надежду.
   Иногда Петрина приходила посмотреть на "Прыжок мисс  Фитзалан",  -  давно
реставрированную  Кироном  картину,  последнее  его  творение  в   живописи.
Временами она ненавидела эту стройную девочку с  яркими  глазами,  грациозно
застывшую на своей лошади между землей и небом; иногда она плакала  по  ней.
Элике Фитзалан так  и  не  испытала  радости  любви  и  близости  с  любимым
человеком, не родила ему троих сыновей.
   Петрина всю себя отдавала Кирону - разум, дух, тело. Для нее одной он  не
был Небесным Гулякой. Для нее одной он был человеком, который  очень  многое
на себя взял, одиноким человеком, чьи слезы, тоску  и  отчаяние  только  она
могла почувствовать и унять в ночной тишине.
   Однажды, когда наконец подул нужный ему ветер с востока, Кирон поднялся в
кабину своего седьмого дельтаплана. Машина  стояла  на  берегу  возле  Литтл
Хэмптона, привязанная веревками к восьми скаковым лошадям  -  лучшим,  каких
только мог достать Кентигерн.
   Кирон ждал, пока окрепнет ветер, и размышлял о  судьбе  шести  предыдущих
дельтапланов. Самый первый -  имитация  птичьих  крыльев  с  креплением  для
человека посередине - оторвался от земли, но перевернулся.  Кирон  счастливо
отделался переломом руки. Второй, с двумя крыльями, расположенными одно  над
другим, так и не взлетел, а  развалился  на  куски,  когда  упряжка  лошадей
разгоняла его для  подъема.  Третий,  в  форме  чайки  в  полете,  хитроумно
сработанный из дерева и брезента, поднялся высоко, словно специально,  чтобы
воздушные потоки оторвали его крылья. Кирон камнем  рухнул  в  море,  сломал
ногу и неминуемо  бы  утонул,  если  бы  среди  учеников  не  оказался  один
превосходный  пловец.  Четвертый  и  пятый  были  небольшими   модификациями
третьего, дельтаплана-чайки.
   У Кирона появился талантливый ученик, Бруно из  Йорка,  пешком  прошедший
через всю  Англию,  чтобы  попасть  в  Свободное  Владение.  Подобно  своему
учителю, Бруно был одержим идеей  покорения  воздуха  и  долго  изучал,  как
летают стрижи и ласточки. Он  убежденно  рассуждал  о  таких  понятиях,  как
сопротивление воздуха и закругленность, или, как  он  говорил,  обтекаемость
форм. Несмотря на свои двадцать лет, юноша, в отличие от других учеников, не
боялся оспаривать суждения любимого учителя, за что Кирон весьма его уважал.
   По Бруно выходило, что идеальная форма  воздушного  аппарата  может  быть
получена, если совместить рисунок крыла парящей  птицы  с  обтекаемым  телом
какой-либо быстроплавающей рыбы. По  его  настоянию  Кирон  просидел  как-то
полдня на берегу Аруна,  изучая  снующую  под  водой  форель  и  зарисовывая
движения ее хвоста.
   В результате  модели  четвертого  и  пятого  дельтапланов  были  изменены
согласно рекомендациям Бруно.  Четвертый  поднялся  прекрасно,  но  оказался
совершенно неуправляемым  в  воздухе.  Пролетев  около  двухсот  метров,  он
зарылся носом в песок, а Кирон пребольно шлепнулся спиной о землю.
   Как бы то ни было, при помощи  Бруно  был  осуществлен  самый  длительный
полет летательного аппарата тяжелее воздуха. Начались совместные  работы  по
строительству  пятой  модели:  более  длинные  и  гибкие   крылья,   мягкие,
закругленной формы,  и  подвижный,  наподобие  рыбьего,  хвост,  управляемый
пилотом при помощи веревочных тяг.
   Этот пролетел больше километра, пока  ветер  не  сорвал  ткань  с  одного
крыла. Кирон вновь получил перелом.
   Шестой дельтаплан оказался еще более смелой  модификацией  пятого  и  был
почти полностью построен по чертежам Бруно. Помимо хвостового руля, он  имел
подвижные элероны на крыльях, причем конструкция позволяла пилоту  управлять
рулем и элеронами при помощи деревянных рычагов.
   Это  была  прекрасная  машина  с   тонкими   конусовидными   крыльями   и
продолговатым, закругленным корпусом, обтекаемая, как рыба,  и  легкая,  как
птица.  Бруно  заявил,  что  хочет  сам  ее  опробовать.  Остальные  ученики
поразились его безрассудной смелости. До сих пор Небесный Гуляка всегда  был
первым.
   Кирон же рассудил, что Бруно имеет  полное  право  насладиться  триумфом,
если, конечно, эту модель ожидает триумф.
