- И что? - заинтересовался Мовшович.
     - Изгнание!..
     -  Мудро... - кивнул  Мовшович,  - приступай. Твоя конфессия искушена в
экзорсизме. Тебе и карты в руки. Приступай...
     Францисканец встал на  колени и стал горячо молить  Господа об изгнании
бесов из тела и головы больного. Он потел, сопел, сам колотился в судорогах.
А  все  присутствовавшие с  благоговейной  заинтересованностью  наблюдали за
перепитиями экзорсизма.
     Глаза  больного  стали вылезать из  орбит  и  беспорядочно  метаться  в
глазницах.
     Выплеснувшийся изо рта язык мотался из стороны в сторону. На теле тут и
там взбухали уродливые  бугры.  И  наконец, после вопля  Францисканца: "Молю
тебя, Господи, пусть  бесы покинут тела  этого  несчастного!" Вышеупомянутое
тело лопнуло  в  тысяче  мест. И зала заполнилась тысячами  разнокопытных  и
разнополыми  существ. И  эти существа стали суетиться  в каком-то немыслимом
танце и перемещаться  по  телам  присутствующих.  И в  главной  зале  дворца
тысячника  началась   форменная  хрестоматийная   вакханалия.   Слуги  стали
извиваться, многоязычно материться, изрыгать хулу на  Господа. Совокупляться
в самых немыслимых позах  и сочетаниях. И вот уже не только в слугах, но и в
учениках  стало проявляться  какое-то  томление. И напрасно они осеняли себя
крестным  знамением.  Не успевали они изгнать из себя  одного беса,  как его
место тут  же  занимал  другой. И только  Мовшович спокойно сидел  на полу и
наблюдал   за  Францисканцем,   которому  из-за   профессиональных   качеств
экзорсиста кое-как удавалось сопротивляться нежелательному вторжению бесов.
     - Ну, - спросил Мовшович, - что делать будем?
     - Нужно! - сопротивляясь  из последних  сил,  прохрипел Францисканец, -
достать! Свиней!..
     - Зачем тебе свиньи?
     - Загнать! В них! Бесов!! А свиней! В море! По канону! - и обессилевший
Францисканец почти пал под натиском бесов.
     Мовшович  поднял  глаза к потолку и  взглядом  встретился с  невидимыми
глазами Бога.
     - Ну что, Мовшович, - сказал он, - повторим эксперимент?..
     - Но ты же знаешь, Мовшович, - услышал он, - нельзя дважды войти в одну
и ту же воду. Надо идти дальше...
     - Я-то знаю, но они не знают. И не узнают, пока не удостоверятся  сами.
Поэтому пошли нам свиней...
     - Ладно, - вздохнул Господь. И в залу ворвалось стадо свиней.
     Францисканец  из  последних сил  оторвался от пола, неимоверным усилием
сдержал  себя от  конвульсий. И осенил всех крестным знамением. И в миг бесы
из  тел  присутствующих  переселились  в свиней.  А  те  со  страшным визгом
бросились  в море. И  утопшие в  нем свиньи совместно с заключенными  в  них
бесами  были  сохраны  рыбами.  Те  были  выловлены  слугами  капернаумского
тысячника, зажарены и поданы к столу. В честь исцеления одержимого доктора.
     Рыба, получившая позже название "рыбы Святого Петра" была съедена всеми
присутствующими.   Кроме   Мовшовича.  Особенно   налегали   Францисканец  и
Исцеленный.  И все вернулось  на круги своя. Изгнанные  бесы,  вселившиеся в
свиней  и  переваренные  рыбами,  вновь  были съедены людьми. И  оказались в
питательной среде. И тут  началось чтоз-то  невообразимое. Обезумевшие  бесы
скакали из тела в тело, оскверняли воздух, мочились по-собачьи, трахали друг
друга. И  свистели  в  два-три члена  одновременно.  Одновременно  ухитряясь
хулить при этом Господа. А так как они находились в большом количестве живых
людей,  то зрелище было омерзительным. Даже для привычных к бесам. А таковых
в капернаумском дворце не было.
     Ученики  Мовшовича тоже оказались участниками  грандиозного бардака.  И
даже  получили  от  него  некоторое  удовольствие,  несмотря  на  внутреннее
сопротивление. И ненависть к вселившимся в них бесам. И когда изможденные от
сжигавшей их души и  тела борьбы с бесами, они  свалились у  ног Мовшовича и
стали молить его об очередном изгнании, и Мовшович задал им вопрос:
     - Что, сильно ненавидите?
     - Не то слово, - разом выдохнули ученики.
