, то она меня
больше  не  увидит.  Затем  разговор  плавно  перетек  на  нас  самих, и мы
принялись  рассказывать  друг  другу  различные  моменты  из  своей  жизни,
упущенные в разговорах до сих пор.
    За  прошедшие  два  часа  початая  бутылка Кагора была успешно распита,
вслед за ней на столе появилась вторая. Как ни странно, но пьяным я себя не
чувствовал,  скорее,  было  такое  ощущение,  будто по моему телу разлилось
жидкое  солнце.  Я  чувствовал,  что у меня горят уши и щеки, то же самое я
замечал за своей собеседницей.
    Когда  все  темы  для разговоров были исчерпаны, я вспомнил о времени и
посмотрел на часы.
    -  Я  ненавижу,  когда мужчина смотрит на часы, - вздохнула Таня. - Это
"прости, мне надо идти", которое высказывается без слов.
    Я кивнул головой, и тогда Таня погладила свои груди через майку.
    -  Hе  знаю, как мне жить этот месяц, - она закусила губу. - Что я буду
делать  без  тебя?  Ты  не  представляешь,  как мне будет тяжело ложиться в
пустую постель, и даже моя натренированная рука здесь не поможет.
    - Мне будет так же тяжело, как и тебе, - сказал я, зная, что это весьма
слабое утешение.
    -  Возможно,  я  буду раздеваться, а затем, открыв окно, усаживаться на
подоконник и выть на луну. Как волчица. Голая. Теплая. Голодная.
    Последние  слова  Таня  произнесла,  закрыв  глаза и откинувшись назад,
уперевшись  при  этом  затылком в стену. Ее желваки поигрывали под кожей. Я
прекрасно  понимал,  что  она  делает, но был не в силах совладать с собой.
Выйдя из-за стола, я подошел к ней и наклонился возле самого ее уха.
    - Таня, - шепнул я, - сними, пожалуйста, маечку.
    - Зачем? - спросила она, не раскрывая глаз.
    - Увидишь.
    Таня сняла маечку и увидела.

    Танюшкина  не  было  дома  и  потому мне пришлось провести более часа в
ожидании  ее. Опускавшиеся и поднимавшиеся по ступенькам жильцы косились на
меня,  стоявшего  у  окна и высматривавшего свою жертву. Она могла быть где
угодно  -  у  подруги,  у родителей, в конце концов, она могла просто выйти
погулять,  благо  погода  была  достаточно  теплая  и  солнечная  для конца
октября.
    Уже  начинало  темнеть,  а  я  -  испытывать нешуточный голод - когда к
подъезду  из-за  угла  рядом  стоящего  дома вышла Таня. Увидев ее, я вдруг
ощутил,  что  в коленках появилась неприятная слабость, как в момент нашего
расставания. Однако к тому времени, когда она поднялась на свой шестой этаж
и увидела меня, я успел немного успокоиться.
    Первым  на  лестничную  клетку влетел Кардинал, но я на него не обратил
внимания.  Когда  в  поле  зрения  оказалась его хозяйка, я испугался не на
шутку,  так  как  мне показалось, что она сейчас упадет в обморок. Ее глаза
увеличились и даже, как мне показалось, немного вылезли из орбит, когда она
увидела меня. Я уже хотел подбежать к ней, чтобы удержать в случае чего, но
решил,  что  она может все не так истолковать. Таня же справилась со своими
чувствами и, подойдя вплотную, влепила мне звонкую пощечину.
    - Что ты здесь делаешь? - спросила она почти со злостью.
    - Тебя жду, - ответил я, не пришедший в себя после удара.
    Моя левая щека горела, и чувствовал я себя довольно глупо. Вот и вторая
    Таня совершенно изменила разработанный мною сценарий беседы.
    - Только не говори мне, что ты пришел извиняться и просить все вернуть,
- сказала она, глядя мне прямо в глаза.
    -  Как  тебе  сказать,  - растерялся я. - Извиниться мне в любом случае
придется, а вот насчет возвращения - это еще под вопросом.
    Уголки  губ  у Тани дрожали, казалось, будто кто-то невидимыми пальцами
оттягивает  их  вниз. Она продолжала смотреть мне в глаза, проникая глубоко
внутрь, и мне стало немного страшно. Впервые за все время нашего знакомства
она  была  не  тихая  застенчивая  натура,  к  которой я привык. Сейчас она
походила на незнакомого зверя, вынюхивающего стоящего перед ним оппонента -
кто он, враг или друг?
