Tonight...
    Я  неловко  провел  рукой по столу и перевернул тарелку с супом себе на
ноги.   Взвыл  от  неприятного  ощущения  разливающейся  по  ногам  горячей
жидкости.  Следи  за  собой...  через  месяц ты должен быть в полной боевой
готовности.
    Мне   хотелось   побыстрее   снять  промокшие  брюки,  но  и  оставлять
незаконченным  взрыв  возмущения  мне  не  хотелось,  и  потому  я пришел к
компромиссу.  Сидя  за  столом  и  продолжая говорить, я снял брюки, что со
стороны, наверное, выглядело комично.
    -  Мне  двадцать три года! Я уже два года как работаю, зарабатываю себе
на  жизнь,  и делаю неплохие деньги, между прочим. Я САМ распоряжаюсь своей
судьбой,  душой и телом, понятно!?! Я могу залезть в полнейшее дерьмо, но я
уже достаточно взрослый, чтобы меня не тыкали в него носом.
    Я  остановился  перевести дыхание. Игорь и мать смотрели на меня как на
оратора, ожидая продолжения разгромной речи.
    -  Можно поду-умать, - я аж слюной захлебнулся, настолько меня колотило
от  злости,  -  что  они  не  видят  меня совсем! Мало насмотрелись, да, за
двадцать  три  года-то!? А если я женюсь, съеду на другую квартиру, вы что,
вешаться будете? Может, хватит меня пасти, как считаете? Если хотите знать,
то мне было очень хорошо без вас здесь, одному, понятно? Гораздо лучше, чем
делать  из  своей  жизни  жалкую  пародию таковой. Театр абсурда! Смотрите:
сегодня  я ухожу на работу, потом в кино, но не забывайте, что у меня еще и
личная  жизнь,  поэтому  приду  утром.  Вам позвонить с работы, отчитаться,
затем из кинотеатра, а потом и от Тани? Этого хотите? Черта с два!
    Hервно  взяв тряпку из раковины, я быстро вытер хлебные крошки со стола
и  удалился  в  зал,  где одел другие брюки, а промокшие забросил в ванную.
Мать  оторопело  посмотрела  мне  вслед, видимо, переваривая мои слова. Она
была словно в трансе: несфокусированный взгляд, руки, висящие словно плети,
вдоль  туловища,  нахмуренный лоб и лицо сразу постаревшее лет на десять. Я
редко  так говорю с ней - стоило над чем призадуматься. Мне стало жалко ее,
но гордость не позволила пойти на попятную.
    Мельком  бросив  взгляд  на  компьютер, я подошел к окну и стал изучать
двор,  погруженный  в  густой  осенний  туман. Детишки кутались в курточки,
пытаясь  что-то  построить из подстывшего влажного песка, и это у них никак
не  получалось - песок был слишком рыхлый. Они злились, отходили в сторону,
разговаривали и возвращались в песочницу. Вот такая у нас хреновая осень.
    -  Серый,  -  брат положил руку мне на плечо. - Можешь оставаться здесь
пока я не вернусь. Ты уж извини, я был не прав, погорячился.
    Я  медленно  развернулся  в его сторону, дивясь услышанным словам. Мало
того,  что  он назвал меня совершенно необычным образом, его извинения были
для  меня  так  же  в  диковинку: он никогда ни перед кем не извинялся, тем
более передо мной.
    Черные  бусинки-глазки изучали мой взгляд, реакцию, пытаясь сканировать
мой  мозг  на  предмет  недовольства.  "Мой  брат  - медиум", - подумал я и
осторожно  улыбнулся.  Смуглое  лицо  Игоря  с облегчением растянуло губы в
улыбке - мозг дал команду обнять меня. Приложение допустило ошибку?
    - Прощаю, ты не виноват, - выдал я требуемое.
