трасть иссякла, осталась одна только  нежность.  И  непередаваемое
изумление.
   Костяшками  пальцев  Дайон   погладил   грудь   Джуно.   Она   никак   не
прореагировала и осталась неподвижна - как  и  полагается  всякой  уважающей
себя пластиковой кукле. Он улыбнулся, вспомнив причуды этой ночи.  Доминанта
растворилась в абсолютной женственности Личина офицера  порядка  спала,  как
ненужная одежда, обнаружив под  собой  только  лишь  миллионолетнюю  женскую
сущность, превыше всего жаждущую сексуального подчинения
   Тут было над чем задуматься. А что, если все  доминанты  в  глубине  души
таковы? Нет, все доминанты - нет.  Среди  них  были  существа  твердые,  как
углеродистая сталь, полностью подавившие в себе естественные  миллионолетние
инстинкты. Дайон знавал их по личному опыту - горькому  личному  опыту  Так,
может быть, Джуно  -  вовсе  не  настоящая  доминанта,  может  быть,  она  -
замаскированная инфра? Может быть, все, чего  она  хотела,  -  это  приступы
бурной страсти и множество детей?
   Да нет. Может  быть,  Джуно  и  прекрасна,  но  главное  -  она  все-таки
бесплодная утроба. Дети для нее - нечто грязное и противное. Оскорбление  ее
великолепному мускулистому телу.
   Дайон встал с кровати и через всю комнату подошел к приемному  устройству
вакуумного люка:
   - Большой чайник чая. Яйца всмятку. Тосты, масло,  мармелад.  Накрыть  на
двоих. Десять минут. Все.
   Услышав его голос, Джуно пошевелилась:
   - Дайон, сколько времени?
   - Половина восьмого, и воздух наполнен музыкой, которую никто никогда  не
научится играть.
   - Стоупс побери! Мне надо на дежурство. В половине одиннадцатого.
   - Спи спокойно. Всему человечеству надо на  дежурство  сегодня  и  каждый
день... Как твои ячейки памяти?
   Она села, затрясла головой и улыбнулась:
   -  Достаточно  хорошо,  чтобы  смотреть  на  тебя  любя,  мой   маленький
мейстерзингер. Он присел на край постели:
   - "Любя" - слово из четырех букв. Это столько же, как и в  слове  "кайф".
Никогда не произноси  непристойности   до завтрака.
   Она засмеялась:
   - Я дарю тебе каламбур сегодняшнего дня: на самом деле то, что  произошло
между нами, не было просто секстазом.
   Он холодно посмотрел на нее:
   - На самом деле между нами не было ничего, кроме секса. "Секс"  -  чистое
слово из четырех букв, которое намного проще, чем "любовь".
   Она состроила ему гримасу:
   - Ты задираешься со мной, юнец? Он покачал головой:
   - Это только доставило бы тебе удовольствие.  Недавно  ты  хотела,  чтобы
тебя любили, теперь - чтобы побили.
   - Бесполезно, Дайон. Я не собираюсь ссориться с тобой сегодня.
   - Да, решать, ссориться  или  нет,  -  прерогатива  правящего  пола.  Кто
платит, тот и заказывает музыку.
   Она ударила его подушкой. И в этот момент  появился  завтрак.  Они  съели
его, сидя вдвоем на кровати, обнаженные и расслабленные.
   - Как бы ты отнесся к тому, чтобы узаконить все это? -  спросила  наконец
Джуно.
   - Узаконить что?
   - Наше сожительство.
   - Мне все равно, - пожал он плечами.  -  Что  ты  собираешься  сделать  -
поставить тавро мне на лоб? Или повесить на шею  колокольчик,  чтобы  я  мог
расхаживать по улицам, громко крича: "Берегись!"?
   - Я не собираюсь ссориться с тобой сегодня.
   - Тогда давай узаконим наше сожительство, если хочешь, -  чтобы  отметить
тот единственный день, когда мы не поссорились.
   Она засмеялась и спрыгнула с кровати:
   - Да, твое поведение нормальным не назовешь, мой  маленький  трубадур.  Я
позвоню в генеральную регистратуру, пока  ты  не  переключил  каналы  своего
запутанного сознания.
   - Но не в таком виде! - ответил Дайон, унося поднос обратно к  вакуумному
люку.
   - Прикрыть грудь?
   - Прикрыть. Я реакционная фашистская бестия.
   Джуно подошла к главному пульту и нажала пару кнопок. Кровать убралась  в
стену, а другая часть стены  скользнула  в  сторону,  открыв  взору  шкаф  с
богатым выбором одежды.