   Ранним солнечным утром Бруно поднялся  в  крошечную  кабину  дельтаплана,
проверил рычаги и тяги, нервно оглянулся на  маленькие  хвостовые  крылья  и
руль, конструкции которых он отдал столько сил и  времени.  Потом  улыбнулся
Кирону и махнул всадникам,  которые  должны  были  разогнать  дельтаплан  до
нужной скорости.
   Дельтаплан оторвался от земли гораздо раньше,  чем  ожидал  Кирон;  взмыл
вверх легко, плавно, уверенно. С железного крюка  в  носовой  части  свисала
веревка,  за  которую  тянули  лошади.  Казалось,  что  Бруно   инстинктивно
чувствует, как управлять дельтапланом. Но на высоте пятидесяти метров резкий
порыв ветра, словно  пальцем,  перевернул  летающую  машину.  Резкий  толчок
застал Бруно врасплох. С долгим, отчаянным криком  он  полетел  на  землю  и
разбился насмерть.
   Сейчас, сидя в кабине седьмого дельтаплана, почти полностью  выполненного
по замыслу Бруно, но с большим хвостовым оперением и ремнями, привязывающими
пилота к кабине, Кирон  размышлял  о  потерпевших  крушения  аппаратах  и  о
гениальном юноше, отдавшем свою жизнь за  покорение  воздуха.  Бруно  чем-то
походил на Эйлвина, каким он был  много  лет  назад,  но  отличался  большей
одаренностью и страстью к своему делу.
   "Я убил много врагов и всего двоих друзей,  -  размышлял  Кирон,  сидя  в
кабине дельтаплана. - Мне повезло".
   Ветер был хороший Стоящие в семидесяти метрах перед дельтапланом всадники
нервно оглядывались, ожидая  сигнала.  Пусть  подождут,  пусть  волнуются  и
ругаются, спокойно думал Кирон. А ветер будет еще лучше.
   Он подумал о других учениках... О Лэчлане из Эдинбурга, который пришел на
юг с изодранной книгой, содержащей  бесценные  сведения  о  получении  более
легкого, чем воздух, газа. Как-то Лэчлан поклялся, что будет  получать  этот
газ в таких количествах, что в небо поднимется множество воздушных шаров,  и
они могут никогда не опускаться... О Торбене, пришедшем из Норвича. Он хотел
заниматься воздушными шарами и строить лучшие модели, чем были у Кирона.  Он
добился  большого  успеха.  Спокойный,  тихоголосый  Торбен   с   непомерным
тщеславием. Ему удалось  построить  воздушный  шар,  который  перенес  троих
человек в Нидерланды... А Левис из Солчестера, Левис-сумасшедший? Он изобрел
собственный черный порошок и построил собственные ракеты, которыми  палил  в
небо, словно на празднике. Он уже лишился трех пальцев на руке  и  ослеп  на
один глаз. Его ракеты, изрыгающие  пламя  и  оставляющие  за  собой  длинные
хвосты дыма, производили огромное впечатление, хотя в военных целях их можно
было использовать только как средство устрашения противника.  До  сего  дня,
как бы то  ни  было,  никто  не  рисковал  напасть  на  Свободное  Владение,
опасаясь,  вероятно,  его  экономической  мощи,  независимости  и   большого
количества способных людей. Левис, фантазер, и не хотел,  чтобы  его  ракеты
использовались как оружие. Он мечтал о ракете, которая  сможет  когда-нибудь
подняться к звездам...
   Кирон улыбался, думая об этих и  других  людях.  В  народе  его  учеников
прозвали Птенцы Небесного Гуляки. Смогут ли они встать на крыло?
   Дельтаплан дрожал.  Ветер  усиливался.  Истомившиеся  ожиданием  всадники
ворчали на лошадей  и  нетерпеливо  поглядывали  в  сторону  Кирона.  Никто,
однако, не смел поторопить Небесного Гуляку.
   Кирон вздохнул, огляделся в последний раз и поднял руку.
   Может быть, он погибнет, как погиб Бруно; может быть, нет. Но  этот  день
принадлежит Бруно. Что бы ни случилось, другие продолжат работу.
   Всадники  увидели  поднятую  руку  Кирона.  Дельтаплан  рванулся  вперед,
подпрыгивая на неровностях почвы. В какой-то  момент  левое  крыло  чуть  не
зацепилось за землю. Это означало бы катастрофу. Но Кирон опустил  закрылки,
и дельтаплан  выровнялся.  Чем  быстрее  скакали  всадники,  тем  устойчивее
катилась машина. Неожиданно  тряска  прекратилась.  Дельтаплан  стремительно
пошел вверх.
   - Не так круто, не так круто,  -  приговаривал  Кирон,  уходя  с  помощью
хвостовых рулей от ветра. Дельтаплан начал описывать большую  плавную  дугу.
