нтересно  провели  время,  перемывая  косточки  одной   из
отдыхающих, этой чудачке - мисс Элкингтон.
   Потом они отправились в Скай-Пикс, и  Селиг  забыл  книгу  сенатора  на
прилавке. Он хватился ее, только когда уже лег в постель.
   Два дня спустя Мартене снова позвонил и снова  передал  приглашение  на
чай. На этот раз Селиг отрубил резко:
   - Передайте сенатору, что я, к сожалению, не могу быть.
   - Одну минуту, прошу прощения, - сказал шофер. - Сенатор просил узнать,
не пожелаете ли вы приехать к  обеду  завтра  в  восемь.  За  вами  придет
машина.
   - Право... Хорошо, передайте, что я с удовольствием приеду.
   Он ничего не теряет: обеды в  Скай-Пикс  неважные,  а  домой  он  уедет
пораньше.
   Он был  доволен,  что  этот  день  у  него  оказался  свободным:  можно
поработать. Но проклятая назойливость сенатора до такой степени  разозлила
его, что он с треском хлопнул книгой по столу и вышел на воздух.
   Несколько  отдыхающих  играли  в  лапту.  Душой  компании  была  Сельма
Суонсон, очаровательная в своих гольфах. Они закричали  Селигу,  чтобы  он
шел к ним, и он после нескольких величественных отказов  согласился.  Игра
прошла очень весело. Потом он стал в шутку бороться с мисс Суонсон, у  нее
оказалась удивительно гибкая талия и необычайно томные глазки, которые  он
только сейчас рассмотрел. Как хорошо,  что  он  не  потерял  день,  слушая
болтовню нудного старикашки!
   На  следующий  день,  в  шесть  часов,  закончив  блестящую  главу,  он
отправился с мисс Суонсон на  гору  Повэрти.  Заходящее  солнце  так  ярко
золотило пастбища, сосны и далекие луга, а мисс Суонсон в юбке  из  грубой
шерсти и тяжелых спортивных ботинках - но чулки она надела шелковые - была
так мила, что он пожалел о своем обещании быть в восемь у сенатора.
   "Но я всегда держу свое слово", - размышлял он гордо.
   Они сели на плоский камень на краю обрыва, и Селиг  произнес  привычным
преподавательским тоном:
   - Какое необыкновенное освещение! Вы видите, как  вспыхнула  на  солнце
крыша вон того домика? Посмотрите на тени кленов! Вы замечали, что красота
пейзажа зависит не столько от формы предметов, сколько  от  игры  света  и
тени?
   - Нет, пожалуй, не замечала. Да, именно все дело в освещении. Ах, какой
вы наблюдательный!
   - А мне кажется, я порядочный книжный червь.
   - Что вы, ничуть! Вы серьезный ученый, это верно, - о, я только  теперь
поняла, как надо работать! - Но вы и дурачиться умеете. Вчера  вы  смешили
нас до слез! Обожаю людей, которые умеют и работать и отдыхать!
   В половине восьмого, держа ее крепкую ручку в своей, он говорил:
   - Уверяю вас, мне  не  хватает  многих  хороших  качеств.  Но  ведь  вы
согласны со мной, что настоящему мужчине не к лицу пить, как этот  старик?
Между прочим, нам пора возвращаться.
   Без четверти восемь,  после  того,  как  он  поцеловал  ее  и  попросил
прощения, а потом снова поцеловал, он сказал:
   - Ладно, подождет немного, не беда.
   В восемь:
   - Черт! Уже восемь! Как быстро прошло время! Теперь уж лучше совсем  не
ехать. Позвоню ему вечером  и  скажу,  что  перепутал  день.  Знаете  что,
давайте спустимся к озеру и пообедаем на лодочной станции вдвоем, а?
   - Чудесно! - согласилась мисс Сельма Суонсон.


   Лафайет Райдер сидел на веранде, которая вместе со столовой и  спальней
составляла теперь весь его мир, и ждал своего доброго юного друга, который
возвращал ему мир  его  прошлого.  Через  три  дня  приедет  из  Нью-Йорка
поверенный и оформит новое завещание. Но - сенатор нетерпеливо пошевелился
- деньги, в сущности, противная вещь. У него есть для Селига нечто другое,
более редкостное - дар, достойный ученого.
   Он посмотрел на подарок с  улыбкой.  Это  был  двойной  листок  плотной
почтовой бумаги.  Наверху  было  вытиснено:  "Виндзорский  замок";  повыше
изящным почерком выведены слова:  "Моему  другу  Л.Райдеру  с  разрешением
использовать, как сочтет нужным. Бендж.Гаррисон".