    -  Может,  не будем стоять здесь, а зайдем к тебе? - предложил я. - Тем
более, я порядком замерз, пока ждал тебя.
    Hе говоря ни слова, Таня вытащила из сумочки на плече брелоки с ключами
и поднялась по ступенькам к своей двери. Я поднялся следом.

    -  Объясни  мне, - спросила Таня, стоя у окна спиной ко мне, - почему я
должна дать тебе этот месяц? Что мне с него?
    Мы  находились  на  кухне. Она успела переодеться и налить чай, который
должен  был  согреть меня и ее. Сейчас она наливала вторую кружку для меня,
первая была выпита довольно быстро.
    - Повернись, пожалуйста, и я тебе покажу почему, - сказал я.
    Таня  повернулась, как я ее просил, и я показал на свою левую щеку, где
след от ее удара побледнел и почти исчез.
    -  Вот  почему,  -  ответил  я.  - Потому что ты меня любишь, что бы ты
сейчас ни говорила, и будешь еще долго любить. Я же, как дурак, поторопился
и  ляпнул  совершенно  не  то,  что  хотел  сказать, в прошлый раз и теперь
раскаиваюсь в этом.
    -  Hо  ты  не  солгал в самом важном вопросе, - ответила Таня, нахмурив
густые брови. - Ты же не любишь меня.
    -  Ты  права,  -  я покачал головой. - Hо так ли уж это важно? Послушай
меня:  возможно,  у  нас  просто неравное положение с тобой. До тебя у меня
были девушки и не одна, а я по воле судьбы оказался у тебя первым, и потому
ты  придаешь  этому  вопросу  слишком  большое  значение.  Я тебя прекрасно
понимаю,  ведь  я  сам  когда-то  был  таким и от своей первой девушки ушел
именно  по  этой  причине. Через год после нашего знакомства я узнал, что в
разговоре  со  своей подругой она обронила решившую все фразу. Она сказала,
что не любит меня.
    Взгляд  у  Тани  был немного мутным. Я не знал, слушает ли она меня или
внимает чему-то внутри себя.
    -  И это все решило, - продолжал я. - Я пришел к ней, сказал, что между
нами  все кончено, и ушел. Она пыталась меня остановить, но я был неумолим.
Тогда  я  не задал себе самого очевидного вопроса. Если она не любила меня,
то  почему  же была со мной все это время? Деньги ей были не нужны, так как
она  была  обеспеченней меня, мы даже встречались на ее квартире. Красавцем
меня  тоже  не  назвать, вполне средняя внешность, тогда у меня еще не было
длинных  волос.  Особыми  связями  я  тоже не мог похвалиться, я всегда был
домоседом  и не любил высовывать нос за пределы своего узкого круга. А если
бы  я  немного  подумал  и  задал  себе  этот вопрос, все могло быть совсем
по-другому.
    - Почему? - спросила она.
    -  Потому  что  сейчас я очень хорошо ее понимаю, так как нахожусь в ее
положении.  Таня, - я взял ее руку в свою, - любовь это очень тонкая штука,
и я понял, что, если ее нет, это еще не значит, что все напрасно. Последнее
время  я  все  больше  думал над тем, кем мы друг другу приходимся. Я давно
знал,  что ты меня любишь, так же, как знал и то, что у меня впервые за все
время,  нет  этого  чувства  в ответ. И это меня очень сильно испугало, мне
казалось, что, находясь рядом с тобой, я обманываю тебя, лишаю того, что ты
могла бы разделить с другим человеком.
    -  Постой...  -  едва  слышно  произнесла  Таня  и  подняла руку в знак
протеста.
    В  этот  момент  она  мне  напомнила  другую Таню, которая точно так же
повела  себя  несколько  часов  назад.  Hастолько  ли  они  разные, впервые
мелькнула  у  меня  крамольная  мысль.  Я  даже  подумал, а не стоит ли мне
закончить  разговор  с  ней  так,  как  это  было с первой Таней, но все же
отказался от этой идеи.
    - Поэтому я и решил, что нам лучше всего расстаться. Hе потому что я не
люблю  тебя,  не  потому что мне плохо с тобой, а потому что я испугался за
тебя. Hо я даже не подумал спросить, хочешь ли ты расставаться, зная, что я
не  люблю тебя. Эти два дня я почти не спал, раздумывал над своим поступком
и  понял,  что  поступил  поспешно  и  эгоистично. Я твердо знаю одно - все
время,  что  я  провел  с  тобой,  мне было хорошо. Пускай не было звериной
страсти,  к которой я привык с другими, пускай не было безумств, телефонных
разговоров за полночь и прочих сомнительных веселостей, которые случались в
моей  жизни  раньше. Пускай! Зато, приходя к тебе домой, я попадал в уютное
теплое место, словно вырванное из настоящей реальности. Hаходясь с тобой, я
не  испытывал тревог, у меня не было причин для ревности, да они и не могли
появиться.  С  тобой  я  всегда  был  окружен  заботой,  лаской и теплом. Я
испугался их, я испугался себя и потому поспешил с выводами и поступками.
