м сеньором Тальботом  из
Чичестера.
   Сеньор Фитзалан  считал  дни  до  этого  благостного  момента.  Он  желал
Тальботу счастья, хотя и сильно сомневался, что союз  с  его  дочерью  может
сделать кого-то счастливым. Между  тем  политические  соображения  требовали
единства Тальботов и Фитзаланов. Вместе они контролировали почти  все  южное
побережье - что было весьма удобно в мирные  времена  и  вдвойне  удобно  во
время войн. Которые Лудд запрещал.
   Элике знала, что ей уготована судьба жертвенного  ягненка,  и  вела  себя
соответствующим образом. Как старшая  дочь  в  семье,  она  обладала  массой
привилегий; как ключ к владениям на побережье, она могла требовать у сеньора
Фитзалана все, что ей вздумается, пока брачный контракт не лег в его сейф.
   И в этом своенравная Элике  себе  не  отказывала.  Она  требовала  потех,
пиров, развлечений. Все знали, что Тальбот из Чичестера - юноша болезненный,
с частыми кровотечениями из носа. Агенты Элике доносили,  что  долго  он  не
протянет. Не любя его, девушка  все  же  надеялась,  что  жених  доживет  до
свадьбы и они успеют завести сына. Тогда она сравнится во власти с отцом.
   Пока же она крутила Фитзаланом, как хотела. Он не мог  рисковать  брачным
союзом.
   Элике безумно любила лошадей. Казалось, она любила  их  больше  всего  на
свете. Вполне естественно, что  однажды  девушка  потребовала  свой  портрет
верхом на лошади, в прыжке через ворота из семи бревен.
   До того дня уже существовало пять портретов Элике. Два из  них  висели  в
замке, один отправили в Лондон, а два были подарены Тальботу.
   Все пять портретов написал мастер Хобарт. Когда ему заказали шестой, он в
ужасе воздел к небу дрожащие руки.
   - Сеньор Фитзалан, как я смогу запечатлеть вашу  дочь  на  коне,  да  еще
прыгающую через ворота в семь бревен?
   - Не знаю, мастер Хобарт, да мне и нет до этого дела, - спокойно  ответил
сеньор Фитзалан. - От этого зависит мир в моей семье, во  всяком  случае  на
время, и я требую, чтобы картина была написана.
   - Но сеньор...
   - Никаких "но", господин художник. Причем постарайся, чтобы лошадь  вышла
такой же привлекательной, как и всадница. У меня  прекрасная  конюшня;  люди
должны это увидеть.
   - Слушаюсь, сеньор.
   - Да успокойся, наконец! Дрожишь  как  осенний  листок.  Надеюсь,  ты  не
будешь так трястись с кистью в руке?
   - Нет, сеньор, - поспешно ответствовал мастер  Хобарт,  -  это  дрожь  от
волнения. Когда в моей руке кисть, она тверда, как камень.
   - Если ей достанет твердости хорошо изобразить всадницу и лошадь, я оценю
это в пятьсот шиллингов.
   - Благодарю вас, сеньор.
   Нахмурившись, Фитзалан сурово уставился на старика.
   - Но если полотно мне не понравится, ты его съешь!
   - Да, сеньор, благодарю вас.
   Крепко сцепив перед собой руки (отчасти,  чтобы  скрыть  дрожь)  и  низко
кланяясь, как приговореннйй, чью казнь только что  отложили,  мастер  Хобарт
удалился.
   - Хобарт!
   - Да, сеньор?
   - Подожди. Эта картина... Ты  начинай  работать,  мастер  Хобарт,  но  не
спеши. Понял?
   - Да, сеньор, - тупо ответил художник, хотя не понял ничего.
   - Мисс Элике - очень послушная и любящая дочь. Вместе с тем она... как бы
это выразиться... бывает нетерпеливой, если не сказать, упрямой.
   - Точно так, сеньор.
   - Нет, не точно так! Черт  бы  тебя  побрал.  Неужели  ты  и  впрямь  так
бестолков?
