Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Миллер Артур. Фокус -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  -
х. В этом не было ничего необычного, но на этот раз он переусердствовал, потому что крестьяне бросили ремни, повернулись и посмотрели на надсмотрщика. Потом они окружили его, и поскольку он продолжал бить их плетью, они схватили его за горло и на месте свернули ему шею. Они отпустили его, когда он перестал размахивать плетью и когда они отошли от него, он упал на землю и они увидели что он мертв. Так он и лежал, мертвый, все еще с плетью в руке. Они не знали, что делать, поэтому стояли и ждали. Потому что теперь их гнев выветрился, и они ждали, чтобы кто-нибудь пришел и занял место надсмотрщика, и они смогли бы вернуться к своим обычным занятиям. После нескольких часов ожидания они увидели другого начальника и позвали его, чтобы сказать, что им нужен новый надсмотрщик, потому что этот упал и сломал себе шею. Начальник посмотрел на мертвеца, увидел и вернулся в усадьбу. После этого на крестьян, с очевидным намерением их убить, набросилась банда надсмотрщиков. Но они не хотели, чтобы их убили, и они позвали на помощь и послали гонцов, и пока они сражались с напавшими, те прибежали к другим крестьянам, которые работали на других полях и очень скоро против надсмотрщиков сражалось около двухсот крестьян. И, в конце концов, они убили их всех. Потом они пошли и пришли в дом магната. В это время он был в отъезде, и они знали об этом. Так что они вошли в дом и все разгромили. Они сломали мебель и порвали струны рояля, - они никогда не видели такого раньше - они вспороли обивку диванов и вырвали висящие на стенах картины из рам. Они пришли на кухню и засыпали солью все, что там было съестного, и они взбежали наверх по большой каменной лестнице и разграбили спальни. И тогда они нашли сейф. В спальне своего господина они нашли этот сейф и поскольку он был заперт на большой замок, они сорвали этот замок и открыли сейф. А внутри они обнаружили много великолепных портретов короля. Они знали, что это король, потому что в их лачугах магнат приказал повесить рядом с распятием портрет короля. Но их портреты не были так прекрасны, как эти, в сейфе. Эти были окружены причудливыми золотыми завитушками и вдоль краев были написаны слова. Они любили своего короля, так что набрали портретов из сейфа охапками и разделили между собой. Было очень странно, что все картины были абсолютно одинаковыми, и они не могли не обратить на это внимание. После этого они ушли из дома, вернулись на поля и продолжили свою работу, у каждого в кармане было аккуратно сложено, по крайней мере, десять или двенадцать портретов. Они собирались заменить старые портреты короля этими, новыми. У некоторых из них их было достаточно, чтобы покрыть все стены лачуги, и они никак не могли дождаться, когда сядет солнце, и они смогут пойти домой, и сделать это. Но этим вечером вернулся магнат. Когда он увидел, что произошло в его доме, и что все надсмотрщики убиты, он отправил конного гонца в город, который находился в нескольких милях к востоку и где в казармах жили королевские солдаты. Потом он прогулялся среди домов своих крестьян и увидел на стенах эти портреты. Тем не менее, он ничего не сказал и вернулся в свой дом. Но он не оставался там долго. Он сел на коня и поехал из своего имения в маленькую деревеньку неподалеку. В этой деревне жило много еврейских семей и там жил мелкий торговец Ицик, который приехал домой после поездки по округе с кастрюлями и сковородками, которые он продавал деревенскому люду. Магнат вызвал этого Ицика из дома и сказал: - Я изменил свои правила. Сегодня вечером ворота в имение будут для тебя открыты. Приходи туда со своим товаром и если кто-нибудь из моих крепостных захочет что-нибудь купить, продай им все, за что они смогут тебе заплатить. Я больше не хочу их обеспечивать. Ицик обдумал его слова и внимательно посмотрел магнату в лицо. Покосившись на садящееся солнце, Ицик сказал: - Ваше превосходительство, я был бы очень счастлив это сделать и для меня это большая честь, но, знаете, за кастрюли и сковороды я должен платить деньгами, а у ваших крепостных совсем нет денег. - Иди, и они заплатят тебе. - Но, ваше превосходительство, мой дом уже полон сметаны и шкур, которые мне пришлось взять в обмен на мои товары. Даже у живущих вне имения людей очень мало денег. Ваше превосходительство, мне некуда девать эти вещи. Я не могу покупать кастрюли за сметану, мне нужно иметь деньги, чтобы покупать их. Магнат посмотрел на него и сказал: - Иди в мое имение и делай свое дело. Иди сейчас же. Ицик понял, что это приказ, низко поклонился и магнат уехал. Он впряг свою лошадь в телегу и поехал за магнатом, а когда доехал до ворот имения обнаружил, что они открыты и въехал. Он миновал несколько рощиц, потом подъехал к лачугам крестьян. К ним, в ограду, впервые приехал незнакомец, и они все вышли посмотреть на него. Ицик печально слез со своего сиденья, и они окружили