не владеет ничем, все на свете
призрачно  и  зыбко  --  и  это  касается и  материальных благ,  и  духовных
ценностей.  Человек,  которому случалось  терять то, что, как ему  казалось,
будет принадлежать ему вечно (а со мной такое бывало  часто), в конце концов
усваивает, что ему не принадлежит ничего.

     А  если мне  ничего  не  принадлежит,  я не могу тратить  свое время на
заботы  о том,  что  не мое; лучше жить так,  словно сегодня -- первый  (или
последний) день твоей жизни.

x x x

     На следующий день,  в присутствии Маилсона,  переводчика-телохранителя,
который теперь  называл  себя  еще  и  ее  импрессарио, Мария  сказала,  что
принимает предложение  -- если  получит  документ, заверенный в консульстве.
Швейцарец, для которого такое условие было, по всей видимости, не в новинку,
ответил,  что и  сам этого  хочет, поскольку  для работы в его  стране нужна
официальная бумага,  где черным по белому было бы написано  --  никто, кроме
нее, не сможет делать то, что собирается делать она. Достать  такой документ
нетрудно --  у  швейцарских женщин нет призвания к самбе. Они  отправились в
центр  города,  и  Маилсон  потребовал   комиссионные  --  30  процентов  от
полученных Марией 500 долларов.
     --  Сейчас  идет  неделя  выплат. Одна  неделя,  понимаешь?  Ты  будешь
получать 500 долларов в неделю, но уже без вычетов, потому что я беру деньги
только с первой выплаты.
     До этой минуты предстоящее путешествие, сама мысль о том, чтобы куда-то
уехать, --  все казалось нереальным, чем-то вроде мечты,  а  мечта --  штука
очень  Удобная, потому  что  мы  вовсе  не  обязаны осуществлять  то,  о чем
мечтаем.  Мы избавлены  от риска,  от горечи  неудач,  от  тяжких  минут,  а
состарившись, всегда можем обвинить  кого-нибудь -- родителей ли (это бывает
чаще всего), супругов, детей -- в том, что не добились желаемого.
     И вот  возникает шанс, на который мы  так надеялись, но  лучше бы он не
возникал! Как сможет она достойно ответить на вызов жизни, ей неведомой, как
сумеет избежать опасностей, о которых даже  не подозревает? Как оставит все,
к  чему так  привыкла? Почему Пречистая Дева простерла свою щедрость уж  так
далеко?
     Мария утешала себя  тем, что в любую минуту  сможет отказаться от  этой
затеи,  обратить  все  дело  в   шутку,  заявить,   что  не  несет   никаких
обязательств, -- дескать, просто хотела новых впечатлений, чтобы, вернувшись
домой, было что рассказать. В конце концов, живет она  за тысячу  километров
отсюда, в бумажнике у нее -- 350 долларов, и, если завтра она  решит собрать
чемоданы и сбежать домой, ее никогда не найдут.