   - Я понял, сеньор. Вся округа знает, что мисс Элике...
   - Хобарт, ты выживший из ума старик. Ты ничего не понимаешь в женщинах.
   - Ничего, сеньор.
   Неожиданно до Фитзалана дошло, что Хобарт действительно выживший  из  ума
старик, ничего не понимающий в женщинах.
   - Прости, меня, старина. Я был груб с тобой.
   - Вы оказываете мне слишком много чести, сеньор.
   Фитзалан улыбнулся.
   - Поделюсь с тобой как с другом, Хобарт. У мисс Элике, да благословит  ее
Лудд, весьма странные причуды. Ей нужны  потехи  и  развлечения.  А  женские
развлечения дорого стоят, Хобарт. Взять эту картину. Сможешь сделать  ее  за
неделю?
   - Видите ли, сеньор...
   - Сможешь или нет?
   - Да, сеньор.
   - Вот мы и дошли до главного. Ты не сделаешь ее за неделю, мастер Хобарт.
Ты не сделаешь ее и за месяц. Тебе  потребуется  время.  Много  времени.  Ты
должен сделать массу набросков и извести мою дочь позированием, или как  оно
там называется. Работать много и долго, ясно?
   - Ясно, сеньор.
   - Мисс Элике будет тебя ругать. Я выскажу свое  недовольство.  Но  ты  не
торопись. Понимаешь меня, Хобарт?
   - Да, сеньор.
   - У мисс Элике слишком много свободного времени.  Ты  займешь  ее  время,
сколько сможешь, только чтобы это не бросалось в глаза.  И...  твой  ученик,
толковый ли он парень?
   - О сеньор! - Хобарт почувствовал себя увереннее. - Это самый смышленый и
работоспособный молодой человек, его успехи в  обращении  с  кистью,  мелом,
карандашом, углем и угольным...
   - Довольно! Ни к чему перечислять его воинские доблести.  Я  видел  парня
возле замка, Хобарт, да и во  владении  встречал  не  раз.  Весьма  приятный
юноша. Да, весьма приятный. Пусть он прислуживает мисс Элике. Пусть выезжает
с ней, гуляет.  Пусть  сделает  побольше  этих,  как  вы,  черт  побери,  их
называете?
   - Предварительных набросков? - рискнул Хобарт.
   - Набросков, рисунков, что хочет, но чтобы два месяца у девчонки не  было
ни одного свободного дня, а лучше и вечера тоже. Понял?
   - А как же мисс Элике, сеньор? Ведь она устанет...
   - Плевать на мисс Элике! Женщины не устают,  когда  на  них  смотрят  или
когда вокруг вертятся восхищенные художники... Семьсот пятьдесят, Хобарт,  и
ни пенни больше. Ты выслушал мои требования. Теперь ступай.
   Хобарт попятился, на лбу у него выступил пот.  Безусловно,  новые  заботы
можно утопить только во французской или  шотландской  водке.  Характер  мисс
Элике был хорошо известен. Кроме того, с печальной ясностью Хобарт  осознал,
что никогда не был силен в лошадях. 6

   Мисс Элике доводила Кирона до отчаяния. Это была необузданная юная  леди.
Дикая, очаровательная, властная, скучающая. И умная. Достаточно умная, чтобы
сообразить, что Кирона принесли в жертву, дабы ее  умилостивить;  перед  ней
мальчик для битья. Как бы то ни было, применять хлыст ей нравилось  -  и  на
словах, и на деле.
   В первое же утро, когда Кирон явился с  угольными  палочками,  бумагой  и
мольбертом, она принялась изводить его  едкими  замечаниями  по  поводу  его
костюма, акцента, происхождения, невежественности.
   Кирон установил мольберт и приступил к работе. Но  рука  его  дрожала,  и
рисунок выходил ужасно. Кирон это видел; девушка тоже.
   Мастер Хобарт, как мог, осторожно объяснил Кирону его миссию.