   Письмо начиналось словами: "Его превосходительству,  президенту",  -  а
внизу стояла подпись: "Виктория R." [R.  (Regina)  -  королева  (лат.)]  В
немногих строчках между обращением и подписью заключалась  неведомая  миру
история  правления  королевы  Виктории,  история  девятнадцатого   века...
Динамит в больших пакетах не хранят.
   Сунув руку под розовый плед,  оставлявший  открытым  только  его  серое
лицо, старик спрятал письмо в карман.
   Шурша халатом, на веранду вышла мисс Талли и стала упрашивать:
   - Не больше одного коктейля сегодня, дедушка, да? Доктор  говорит,  вам
это вредно.
   - Может быть, да, а может, нет. Который час?
   - Без четверти восемь.
   - Доктор Селит приедет в восемь. Если Мартене не принесет  коктейль  на
веранду через три минуты после того, как вернется, я с него шкуру спущу. А
искать папиросы в моей комнате не стоит. Я перепрятал их в новое местечко.
Весьма возможно, что буду сидеть и курить до утра. Да, пожалуй, я и вообще
не лягу сегодня. Пожалуй, и ванну принимать не буду...
   Он только посмеивался в ответ на стоны мисс  Талли:  "Ну  какой  же  вы
несносный!"
   Сенатор мог бы и не спрашивать, который час. Начиная с семи  он  каждые
пять минут вытаскивал часы из-под пледа и смотрел на  них.  Он  злился  на
себя за то, что, как дурак, ждет не дождется  своего  молодого  друга,  но
ведь старых-то друзей никого не осталось.
   Вот в  чем  проклятие  такой  долгой  жизни.  Никого  нет.  Все  умерли
давным-давно. Ему  еще  писали  идиотские  письма,  выпрашивая  автографы,
деньги, но кто, кроме этого замечательного Селига, навестил его?  Ни  одна
душа, уже много лет!
   В восемь сенатор встрепенулся - на этот  раз  не  как  сонный,  дряхлый
филин, а как орел, когда он высовывает  голую  шею  из  гущи  взъерошенных
перьев, готовясь взмыть к небу. Сенатор прислушался, не идет ли машина.
   Через десять минут он выругался с большим знанием дела. Черт бы  побрал
этого Мартенса!
   Через двадцать минут  машина  подкатила  к  дому.  Из  нее  вышел  один
Мартене. Дотронувшись до фуражки, он доложил:
   - Прошу прощения, сэр, мистера Селига не было на ферме.
   - Какого черта вы его не подождали?
   - Я ждал, сэр. Больше не посмел.
   - Бедняга! Вдруг он заблудился в горах? Нужно немедленно начать поиски!
   - Прошу прощения, сэр. С вашего разрешения, сэр, когда я ехал  обратно,
мимо тропы на гору Повэрти, я видел мистера Селига с молодой  дамой,  сэр.
Они разговаривали, смеялись, шли они не к ферме, а в другую сторону,  сэр.
Мне кажется...
   - Хорошо, можете идти.
   - Я немедленно подаю обед, сэр. Прикажете принести коктейль сюда?
   - Не надо совсем. Позовите мисс Талли.
   Сестра подбежала к нему и вскрикнула от испуга. Сенатор Райдер сидел  в
кресле, весь поникнув. Наклонившись, она услышала шепот:
   - Если вам не трудно, голубчик, я попросил бы вас помочь мне  добраться
до постели. Есть мне не хочется. Я что-то устал.
   Пока она встревоженно снимала с него плед, он глядел  не  отрываясь  на
темнеющую долину, как человек, который смотрит на нее в последний раз. Но,
когда она помогла ему  подняться,  к  нему  внезапно  вернулись  силы.  Он
выхватил из кармана сложенный вдвое твердый листок, разорвал его в  клочья
и яростным взмахом своей длинной руки рассыпал их по веранде.
   А потом упал на руки мисс Талли.



    Синклер Льюис.
    Скорость

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. - И.Бернштейн.
   Авт.сб. "Кингсблад, потомок королей. Рассказы". М., "Правда", 1989.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 12 July 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   В  два  часа  ночи  под   единственным   фонарем   на   Главной   улице
провинциального городка в Небраске, который должен  был  бы  в  это  время
давно  уже  спать  крепким  сном,  собралась  плотная  толпа  людей;   они
переговаривались, смеялись и то и дело поглядывали  на  запад,  где  улица
терялась в бескрайней тьме прерии.