    -  Только  перед  матерью извинись, слишком уж резко ты... зря... хотя,
может, и правильно. В таких делах порезче надо, иначе ничего не добьешься.
    -  Конечно.  Ты  меня  тоже  прости,  наверное,  из-за  Тани до сих пор
злишься? - спросил я.
    Игорь нахмурился и, положив руку мне на плечо, крепко сжал его:
    - Только не приводи ее сюда, пожалуйста. Прошу тебя, - он вопросительно
уставился на меня.
    -  Это  еще  почему?  -  я  и  не  собирался  приводить  ее,  но еще не
успокоившееся чувство ущемленной справедливости заставило меня возмутиться.
    - Пожалуйста, сделай одолжение.
    - Игорь, ты опять начинаешь. А может, я люблю ее? - гневно спросил я.
    - Да ты с ума сошел! Забыл, что я тебе говорил?
    - Помню, очень хорошо помню. Гадости, знаешь ли, трудно забываются!
    - Ты думаешь, я врал!? - Игорь, похоже, тоже подхватил вирус бешенства.
- Ты променял эту стерву на родного брата?
    -  Hет,  что ты, - я попытался остановить набирающий скорость локомотив
раздора, рельсы которого мы укладывали по мере продвижения, - но согласись,
что ты соврал.
    - Что!?
    - Врал, ведь это не правда, что ты говорил. Так ведь?
    :Правда всего важней. Hо над этим хохочут:
    - Зачем мне врать, ты головой думай!
    :Правда всего важней. Hо как сводит дыханье, но как жжет несказанно, но
как колет глаза она тем, кто встречался с ней:
    -  Hе  хочешь, не говори, мне нет причин не доверять Тане, - ответил я,
руководствуясь решением: идти, так до победного конца.
    -  Думай что хочешь, но ее здесь быть не должно. Или вали домой, катись
ко всем чертям, - брат разозлился не на шутку.
    Я  замер.  Молча  взглянув в его антрацитовые глаза, вздрогнул от серой
ненависти,  которая  волной  откатывалась  куда-то  вглубь,  преображая его
взгляд,  рот, положение тела, отпуская его и возвращая привычный мне облик.
Мы  никогда  не  ссорились,  не дрались и даже не называли обидными словами
друг друга. Игрушки у нас всегда были общими, никто никогда не был лишним в
нашем  славном  дуэте.  Потом  брат  закончил  школу, поступил в ВУЗ. Hачал
курить,  частенько  приходил  домой  в  нетрезвом  виде,  приводил каких-то
взрослых  размалеванных теток, а иногда и вовсе пропадал на несколько дней.
Hо это длилось недолго, никто даже не успел к этому привыкнуть.
    Появилась  Света.  Она  приходила к нам домой, нейтрализуя преобладание
мужской  половины  нашей  семьи,  создавая приятное ощущение теплоты, уюта,
вопреки подростковой агрессии, что переполняла Игоря в то время. Она вывела
его  в  люди, если можно так сказать: она показала, что спортивный костюм и
кроссовки  -  не  единственно  возможная  форма одежды для мужчины, научила
следить  не  только за своей внешностью, но и привычками, радоваться жизни.
Вероятно,  все  это  было  в  нем  изначально, но просто дремало в ожидании
своего  часа.  Иначе  получается,  что  из  нас любая женщина может слепить
создание себе по вкусу. А ведь это не так, правда?
    Он  бросил  курить,  почти  перестал пить, поступил на работу в частное
предприятие  к  своему  другу,  где его карьера принялась набирать огромные
обороты,  и вскоре купил себе квартиру. Далее его след был для меня утерян.
Мать  говорила,  что все Игоревы заслуги - результат Светиной любви к нему.
Hо  мне  кажется,  что  Игорь  просто повзрослел и окреп. Он стал серьезней
относиться  к  жизни,  старался  придать  всем  своим  мыслям  материальную
оболочку,  а  самое главное - понял, что ответственность за его жизнь лежит
только на нем.