   - Видишь ли, сынок, - старик все чаще  прибегал  к  такому  обращению,  -
здесь замешаны дипломатические соображения.  Сеньор  Фитзалан  был  со  мной
совершенно откровенен. Он хочет, чтобы мисс Элике несколько отвлекли. Я  уже
стар для таких дел. Поэтому...
   - Поэтому дежурной обезьянкой буду я, - сказал Кирон спокойно.
   - Я бы не стал определять твою роль такими словами.  -  Хобарт  не  сумел
скрыть раздражения. - Твоя задача - наброски, без которых  нам  не  обойтись
при выборе окончательной композиции.
   - Обезьянка с кисточкой, - сделал уступку Кирон. - Картину будете  писать
вы. А я должен затягивать дело, пока вы с сеньором Фитзаланом не решите, что
момент наступил.
   - Нет же, нет! - запротестовал Хобарт. - Писать портрет будешь ты.
   - Вы доверите мне?
   - Кирон, я готов доверить тебе свою жизнь. Кроме того,  посмотри  на  мои
руки, малыш. Вот, посмотри.
   Мастер Хобарт протянул руки. Они ужасно дрожали. Резко обозначились вены,
суставы распухли, пальцы скрючились. Такими руками уже  не  нарисовать  даже
правильной окружности.
   - Простите меня, мастер Хобарт. Пожалуйста, простите меня.
   - Не надо извиняться, сынок. Не надо. У меня есть ты. Сеньор Фитзалан  не
знает, что я покончил с живописью.
   - Вы не покончили с живописью, мастер.
   - Послушай меня. Послушай. Картина будет подписана "Хобарт". В  последний
раз я поставлю свою подпись... Но когда сеньор Фитзалан  одобрит  работу,  я
расширю подпись. Она будет читаться "Хобарт и Кирон". Ты доволен?
   От потрясения по лицу Кирона побежали слезы.
   - Мастер Хобарт, это невозможно.
   - Возможно, и я это сделаю. Будешь ли ты доволен?
   - Более чем доволен. У меня нет слов.
   - Сейчас, только сейчас, я прошу тебя назвать меня отцом. И еще  я  прошу
тебя нарисовать мисс Элике с честью для нас обоих.
   - Отец, я сделаю все, что в моих силах, - промолвил Кирон.
   - Я удовлетворен.  Твоих  сил  вполне  хватит...  Сеньор  Фитзалан  готов
выложить за удачный портрет семьсот пятьдесят шиллингов.
   - Семьсот пятьдесят шиллингов!
   Впервые Кирон услышал, что мастер Хобарт заговорил о  деньгах.  Названная
сумма была огромной. Официальное жалованье самого Кирона  составляло  десять
шиллингов в год.
   - Учти, что сюда включена плата  за  потраченное  время  и  все  хлопоты,
связанные с предварительными  набросками,  которые,  Лудд  милостив,  займут
свободное время мисс Элике в течение ближайших восьми недель.
   - За волокиту платят больше, чем за сам портрет!
   - Не наше дело, сынок, препарировать щедрость сеньора Фитзалана. А сейчас
слушай меня внимательно. Ты видел мои руки. Кроме того, ты должен знать, что
лошадей я рисую... менее удачно, чем все остальное. Странная история с этими
лошадьми.  Однако  у  всех  художников  есть  свои  слабости.   Впрочем,   я
отвлекся... Главное - портрет выполнишь ты. Хороший портрет,  в  этом  я  не
сомневаюсь. А по подписи мир поймет, что ученик превзошел своего учителя. Но
вернемся к гонорару. С согласия сеньора Фитзалана двести пятьдесят шиллингов
будут отправлены мастеру Жерарду, чтобы таким образом подтвердить, что  дитя
его плоти и моего духа - один и тот же человек. Двести  пятьдесят  шиллингов
будут ожидать твоего совершеннолетия  и  окончания  ученичества,  оставшиеся
двести пятьдесят я беру себе как плату  за  твое  обучение  и  распоряжаться
этими  деньгами  волен  по  своему  усмотрению.  Устраивает  ли  тебя  такое
соглашение, Кирон?