   Дайон прошел в ванную и включил душ.
   - Сначала ты помойся, большая гончая сука, - крикнул он. - Ведь не каждый
день удается заарканить поэта.
   Она последовала за ним в ванную, и они  вместе  залезли  под  душ.  Дайон
смотрел на Джуно сквозь завесу острых как иглы струй.  Водопад  ярких  белых
волос облепил  ее  голову,  придав  лицу  странное  мальчишеское  выражение.
Несмотря на то что Джуно была почти одного с ним роста, она  часто  называла
Дайона малышом. Вспомнив об этом, он  свирепо  схватил  Джуно  за  волосы  и
дернул, откинув ее голову назад. Потом слегка  нагнулся  и  коснулся  зубами
открывшегося горла.
   Он  почувствовал  упругое  сопротивление   ее   груди.   Той   гордой   и
самоуверенной груди, которую он так  ненавидел.  Когда  Дайон  оторвался  от
горла Джуно, на нем остались две красных полукруглых отметины. Их вид вызвал
у него чувство удовлетворения. Джуно с удивлением посмотрела на Дайона:
   - Как странно. Если бы мне сказали, что я позволю  какому-нибудь  мужчине
сделать это со мной, я бы не поверила. - Ручьи воды стекали с ее изумленного
лица, делая его изумительно прекрасным.
   Дайон засмеялся:
   - Не суди о тигре по его  хвосту,  офицер  порядка.  Ну  а  теперь  давай
узаконим мою проституцию.
   Джуно высушила волосы струей теплого воздуха и надела простой золотистого
цвета купальный халат. Дайон завернулся в полотенце, сделав из него  подобие
набедренной повязки. Они вернулись в жилую комнату и встали  перед  экраном.
Джуно набрала код.
   - Офис главного регистратора. Чем могу помочь?
   Появившееся на экране лицо  принадлежало  женщине  с  неярко  выраженными
евразийскими чертами. На ней была обычная розовато-лиловая форменная  туника
гражданской службы.
   - Я - то есть мы - желаем зарегистрировать сожительство, - сказала Джуно.
   - Подождите немного, пожалуйста.
   Экран затуманился, затем на нем появилось довольно немолодое лицо -  тоже
женское. Ей, должно быть, за сотню, подумал Дайон. На женщине был  свободный
черный жакет.
   - Регистрация сожительств, - сказала она отстранение.
   - Меня зовут Джуно Локк. JLF, 23A, 27С. Я хочу  заключить  неограниченный
по времени контракт с Дайоном Кэрном.
   - Личный номер?
   - DQM, 17L, 85В, - ответил Дайон. -  Особые  приметы:  родинка  на  левом
яичке и неутолимая тяга писать плохие стихи.
   - Что? - переспросила регистраторша.
   - DQM, 17L, 85В, - поспешно повторила Джуно.
   Черный жакет набрала  код  и  нажала  пару  кнопок  где-то  за  пределами
видимого пространства. Последовала короткая пауза, потом женщина сказала:
   - С поведением этого субъекта есть проблемы. DQM,  17L,  85В  уже  трижды
подвергался анализу  третьей  степени.  Дальнейшее  нестандартное  поведение
повлечет вторую степень.
   - Я это знаю, - сказала Джуно.
   - Вижу. - Черный жакет отнеслась к услышанному явно неодобрительно. -  Вы
желаете оформить страховку на случай смерти?
   - Да.
   - Тогда, пожалуйста, оба подойдите поближе к  экрану...  Желаете  ли  вы,
Джуно Локк, по собственной воле,  безо  всякого  принуждения  и  незаконного
давления, предложить неограниченный по времени контракт Дайону Кэрну?
   - Да!
   -  Желаете  ли  вы,  Дайон  Кэрн,  по  собственной  воле,  безо   всякого
принуждения  и  внешнего  давления,   принять   предложение   контракта   на
неограниченный срок?
   - Да. В состоянии болезненного умопомешательства.
   - Повторите.
   Джуно незаметно наступила Дайону на ногу.
   - Да.
   - Тогда будьте любезны, Джуно Локк, приложить большой палец правой руки к
сканнеру.
   Джуно на секунду приложила палец к маленькому  экранчику,  расположенному
под основным экраном. Теперь петли  и  завитки  узора  на  ее  пальце  будут
сравнены с изображением, хранящимся в ее личном деле, а затем  их  отпечаток
будет приложен к контракту.
   - Теперь, Дайон Кэрн, пожалуйста, приложите палец правой руки к сканнеру.
