тками
этого способа являлись дороговизна и то, что его использование  должно  было
каждый раз быть увязано с психосоматической историей пациента.
   После короткого  периода  катастрофически  бесконтрольного  использования
методика неизбежно попала под государственный контроль, обеспечив тем  самым
правительству удобное средство увеличения доходов - и в то же время позволив
ему  создать  и  поддерживать  почти  всеохватывающую  систему  контроля  за
поведением граждан. Каждый, кто хотел и  мог  позволить  себе  подвергнуться
процедуре продления жизни - или инъекциям жизни, как это стало называться, -
попадал  в  зависимость  от  государства.  Если  вы  не  подрывали  основные
общественные устои и обладали годовым доходом не  менее  чем  в  пять  тысяч
львов   (единой   европейской   валюты,   вытеснившей   к    тому    времени
девальвированные фунты, марки и франки),  ваша  ожидаемая  продолжительность
жизни могла быть продлена более чем до ста пятидесяти лет. Если же  вы  были
нежелательным с общественной или политической  точки  зрения  элементом  или
просто-напросто  бедны,  в  жизненных  инъекциях  вам  отказывали,  и   ваша
ожидаемая продолжительность жизни, даже в лучшем случае, не могла  превысить
девяноста пяти лет.
   Именно в таком  изменившемся,  находящемся  под  властью  женщин  мире  и
родился Дайон Кэрн. Это произошло в 2025 году. Он был сыном инфры (одной  из
представительниц постепенно сходящего на нет меньшинства социально  отсталых
женщин, не обладавших никаким другим талантом,  кроме  любви  и  способности
вынашивать детей) и одного  необузданного  ирландца,  не  имевшего  никакого
иного призвания, кроме пристрастия к алкоголю, - и упившемуся до  смерти  за
месяц до рождения Дайона.
   В обществе, всецело контролируемом доминантами - новым типом суперженщин,
доказавших свою способность восторжествовать над мужской оппозицией,  -  для
матери Дайона оставался один-единственный путь заработать достаточно  денег,
чтобы избавить его от государственного сиротского приюта, - стать  племенной
кобылой.
   Она отдала сына в частные ясли и устроилась  на  одну  из  многочисленных
детских ферм,  постоянными  клиентами  которых  были  наиболее  процветающие
доминанты и их сквайры. Иметь ребенка,  выношенного  другой  женщиной,  было
престижно. Мать Дайона сделала вынашивание чужих детей своей профессией. Это
позволило ей зарабатывать по две тысячи львов  за  беременность  и  оплатить
образование своего сына от яслей до окончания школы.
   Пока Дайон был мал, она навещала его регулярно. Поступив в школу, он  сам
стал навещать ее.  Им  было  хорошо  вместе,  и,  несмотря  на  нездоровость
родственных  отношений  между  настоящей  матерью  и  настоящим  сыном,  они
сохраняли любовь друг к другу.
   Дайон редко видел свою мать не беременной. Поэтому он привык думать о ней
как об огромном, похожем на глыбу, существе,  хотя  на  самом  деле  она  от
природы была хорошо сложена и невелика ростом.
   Она выдержала семнадцать успешных беременностей  (одиннадцать  девочек  и
шесть  мальчиков),  прежде  чем,  полностью  надорвав  сердце,   умерла   от
меланхолии и закупорки  кровеносных  сосудов.  Конечно,  ее  можно  было  бы
оживить, будь она достаточно важной персоной или имей  на  банковском  счету
достаточно много денег. Но тридцати четырех тысяч львов хватило лишь на  то,
чтобы  оплатить  образование  Дайона  до  того  момента,  когда  в   жестком
соперничестве  с  доминантами  он  выиграл  государственную   стипендию   по
кибернетике. Дайон так и не получил  ее.  Придя  на  похороны  и  увидев  до
странности хрупкое тело, исчезающее в очистительном огне атомной  топки,  он
ощутил на щеках неприличествующие мужчине слезы. И  тогда  Дайон  плюнул  на
этот мир, который мог поступить так с единственным  человеком,  которого  он
любил, и решил жить своим умом.
   В тот момент Дайону исполнилось ровно  восемнадцать  лет.  Ему  предстоял
долгий путь. Ко времени, когда он возмужал, отношение  количества  мужчин  к
количеству женщин снизилось и составило пять к двенадцати.