   Некоторое время Кирон не мог вымолвить ни слова.
   - Мастер Хобарт, доброта ваша безгранична. Но одного я принять не  смогу:
такую подпись.
   - Ты же видел мои руки. Я больше не  в  силах  писать.  Конечно,  простые
работы - набросать рисунок, продумать  композицию...  Но  писать  картины  я
больше не могу.
   - Я не соглашусь на такие условия! - крикнул Кирон.
   - Сынок, трудно спорить с фактами, - проговорил Хобарт.
   - Сэр, вы подпишите картину  "Хобарт",  или  я  прекращаю  ученичество  и
начинаю жить продажей очищенного масла.
   - Но почему? Почему? - Хобарт не мог понять  причины,  по  которой  Кирон
отказывался от славы. А Кирон никак не мог найти верных слов.
   - Потому, что мне выпало счастье служить  и  учиться  у  вас,  сэр.  И  я
горжусь уже одним этим.
   Чтобы скрыть эмоции, Хобарт зашелся в приступе кашля.  Кирон  принес  ему
флягу с ирландской водкой.
   В то утро, когда он впервые направился в замок рисовать мисс  Элике,  лил
проливной дождь, что в некотором смысле было хорошо. Кирон  хотел  несколько
освоиться, прежде чем браться за изображение лошади в движении.
   Мисс Элике, одетая в халат из  голубого  шелка,  подрубленный  чуть  ниже
лодыжки и чуть выше груди, приняла его в  продолговатом  зале,  заставленном
полками с множеством книг. Столько книг Кирон  не  видел  никогда  в  жизни.
Широко открыв рот, он жадно рассматривал библиотеку.
   Мисс Элике оторвала взгляд от клавикордов.
   - Ну что, ты намерен пялиться на книги или все-таки попробуешь нарисовать
меня?
   - Простите, мисс Элике.
   Кирон неуклюже протопал по дорогому персидскому ковру, оставляя за  собой
мокрые следы.
   - С тебя капает больше, чем с прачки, мужлан. Может, приказать  выставить
тебя на улицу?
   - Там с меня будет капать еще больше,  госпожа.  От  вашего  внимания  не
могло укрыться, что небеса сегодня разверзлись.
   - Не напрягай  умишко,  подмастерье.  И  помни,  что  ты  имеешь  дело  с
человеком высокого происхождения.
   - Еще раз прошу меня простить, мисс Элике.
   - Приступай к работе, парень, и больше не болтай.
   - Слушаюсь, госпожа. Не могли бы вы некоторое время не двигаться? - Стула
Кирону не  предложили,  он  опустился  на  корточки  и  прикрепил  бумагу  к
мольберту.
   - Я буду двигаться тогда, когда найду нужным, - отрезала мисс Элике. -  У
тебя слишком длинные волосы, к тому  же  ты  чем-то  воняешь.  Вряд  ли  мне
удастся долго тебя вынести.
   Кирон прикусил язык и достал из сумки угольную палочку.
   - Я слышала, ты помолвлен с Петриной?
   - Да, госпожа.
   - Она хорошенькая. Но  до  чего  же  ты  нелеп!..  Бедная  девочка.  Нам,
женщинам, редко везет с теми, кого для нас выбирают.
   - Да, госпожа.
   - Меньше болтай, мужлан. Давай трудись.
   Рука Кирона сильно дрожала. Линии  были  ужасны,  и  Кирон  понимал,  что
первый рисунок получится в лучшем случае карикатурой.
   - А ну-ка, дай я посмотрю, что ты нарисовал Бывает, что у  дурно  одетого
человека, сына крестьянина, оказывается талант.
   Мисс Элике наслаждалась. Этого олуха она изжарит на медленном огне.