   Когда он проделал это, черный жакет сказала:
   - Контракт вступил в силу. Желаете ли заключить еще какую-нибудь сделку?
   -  Спасибо,  нет,  -  ответила  Джуно.  Черная  жакетка  вознаградила  ее
замороженной улыбкой:
   - Доброе утро и до свидания. Экран погас.
   - Счастливого  дня  рождения,  -  сказал  Дайон.  -  Ну  и  как  ты  себя
чувствуешь, получив постоянного содержанца?
   - Как и прежде. За исключением  статьи  о  страховке  на  случай  смерти,
единственная разница в том, что ты теперь можешь наследовать  мои  несметные
богатства, а я могу требовать от тебя ребенка.
   - И ты будешь вынашивать его сама? Ее лицо омрачилось:
   - Переключи программу, юнец. Я не хочу  потворствовать  твоему  скотскому
юмору.
   - Боишься, что это повредит твоему драгоценному пузу?  -  спросил  он  со
злобой. - Согласно легенде,  если  ты  будешь  кормить  грудью,  мускулатура
живота сожмется обратно. А с другой стороны, в этом случае  отвиснут  груди.
Природа не очень-то заботится о нас, ты не находишь?
   Джуно свирепо кинулась на него и с неожиданной силой стиснула.
   - Шути, да не слишком, мейстерзингер, - зашипела она. - Эти  слова  имеют
дурной привкус.
   - Гораздо худший,  чем  ты  думаешь,  бесплодная  утроба,  -  ответил  он
спокойно.  -  Моя  мать  (настоящая  мать;  я  предупреждал,  что  несколько
эксцентричен), - так вот, моя мать умерла  после  семнадцатой  беременности.
Это  была  цена  моего   образования.   Семнадцать   младенцев,   семнадцать
послеродовых  синдромов  и  одна  закупорка  сосудов.  Так  что  в  вопросах
воспроизводства человеческого рода  я  авторитет.  И  могу  рассказать  тебе
кое-что о заражении крови, выпадении органов,  маститах,  разрыве  вагины  и
послеродовой депрессии. Вот каким был  мир  моей  матери.  И  поскольку  она
умерла раньше срока, я просто обязан был узнать обо всем этом, чтобы понять,
что она вынесла ради меня... Видела ли ты  когда-нибудь  головку  ребенка  в
венчике волос? Видела ли ты когда-нибудь покрытый складками череп  младенца,
со спутанным  хохолком  волосиков,  пятна  крови,  тонкий  ореол  испарений?
Вдыхала ли когда-нибудь этот сладкий, переполняющий тебя аромат рождения?..
   Джуно вскочила и бросилась в ванную. Ее рвало.

9

   Напевая, Дайон шагал вдоль Стрэнда по пешеходной дорожке.  Его  никто  не
видел. Да и неудивительно, поскольку было всего семь часов: дело происходило
прекрасным октябрьским утром, и серая вуаль  рассвета  только-только  начала
ступать перед ярким светом дня.
   Прошло две недели с того  момента,  как  он  и  Джуно  заключили  брачный
контракт на неограниченное время, и Дайон начал понемногу приходить  в  себя
после испытанного унижения. Подаренная доминантой  кредитная  карточка  жгла
его, как кусок радиоактивного вещества. Но она была крайне  ему  необходима.
Необходима, чтобы заплатить за инъекции жизни.
   Дайон даже - не очень, правда, всерьез - подумывал, а не  воспользоваться
ли карточкой, чтобы опустошить счет Джуно. Десять тысяч львов, сказала  она.
Этого было бы достаточно, чтобы улететь в Боготу или Самарканд и прожить там
в роскоши пару лет, а потом проделать такую же шутку с очередной  ничего  не
подозревающей доминантой.
   Но что-то удержало  его.  Верность?  Нет.  Любовь?  Тоже  нет.  Гордость?
Возможно... Гордость, подумал Дайон, - это единственное, чего  он  не  может
продать ни за какие деньги.
   Кроме того, Джуно доверяла ему, и это  возмущало  Дайона.  Она  не  имела
права так поступать. Доверие выходило за рамки интимной близости,  самой  по
себе простой и понятной.
   Но все эти рассуждения оставались весьма отвлеченными,  в  то  время  как
неотложным я практически важным делом были лишь инъекции жизни.
   У Дайона начались приступы дрожи. А это всегда плохой  признак.  Его  все
чаще бросало также в холодный пот. Так что откладывать лечение было нельзя.