     - То-то, и оно... А вы попробуйте полюбить...
     - Кого? - удивились ученики.
     - Бесов в себе. Дьявола...
     Ученики,  дергаясь от буйства бесов,  решили, что Учитель свихнулся. Но
Мовшович продолжал:
     - Возлюбите их, как порожденье  Божье, как частицу Его.  Ибо  ненависть
порождает только ненависть. А любовь - любовь. Ибо сказано: возлюби ближнего
своего. И  врагов своих. А кто вам ближе всего и  кто ваш больший  враг, чем
вселившееся  в вас порождение  дьявола и сам дьявол. Соберитесь с силами и с
благодарностью к Богу постарайтесь любить больше, чем ненавидеть...
     И   Мовшович  сел.  Дергающиеся   ученики  забормотали  сердцем   слова
благодарности Господу  за вселение в них бесов.  И  постепенно тела их стали
успокаиваться,  руки  перестали конвульсивно  извиваться. А  Первый  Книжник
поспешно выдернул член из  задницы Второго. Внутри каждого послышались звуки
какой-то возни,  умиленные вздохи и тихий плач. Потом звуки стихли, багровые
лица  учеников приняли  естественный цвет, движения стали  плавными. Покой и
любовь возвернулись в их души.
     -  Вот видите,  - назидательно  сказал  Мовшович,  -  любовь  своей  вы
совершили  акт  творения. Творения  чистоты  из  грязи. Только в бесконечной
любви открывается бесконечность творения.  Малая ненависть плодит большую. А
питаемый ненавистью дьявол  заполняет всю душу. И ненависть распространяется
со  скоростью эпидемии.  И малый  плевел ненависти со скоростью передаваемой
мысли в  считанные мгновения  может  сожрать весь Божий  мир. И Ему придется
начинатьвсе сначала. Поверьте  мне,  я уже это  проходил. И еле увернулся от
конца. Итак, говорю вам, любовью уничтожьте в себе ненависть и тогда сможете
творить Его Царство на земле...
     34  И сказав  так, Мовшович замолчал,  утомленный.  Утомленный  верой в
сказанное.  И  сомнением в истинности сказанного. Он  же был человеком. А из
дворца  каренаумского  тысячника  началось великое  выселение. Ибо  решением
исцеленных дворец был назначен "Храмом любви к дьяволу во имя любви к Богу".
     И  со всех концов  мира потянулись  к нему толпы  одержимых. Разные это
были люди. В  одних  сидел  дьявол похоти.  В других - дьявол чревоугодия. В
третьих  -  зависти...  А в душах многих жило по нескольку дьяволов.  И мало
того, что они сжирали душу челвека, эти бляди  еще  и воевали друг с другом.
Производя  в  душах еще большие  возмущения. И сосед  за  просто так  убивал
соседа. Жены еблись на глазах  мужей не с мужьями. Дети выкидывали родителей
из домов их.
     И  всех Мовшович учил  словом любви к дьяволу. ради  спасения дьявола и
самих  одержимых  им. Но  не хватало  сил  у  Мовшовича,  чтобы исцелить  от
ненависти всех. И тогда, подойдя к алтарю, обратился он к присутствующим:
     -  Приходят  люди  в  Храм,  одержимые  бесами  и  дьяволом.  И  уходят
исцеленными. На их место приходят другие одержимые и тоже  исцеляются. И нет
конца  потоку. И  не  будет.  Потому что  каждое  мгновение  рождаются сотни
человеков.  И  с рождением  каждого в  нем  рождается дьявол. И ни у  одного
человека  не  достанет сил,  чтобы  исцелить каждого. Поэтому, уходя отсюда,
передавайте другим  о сотворении  Храма  любви  к  дьяволу  в  душе  каждого
живущего. И каждого рождающегося. Тогда каждый станет источником любви. И не
останется в  мире ненависти. Не скоро это  произойдет, ребята, ой, не скоро.
А, собственно  говоря,  что путное  может  произойти скоро?.. Но  идти надо.
Чтобы пройти путь, его надо начать. Поэтому вперед, дети мои, вперед, падлы.
Я,  Григорий  Мовшович, волей пославшего меня, ставлю  вас в начало пути. От
ненависти к любви.
     И тогда из толпы вышел ветхий консерватор, не верящий в  нынешние дела,
а верящий в раньшие слова. Консерватор, который при виде  восходящего Солнца
требует дополнительных доказательств восхода.
     - Почему  ты учишь нас,  почему  говоришь слова,  не  сказанные  ранее,
почему  делаешь  дела,  не  деланные  ранее. Почему нарушаешь  привычный ход
вещей? Чем докажешь верность твоего учения, твоих слов, твоих дел?