     Вечером  того  дня, когда они ходили  в  консульство, Марии  захотелось
пройтись  одной  по берегу моря,  разглядывая  детей,  волейболистов, нищих,
пьяниц,  продавцов  кустарных  поделок   (типично   бразильских   сувениров,
изготовленных, правда,  в  Китае),  тех, кто  бегал  трусцой  или  занимался
гимнастикой  в  чаянии  отогнать  старость,   иностранных  туристок,  мамаш,
пестующих  своих  чад,  пенсионеров, играющих в карты.  Вот  она  приехала в
Рио-де-Жанейро,   побывала  в  ресторане  самого  наипервейшего  разряда,  в
швейцарском  консульстве, познакомилась с  иностранцем, с его  переводчиком,
получила в подарок платье  и туфли, которые в ее  городке  никому  -- никому
решительно -- были не по карману.
     А что теперь?
     Она глядела на линию горизонта,  за которым  скрывался  противоположный
берег  моря; учебник  географии  утверждал, что, если двигаться  по  прямой,
окажешься  прямо в Африке, где львы  и гориллы. А если отклониться немного к
северу,  попадешь в  волшебное  царство  под  названием  Европа,  где  стоят
Эйфелева  башня, и башня  Пизанская,  и  Диснейленд. Что она  теряет?  Как и
всякая бразильянка, она научилась танцевать  самбу  раньше, чем выговаривать
слово "мама"; не понравится -- всегда можно вернуться. Тем более что она уже
усвоила -- подвернувшуюся возможность надо использовать.
     Слишком  уж часто говорила  она  "нет"  в тех случаях, когда хотела  бы
сказать "да".  Слишком твердо  решалась  испытать лишь то,  что можно  будет
взять под контроль,  --  вот  хоть  ее романы, к примеру. Теперь  она стояла
перед неизведанным -- таким же неведомым,  каким было это море для  тех, кто
впервые отправлялся по нему в плаванье:  это она помнила по  школьным урокам
истории. Конечно, можно сказать "нет" и на этот раз,  но не будет ли  она до
конца дней корить себя, как  после той истории с мальчиком, спросившим,  нет
ли у нее лишней ручки, и исчезнувшим вместе с  первой любовью? Можно сказать
"нет", но почему бы не попробовать на этот раз сказать "да"?!
     По  одной  простой  причине: она  -- девушка из  глухой провинции,  она
ничего в жизни не видела и  не знала, и за душой у нее не было ничего, кроме
средней  -- более  чем  средней  --  школы, могучей  культуры телесериалов и
убежденности в своей красоте. Этого явно  недостаточно, чтобы смотреть жизни
в лицо.
     Она  видела, как несколько человек, смеясь, смотрят на волны, а войти в
море боятся.  Всего два дня назад  и она была  такой же,  как  они, а теперь
ничего не боится, бросается в воду, когда захочет, словно родилась в здешнем
краю. Может быть, и в Европе произойдет то же самое?
     Она  произнесла  про себя молитву, снова прося у  Пречистой  совета,  и
через минуту решимость окрепла  в ней -- она почувствовала себя под защитой.
Да, всегда можно  вернуться, но не  всегда  выпадает шанс уехать так далеко.
Стоит рискнуть, если на одной  чаше весов  -- мечта (особенно если швейцарец
не  передумает), а на другой  -- двое суток  обратного  пути в  автобусе без
кондиционера.
     Мария  так воодушевилась, что, когда  он снова пригласил ее  поужинать,
попыталась  придать себе  томно-чувственный  вид  и даже взяла его за  руку,
которую швейцарец тотчас отдернул.  И  вот тогда --  со  смешанным  чувством
страха и облегчения -- она поняла, что дело затевается серьезное.
     --  Звезда  самбы!  -- сказал он. -- Красивая звезда бразильской самбы!
Ехать -- через неделя!
     Все  было  чудом,  но это "через  неделю" выходило  уже за все мыслимые
рамки  постижения. Мария объяснила, что  не может принять такое  решение, не
посоветовавшись  с  родителями.  Тогда  швейцарец сунул  ей  под  нос  копию
подписанного ею документа, и тут она испугалась по-настоящему.
     -- Контракт!
     Хоть она  и  решила  для  себя,  что  поедет,  но  сочла нужным все  же
посоветоваться  с  Маилсоном --  даром,  что ли,  он  стал  называть себя ее
импрессарио? Совсем даже не даром, а за неплохие деньги.
     Но  Маилсону в  это  время было  не  до  нее --  он был  занят тем, что
старался соблазнить немецкую туристку, которая только что поселилась в отеле
и загорала топлесс, поскольку была совершенно убеждена, что в Бразилии царят
самые свободные нравы (и не замечала, что  на пляже она одна ходит, выставив
голые груди на всеобщее обозрение, отчего всем остальным слегка не по себе).
С трудом удалось привлечь его внимание к тому, что говорила Мария.
     -- Ну а если я передумаю? -- допытывалась она.
     -- Я не знаю, что там в контракте,  но думаю, швейцарец притянет тебя к
суду.
     -- Да он в жизни меня не разыщет!
     -- Тоже верно. В таком случае, не беспокойся.
     Однако беспокоиться начал  швейцарец, уже заплативший ей 500 долларов и
потратившийся на платье, на туфли, на два ужина в ресторане и  на оформление
контракта  в консульстве. И когда Мария опять стала настаивать,  что  должна
поговорить с родителями,  он решил  купить два  билета на самолет  и  лететь
вместе с нею в ее  городок -- с тем чтобы за 48  часов все уладить,  а через
неделю,  как  и было задумано, --  вернуться в  Европу. Опять  были улыбки и
улыбки  в ответ,  но Мария начала понимать, что  речь  идет о документе, а с
документами, так же как с обольщением и с чувствами, шутки плохи.