   К процедуре продления жизни привыкаешь, как к наркотику, что  бы  там  ни
говорили высокоученые авторитеты. Если ты хоть раз прошел через нее, то  уже
не можешь без этого - до тех пор, пока твои денежки не иссякнут  и  тебе  не
предоставят уютную квартирку длиной два метра.
   Вот почему Дайон, напевая, чтобы отогнать дрожь, шел прямиком  в  клинику
на Трафальгарской площади, в то время как  его  доминанта  отсыпалась  после
трех щедрых, пятизвездочных, высшего разлива актов любви и кьянти,  выпитого
в таком количестве, что его вполне хватило  бы,  чтобы  свалить  с  ног  все
итальянское посольство.
   Дайон мог бы, конечно, воспользоваться услугами клиники  в  Лондоне-Семь,
поскольку вы можете получить эту стоупсову штуку в клинике любой  лондонской
башни.  Но  он,  как  и  всегда,  предпочел  пойти  по   линии   наибольшего
сопротивления. В данном случае -  подняться  до  рассвета  и  отправиться  в
покаянный путь к Трафальгарской площади.
   Клиника стояла на том самом месте, где некогда высилась церковь  "Святого
Мартина-в-полях", взорванная в ходе подавления неудачного и несвоевременного
восстания, поднятого партией сексуального равноправия в 47-м году. Три сотни
отчаянных мужиков четыре дня  удерживали  церковь  и  Национальную  галерею,
отбиваясь от целой гвардейской бригады.  В  Национальной  галерее  хранилось
слишком много бесценных творений живописи, чтобы гвардейцы рискнули брать ее
штурмом. Поэтому они сосредоточили свои усилия на том, чтобы преподать  урок
защитникам "Святого Мартина-в-полях", которая была всего лишь  церковью.  Но
ее гарнизон оказался неожиданно стойким и отчаянным. Никто не  просил  и  не
давал пощады. Через некоторое время доминанты из гвардейской бригады  устали
считать своих убитых. Тогда они добились от министра внутренних дел  санкции
на использование  тактического  ядерного  оружия  и  решили  проблему  одним
выстрелом   двухсотпятидесятимиллиметровой    мортиры,    установленной    в
Сент-Джеймском парке. После этого защитники Национальной галереи, увидевшие,
что произошло с их товарищами, сдались.
   К  тому  моменту  женщины  из  гвардейской  бригады   не   были   склонны
придерживаться конвенции о ведении войны. Те  из  оставшихся  в  живых,  кто
пережил последовавшее за этим изнасилование (их оказалось меньше  пятидесяти
процентов), были подвергнуты анализу первой степени. После  этого  серьезных
восстаний больше не случалось.  Гвардейская  бригада  едва  ли  могла  найти
лучший способ pour encourager les  autres  .
   Дайон взглянул на клинику и подумал о мужчинах,  которые  здесь  погибли.
Когда вспыхнуло восстание, ему едва исполнилось двадцать два, и он, на волне
возвышенных чувств, примкнул  к  партии  сексуального  равенства.  Поскольку
Дайон, как было совершенно очевидно, ни к чему серьезному причастен не  был,
он  после  подавления  мятежа  получил  просто  третью  степень  условно   и
участливую  материнскую  лекцию,  прочитанную  пожилой   доминантой-юристом,
очевидным и  единственным  намерением  которой  было  затащить  его  в  свою
квартиру и до отвала накормить шоколадным кремом.
   Посмотрев на сделанное из титана  и  углеродистого  стекла  циклопическое
сооружение, которым была клиника, Дайон подумал  об  иронии  бытия.  На  том
самом месте, где мужчины умирали за свободу и где стояла церковь, являвшаяся
символом бессмертия на небесах, вырос храм  истинного  бессмертия  (или,  по
крайней мере, полубессмертия) "здесь и сейчас".
   Дайон усмехнулся, поднялся по псевдомраморным ступеням  и  открыл  дверь.
Почти все кресла для посетителей были пусты. Три доминанты  -  сразу  видно,
совы - задумчиво сидели возле стойки бара, потягивая кофе  и  ожидая,  когда
будут готовы их медкарты. Двое жиганов развалясь сидели в  креслах  напротив
панорамного окна. Их  позы  и  неподвижность  наводили  на  мысль,  что  они
проспали всю ночь в  приемной  клиники,  явно  не  имея  другого  места  для
ночлега. Грустная, сморщенная маленькая женщина - ясное дело,  инфра  -  шла
следом за электронным пылесосом, который почти бесшумно  двигался  по  полу,
заглатывая пыль и прочие наслоения времени.