3

   Дайон Кэрн был пьян и не на шутку сбит с толку. Пьян - потому что, прежде
чем приняться за цыпленка, прикончил большую часть бутылки  бренди,  сбит  с
толку - потому что находился в полной  власти  белокурого  офицера  порядка,
которая тем не менее не имела, похоже,  ни  малейшего  желания  посылать  за
чистильщиками.
   Но  вскоре,  съев  изрядный  кусок  цыпленка  с   зеленым   салатом,   он
почувствовал себя несколько лучше. Достаточно хорошо, чтобы  отдать  должное
бренди с черным кофе. И чтобы осознать: Джуно Локк просто играет с ним, водя
его на коротком поводке. Как только он перестанет забавлять  доминанту,  она
позволит  чистильщикам  увезти  его,  чтобы  в  очередной  раз   подвергнуть
психоанализу.
   Ну так и что? Наплевать!  Он  уже  не  раз  подвергался  анализу  третьей
степени. Психиатры сами гораздо более примитивны, чем их  пациенты,  которых
они тем не менее считают всего лишь бумажными куклами. Все, что нужно, - это
подкинуть им несколько шокирующих образов или симулировать невроз, на  почве
комплекса неполноценности по отношению к женщинам. И тогда они оставляют вас
в покое. Вы получаете приличную еду трижды в день в течение  месяца,  десять
частично   восстановительных   инъекций,   пятьдесят   львов   и    годичный
испытательный  срок.  Все  довольно-таки  утомительно,  хотя  и  не  так  уж
неудобно.  При  условии,  что  вы  ничего   не   натворите   в   продолжение
испытательного срока.
   Он попытался вспомнить, когда в последний раз подвергался анализу третьей
степени. Если испытательный срок еще не истек, то сегодняшний инцидент может
иметь   серьезные   последствия.   Анализ   второй   степени.   Три   месяца
всеохватывающего  лечения,  включая,   возможно,   электрошок.   Далеко   не
идиллия... Но Дайон не мог вспомнить ничего.  Последний  укол  он,  кажется,
получил давным-давно. Но и вчерашний завтрак казался таким далеким...
   Джуно глотнула кофе с бренди и, будто прочитав его мысли, заметила:
   - Я бы сказала, не меньше чем полгода и не больше чем  год  назад.  Плохо
дело, юнец. Тебе светит вторая степень.
   Он подпрыгнул, как будто она снова прижгла его лазером.
   - Стоупс побери!  Как
ты узнала?
   - Такой взгляд, как у тебя, малыш, я уже видела раньше много раз. Обычно,
когда жиган попадается, первым делом у  него  появляется  это  отсутствующее
выражение.  Он  пытается  припомнить,  когда  в  последний  раз  подвергался
анализу. Если вспомнить не  удается  -  это  дурной  знак.  Знак  того,  что
подсознательно он и не хочет  вспоминать...  Ну  ладно,  выпей  еще  немного
бренди и развесели меня.
   - Шантажистка! - заорал он в ярости. - Секс-зомби! Бесплодная утроба!
   - Пожалуйста, - улыбнулась она, - ты лишь слегка царапаешь мое самолюбие.
   - Я предпочел бы расцарапать твое горло. Джуно спокойно оглядела его:
   - Похоже, ты достоин большего, маленький мейстерзингер. Понимаешь, о  чем
я?
   - Никто не заслуживает первой категории, даже офицер порядка.
   - Ну вот, - сказала она весело, - наконец-то мы  становимся  понятливыми.
Выпей еще бренди...
   Женщина плеснула большую порцию в его стакан:
   - Давай будем взаимно вежливы. - Она достала  легкую  домашнюю  тунику  и
натянула ее, прикрыв грудь:
   - Ну, как теперь?
   - Спасибо, - сказал Дайон. - Так гораздо лучше.
   - Да, похоже, ты несколько старомоден. Он улыбнулся:
   - Скажем, несколько странен. Эксцентричен - было бы еще точнее.
   - И ты действительно пишешь стихи?
   - Да, так это называется. В основном мною. У  меня  самая  благодарная  в
мире аудитория - из одного человека.
   - Давай расширим ее до двух.
   - "Век расшатался", - сказал он сухо.
   -  "И  что  скверней  всего,  -  смеясь,  подхватила  она,  -  я  рождена
восстановить его!.."
Сам-то ты уверен, что рожден для  этого?  В  двадцать  первом  веке  Гамлета
приговорили бы к анализу первой степени сразу по десяти разным статьям.
   У Дайона отвисла челюсть.
   - Пожалуйста, не изумляйся так. Это даже оскорбительно. Не все  доминанты
невежественны.