   Прямо на дороге лежали две новые автомобильные шины и стояли канистры с
бензином, маслом и водой. Поперек тротуара был протянут  шланг  насоса,  а
подле него красовался манометр в новом замшевом  футляре.  Через  улицу  в
окне ресторана ослепительно сияли электрические лампочки  без  абажуров  и
востроносая девица со взбитыми кудряшками сновала от окна к плите,  где  у
нее грелась еда. Председатель местного мотоклуба, он же владелец  здешнего
крупнейшего гаража, задыхаясь от волнения, в который раз твердил  парню  в
коричневом комбинезоне:
   - Ну, будь наготове, смотри, будь наготове.  Не  зевай,  ведь  покрышки
надо сменить за три минуты.
   Ожидалось  романтическое  событие   -   установление   нового   рекорда
трансконтинентального  автопробега  на  машине  марки  "мэллард",   гонщик
Дж.Т.Баффем.
   Фотографии  Баффема  видели  все  -  они  смотрели  чуть  не  с  каждой
спортивной полосы в газетах  Линкольна  и  Канзас-Сити:  квадратное  лицо,
широкоскулое,  невозмутимое,  добродушное,  в  крепких  зубах  незажженная
сигара и мальчишеская челка на чистом высоком лбу. Два дня назад он был  в
Сан-Франциско, между грязной позолотой Китайского  квартала  и  грохочущим
тихоокеанским прибоем. Еще два дня - и он будет в далеком Нью-Йорке.
   Где-то в прерии, за много миль  от  города,  возник  пронзительный  луч
света,  быстро  приближаясь,  разъединился  на  два,  а  отдаленный  треск
барабанной дроби вырос  в  громовой  рев  мощного  мотора  без  глушителя.
Прожорливое чудовище  ворвалось  в  город,  надвинулось  на  них,  изрыгая
молнии, и, лязгнув, остановилось как вкопанное. Толпа увидела за  огромным
рулем человека в кожаном шлеме: вот  он,  кивает,  улыбнулся,  совсем  как
простой смертный! То был великий Баффем.
   - Ур-ра! Ур-ра! - прозвучало в ночи, и говорок прошел по толпе,  сменив
напряженное молчание.
   А механик из гаража с помощью своего хозяина и троих рабочих уже сдирал
изношенные покрышки, заливал бензин, масло, воду. Баффем вылез из машины и
зевнул, подобный льву, разминая затекшие богатырские плечи, могучие руки и
ноги.
   - Вылазьте, Рой, подзаправимся и мы, - сказал он  тому,  кто  сидел  на
втором сиденье в его машине. Этого человека  толпа  не  замечала.  То  был
всего лишь механик и подменщик Баффема, жалкое существо, за всю  жизнь  не
ездившее быстрее девяноста миль в час.
   Владелец гаража, суетясь, провел Баффема через улицу  в  ресторан.  Как
только автомобиль ворвался в  город,  хорошенькая  официантка,  прыгая  от
нетерпения, схватила с плиты и поставила на стол жареную курицу, налила  в
стаканы настоящего кофе и гордо добавила в него  настоящих  сливок.  Смена
покрышек и завтрак заняли три с четвертью минуты.
   Рев мотора полоснул  по  притихшим  домикам  и  пропал  вдали.  Городок
остался, серый и скучный.  Обыватели,  зевая,  расходились  в  темноте  по
домам.
   По выезде из этого городка в  Небраске  Баффем  был  намерен  два  часа
поспать. Его сменил за рулем Рой Бендер. Баффем расслабил мышцы, откинулся
на спинку, раскачиваясь в лад с рывками несущегося  автомобиля,  и  сонно,
врастяжку произнес громовым хриплым  басом,  отчетливо  прозвучавшим  даже
сквозь рев мотора:
   - Осторожнее вон на том подъеме, Рой. Там будет скользко.
   - Откуда вы знаете?
   - Ниоткуда. Носом, может, чую. Только  вы,  правда,  там  поосторожнее.
Спокойной ночи, дружище. Разбудите меня в четыре пятнадцать.
   Вот и весь разговор за семьдесят две мили.
   Уже светало, когда Баффем опять сел  за  руль.  Он  молчал:  он  только
следил за тем, чтобы спидометр не переставал  показывать  на  два  деления
выше безопасного предела. Но на ровных  перегонах  он  успевал  скользнуть
устало-счастливым взглядом по утренним лугам, по узорочью трав  и  молодых
хлебов, уловить на слух полнотки из запева полевого жаворонка. И углы  его
рта, сурово сжатые на опасных участках дороги, тогда чуть вздрагивали.