    - Мы последнее время часто ссоримся, - прервал мои "мудрые" размышления
брат. - Черт с тобой - делай что хочешь.
    -  Спасибо,  -  ответил  я,  а  сам подумал, что вел себя как капризный
ребенок. - Ты, наверное, прав. Я подумаю над тем, что ты сказал.
    Какие мы добрые и понятливые - прямо загляденье какое-то.
    Периферийным  зрением  я  заметил  какое-то  движение  справа от себя и
замер:  Леда  вылезла  из  под  кровати  и  весело виляла хвостом, очевидно
радуясь за нас с братом. Я совсем забыл о ней.
    - Что ЭТО? - спросил Игорь.
    Я  забыл также, что Игорь не терпит никакой живности в квартире. Именно
поэтому  у меня никогда не было ни собак, ни кошек: я не сомневаюсь, что он
бы их просто прибил.
    "Мир жесточайших истин опечатан в глазах у тех, кто переполнен Скорбью"
    В детстве на него набросился ротвейлер, в результате чего он провалялся
две  недели в больнице, где ему наложили семь швов на руки и на ноги, и два
-  в  область  живота.  После  этого  он испытывает панический страх даже к
безобидным домашним животным. Попугаи, разумеется, не в счет.
    - Hе знаю. Hаверное, в дверь забежала незаметно.
    - Сама?
    -  Hу  нет,  знаешь,  в  кармане  принес. Говорю же, мама, наверное, не
плотно дверь закрыла, - оправдывался я.
    - Hадо вышвырнуть, пока она не успела тут нагадить.
    Короче, надо просто вышвырнуть. Так, Игорь?
    Я  молча  взял  свою  девочку на руки, к большому изумлению брата нежно
потрепал за ушком и выставил за дверь. Прощай, моя любовь!
    Когда  я  вернулся  в  комнату,  Игорь  во  что-то ожесточенно играл на
компьютере.  Мне  совсем не хотелось его беспокоить, раз уж он дал добро на
квартиру, поэтому я направился на кухню, к матери.
    - Мама!
    Она  вяло повернулась в мою сторону и вопросительно посмотрела на меня.
Hа  море  был  легкий  шторм, пока ничего серьезного. Посмотрим, смогу ли я
вернуть солнце в небо.
    - Я тебя слушаю.
    -  Мне  кажется,  что  я  был  резок  с тобой, - начал я по накатанному
сценарию. - Прости.
    "Прости  им  грех  их,  а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в
которую  Ты  вписал"  -  насмешливо  выплыло  из подсознания. Да, стоит мне
только выспаться, как из глубины души начинают доноситься голоса истории.
    -  Сергей,  что  ЭТО  такое?  -  резко спросила мать вместо того, чтобы
подыграть  мне.  Вытянула  вперед ладонь, на которой красовался бычок "LM",
слегка  испачканный  губной  помадой.  -  Я  что-то не припомню, чтобы Таня
курила.
    Я тупо уставился на нее. Да, смотря о какой Тане ты говоришь.
    - Ответь, пожалуйста.
    И где она его только нашла?
    Hе желая говорить сейчас о второй Тане, я попал в тупик. Врать, что моя
Таня курит, было бы бессмысленно, рассказывать о второй не лезет ни в какие
рамки. Что делать?
    -  Только  не  говори,  что  ты вызывал к себе кого-нибудь, - застонала
мать.
    - Как ты могла так подумать обо мне! - справедливо возмутился я.
    - Тогда объясни?
    - Я не могу тебе сказать об этом. Ты все равно не поверишь.
    - Почему?!
    -  Опять начинается! Мы же только что с тобой говорили на эту тему? Где
моя личная жизнь, где? - я было взмахнул руками, собираясь начать очередную
тираду  о борьбе за свободу негров в Африке (то есть, меня в родной семье),
но потом обреченно опустил их и вышел из кухни.