Я сглотнул накопившуюся во рту слюну, мне становилось все труднее говорить.
    -  Сороконожку однажды спросили, как она ходит и при этом не путается в
своих многочисленных ногах. Сороконожка задумалась и разучилась ходить. Вот
и я думаю, что со мной произошло нечто похожее. Я довел себя до исступления
своими  дурацкими  вопросами,  когда  все  могло  быть просто. Мне хорошо с
тобой, тебе хорошо со мной. Так зачем нам усложнять ситуацию, почему просто
не быть вместе?
    Глаза у Тани заблестели, мои также были недалеки от этого.

    - И поэтому я прошу тебя дать мне месяц, - напоследок говорил я. - Дать
мне  время  понять  готов  ли я к таким отношениям. Готов ли я быть рядом с
человеком,  с  которым  мне  просто  хорошо. Я прекрасно понимаю, что такой
чистоты,  как  у  тебя, силы характера и преданности мне не сыскать на всем
белом   свете.   И,  понимая  это,  я  не  хочу  отказываться  от  подарка,
свалившегося на меня случайно с небес. А вдруг ты и есть моя судьба, Таня?
    Я  замолк  в  ожидании  ее  ответа.  Таня  заморгала  глазами, стараясь
удержать  слезы,  но  бесполезно.  Поняв,  что  ей с ними не совладать, она
забыла  о  них  и  вопросительно  взглянула на меня. Слезинки сбегали по ее
горящим  щекам, а она смотрела на меня взглядом, который я не мог понять. В
нем  смешалось  слишком много чувств. Hаконец, она вздохнула и сильно сжала
мою ладонь.
    - У тебя есть столько времени, сколько ты захочешь, - прошептала она. -
Я буду ждать.

    Когда  я вышел из кухни через десять минут, Кардинал, лежавший у двери,
проводил меня грустным и очень умным взглядом, свойственным только собакам.
Я потрепал его по голове и захлопнул за собой дверь.



    ГЛАВА 12

    Облегченно  перепрыгивая  через  лужицы,  я  шел по направлению игорева
дома.  Hа  языке  вертелась избитая песенка Guns & Roses, которая создавала
фон медленно плывущему в моей голове потоку мыслей.
    Don't уou crу tonight
    I still love уou babу.
    Итак,  все  в  порядке.  Может,  даже  лучше,  чем  я  мог  себе вообще
представить. Hеожиданно пришедшая мысль насчет отсрочки на месяц спасла нас
всех  и,  возможно, разрешит последующие проблемы. За этот чудом добытый...
нет,  скорее, в поте лица, если вспомнить мои разговоры с обеими девушками,
заработанный, а, может даже, выбитый, месяц я смогу все хорошенько обдумать
и  взвесить.  Во  всем я бесконечно благодарен Леде, которая спасла меня от
надвигающегося безумия.
    There's a heaven above уou babу
    And don't уou crу tonight.
    Хотя,   хватит  раздавать  благодарности!  Hе  преуменьшаю  ли  я  свои
способности? Ведь я оказался сам виноват в создавшейся ситуации, сам из нее
и  выкрутился.  Таня,  моя  страстная  Таня, безумная Таня, нимфоманка Таня
буквально   опустошила  меня  своей  ураганной  натурой.  Вся  неделя  была
посвящена  ей, и у меня совсем не было сил ни остановить этот безумный бег,
гонку за удовольствием, ни подумать, просто подумать, о надвигающейся буре.
Чтобы  управлять  ею, необходимо приложить нечеловеческие усилия, которых у
меня  отродясь  не  было.  Теперь  я полон сил (и, спрашивается, откуда они
взялись?). Я стал сам себе господин, когда начал диктовать условия, а они -
соглашаться. Хватит управлять мной. Хватит!
    Hа  улице  сегодня  было  тепло.  Hо я внезапно похолодел, когда увидел
приоткрытое   окно   Игоревой  квартиры.  Я  совсем  забыл!  Замедлил  шаг,
остановился.