   Незадолго до полудня, когда Баффем подъезжал к городку Апогею  в  штате
Айова,  ровный  вой  автомобиля  вдруг  перебило  грохотом,  словно  мотор
разнесло в куски.
   Он рывком выключил зажигание; машина еще не успела толком остановиться,
как уже они с Роем выскочили с двух сторон, бежали к радиатору,  поднимали
капот.
   Припаянный к радиатору предохранительный козырек из  толстой  проволоки
отломился и погнул  лопасть  вентилятора,  которая  вырвала  целую  секцию
радиаторных ячеек. Внутри все было  словно  изрублено  тупым  ножом.  Вода
хлестала струей.
   Баффем размышлял:
   - Ближайший населенный пункт - Апогей. Там радиатора не достанешь. Да и
вообще раньше Клинтона его негде сменить. Придется  спаять  этот...  Эгей!
Послушайте! - Последнее восклицание  относилось  к  водителю  проезжавшего
мимо дряхлого двухместного автомобиля. - Мне надо доставить эту  телегу  в
город. Вам придется меня подтащить.
   Рой Бендер между тем уже достал трос из багажника их гоночного красавца
и привязывал один конец к передней оси "мэлларда", а второй - к задней оси
невзрачного незнакомца.
   Баффем не оставлял времени на обсуждение.
   - Я Дж.Т.Баффем. Веду трансконтинентальный пробег. Вот десять долларов.
Мне нужна ваша машина на десять минут. Поведу я сам. - И он протиснулся на
сиденье. Рой сидел за рулем "мэлларда", и они уже въезжали в Апогей.
   Из домов и лавок с криками  высыпала  толпа.  Баффем  медленно  оглядел
собравшихся. Потом спросил мужчину в плисовых брюках  и  защитной  рубахе,
стоявшего в дверях гаража:
   - Кто у вас в городе лучший паяльщик?
   - Я буду лучший. Никому не уступлю во всей Айове.
   - Погодите! Вы знаете, кто я?
   - Ясное дело. Вы Баффем.
   - У меня радиатор разбит всмятку. Надо  все  спаять.  Работы  часов  на
шесть, но мне надо, чтобы было сделано за час. Вот в той скобяной лавке не
найдется ли паяльщика еще получше, чем вы?
   - Да-да, пожалуй, старик Фрэнк Дитерс будет и получше моего.
   - Зовите его и сами  идите  и  принимайтесь  за  работу.  Пусть  каждый
берется со своей стороны. Рой Бендер - вот он вам все покажет. -  Рой  уже
снимал радиатор. -  Помните:  один  час!  Поторопитесь!  Заработаете  кучу
денег...
   - Деньги тут ни при чем!
   - Спасибо, старина. Ну, а я пока вздремнул бы  часок.  Где  тут  у  вас
можно заказать междугородный разговор? - Он зевнул.
   - Через улицу, у миссис Риверс. Там потише будет, чем в гараже.
   На  той  стороне  улицы  стоял  дом  -  низкая  квадратная  коробка   с
восьмигранной башенкой на крыше. Перед домом был дворик, заросший  высокой
травой и старыми яблоньками-китайками. У калитки Баффем  увидел  невысокую
строгую даму в очках и в переднике и девушку лет двадцати пяти. Он  дважды
посмотрел на девушку и все же не мог бы точно сказать, что отличает ее  от
всех остальных женщин, которые,  смеясь  и  толкаясь,  высыпали  на  улицу
разглядывать прославленный автомобиль.
   Она выделялась. А между тем она была обыкновенного  роста  и  вовсе  не
такая уж красавица. Она была изящна, и черты ее были тонкими,  как  старая
гравюра:  точного  рисунка,  хотя  и  мягкий  подбородок,  римский  нос  -
женственный прелестный вариант римского  профиля.  Но  отличала  ее  среди
всех,  решил  Баффем,  надменная  осанка.  Девушка,  стоявшая  у  калитки,
смотрела невозмутимо и свысока, точно холодная далекая луна в зимнем небе.
   Он перешел через улицу. Он не сразу нашелся, что сказать.
   - Надеюсь, никто не пострадал? - вежливо осведомилась она.
   - Да нет, нужен только небольшой ремонт.
   - Почему же все как будто так взволнованы?
   - Но ведь... дело в том... я ведь Дж.Т.Баффем.
   - Мистер... Баффем?..
   - Вы, верно, никогда и не слышали обо мне?
   - А разве... я должна была слышать? - Она смотрела на него  серьезно  и
словно сокрушалась о собственной нелюбезности.
   - Да нет. Просто... те,  кто  интересуется  автомобилями,  обычно  меня
знают. Я гонщик. Веду пробег Сан-Франциско - Нью-Йорк.