   Доминанта-регистратор,  большая  скучающая   индианка,   развалилась   за
стеклянной  кафедрой,  бывшей  точной  копией  той,  что  некогда  стояла  в
уничтоженной церкви. Проектировщики клиники не были лишены сентиментальности
- или чувства юмора - и сочли вполне уместным  включить  в  интерьер  здания
напоминание об учреждении, в котором некогда проповедовалось несколько иное,
чем принятое теперь, учение о вечной жизни.
   Дайон приблизился к кафедре и попытался привлечь  внимание  индианки.  Та
притворилась,  что  не  видит  его.   Он   кашлянул.   Индианка   продолжала
притворяться. Наконец, потеряв терпение, он с силой пнул кафедру и адресовал
доминанте оскорбительную гримасу.
   С трудом она повернула голову и сфокусировала на нем мутный  взгляд,  как
человек, очнувшийся после дозы старомодного  ЛСД.  Усилие,  потребовавшееся,
чтобы вернуться на более низменный уровень сознания, похоже, вызвало  у  нее
глубокое отвращение к Дайону.
   - Что тебе нужно, насекомое?
   - Привет от Шивы, - мило ответил он,  -  я  хочу  зарегистрироваться  для
инъекций жизни.
   - Имя и личный номер?
   - Дайон Кэрн, DQM, 17L, 85В.
   - Наличные или кридитная карточка?
   - Кредитная карточка.
   - Вставь ее сюда, малыш. - Она показала на щель  контрольного  устройства
сбоку от кафедры. - А ты случайно не пытаешься лечиться на халяву?
   Вместо ответа Дайон вставил карточку и терпеливо подождал, пока доминанта
прочитает на своем экране баланс.
   - Ах, вот как! - сказала она несколько удивленно. - Свыше  тридцати  пяти
тысяч. Вот на что способна трудящаяся пчелка.
   - Ах, вот как! - эхом отозвался Дайон, стараясь, чтобы в  его  голосе  не
прозвучало удивления. - Ничего особенного, ведь это мой мед.
   Доминанта снизошла до улыбки:
   - Мы опасаемся... Вы же  знаете,  находятся  такие  типы,  которые  хотят
пройти курс лечения, не имея за душой ни гроша.
   - Какой безнравственный  мир,  -  согласился  Дайон,  -  повсюду  ложь  и
коррупция.
   Зазвонил  маленький  колокольчик,  и   небольшое   приемное   устройство,
смонтированное  на  краю  кафедры,  выбросило   тонкую   полоску   пластика,
содержащую в закодированной форме все  данные  о  психосоматическом  профиле
Дайона. Индианка передала эту полоску ему.
   - Пожалуйста, вставьте карту в платежную щель. Стоимость лечения сейчас -
семьсот пятьдесят львов.
   Дайон вставил кредитную карточку, размышляя с  меньшим,  чем  можно  было
ожидать, удовольствием  о  бреши  в  семьсот  пятьдесят  львов,  которую  он
проделает в сбережениях Джуно. Десять тысяч, говорила она. А на самом деле -
тридцать пять. Черт побери, эта большая сука под завязку набита деньгами.
   - Располагайтесь, месье, - сказала  индианка,  небрежным  движением  руки
показывая на кресло. - Придется немного подождать.
   - Долго?
   Она пожала плечами:
   - Кто знает. Требуется определенное время, чтобы подготовить инъекционные
дозы. Выпейте чаю или кофе, пока вас не  позовут.  Поразмышляйте  о  вечном.
Кофе, чай и вечное - все здесь, в этом доме.
   Дайон уселся в  одно  из  удобных  облегающих  кресел  против  необычайно
громадного панорамного окна. Жиганы и совы не  обращали  на  него  внимания,
погруженные в свои собственные заботы. Какое-то время он слушал встроенный в
спинку его кресла радиоприемник, самопроизвольно переключавшийся с программы
на программу. После  фрагментов  "Военного  марша",  "Ларго"  и  "Доминанта,
доминанта, возьми меня, смерть моя наступает", да плюс еще обрывков речи  на
французском, немецком, английском и общеевропейском языках, Дайон решил, что
с него хватит, и заставил радиоточку  замолчать,  с  силой  надавив  на  нее
затылком. Дрожь и холодный пот вернулись к нему снова, и,  чтобы  отвлечься,
он стал пристально смотреть в окно.  Трафальгарская  площадь  выглядела  как
гигантский пустой стадион.
   Где, Стоупс побери, все эти  мифические  банды  гладиаторов,  посвятивших
себя  смерти  и  гордо  салютующих  перед  каждым  кровавым  оргазмом?  Куда
подевались убийцы и их ж