     И  все  собравшиеся,  услышав слова  Консерватора,  усомнились  тоже. И
дьявол в них снова начал оживать. И расправаляя косматые плечи,  нетерпеливо
облизываться.
     Усмехнулся Мовшович:
     -  Не  ты  первый задаешь  этот  вопрос. И  не мне первому. Я  не  могу
предоставить  тебе  документ, подтверждающий истинность моих учения, слов  и
дел. На котором стояла  бы божественная печать. Как  не смог представить его
мой  предшественник. Распятый и распинаемый на  миллионах  крестов. Но скажу
тебе  так,  Каждый  человек послан  на  Землю  Богом.  На  каждом  лежит Его
потенциальная благодать. И если ты веришь в  Него, то поверишь и в меня. Как
в одного  из посланных Им. Он завещал вам любовь.  И  я говорю то же.  Итак,
идите и делайте любовь к человеку.  И сидящему в нем дьяволу.  А если, кто и
не верит, пусть все равно идет.  Ибо,  если вера без дел мертва, то дела без
веры существуют. И пусть  отдельные из вас отрицают  Господа. А заповеди Его
считают всего-навсего правилами  общежития. Соблюдайте их. Потому  что в них
дело. Помимо  вашего неверия, угодные Господу. И тогда дела породят  веру. А
вера породит дела. Чешите, мужики и  помните,  что  я вам сказал. И сделайте
первый шаг к творению...
     И все поверили. Кроме этого охламона-консерватора.
     -  Видишь ли,  - сказал охламон-консерватор, -  ты все время говоришь о
творении. Мы видели то, что ты сделал здесь и слышали о других твоих делах в
других местах.  Но подобное уже совершал Иисус. Но он говорил о спасении.  И
принес себя в жертву  во имя спасения человека. Поэтому-то мы  и поверили  в
него.  И в спасение человеков. Готов ли ты принести себя в  жертву? Чтобы мы
поверили в тебя. И в творение человеками...
     И охламон-консерватор смиренно отсутпил.
     -  Я ждал этого,  - усмехнулся Мовшович, - что ж, жертва, одно  из дел,
без которых вера мертва. Человекам нужны  трупы. - И он  посмотрел в небо. -
Да не минует меня чаша сия... - и повернувшись к людям, спросил:
     - Где вы хотите, чтобы я принес себя в жертву?..
     - Где обычно, - отвечали ему, - на Голгофе. На развалинах Храма.
     - Куда ходим мы молиться Яхве, - сказали иудеи.
     - Куда ходим мы служить Иисусу, - сказали христиане.
     - Куда ходим мы славить Аллаха, - сказали мусульмане.
     А  атеисты промолчали.  Потому  что им было  глубоко до фени,  кто кому
молится, кто кому служит, и кто кого славит. Они ни в кого не верили, никому
не  молились и служили только себе и себе  подобным.  За  что  их  не любили
представители всех религий и всех конфессий. Придерживаясь точки зрения, что
неверующих  нужно непременно обратить  в какую-нибудь веру.  А  если таковая
задача окажется невыполнимой из-за общеизвестной упертости атеистов, то их с
такой  же  непременностью  нужно  уничтожить.  Чтобы  избавиться от остатков
неверия на Земле. И такая возможность им  представилась. В Моссаде окопались
атеисты, отстаивая свою веру в безверие.
     35   И   ученики  обратились  к  Мовшовичу  с  просьбой  повременить  с
собственным жертвоприношением. И вместе со всеми отправиться в Моссаду.
     - Для чего хотите идти в Моссаду? - спросил Мовшович.
     - Чтобы утвердить веру Господню, - хором ответили ученики.
     -  Хорошо, - сказал Мовшович,  - пошли. И все вместе,  хором,  со всеми
верующими, походным маршем, пилим в Моссаду.
     И  вот по  дороге из Капернаума, через  Вифсаиду, по  западному  берегу
Иордана,   через   Иерусалим   боголюбивое  воинство  двинулось   на   опору
безбожников, крепость Моссаду. И впереди шли Мовшович с учениками.
     В Иерусалиме иудеи молились у еще дымящихся остатков  Храма. Мусульмане
уткнулись задницами  в  небо  напротив  мечети Аль-Акса.  Христиане со  всех
концов  земли  щелкали  полароидами и стрекотали видеокамерами в тех местах,
где побывал  Иисус.  И  когда  вооруженные отряды во  главе с  Мовшовической
компанией проходили мимо, все радостно приветствовали их. И призывали их раз
и навсегда покончить с безбожниками, нашедшими опору в Моссаде.