   - Даже офицеры порядка? - выдавил он.
   - Особенно офицеры порядка. Наша работа - почти синекура. Оставляет массу
времени для самообразования. А что касается таких, как ты, жиганов... Все вы
носите внутри стремление к  смерти.  Но  ты  пока  не  заслужил  больше  чем
однодюймовую эпитафию.
   Он снова был озадачен.
   -  Вопрос  в  том,  -  продолжала  она,  -  что   делать   с   обреченным
мейстерзингером. Должна я спасти его или отдать в руки чистильщиков.
   - Развлекайся как хочешь, - ответил он,  стараясь  говорить  безразличным
тоном, - этот мир так прекрасен.
   - Тогда я сохраню тебя. Для расширения кругозора.
   - Какая плата за сеанс? - спросил он холодно.
   - А может - сколько за припев? - ответила она. - Секс перед сонетами  или
сонеты перед сексом? А может быть, и секс и сонеты? Оргазм, рифма и ритм - в
комплекте. И эксцентрично, и забавно, и необычно - все вместе.
   Дайон вздохнул и встал - слегка нетвердо:
   - Посылай за чистильщиками, и мы споем дуэт. Ты сама  -  бумажная  кукла.
Спасибо за бренди, цыпленка и все остальное. Желаю доброй ночи!
   - Сядь, болван! Он моргнул и сел.
   - Теперь слушай внимательно. Мне всего шестьдесят  два,  и  я  далеко  не
уродлива - так что тебе повезло дважды. Ты, в свои  сорок  с  лишним,  остро
нуждаешься в инъекциях жизни. Все твое будущее в моей  власти.  Одно  слово,
несколько порезов и синяков на каждом из нас, сделать  которые  не  составит
труда, - и ты обречен на вторую степень с пятилетним  запретом  на  инъекции
жизни. Я выражаюсь ясно?
   - Более чем.
   - Ну тогда оставайся на короткой волне, дорогой, и не произноси ни звука,
а не то я разрублю тебя пополам. Мне шестьдесят с небольшим - я  в  расцвете
лет, скорее красива, чем уродлива, даже по твоим извращенным  стандартам,  и
на моей кредитной карточке не меньше  десяти  тысяч  львов.  Кроме  того,  я
немного одинока - не слишком, но все же. Мое любопытство ненасытно, и  я  не
очень  озабочена  тем,  как  много  времени  провожу,  или  не  провожу,   с
разведенными ногами. Мне интересно использовать этот случай,  чтобы  узнать,
что произойдет, если нечто внутри восстановленного мейстерзингера... Ты  все
еще воспринимаешь?
   - Остаюсь на волне, - икнул Дайон,
   - Если ты хочешь независимости, юнец, я куплю ее тебе. Будь моим сквайром
и все. Секс - твоя забота, не моя. Корябай стишки, если хочешь, и  прячь  их
под замок. Я не буду подглядывать. Все, что я требую, -  это  цивилизованное
обращение и чтобы не было  никаких  очевидных  нарушений  порядка...  Теперь
выпей еще бренди, помолчи две минуты и пошевели мозгами.
   Он так и сделал. Картинка получилась любопытная.
   Джуно Локк, офицер порядка, блондинка, шестидесяти двух лет, была  совсем
не груба. Никакого насилия, никаких чистильщиков, никаких  ран  на  теле  за
исключением пары лазерных  ожогов,  полученных  при  знакомстве.  Более  чем
интересно.
   У нее была  прекрасная  квартира,  в  которой  не  наблюдалось  признаков
постоянного  присутствия  мужчины.  Ее  голос  был  гораздо  мягче,  чем   у
большинства доминант.
   - Стоупс с тобой, - зевнул он, - я устал. Это был утомительный вечер.
   - Не очень элегантно, - улыбнулась Джуно, -  но  зато  честно.  Пойдем  в
кровать.

4

   Бар назывался "Виват, жиган!". Это было небольшое сомнительное  заведение
на одном из подземных уровней Пикадилли, занимавшем часть  пространства,  на
котором ранее в течение почти столетия располагался Лондонский павильон.
   У Дайона с собой имелось более чем достаточно денег, чтобы  заплатить  за
вечер с серьезной попойкой. Это не было  его  основным  намерением,  но,  по
крайне мере, планом номер семь, на тот случай, если предыдущие шесть  планов
рухнут. Большую часть недели ему приходилось быть  сквайром  доми  Джуно  и,
надо сказать, не без  удовольствия  для  себя.  Когда  она  не  состояла  на
дежурстве, а чаще  всего  это  было  именно  так,  они  занимались  любовью,
осторожно изучая друг друга, следя за душевным состоянием партнера, за  тем.