Взглянув вниз, Кирон увидел, что он поднялся метров на  пятьдесят-шестьдесят
над землей и почувствовал легкий, едва заметный толчок - это соскользнула  с
крюка веревка.
   - Бруно, - воскликнул Кирон в потоке  ветра,  -  Бруно,  мы  поднялись  в
воздух! Ты прав, друг, это лучше, чем воздушные шары. С такими  штуками  нам
не придется плыть по ветру. Мы будем летать по-настоящему!
   Он завершил большой круг. Дельтаплан начал терять высоту, и  самое  время
было подумать о мягкой посадке. Качнув  крыльями,  Кирон  бросил  взгляд  на
Арандель - крошечный замок и игрушечный  городок  в  ярких  лучах  утреннего
солнца. Он вспомнил Петрину и сыновей, затем замок скрылся из виду, и  Кирон
переключился на полет.
   Он тренировался управлять  закрылками  и  элеронами  на  моделях,  а  при
сильном ветре  на  привязанном  дельтаплане.  Он  чувствовал  этот  аппарат.
Временами машина казалась ему продолжением собственного тела.
   Медленно и терпеливо он выровнял спускающийся дельтаплан и  направил  его
на ровную полоску пляжа.
   Всадники внизу  застыли  как  статуи.  Если  они  не  очистят  ему  путь,
столкновение неизбежно. Наконец болваны кинулись врассыпную. Один свалился с
коня, но тот чудом уволок его в сторону.
   Воздух со свистом обдувал лицо  Кирона.  Казалось,  море  и  берег  летят
навстречу ему. Дельтаплан с глухим ударом коснулся колесами  земли  и  снова
подлетел в воздух, после чего плавно опустился и заскакал по  берегу,  теряя
скорость.  Одно  крыло  все-таки  коснулось  земли,  и  дельтаплан   волчком
закрутился на месте. Если бы не привязные ремни, Кирон вылетел бы из кабины.
Этот важный для себя урок он тоже извлек из смерти Бруно.
   Машина остановилась, все было в порядке. К дельтаплану бежали мальчишки и
взрослые. Некоторое время Кирон сидел молча,  страстно  желая,  чтобы  Бруно
сейчас был с ним.
   - Мы сделали это, - сказал он негромко.  -  Бруно,  мы  cделали  это!  Мы
пролетели более километра на аппарате тяжелее воздуха. Это начало.
   До него вдруг дошло, что вокруг кричат, прыгают и ликуют люди.  Он  снова
вернулся к жизни.

ЭПИЛОГ

   Кирон откинулся в кресле-качалке. Он знал, что больше  не  поднимется,  и
был доволен. К нему привели докторов, и те заботливо суетились вокруг.
   Доктора сказали, что-де не следует волноваться, а  следует  отдыхать.  Он
знал больше, чем они. Он знал, что скоро  его  ждет  вечный  покой.  Он  был
доволен.
   Весна подходила к концу. Кирон откинулся в кресле-качалке  и  наслаждался
сладким запахом роз, приносимым легким ветерком. В саду замка  была  разбита
куртина  дамасских  роз,  присланных  мастером-садоводом  из  Парижа;  чтобы
доставить   удовольствие   Небесному   Гуляке,   он   назвал   свой   цветок
торжественно-золотого цвета "Мадам Петрина".  Рядом  была  клумба  с  белыми
розами, выращенными садовником из замка; они назывались просто - "Элике".
   Между маленькими розами Элике  и  огромными  золотистыми  бутонами  Мадам
Петрины сидел в кресле довольный Кирон, волей народа сеньор Аранделя, Первый
Кавалер Орлиных Крыльев, единодушно присужденных ему Международной  Гильдией
Аэронавтов, и вспоминал все, что положено вспоминать старому человеку.
   Кентигерн давно умер. Кентигерн, который был хорошим  сеньором  и  добрым
другом более тридцати лет. Петрина была мертва - дорогая, теплая Петрина.  А
давно ли она умерла? Нет, недавно, до  сих  пор  щемит  в  груди.  Двоих  ее
сыновей тоже нет в живых. Первый, названный, естественно,  Маркусом,  сгорел
во время экспериментального полета на водородном воздушном корабле.  Второй,
Эйлвин, погиб, когда его дельтаплан попал в шторм.
   Кирон был рад, что с водородными  кораблями  покончено.  Слишком  уж  они
опасны, слишком много жизней достойных  людей  унесли.  Сейчас  для  подъема
используют гелий. Кирона также радовало, что немцы, французы,  американцы  и
японцы  работают  над  установкой  на  дельтапланы  двигателей   внутреннего
сгорания.
   Все эти открытия и изобретения были сделаны слишком поздно, они не спасли
жизнь двум его сыновьям. Но вовремя, чтобы спасти Ясона, третьего. Ясон  был
мастером электричества на гелиевом дирижабле, способном поднять в воздух  до
двухсот человек. За Ясона Кирон был спокоен.