     Весь городок впал в горделивое ошеломление, когда его дочь -- красавица
Мария -- вернулась из Рио в сопровождении иностранца, который приглашал ее в
Европу,  чтобы  сделать  звездой.  Об этом  узнали  все соседи  -- ближние и
дальние, -- а все одноклассницы задавали только один вопрос: "Как это у тебя
вышло?"
     -- Повезло, -- отвечала Мария.
     Но подруги продолжали допытываться, со всякой ли,  кто приезжает в Рио,
случается  подобное, потому  что это  было  очень похоже на  эпизод "мыльной
оперы". Мария не говорила ни  "да", ни "нет", чтобы придать  особую ценность
обретенному ею опыту и показать девчонкам, что она -- человек особый.
     У  нее дома швейцарец снова достал  свой альбом  и буклет и контракт, а
Мария тем временем объясняла, что  у нее теперь есть свой импрессарио, и она
желает  сделать артистическую карьеру. Мать, мельком глянув на  те крошечные
бикини, в которых были запечатлены  девушки  на  фотографиях,  тотчас отдала
альбом  и ни о чем не пожелала  спрашивать. Ей  было  важно только, чтобы ее
дочь была счастлива и богата или несчастлива -- но все равно богата.
     -- Как его имя? -- Роже.
     -- По-нашему выходит Рожерио! Моего двоюродного брата так звали.
     Швейцарец улыбнулся,  захлопал в ладоши,  так  что  всем  стало ясно --
смысл вопроса он уловил. Отец сказал Марии:
     -- Да он вроде бы мой ровесник.
     Но мать попросила  его не  вмешиваться, не мешать счастью дочери. Как и
все портнихи,  она  много  разговаривала с  клиентками  и  приобрела большие
познания в вопросах любви и супружеской жизни, а потому посоветовала:
     -- Знаешь, что я тебе скажу, доченька: лучше несчастливая жизнь замужем
за богатым, чем, как говорится, рай в шалаше. Не бывает в шалаше рая. А там,
куда  ты  отправляешься, у тебя больше шансов  стать если не счастливой, так
богатой. А не выгорит дело -- сядешь в автобус да прикатишь домой.
     Мария,  хоть и  выросла  в  захолустье,  но  все  же была поумней,  чем
представлялось матери или будущему мужу:
     -- Мама, из  Европы  в Бразилию автобусы не ходят,  -- сказала она  для
того лишь, чтобы  посмотреть, что из этого выйдет. --  И потом, я же не мужа
себе ищу, а собираюсь стать артисткой.
     Мать поглядела на нее едва ли не с отчаянием:
     --  Если "туда"  доедешь,  то и "обратно"  доберешься. Артисткой хорошо
быть,  пока девушка совсем еще молоденькая, пока красота ее при ней. Это лет
до  тридцати.  А  потому  не  теряйся, найди  себе  честного  и  порядочного
человека,  да чтоб любил тебя, и выходи за него замуж. И о любви особенно не
заботься -- я  поначалу совсем не любила  твоего отца, но за деньги  все  на
свете купишь -- в том числе и настоящую любовь. А ведь твой отец совсем даже
не богач.
     Да, это  был совет не подруги,  а матери. И  48  часов спустя снова уже
была Мария в Рио, хотя перед отъездом успела зайти -- одна, разумеется, -- в
тот магазин, где работала до своего отпуска, и попросить расчет.
     -- Слышал, слышал,  что знаменитый  французский импрессарио решил взять
тебя в  Париж,  --  сказал ей  хозяин. -- Удерживать тебя  и отговаривать не
стану, ищи свое счастье, просто хочу тебе кое-что сказать перед разлукой.
     Он достал из кармана ладанку на шнурке.
     -- Это  -- чудотворная ладанка  Приснодевы Благодатной. В  Париже  есть
собор, выстроенный в ее  честь,  так что в  случае чего можно туда сходить и
попросить у Нее защиты. Видишь, что тут написано?
     И  Мария заметила, что вокруг образа Девы выведены  слова:  "Мария, без
греха зачавшая, молись за нас и прими нас под Свой покров. Аминь".
     --  Слова эти повторяй хотя бы  раз в день. И... -- он заколебался,  но
было  уже поздно, -- ...и  если когда-нибудь надумаешь вернуться, знай  -- я
жду тебя.  Я упустил  возможность сказать  тебе  одну простую вещь: "Я люблю
тебя".  Может быть,  уже поздно, но все-таки мне хочется,  чтобы ты знала об
этом.
     Что значит  "упустить возможность" Мария узнала  рано. А  слов "Я люблю
тебя"  она к своим двадцати двум годам наслушалась предостаточно, причем  ей
стало  казаться,  что  слова  эти совершенно  лишены смысла --  ведь  ничего
серьезного, глубокого,  прочного  и  длительного  они не  приносили.  И  она
поблагодарила  хозяина, спрятала  эти  слова куда-то в подсознание  (никогда
ведь  не  знаешь,  какие  каверзы  подстроит нам  жизнь,  а помнить,  что  в
чрезвычайных обстоятельствах есть куда  броситься,  -- приятно), одарила его
целомудренным поцелуем в щечку и ушла не оглядываясь.