   - Вот как? Из конца в конец за... дней за десять, наверное?
   - За четыре. Максимум - за пять.
   - И будете через два дня на Востоке? Увидите... увидите океан?
   В ее голосе прозвучала зависть и тоска, а глаза устремились вдаль. Но в
следующее мгновение она уже опять была в Апогее, штат Айова,  и  говорила,
обращаясь к большому человеку в запыленной кожаной одежде:
   - Мне стыдно, что я о вас не слыхала. Дело в  том...  У  нас  ведь  нет
автомобиля. Надеюсь, вам быстро все  починят.  Не  могли  бы  мы  с  мамой
угостить вас стаканом молока?
   - Я был бы признателен, если бы вы позволили мне  позвонить  по  вашему
телефону. Там у них так шумно...
   -   Разумеется!    Мама,    это    мистер    Баффем,    он    совершает
трансконтинентальный автопробег. Ах, да, меня зовут Ориллия Риверс.
   Баффем неловко поклонился  на  обе  стороны  сразу.  Он  последовал  за
стройной спиной Ориллии Риверс. Лопатки у нее совсем не торчали и все-таки
были видны под тонкой шелковой тканью. Казалось, синий шелк жил  вместе  с
теплым танцующим телом, которое он  обтягивал.  Нет,  в  своей  наигранной
степенности она оставалась очень юной.
   После  торопливого  стука  молотков  и  гаечных  ключей,  после  говора
любопытной толпы он вдруг почувствовал, что здесь  царит  покой.  Кирпичи,
которыми  была  выложена  садовая  дорожка,  давно   истерлись   и   стали
блекло-розовыми, и на них трепетали тени сиреневых кустов. Дорожка вела  к
старой-престарой садовой скамье в увитой диким виноградом беседке,  полной
сумрака и воспоминаний о долгих, мирных прошедших годах. В краю  новеньких
домов, красных кирпичных амбаров  и  бескрайних  ослепительных  полей  это
воспринималось, как древняя волшебная старина.
   А на крыльце дома лежал выбеленный временем китовый позвоночник. Баффем
слегка растерялся. Он так много и так быстро ездил, что должен был  каждый
раз подумать минутку, чтобы сообразить, где он находится: на Западе или на
Востоке. На ведь сейчас... ну да, он  в  Айове.  Конечно!  Однако  китовый
позвонок говорил о Новой Англии. О Новой Англии говорила и большая морская
раковина, и старый стол красного дерева в  просторной  прихожей,  и  узкая
ковровая дорожка, по которой мисс Риверс вела его к  телефону  -  аппарату
старинного образца, висевшему на стене. Баффем смотрел,  как  мисс  Риверс
деликатно удалилась и, пройдя прихожую,  вышла  через  широко  распахнутую
заднюю дверь прямо в цветник, пестревший  красными  гвоздиками,  анютиными
глазками и петуниями.
   - Междугородную, пожалуйста.
   - Я здесь одна и за междугородную, и за городскую, и...
   - Отлично. Говорит трансконтинентальный гонщик Баффем. Соедините меня с
Детройтом,  штат  Мичиган,  автомобильная  компания   "Мэллард",   кабинет
директора.
   Он ждал десять минут. Он присел на край старомодного  кресла,  чувствуя
себя большим, неуклюжим и возмутительно грязным. Потом отважился встать  с
кресла и, стыдясь грохота собственных шагов, заглянул с порога в гостиную.
В нише у окна там было  устроено  нечто  вроде  святилища.  Над  подлинным
допотопно старинным диваном, обитым рогожей из настоящего конского волоса,
висели на стене три картины.  В  центре  был  довольно  приличный  портрет
маслом, изображавший типичного жителя Новой Англии в 50-х  годах  прошлого
века, - бакенбарды, суровое ровное чело, римский нос, строгий  треугольник
белой манишки. Справа от портрета висела акварель: на фоне  серого  песка,
синего моря и рыбачьей лодки на берегу -  дом  с  белыми  дверьми,  узкими
карнизами и невысокими окошками. На стене примыкающего к дому сарая  видна
прибитая доска с корабельным названием - "Пеннинский  Воробей".  Слева  же
была увеличенная фотография человека с  таким  же  римским  носом,  как  у
Новоанглийского патриарха, но только лицо было безвольное  и  надменное  -
красивое лицо пожилого щеголя, пенсне на вычурно широкой ленте,  шевелюра,
должно быть, серебристая и, вероятно, густой смуглый румянец на щеках.
   К дивану был  придвинут  мраморный  столик,  а