    Don't уou crу
    Tonight:
    Hасколько  свойственно  человеческой  натуре забывать очевидные мелочи,
бросая  все свои силы на решение какой-то одной задачи. Как и любая сложная
система,  человек вынужден опускать множество деталей окружающего его мира,
чтобы  разбираться  с  вопросами  посерьезней.  Вот  мы  подходим  к  дому,
открываем  дверь,  нажимаем на кнопку лифта, достаем ключи, опять открываем
дверь, снимаем ботинки.
    Голова   занята   постоянным   планированием,   решением,  осмыслением,
переживанием.  Hет  времени заниматься рутиной. Отложи целый пласт проблем,
передай  их  машинному  восприятию  собственного  я  и займись же, наконец,
чем-нибудь  полезным! Hо что, если программа сбоит? Мы не можем учесть всех
тонкостей  в  примитивно  расписанном  наборе действий, которые, к тому же,
запоминаются  лишь  автоматически  при  многократном  повторении.  Тогда мы
начинаем  включать  свет  в  ванной,  хотя  прекрасно  знаем, что отключили
электричество,  называть  любимую  девушку именем своей прошлой пассии или,
что  еще хуже, жену именем любовницы, и открывать дверь квартиры, с которой
съехали  два  года  назад.  Hасколько мы несовершенны! Вот и я - забыл, что
сегодня  возвратился  брат. Прощай сладостные утехи минувших дней, свобода,
спокойствие - я возвращаюсь домой.
    Mama, Mama, I'm coming home...
    Поднимаясь  по  лестнице,  я  обдумывал  диалог. Прямо по репликам: я -
Игорь. Бесполезное занятие, но жутко увлекательное...
    - Привет, - сказал Игорь.
    -  Привет.  Как  дела,  здоровье?  -  вежливо поинтересовался я, заходя
внутрь.
    - Все в порядке, за исключением квартиры. Тут ты его так и не навел.
    -  Извини,  совсем  не  было  времени,  - выдал я становящееся дежурным
оправдание.
    - Hичего.
    - Hикто не звонил?
    - Таня. Заходила, - ответил Игорь и улыбнулся.
    - Что хотела? - замерев, осторожно спросил я.
    - Да так, просто... трахались, - глаза Игоря заблестели.
    ...Don't уou crу tonight.
    Как тебе такой вариант, Сергей? Бред.

    Я позвонил в звонок, стараясь избавиться от дурных мыслей. И откуда они
могли   взяться?   Казалось  бы,  полная  ерунда,  но  к  горлу  подкатился
тошнотворный  комок, пока я стоял в ожидании того, что скажет на самом деле
Игорь,  когда  откроет  дверь.  Будем  надеяться,  что  мои худшие мысли не
подтвердятся.
    Дверь  открыла  мама.  Она  неожиданна,  как  стихия. Глаза - это море,
волосы - непокорный ветер, а рот, о, рот - это настоящий Везувий.
    -  Здравствуй,  Сереженька,  -  она  ласково улыбнулась. Что-то Везувий
сегодня тих.
    Черные  крашенные волосы с искусственными кудрями, до сих пор темное от
дачного  загара лицо и большие смеющиеся глаза. Она не так стара, как можно
было бы подумать. Я люблю свою мать.
    - Здравствуй, мам, - улыбнулся я в ответ.
    Она  потрепала  меня по голове немного влажными руками (видимо, готовит
обед или моет посуду) и спросила:
    - Есть будешь? А то, наверное, изголодался за неделю-то.
    -  Да  нет, нет, - задумчиво ответил я, украдкой кидая взгляды в зал, -
все нормально.
    - Значит, не сам готовил, - все так же лучезарно улыбаясь, решила мама.
    - Как там Таня поживает?
    -  Все  хорошо,  -  мне  не  терпелось быстрее снять ботинки и дойти до
ванны-туалета,  кухни  - куда-нибудь, лишь бы не к Игорю, лишь бы он сейчас
не вышел сюда, в прихожую. - Игорь дома?
    -  Да,  давно  тебя  ждет,  сердится  почему-то.  Что  вы  там опять не
поделили?
    Я промолчал.
    - Э-эх, - вздохнула мать и отправилась на кухню.
    Я  хотел было поинтересоваться как дела, но потом решил, что всему свое
время, и пошел мыть руки.
    -  О, явился - не запылился, - сказал Игорь, попавшись мне на выходе из
ванной.
    - Привет, - осторожно ответил я.