   Он  летал  в  Токио,  Лиму,  Нью-Йорк  и  Йоханнесбург   с   уверенностью
представителя поколения, которое уже успело привыкнуть к небу.
   Огромная тень пронеслась над садом. Кирон  знал,  что  это,  не  поднимая
головы. Пролетел ежедневный гелиумный воздушный корабль  Лондон  -  Рим.  Он
всегда проходил здесь в это  время,  по  нему  можно  было  проверять  часы.
Пропеллеры приводились в  движение  паровыми  двигателями.  Наверное,  через
несколько лет их заменят бензиновыми.
   Кирон погладил накинутую на шею  красно-белую  ленту  и  висящие  на  ней
Орлиные Крылья, выкованные из  метеоритного  железа.  Он  гордился  Орлиными
Крыльями. Они были присуждены ему от имени многих народов.
   Штаб-квартира Международной Гильдии Аэронавтов находилась в городе Женеве
в Швейцарии. Кирон никогда не покидал владения Арандель дальше, чем завозила
его когда-то "Мари-Франс". Но он знал, где находится Швейцария.  Он  смотрел
на карте.
   Однажды, очень давно, Международная Гильдия Аэронавтов прислала  к  нему,
как  к  первому  покорителю  воздуха,  своих   представителей   с   просьбой
разработать устав Гильдии.
   Кирон долго думал над предложением и написал только одну статью устава.
   Стареющей рукой он вывел:
   "Облака и ветер свободны, они пролетают над всеми странами и  принадлежат
одинаково всем. Пусть ни один человек не  поднимется  в  небо  со  злобой  в
сердце или ненавистью к другим людям. Границы могут быть на земле,  на  небе
их нет. Пусть те, кому повезет летать, всегда помнят, что кровь всех людей -
одного цвета".
   Это  была  первая  и  единственная  статья,  принятая  Гильдией.  Любому,
пожелавшему подняться  в  воздух  с  сомнительными  целями,  отказывалось  в
предоставлении необходимой для полетов информации, не говоря уже о средствах
обеспечения полета.
   Не так  давно  Кирона  пригласили  в  Женеву  для  вручения  присужденных
Гильдией Орлиных Крыльев. Кирон был уже стар,  он  написал,  что  не  сможет
приехать, но тем не менее благодарен за внимание и доброту.
   Если Небесный Гуляка не смог приехать в Женеву, то Международная  Гильдия
Аэронавтов смогла прилететь в Арандель. Десять гелиевых дирижаблей доставили
около двух тысяч человек. Они привезли много подарков и говорили  на  многих
языках.
   Среди них были индийцы, африканцы, французы, немцы, русские,  американцы,
китайцы и люди многих других национальностей, о  которых  Кирон  никогда  не
слыхал. Общее число гостей было  еще  больше  за  счет  приехавших  со  всех
уголков Британии.
   В  конце  церемонии  четыре  тысячи  человек  стояли  несколько  часов  с
непокрытыми головами под проливным дождем, пока сидящий  под  навесом  Кирон
выслушивал речи на многих языках.
   Он понимал, о чем говорят все  эти  люди,  и  его  переполняла  гордость.
Небесный Гуляка стал больше, чем просто человек, он стал символом.
   Когда у Кирона начались первые  сердечные  приступы,  доктора  быстренько
увезли его с конференции и прописали полный отдых.
   И вот он здесь, в саду с розами, наслаждается ароматом Мадам Петрины и  с
теплыми воспоминаниями любуется маленькими белыми розами Элике.
   Над садом проплыл дирижабль в Рим. Где-то над Тихим океаном,  на  пути  в
Японию исполняет свои обязанности Ясон, сын Кирона и Петрины.
   Из замка вышел доктор - проверить состояние своего знаменитого  пациента.
Приблизившись к креслу-качалке, он услышал глубокий  вздох.  И  увидел,  как
обмякло тело.
   Небесному Гуляке было семьдесят восемь лет. Он  многое  вспомнил  в  свои
последние  минуты.  Жужжание   пчел   в   далеком   детстве,   тихий   голос
мастера-художника, "Прыжок мисс  Фитзалан",  прикосновения  Петрины,  первый
крик первого ребенка.
   И  еще  он  вспомнил  Эйлвина,  небесную  акулу  и  капитана  Жирода,   и
Кентигерна, и Бруно с его приверженностью к обтекаемым формам.  Он  вспомнил
летающие по воздуху семена одуванчика,  кружащиеся  осенние  листья  и  всех
бабочек своего детства.
   Как бы то ни было, он умер легко, доктор это подтвердил. Небесный  Гуляка
верил в то, что жизнь дана только живущим. Но кто знает, не  улетел  ли  его
дух к звездам?