     Вернулись в Рио, всего за один  день выправили  ей паспорт ("Бразилия и
вправду  сильно изменилась", --  сказал  по этому  поводу Роже,  использовав
два-три  португальских слова и несколько иностранных, которые Мария перевела
как:  "А   раньше  сколько  с  этим  было   мороки!").   Вскоре  с   помощью
импрессарио-охранника-переводчика    Маилсона   было   приобретено   и   все
недостающее: одежда, обувь, косметика -- словом, все,  о чем такая  женщина,
как Мария, могла только мечтать. Накануне отлета  Роже сводил ее в  кабаре и
обрадовался, узнав,  кто из танцовщиц понравился ей больше всего, --  Мария,
обнаружив хороший вкус, отдала предпочтение  настоящей звезде, выступавшей в
кабаре  "Колоньи", смуглой  красотке со светлыми  глазами  и волосами  цвета
крыла  грауны  (есть в Бразилии  такая птица,  с  оперением которой  местные
писатели  любят сравнивать  иссиня-черные  волосы).  Виза  с  разрешением на
работу  была  получена в консульстве, чемоданы  уложены, и на следующий день
они  отправились в  страну, славящуюся  часами,  шоколадом и  сырами, причем
Мария была твердо намерена обольстить своего швейцарца -- в конце концов, он
не так уж и стар, совсем не уродлив и явно не беден. Что еще нужно?

x x x

     Мария  была  измучена  долгим  перелетом,  но  дело было  не  только  в
усталости: она еще  в аэропорту почувствовала, как сердце щемит  от  страха:
ведь она -- в полной власти этого человека, не знает ни страны,  ни языка, а
тут так  холодно... А Роже менялся прямо на  глазах: он явно не стремился ей
понравиться, и хоть и раньше никогда  не пытался поцеловать ее или взять  за
грудь, но теперь всем своим видом демонстрировал полное отчуждение. Он отвез
ее в маленький отель и познакомил с соотечественницей -- молодой и печальной
женщиной по имени Вивиан, которой и поручил подготовить Марию к работе.
     Вивиан бесцеремонно  смерила ее  неласковым взглядом,  хотя могла  бы и
потеплее  отнестись к землячке, впервые оказавшейся за границей. И, не тратя
времени на расспросы о самочувствии, перешла прямо к делу:
     -- Иллюзий  не  строй. Каждый  раз,  как  кто-нибудь  из  его танцовщиц
выходит замуж  -- а происходит  это довольно часто, --  Роже отправляется  в
Бразилию. Он знает, чего хочет, да и ты, я  думаю,  тоже. И сюда приехала за
чем-то одним из трех -- либо за новыми впечатлениями, либо за деньгами, либо
мужа искать.
     Как она догадалась?  Неужели  все на свете хотят одного и того  же? Или
Вивиан умеет читать мысли?
     --  Все,  кто  попадает сюда,  ищут  это, -- продолжала Вивиан, и Мария
окончательно убедилась в том, что да, умеет. -- Что касается впечатлений, то
здесь слишком холодно, да и  денег  на путешествия  не хватит. Насчет денег.
Чтобы заработать на обратный билет и возместить расходы на стол и кров, тебе
придется вкалывать целый год.
     -- Но...
     -- Знаю, знаю -- вы так не договаривались. А  на самом деле,  ты, как и
все  остальные,  просто-напросто  забыла  спросить  об  этом.  Была   бы  ты
поосмотрительней, прочла бы контракт  повнимательней -- знала  бы  поточней,
куда  попала.  Дело  в  том,  что  швейцарцы  не  лгут,  а  просто о  многом
умалчивают.
     Мария почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.
     --  Ну и, наконец,  последнее. Муж. Каждое замужество --  это  ощутимый
удар по финансам Роже,  а потому  он костьми ляжет, чтобы  не допустить его:
нам  запрещено  даже   разговаривать  с  клиентами.  Чтобы  познакомиться  с
кем-нибудь,  тебе придется сильно  рисковать. У нас это не получится.  У нас
обстановка такая... семейная, что ли. Это тебе не Бернская улица.
     Бернская улица?
     --  К нам приходят супружеские пары, ну и туристы -- их обычно немного,
--  а те,  кто  ищут  себе подругу,  отправляются куда-нибудь  еще.  Научись
танцевать.  Если  научишься  еще  и  петь,  тебе  будут  больше  платить.  А
завидовать  -- еще больше. Так что, даже если  у тебя лучшее сопрано во всей
Бразилии,  лучше забудь о  нем и петь не пытайся. И  главное -- не увлекайся
телефонными  разговорами. Прозвонишь все, что заработаешь, а зарабатывать ты
будешь очень немного.
     -- Он обещал мне пятьсот долларов в неделю!
     -- Ладно, сама увидишь.

     Запись в дневнике Марии, сделанная через полторы недели после прилета в
Швейцарию:

     Была в  кабаре, познакомилась с  "хореографом". Он родом из страны  под
названием Марокко, никогда  в жизни  не  бывал  в Бразилии, однако заставлял
меня без кони,а повторять па того, что он