     И вот, получив благословение от священнослужителей всех религий, в  том
числе и от  языческих  римских жрецов,  святое  воинство свернуло к Мертвому
морю. И в северной его оконечности их настиг вечер. Солнце медленно  свалило
за  Иудейские горы.  Наступила  прохлада.  И  время ночлега. Были поставлены
шатры,  разожжены  костры. Но нечего было  насадить  на вертела,  нечем было
утолить  жажду. Ибо слева было самое мертвое Мертвое море. А  справа - самая
пустынная Иудейская пустыня.
     И все с надеждой смотрели на Мовшовича. А он сидел на пригорке, смотрел
в сторону исчезнувшего Солнца и, казалось, не ощущал ни голода, ни жажды.  И
обступили его ученики  и воины  всех вероисповеданий.  С тем, чтобы Мовшович
совершил чудо и накормил их. А также и напоил. Дабы у них достало сил, чтобы
дойти до Моссады и  сразиться с людьми, отвергнувшими  Бога. Или не знавшими
Его.
     И  встал  Мовшович и посмотрел  сначала в сторону  исчезнувшего Солнца,
потом глянул на звездное небо. Как  бы ожидая одобряющего слова Господа,  Но
не  услышал ничего.  Тогда  он повернул  голову  в  сторону  самого мертвого
Мертвого  моря.   Которое  не  могло  ни  накормить,  ни  напоить  человека.
Неподвижна  была  его  поверхность. Соль сковала движение воды  и  подавляла
любое  проявление жизни в своих  глубинах. Но под взглядом  Мовшовича  вдруг
всколыхнулась  его  поверхность.  Со  дна  потянулись  мучнистые  водоросли,
всплеснула хвостами неведомая рыба.  И вот уже водоросли выползли на  берег,
превращаясь  в хлеба. Множество  рыб забилось в  неведомо откуда появившихся
сетях.  Вода  моря стала чистой,  прохладной и  сладкой.  Намстолько чистой,
прохладвной и  сладкой, что  одного  ее глотка  оказалось достаточно,  чтобы
утолиь жажду.
     Насытившись и напившись, разнородно-святое воинство пало  на  колени  и
возблагодарила Бога (Богов) за знак своего  расположения к  делу, которое им
предстоит совершить.
     - Успокойтесь, -  сказал им Мовшович, - вот  сидите вы тут, люди разных
вер и благодарите Бога за то, что он дал вам воду и пищу. Чтобы вы выступили
в Его  защиту. Ине думаете, нужна ли ему ваша защита. Господь дал вам воду и
пищу не для поощрения. А чтобы утолить ваши голод и жужду. Потому что каждый
из вас - дитя Божье. И не оставит Бог детей своих без призрения. Несмотря на
веру  их.  -  Помолчал  Мовшович несколько  секунд,  а  потом добавил, - или
безверие...
     Глубоко вздохнуло небо, серп луны превратился в круг, вспыхнули звезды.
Замерли  воины,  пораженные  необычной  жизнью неба, луны  и звезд.  А когда
небесная  жизнь  утихомирилась,  все  уже  крепко  спали  вокруг  затухающих
костров.
     И только Мовшович  сидел  на пригорке и смотрел теперь уже на восток. В
сторону  Иорданских  гор.  Из-за  которых вскорости должно  было  вывалиться
Солнце.
     - Ну, Мовшович, - обратился он к Господу, - что прикажешь делать?
     - А  почему  я  тебе  должен что-то приказывать,  -  брюзгливо  ответил
Господь, -  это  - твое дело. Делай, что  считаешь угодным Мне. А я уж потом
определю степень  этой самой угодности. О,  Господи,  - сказал  Он,  - каким
чудовищным языком  я  заговорил. Впрочем,  ты меня  понял.  Делай,  как надо
делать. А я тебе подам знак, если где-то что-то в какой-то степени не совсем
соответствует моим  взглядам  на  мнеугодность.  И  не  обращай  внимания на
общественное мнение...
     Истинно я говорю? - спросил Сам Себя Бог и Сам  Себе ответил. - А когда
я говорил неистинно?..
     - И  каков  будет  твой знак,  Мовшович? - спросил Мовшович. Не  вполне
уверенный в правоте дела, которое оно затеял.