когда можно продвинуться вперед, а  когда  надо  сдать  назад.  Ошибки  были
минимальны - оба уравнивали свои скорости достаточно хорошо.
   Однажды вечером, развлечения ради, они улетели в  Париж,  просто  потому,
что Дайону захотелось прогуляться вдоль Сены, поесть французских  булочек  с
сырым луком и посетить  какое-нибудь  музыкальное  заведение  на  Елисейских
полях. Джуно была изумлена этим предложением, но и только.
   Но сегодня... Сегодня  вечером  Джуно  находилась  при  исполнении  своих
служебных обязанностей - или, лучше сказать, делала карьеру, лично  участвуя
в  небольшом,  для  узкого  круга,  научном  семинаре  по  проблеме  раннего
обнаружения отклонений в поведении потенциальных правонарушителей. Совещание
происходило в Кембриджской психолаборатории, и в нем, без  сомнения,  должны
были  принять  участие  говорливые  психологи-профессионалы  и  большегрудые
офицеры порядка с выражением крайней серьезности во  взоре.  Дайон  искренне
желал, чтобы Джуно получила от всего этого удовольствие.
   Но, как говорится, ночи не нужны инъекции жизни - и  Дайон  направился  в
"Виват жиган!", где кроме основного зала имелись солярий, спальни, сдаваемые
парочкам на час-другой, и парилка в полуподвальном этаже.
   Сам бар был почти пуст -  длинный,  замечательно  отвратительный  бар,  с
настоящим  кафелем   двадцатого   века,   древними   дубовыми   панелями   и
тускло-красными  неоновыми  лампами.  В  нем  был  даже  столетней  давности
музыкальный  автомат  (используемый   только   в   декоративных   целях)   и
синтетические опилки на полу. Дайон считал, что здесь можно  в  максимальной
степени ощутить атмосферу века мужского превосходства.
   Однако он был в восторге не столько от самого заведения, сколько  от  его
хозяина. Бармена звали просто Безымянный - поскольку большую  часть  времени
он и сам не  мог  вспомнить  свое  имя.  Это  был  толстый  с  бессмысленным
выражением лица мужчина, выглядевший как человек ста семидесяти трех лет  от
роду, срок действия последней инъекции жизни которого истек  полвека  назад.
На самом деле он был в точности ровесником Дайона и к тому же  последним  из
политических убийц Англии. Около десяти лет  назад  Безымянный  из  лазерной
винтовки разрезал пополам министра творческой деятельности, за  что  получил
всеобщую известность, анализ первой степени  и  вечный  запрет  на  инъекции
жизни.
   Среди праздношатающихся жиганов он был знаменитостью  и  считался  чем-то
вроде героя. Одна стена бара была  полностью  покрыта  кое-как  намалеванной
цитатой, описывающей  его  преступление  и  последовавшее  затем  наказание.
Цитата   была   обезображена    припиской,    провозглашавшей    Безымянного
матерью-героиней Советского Союза десятой степени. Стало уже традицией,  что
жиганы, впервые посещавшие бар,  ставили  свои  подписи  под  этим  текстом,
присоединяясь тем самым к протесту против прогрессирующего  засилия  женщин.
Его преступление вовсе не означало, что Безымянный имел что-то лично  против
предыдущего министра творческой  деятельности  (которая  ныне,  конечно  же,
покоилась в Вестминстерском аббатстве). Но она была доминантой из доминант и
несла ответственность за принятие акта об  ограничении  занятости.  И  то  и
другое было прекрасным мотивом для убийства.
   Согласно легенде, Безымянный когда-то считался великолепным архитектором.
Но, разумеется, это была сугубо женская работа. В результате - большая шутка
с лазерной винтовкой, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   - Пива, - потребовал Дайон,  опираясь  о  пустой  конец  стойки  бара.  -
Лёвенбрау особого. Холодного.
   Безымянный  бесстрастно  нашел  нужную  бутылку,  с  видом  нейрохирурга,
ищущего скальпель, выбрал стакан и налил в него пива:
   - Полтора льва.
   Дайон высыпал на стойку несколько монет:
   - Себе нальешь?
   - Danke schon , жиган. Это будет стоить уже  три.
Лёвенбрау - лучшая, черт побери, комариная моча из тех, что здесь  подаются.