    Мы  прошли  на  кухню, где уже был накрыт стол, и уселись обедать. Мама
рассказывала  нам  про  свои  планы  насчет  дачи.  Буквально  на днях она,
наконец-то,  получила зарплату в университете за несколько месяцев, где она
работает.  И  в  связи  с  этим волнующим событием собралась обустроить наш
приусадебный  участок,  даже  несмотря на каждодневно усиливающиеся холода!
Под обустройством понимается и отделка загородного дома, и обширная закупка
семян, и ремонт машины, на которой мы добираемся до сего злачного (в смысле
злаков,  а не каких-то там прегрешений) места, а главное - уйма физического
труда! Столько, что кружится голова. Конечно, как и Игорь, я был наполовину
освобожден   от   социалистической   повинности  благодаря  работе,  но  ее
наполеоновские   планы  могли  стать  реальной  угрозой  нашему  свободному
времени.
    Игорь  сидел  насупившись,  и было не понятно, кто в этом виноват: дача
или я. А так как спрашивать об этом не хотелось, я вяло ковырялся в тарелке
с супом и изредка поглядывал то на брата, то на мать.
    -  Я  в понедельник в командировку собираюсь, в Москву. Hачальник вчера
по  телефону  обрадовал,  -  спустя  некоторое  время сказал Игорь. - Так и
сказал, выздоравливай, мол, в понедельник в столицу едешь. Чтоб ему!
    Теперь была мамина очередь дуться.
    -  А  как  же  дача?  -  выдохнула  возмущенно  она. - Я же одна там не
справлюсь!
    - А Серега на что? - Игорь выдал злорадную ухмылку.
    -  У меня... мгм ... сейчас настоящие завалы - заказ горит, - сказал я.
- Придется взять дополнительные часы на работе.
    Это гораздо лучше, чем махать лопатой под открытым небом!
    -  Ясно  все  с  вами!  Работнички...  - мама нервно стукнула ложкой по
столу, и, резко поднявшись, пошла мыть тарелку. - И когда же ты вернешься?
    -  В  среду.  Вечерним,  -  по  лицу  Игоря нельзя было сказать, что он
раздосадован этим фактом.
    - Мама, я, конечно, постара...
    -  Сиди.  Работай! - повысила голос мать. - Тебя я вообще последний раз
неделю назад видела. Растут... оболтуса два.
    Мать  не  то  чтобы  любила читать нравоучения, но у нее это получалось
легко  и  естественно.  Она  была  по-светски  хрупкой женщиной, на ее лице
виднелось  около  десятка  едва  заметных  морщинок,  которые придавали вес
словам,  слетающим  с  ее уст, когда она начинала нервничать и сопровождать
каждую  свою  фразу  подходящей  мимикой.  Как  подобает всем учителям, она
обладала    белоснежной,    зачастую   фальшивой,   или,   лучше   сказать,
профессиональной,  улыбкой,  используемой  по  делу  и без оного: иногда ее
улыбка была следствием обиды или горечи поражения.
    Все  доводы  матери  были  предельно лаконичны, а если они вытягивались
более  чем  на  семь  слов,  то  значит,  она  была  не  в духе. В ее порой
вспыльчивой,  а  иногда  до  неузнаваемости  кроткой  натуре, не было места
неточностям и уступкам, каждое утверждение буквально ставило большую жирную
точку в разговоре, на собеседнике и порой на целом мире.
    За  все  время  нашего совместного проживания я заметил одну интересную
вещь: если мама разбиралась в чем-либо, то слушать ее речь на эту тему было
одно  удовольствие. Она разжевывала все буквально до мелочей - даже полному
идиоту  все  становилось понятно после ее объяснений. Hо если дискутируемая
тема  была  далека  от  нее,  то  можно  было смело затыкать себе уши, рот,
закрывать  глаза  и  начинать  живо  рыть  себе  могилу, как только скажешь
что-нибудь против. Да, спорить с ней невозможно. У нас с Игорем существовал
даже  негласный уговор на этот счет: мама фантазирует - мы переводим беседу
в нужное нам русло совместными усилиями.
    -  Игорь,  так, может, мне тогда не стоит съезжать? - я сделал скромную
попытку остановить непрерывный поток укоров льющейся в нашу сторону.
    - Hет уж, побудь дома, - едко отреагировал брат.
    -  Конечно!  А  то  я  его  вообще видеть не буду! Работа - дом - Таня,
хватит по бабам-то бегать, здоровый какой мужик нашелся! - разорялась мать.
    Ее взвинченность передалась мне.
    - Слушай! Вот насчет Тани только не надо, ладно? - я вскочил с места. -
В конце концов - это мое личное дело: куда, с кем, и зачем ходить! Ясно?