     -  Я  не могу  ответить на этот вопрос. Сейчас. Но  ты  его  несомненно
получишь. Когда пройдешь  свой путь. До конца. Ты знаешь свой конец. И я его
знаю. Весь  вопрос в  том, каким путем ты к нему придешь. И в зависимости от
пути и  будет  мой  знак. Иди, Мовшович, с верой в Меня, с верой в себя. Как
уже шел однажды  другой Мой сын. Иди, парень, и выбери то, что выберешь. - И
Бог замолчал.
     И  ему  на смену  из-за  Иорданских  гор  выбралось  заспанное  Солнце.
Постепенно  оно  размялось,  разогрелось,  ожило  и  разбудило  многтысячное
воинство.  Вооруженное, чтобы  привести к  Господу безбожников,  засевших  в
Моссаде.
     36  Легла  дорога  под  ноги солдат,  легла дорога под копыта лошадей и
ослов, легла дорога под колеса колеснциц. Пыль поднялась в  воздух. И в этой
пыли  из окрестных  поселений,  затеряных  в  мертвечине  Иудейской пустыни,
вливались в войско добровольцы. Чтобы огнем и  мечом вколотить в безбожников
силу и  славу  Господню.  А если их  тупые  головы и нечувствительные сердца
откажутся  не в силах воспринять  истину, то стало быть, и нет им  места  на
этой благодатной земле, созданной волей  Господа. Потому  что, каждое  живое
существо, наделенное  душой, просто обязано верить в Господа! В том или ином
виде. В том или ином обличьи. В том или ином его  философском  содержании. В
противном случае им должен наступить шандец.
     (Мы  не уверены, что слово "шандец"  в его сугубо национальном звучании
воспроизводилось в мыслях разноплеменной компании. Но его коренной смысл был
именно  таким. В о всяком случае, так нам его перевел Мовшович. А у  нас нет
никаких оснований подвергать сомнению его лингвистические познания.)
     Долго ли  коротко, но в  свое, определенное  время, войско добралось до
Моссады. Между  Мертвым  морем и  крепостью сновали  автобусы  с  туристами.
Которые чередовали целебное  купание  с  созерцанием мощных  слоновьих  стен
крепости. За которыми безбожники готовились защищать свое право на безверие.
     Перед штурмом ученики подошли к Мовшовичу.
     - Равви, чтобы биться  за веру, нам нужно оружие.  Где  мы возьмем его,
Равви?
     - Ваше оружие - слово Божие, - которое вы не знаете.
     -  Прости,  Равви, но мы  знаем  Священное Писание, - сказали  Крещеный
Раввин.  Францисканец,  Мулла  и Трижды  Изменивший.  Там  сказано: "Оружием
уничтожить  врага  своего,  дабы,   отвернувшиеся  от   единого  Бога,  были
уничтожены".
     - Да, это было сказано. Для спасения народа Израилева.  А сейчас другие
темпоры, другие море.  А посему должно из писания вспомнить учение Господа о
свободе воли. Каждый волен  есть от  дерева добра и зла. Или не есть. Каждый
волен сам  выбирать смерть. Или бессмертие. Священное право  человека - быть
спасенным. Или  не  быть. И это главное в  учении Господа. Поэтому в темноте
сгущающейся  ночи  мы  поднимемся в Моссаду  и  защитим волю  Божью вместе с
безбожниками... - И Мовшович встал.
     И вгляделся в небо. И вслушался в небо. И не увидел  знака  Господня. И
не услышал ничего. И не получил подтверждения своим словам. Но и не усмотрел
в молчании отрицания.
     Потом он оглядел своих  учеников. Один за  другим вставали они,  вручая
жизни свои в руки Мовшовича. А через него  и в руки Божьи. Встал  Жук, встал
Каменный   Папа.  Поднялся  Владелец   бесплодной  смоковницы.   Выпрямились
Здоровый, Бывшие  Насморочный и Прокаженный. Один за другим отряхнули пыль с
задниц  Трижды  изменивший  и  представители трех  основных  религий.  И  не
пререкаясь друг с другом присоединились ко вставшим Книжники. Ибо  кончилось
время учения. Настала пора следовать ему.
     В  стороне  от  дороги, ведущей  к  воротам  Моссады,  по  узкой козьей
тропинке, слегка обозначенной среди осыпающихся  скал, потекли  они  вверх к
стенам крепости. Свет звезд не позволял  им сверзиться вниз. А  когда звезды
скрывались  среди  туч,  дорогу им освещал Божий промысел. Во всяком случае,
так думал Мовшович.
     К утру они поднялись к подножь. крепости. Огромные валуны,  скрепленные
собственной   тяжестью,  не   оставляли  возможности  проникнуть  внутрь.  И
присоединиться к защитникам. Тогда Мовшович коснулся рукой огромного вал