Кто может позволить себе пить его, кроме тебя, меня и доминант, если  бы  им
вздумалось заглянуть в эту трущобу?  -  Профессиональным  жестом  Безымянный
одним глотком опорожнил свой бокал.
   При звуках слова "Лёвенбрау" трое  жиганов,  сидевших  у  дальнего  конца
стойки,  неловко  придвинулись  поближе.   Ясное   дело:   парень,   который
расплачивается с такой щедростью, - это сквайр, изображающий из себя жигана.
   - Самое лучшее,  -  сказал  один  из  них  развязным  тоном,  -  было  бы
стерилизовать всех инфр. Конечно, тут  нужны  большие  силы,  но  дело  того
стоит. Это нокаутирует доминант.
   - Квадратный корень из ничего, - сказал  другой,  -  во  имя  процветания
человеческой расы.
   - Ты прав, дружище, - сказал третий. - Нам нужно лишь схватить  избранных
высокопоставленных  доминант,  вколоть  им  полную  дозу  антистерилизатора,
накачать нескольких сквайров афродизиаками, чтобы они осеменили доминант  со
всем возможным энтузиазмом, и потом посмотреть, как начнут расти их  животы.
Харакири для верхушки. Ха-ха.
   - Переключись, - сказал Безымянный. - Ерунду городишь. Трахать  они  тебя
хотели. Дайон оглядел жиганов.
   - Поскольку я состою при даме, парни,  -  сказал  он,  -  деньги  у  меня
водятся в избытке. Делайте выводы. Что это будет - свободный стиль,  каратэ,
кун-фу или лёвенбрау для всех, кто захочет упиться до смерти?
   - Говорит как жиган, - сказал парень, грезивший о стерилизации  доминант.
- Пять лёвенбрау,  Безымянный.  Это  лучшее,  что  можно  услышать  в  Земле
Обетованной.
   Дайон опустошил свой стакан и кивнул. На  стойке  появились  пять  чистых
стаканов, бутылки зашипели, и  на  время  трое  жиганов  сделались  кровными
братьями.
   - Джентльмены, - сказал Дайон, поднимая второй стакан.  -  Я  представляю
собой мужчину эпохи Возрождения.
   - Мужчину эпохи Возрождения, - повторила троица в унисон.
   - И вы знаете, что можете сделать с  ним,  -  продолжал  Дайон,  поставив
стакан. - Потому что, Дорогие друзья  по  выпивке,  вы  и  я  -  шакалы.  Мы
злоупотребили  оказанным  нам  гостеприимством.  Мы  трусы  из  трусов.   Мы
последние отбросы человечества. Потому что доминанты что-то могут, а мы нет.
   - Выпьем за это, - сказал Безымянный с энтузиазмом.
   Дайон посмотрел на него:
   - Как, черт побери, тебя зовут?
   Безымянный секунду или две поскреб затылок.
   - Джеймс Фламинго Бонд, - ответил он. - А как, черт побери, зовут тебя?

5

   Чем больше бутылок лёвенбрау было выпито, тем прочнее становилось кровное
братство. Три жигана - худосочные, бледные как смерть создания,  выглядевшие
так, будто их отлили из одинакового пластика, - назывались Пандо,  Гарвил  и
Тибор. Ни один из них не занимался полезным трудом. Они жили уборкой мусора,
мелким воровством и проституцией. Но, несмотря  на  то  что  Дайон  пал  так
низко, что стал сквайром, они великодушно его простили. Деньги не пахнут.
   - Все, что нам нужно, - сказал Пандо, взяв свою долю выпивки, - это всего
лишь   один   сумасшедший,   но   гениальный    индивид    мужского    пола.
Один-единственный жиган, чуть-чуть рубящий в науке.
   - Все гении - это доминанты, - запротестовал Тибор. - Сам  знаешь,  наука
только для баб. Нет больших титек - нет большого IQ.
   Пандо рыгнул.
   - Да не динозавры же мы все, в самом деле, - запротестовал он.  -  Где-то
среди нас должен скрываться гений, даже если он всего лишь дворецкий и имеет
дело только с бутылками пива и соломинками для коктейля.
   - Предположим, чисто теоретически, он у нас есть, что  тогда?  -  спросил
Гарвил. - Один-единственный гений - это еще не все жиганы.
   - Nein, non, нет! Один-единственный гений создаст антидоминантный  вирус,
стрептококтейль, который уничтожит их бесплодие. И вирус и его изготовитель,