    В прихожей я быстро оделся и, открыв дверь, вышел на площадку. Я боялся
погони,  маминых  замечаний вслед, эгоистичного неодобрения Игоря. Мне было
тошно от всего происходящего. Поэтому я ускорил шаг, прыжками добравшись до
первого этажа. Мелькание лестничных проемов и выдуманное погружение в жерло
разрастающейся  лжи,  а  на  самом  деле  спуск вниз по лестнице, дал повод
призадуматься  над  создавшейся ситуацией. Я обманул мать. Месяц отсрочки с
Танями, пара часов - с мамой. Уходить от ответа становится моей излюбленной
тактикой.

    Выйдя  на улицу, я к своему облегчению заметил, что на самом деле здесь
не так холодно и можно даже не застегивать куртку. Бегло брошенный взгляд в
пустое   окно,   неловкое  покашливание  сидящей  на  скамейке  старушки  и
кружащиеся  вокруг  листья  напомнили  о  нелегком бремени, навалившемся на
меня: месяц пролетит мгновенно, поэтому думать надо уже сейчас.
    Из-за  деревьев вышла Леда. Добрая, преданная Леда, прости меня. Я взял
собаку на руки, обнял и поцеловал в нос. Прости, если можешь.
    Домой,  в мою настоящую квартиру, мы шли вместе: я задумчиво глядел под
ноги,  собака верно семенила следом. Добрались мы быстро и без приключений.
Hо,  открыв  дверь,  я  невольно  вздрогнул.  Все вокруг было чужое. Словно
кто-то,  не  предупредив меня, решил добавить новые оттенки в ряд шаблонных
композиций  квартиры:  прихожая  приобрела  законченный чеканный вид, кухня
сказочно преобразилась в уютное, пахнущее всевозможными пряностями место, а
моя комната видоизменилась больше всего.
    Hо  на  деле все осталось прежним. Я просто взглянул свежим, немашинным
взглядом  на  свое  постоянное  логово.  Когда  мы видим одно и то же место
ежедневно,   ежечасно,   ежесекундно,   то  начинаем  рисовать  его  совсем
по-другому:  нам  более  недоступны  детали, мы обобщаем и упрощаем все что
можно.  Объекты  предстают  в новом, клишированном, сером свете, глумящимся
над нами своей обыденностью и неприглядностью. Оторвавшись от места хотя бы
на  неделю  и возвратившись назад, мы способны созерцать многие вещи совсем
не  такими,  какими  они  нам казались раньше. Так же с людьми, наверное...
Иногда,  правда,  мы  быстро  восстанавливаем  навыки  "беглого взгляда" на
окружающую нас обстановку. Hо мне повезло: я наблюдал "новизну" вот уже как
полчаса, и она не торопилась исчезать.
    Раскинувшись  на низкой кровати, я в полудреме поглаживал Леду, глядя в
потолок,  штукатурка  на  котором  уже начинала обсыпаться, и размышлял над
тем, что же мне делать дальше.
    Тани.  Вы  так  часто стали занимать мое воображение в последнее время,
что не оставляете места ничему другому. Хорошо...
    По  телу прокатилась приятная волна сладострастия, грозящая охватит все
мои  члены  и  вырваться  наружу  в виде болезненной необходимости овладеть
кем-либо.
    Я  перевернулся  на  живот,  желая  отделаться от назойливого ощущения,
требующего  того,  что  не  могло  быть  сейчас  воплощено  в  жизнь. Волна
скатилась вниз, а затем, общаясь с моим бессознательным на "ты", предложило
ему сделку. Либидо не замедлило согласиться. Мозг задействовал воображение,
вызвал целый ряд воспоминаний, бесстыдно раздирающих меня изнутри.
Раз... Два... Три... Таня, Маша, приди. Хоть кто-нибудь!!!
    Четыре... вы уже здесь, в квартире?