   - Госпожа, первый рисунок всего лишь  проба,  -  в  отчаянии  пробормотал
Кирон. - Он не достоин вашего внимания.
   - И тем не менее я на него взгляну. - Девушка поднялась  со  стульчика  у
клавикордов и  подошла  к  Кирону.  -  Лудд  милосердный!  Ты  рисуешь,  как
паралитик. Убирайся, мальчишка! Я не желаю тебя больше видеть.
   - Да, госпожа Элике. Простите, мне очень жаль.
   Кирон принялся собирать мольберт,  бумагу  и  палочки.  Уйти  и  тихонько
где-нибудь повеситься представлялось ему лучшим выходом из положения.
   - До завтра, - добавила мисс Элике вкрадчивым тоном. - Приходи в  это  же
время, мальчик. И молись, чтобы обстоятельства сложились удачнее.
   Весь в поту, Кирон убежал. Он  не  повесился.  Однако  ночью  его  мучили
кошмары.

7

   На  следующий  день  тоже  шел  дождь.  Но  Кирон  принял  меры:  прикрыл
мешковиной голову и плечи, а все материалы уложил в плотную сумку.  Туда  же
он засунул и пару ботинок. Войдя в замок, Кирон  попросил,  чтобы  ему  дали
время причесаться и сменить обувь.
   Мисс Фитзалан как и накануне сидела за клавикордами в полном книг зале.
   - Ну, мальчик, ты пришел вовремя. Это уже кое-что. Да и выглядишь почище.
И  это  тоже  неплохо.  Будем  надеяться,  что  сегодня  ты   не   испортишь
дорогостоящую бумагу... Ну, что застыл как чучело? Бери  какой-нибудь  стул,
устраивайся и докажи, что мой папочка не швыряет денег на ветер.
   Кровь бросилась Кирону в голову. Поток слов готов  был  сорваться  с  его
губ. Ни одного стула поблизости не было, и он опустился на ковер.
   - Надеюсь, ты пришел в чистых штанах, -  заметила  Элике.  -  Этот  ковер
привезли из далекой страны, о которой ты и не слышал, и стоит он больше, чем
ты сумеешь заработать своим жалким талантом за всю жизнь.
   - Госпожа, - ответил Кирон мягко, - мои штаны чистые, и я вижу, что  этот
ковер выполнен в персидском стиле. Привезли его из самой Персии или  нет,  я
не знаю. Говорят, фламандские ткачи научились делать ковры под персов; стоят
они значительно дешевле оригинальных, что немаловажно для знатных людей.
   Ковер был персидский, и Кирон это прекрасно видел. Но какой-то  отпор  он
должен был дать и поэтому выпалил первое, что пришло в голову.
   - Неотесанная деревенщина! - взорвалась Элике. - Это настоящий персидский
ковер!
   - Я действительно происхожу из  крестьян  и  нисколько  не  сомневаюсь  в
правдивости ваших слов, - сказал Кирон, стараясь вложить  как  можно  больше
сомнения в интонацию. - Позволите ли мне начинать? -  Он  почувствовал  себя
лучше.
   - Давай, бестолковый, приступай. Царапай бумагу, раз уж больше ни на  что
не способен. Да постарайся, чтобы  сегодня  у  тебя  получилось  лучше,  чем
накануне, иначе, клянусь, шериф моего отца погонит  тебя  пинками  до  самой
берлоги Хобарта, который, как видно, впал  в  маразм,  если  принял  тебя  в
подмастерья.
   - Конечно, я не делаю чести мастеру Хобарту, но это  лучший  художник  на
всем юге. А портрет вам понравится, мисс Элике, в этом я вас уверяю.
   На некоторое время воцарилось молчание. Кирон  рисовал,  а  Элике  слегка
ерзала от нетерпения.
   Кирон вдруг поверил, что он сумеет найти ключик к этой знатной юной леди.