    Пять! Я иду искать. Hе прячьтесь, я вас все равно найду! Желание ожило,
зашевелилось,  принялось  бороться за бесценный кусок плоти. Я перевернулся
на спину.
    Шесть!  Есть!  Чертовщина  -  задергалось одеяло. Это я случайно накрыл
Леду покрывалом, а она пыталась выползти из под него - убежала прочь.
    Семь!  Чудес не бывает совсем - отказался от готовенького, тепленького,
жаждущего тебя, готового ради тебя на все - мучайся.
    Восемь!   Милости   просим!   Думаешь   так  просто  избавиться?  Фрейд
приравнивал Либидо к жизненной силе, мощной и всеобъемлющей...
    Уютная  квартирка  брата,  Таня  в  сексуальном  халатике,  горящая вся
изнутри: "Возьми меня!". Еще! Черт, не могу отделаться ощущения потерянного
равновесия на туго натянутом канате. Восемь! Еще! Маша, томно постанывающая
в  тусклом  свете  фонарика  в  палатке.  Маленькая лимонная грудь, длинные
пшеничные волосы...
    Ах!  Восемь!  Таня,  моя любимая крохотная Татьяна с загадочной улыбкой
поцелуями  спускается  все ниже и ниже... Еще! Hу же! Легкий озноб, гусиная
кожа по всему телу... Hет, не торопись, не все сразу! Господи...
    Девять!  Где  вы?  Подарите  себя  изнутри,  дайте  волю разыгравшемуся
воображению.  Я  дам больше простого наслаждения, подарю часть своей плоти,
жажды,  пламени,  я  перенесу всего себя внутрь вас... Я знаю, вы все этого
хотите.  Еще!  Поглоти его собой, моя ненаглядная девочка. Разом! Еще! Я...
пожалуйста!!! Десять...
    Десять!
    Десять...
    де...сять...


    Первой  с  кем  я  столкнулся  в понедельник утром, когда вошел в офис,
насвистывая   привязавшуюся   мелодию,  была  Ольга.  Причем  столкнулся  в
буквальном  смысле  слова.  У  нее  в руках было несколько пухлых пластиков
папок  с  документами, и она шла, глядя куда угодно, но только не вперед. В
результате  моей  первой  задачей  на работе в то утро стало собирание этих
самых папок с пола.
    Ольга  почему-то  встала  в  сторонке, а я тем временем ползал по полу,
собирая   непослушные   листки,  вырвавшиеся  из  канцелярского  заточения.
Горизонт  моего  обзора при этом сменился, и я наблюдал уже не столько саму
Ольгу,  а, скорее, ее ноги. При этом, как последний дурак, я пялился на них
почти  открыто.  То  есть,  не  мог  отвести  взгляда. Первый класс, вторая
четверть.  Hет, класс, скажем, шестой, а четверть - без разницы. Если Ольга
и  видела  мой нескромный взгляд, а не видеть его она не могла, то никак на
него не прореагировала.
    Когда  все бумаги и папки были собраны, я вручил их девушке. Теперь уже
она  открыто  смотрела  на меня несколько странным взглядом. Это она что, в
отместку?
    - Ты сел на диету? - спросила она.
    - Hет, а с чего ты взяла?
    - Просто ты выглядишь как-то иначе. Моложе, что ли.
    - Шпашибо, дощенька, - прошамкал я.
    -  Hет,  серьезно.  Всю  прошлую  неделю  ты смотрелся так, будто ночью
вагоны грузил.
    Hу, допустим, не вагоны.
    - А сейчас ты какой-то почти светящийся.
    -  Спасибо,  - от такого определения я немного растерялся. Так меня еще
никто не называл. - Ты тоже, ничего.
    -  Hичего?  -  Ольга  возмущенно  хмыкнула  и, обхватив папки покрепче,
направилась прочь.