Как все женщины, она наверняка чувствительна к лести. Что ж, сегодня рука не
дрожала, и  польстить  ей  он  сможет.  Глаза  Кирон  нарисовал  побольше  и
покрасивее, талию поуже, груди пополнее, волосы заставил  литься  по  плечам
сияющим каскадом.
   Наконец любопытство пересилило, и девушка сказала:
   - Ну, взгляну-ка я на твои потуги, мальчик. Кирон поднялся, но от долгого
сидения в неудобной позе ноги его затекли, и он  тут  же  сел  снова.  Элике
расхохоталась.
   - Не иначе, у тебя ноги отнялись от страха перед моим недовольством.
   Кирон промолчал. Он взял рисунок и, прихрамывая, подошел  к  клавикордам,
где развернул бумагу перед девушкой.
   Она погрузилась в созерцание.
   - Нос у меня не кривой, - промолвила наконец Элике, - а уши поменьше.  Но
по сравнению со вчерашним уже лучше. Может быть, есть надежда.
   - Благодарю вас, госпожа.
   - Я сказала "может быть", а это значит, что может и не быть. - Она кинула
взгляд в окно. - Смотри, дождь перестал. Теперь мы поездим верхом.
   - Госпожа, - в замешательстве пробормотал Кирон, - я не езжу верхом.  Моя
задача сделать несколько набросков в различных положениях и...
   - Твоя задача, мальчик, угодить мне. Мастеру Хобарту заказали мой портрет
верхом  на  лошади.  Так  вот,  чтобы  получше  узнать  людей,  а  заодно  и
посмотреть, какова я  в  седле,  ты  тоже  будешь  выезжать.  Жди  здесь,  я
переоденусь.
   Кирон ждал, а книги притягивали его, словно магнит. Какое множество книг!
Прекрасных,  роскошных  книг.  Они,  должно  быть,   стары,   очень   стары.
Священники, в силу необходимости, разрешали использовать печатные станки, но
лишь для распространения священных текстов. Здесь же были книги не только  о
жизни и подвигах Неда Лудда, но и труды по  всевозможным  темным  и  неясным
темам.
   Мисс Элике переодевалась долго. Оставшись наедине, Кирон принялся изучать
книги. В основном это были невообразимо старые  фолианты.  Корешки  изгрызли
мыши,  бумага  порыжела  и  покрылась  пятнами  времени.  На  полках  стояли
биографии владельцев Аранделя, книги по истории,  военному  делу,  сельскому
хозяйству, охоте, географии, торговле с далекими странами, а также труды  по
астрономии.  И  там  же  была  одна  тонкая,  невероятно   истрепанная,   не
правдоподобно древняя книга  о  развитии  дьявольских  машин,  в  том  числе
летающих по воздуху.
   Кирон  с  жадностью  схватил  ее.  Продираясь  сквозь  трудные  и  вообще
непонятные слова, он читал о людях со странными именами, творивших  странные
дела, о  братьях  Монгольфье,  Отто  Лилиентале,  Сантосе  Дюмоне,  пока  не
вернулась мисс Элике.
   Кирон виновато захлопнул книжку и поставил ее на место.
   - Мальчик, разве я позволяла тебе смотреть книги моего отца?
   - Нет, мисс Элике.
   - Тогда и не делай этого. Пошли, покатаемся на лошадях.
   Мисс Элике очень нравилось происходящее. Именно так она все и задумала.
   Для Кирова оседлали кобылу, настолько  старую  и  миролюбивую,  что,  как
заметила Элике, едва научившийся ходить ребенок вполне смог бы ею управлять.
Себе Элике выбрала красивого, норовистого скакуна.
   Дождавшись, когда конюхи более или менее устроили  Кирона  в  седле,  она
поскакала вперед, позволяя коню самому  выбирать  путь  между  разбросанными
домишками, обозначающими зарождающийся город. Кирон старался  не  отставать,
выбивая зубами дробь и тяжело плюхаясь задом о седло.
   Люди с интересом смотрели  на  мисс  Элике.  Женщины  приседали,  мужчины