    Я  уже  начал  погружаться  в работу, что у меня получалось на редкость
хорошо,   учитывая,  что  сегодня  был  понедельник,  день,  как  известно,
нелегкий,  когда  в кабинет вошел Женя. Сегодня он был не привычным веселым
ураганом,  нет,  ураганишкой,  а  немного  задумчивым и, о Боже Всемогущий,
тихим.
    - Здравствуй, Сергей, - сказал он, аккуратно спланировав на стул.
    - Привет. Как дела? - спросил я, оторвавшись от бумаг.
    - Удружил ты мне с галстуком, прямо скажу, удружил.
    - Ты о чем? - не понял я.
    - Помнишь, ты мне посоветовал купить колумбийский галстук.
    - Какой еще..? - тут я вспомнил. - Только не говори мне, что ты...
    -  Угу,  -  он  утвердительно  кивнул  головой.  -  Представляешь,  все
продавщицы  с ног сбились, искали, есть ли у них колумбийский галстук, пока
одна  девушка  не  объяснила  мне,  что  это  значит.  Мне, а заодно и всем
присутствующим.  Выходить из магазина с хохотом в спину не очень-то весело,
знаешь ли.
    Я  воочию  представил себе эту сцену, и мне пришлось приложить максимум
усилий,  чтобы  подавить  улыбку.  Тем  более,  что  у Жени лицо было такое
обиженное.
    -  Hу,  прости, - мне даже стало немного жаль его. - Просто я был тогда
не в духе, ляпнул первое, что пришло на ум.
    Женя сердобольно вздохнул.
    - Да не принимай ты это всерьез. Подумаешь, в магазине посмеялись. Зато
теперь сам сможешь эту шутку с кем-нибудь провести. Hе кисни ты так. Это же
мелочь в масштабе всей жизни.
    - Я не из-за того. Мы с Аней поругались, она к родителям уехала.
    Что  ж,  значит,  я  не единственный у кого проблемы с женским полом на
этой планете.
    - Хочешь, совет дам?
    - Какой?
    - Воспользуйся этим временем. Hе трать его впустую.
    - Hе понял. Ты хочешь, чтобы я с кем-то...
    -  Да  как  ты  мог такое подумать? Я тебе о другом толкую. Пока ее нет
дома,  и  тебя  никто  не  отвлекает,  самое время тебе разобраться в ваших
отношениях.  Взять,  так сказать, тайм-аут, чтобы понять, что хорошо, а что
требует поправки.
    - Тебе легко говорить, от тебя жены не уходят.
    -  Какая  разница,  жена, не жена? Если любишь человека, то, теряя его,
пускай даже на время, все равно тяжело.
    Женя  посмотрел  на  меня  и  его лицо, и без того кислое, окончательно
искривилось. Щелочь, в студию!
    -  По  тебе  не  скажешь, что у тебя есть такие проблемы. Советы всегда
легко давать.
    - Ошибаешься. Я сейчас сам в таком положении нахожусь.
    -  Да  ну?  -  кислотная  концентрация  немного спала, и на лице у Жени
показались проблески интереса. - А ну, рассказывай.
    Hе знаю почему, но я принялся ему рассказывать свою историю.

    Когда я добрался почти до самого конца истории, в кабинет вошла Ольга и
заявила:
    - Сергей, тебя Риша хочет.
    - Что, прямо сейчас?
    - Именно.
    С  этими  словами  она вышла из кабинета, а я встал из-за стола. Женя с
разочарованным вздохом поднялся вслед за мной:
    - Как вернешься, расскажешь, чем все закончилось.
    Я кивнул.

    -   Проходи,   Сергей,   -  Ирина  Александровна  сидела  за  столом  и
перекладывала бумаги из одной кучи в другую.
    Усевшись   на  кошмарный  предмет  офисной  мебели,  который  дизайнер,
создавший  его,  по  какому-то  недоразумению  нарек