его и его блестящие кастрюли и сковородки. Он сказал им по-польски, что они могут купить все что угодно из того, что есть на телеге. Затем он замолчал. Это была самая худшая рекламная речь, что он когда-либо произносил. Еще, он надеялся, что они не поймут как это, купить, потому что он знал, что никогда в жизни они ничего не покупали. Но какой-то инстинкт дал им понять, что он пробует менять свои кастрюли и сковородки, и некоторые из них робко указали на разные предметы на телеге и спросили Ицика как они могут их получить. - Ну что ж, - сказал он, - покажите мне, что в ваших лачугах есть ценного, и я скажу, как вы сможете получить эти кастрюли и сковородки. Некоторые из них сходили в свои лачуги и вынесли то, что, по их мнению, могло иметь ценность. Одна женщина принесла ему туфель, который, по ее словам, носил священник, но Ицик отрицательно покачал головой. Другая, показала ему маленький мешочек со сломанными пуговицами, и он покачал головой. Потом пришел мужчина и сказал: - У меня есть портрет короля. У меня их двадцать. - Какой величины этот портрет? - спросил Ицик. - Вот он, у меня в кармане есть несколько, - сказал мужчина. С этими словами, он вынул из кармана горсть тщательно сложенных портретов. Ицик посмотрел на портреты и хорошо заметил напечатанные в их углах цифры. Там было напечатано "1000 крон". Он затаил дыхание. - У кого-нибудь из вас есть еще такие портреты? - спросил Ицик. В ответ он услышал одобрительный гул. Прежде чем он что-либо понял, его привели в одну лачугу, и там он увидел, что ее стены обклеены сотнями купюр по 1000 крон. Он пошел в соседнюю лачугу, потом в следующую и, в конце концов, остановился посередине изрытой глубокими колеями дороги и понял, что он попал на золотую жилу. Что ему оставалось делать? Теперь он понял, почему магнат приказал ему продавать крестьянам... они действительно имели деньги. Он был одним из тех, кто забрался на забор и видел, как крестьяне убивали своих надсмотрщиков. Он сопоставил известные ему факты и понял, что эти огромные деньги были украдены из дома магната. Он еще подумал и пришел к выводу, что магнат хотел лишь, чтобы он, еврей Ицик, выманил у этих невежественных людей их добычу и после этого в его собственном доме найдут пачки денег. Одним словом, он увидел, как организовывается погром. Первое желание было бежать. Оставить свою телегу, кастрюли и все остальное, мчаться к забору и бежать прочь. Но у него была семья, и он не мог позволить себе покинуть ее в такое время. И была еще одна причина, почему он сразу не убежал. Этот Ицик, он не был глупцом. Он знал, что происходит в Европе, потому что в своих странствиях на телеге он бывал в разных частях страны, что в те дни было недоступно большинству людей. И в своих странствиях он часто был унижен и оскорблен за то, что был евреем, и он дожил до того времени, когда устал от всего этого. И ему казалось, что эта теперешняя передряга будет последним унижением в жизни, состоящей из унижений. Итак, сильно огорчившись, как бывает, когда человек должен показать неповиновение, он прошел много лачуг и брал портреты короля везде, где их находил, а взамен давал крестьянам свои товары до тех пор, пока его телега не опустела, а в кошельке лежало больше миллиона крон. Затем он забрался на телегу, уселся и поехал из имения. По пути он никого не встретил и приехал домой целым и невредимым. Наступила ночь. Он поужинал, прочитал особенные длинные молитвы и улегся спать. Вокруг него спали его дети, а рядом с ним спала его жена. Он ждал стука копыт и запаха огня. И когда уже было очень темно, он услышал, как приближается шум копыт. Он выбежал из дома и предупредил соседей, которые заперли двери и закрыли ставни на окнах. Затем он вернулся в свой дом и сделал то же самое. Через несколько минут в местечко ворвалась конница, которая начала крушить дома евреев. Сначала один дом, затем другой, раздался крик женщин, и двое из них были изнасилованы на ступеньках веранды. Потом они пришли к дому Ицика и выбили дверь. Крыша его дома загорелась. Он попытался закрыть семью своим телом, но солдаты вырвали у него детей и закололи их, как поросят и трижды изнасиловали его жену, а его сильно ударили штыком по голове и решили что он мертв. Когда пришло утро, Ицик очнулся от сильной боли. Он посмотрел вокруг на свою мертвую семью и поднялся на ноги. К его удивлению посередине комнаты лежал его кошелек. Он открыл его. Сотни аккуратно сложенных купюр лежали нетронутыми. Как Иов, он сел на пол, глядя, как снаружи восходит солнце. Позже, после полудня, приехал магнат с двумя солдатами, зашел в его дом, наклонился и поднял кошелек. Даже не взглянув на Ицика, он вышел, сел на лошадь и уехал прочь. С того дня торговец Ицик стал душевнобольным. Людям пришлось похоронить его семью, и много лет после этого он никому и слова не сказал. А однажды он вышел из деревни в том направлении, куда много лет назад уезжал в свои странствия. И до сих пор в тех краях рассказывают, что он прошел весь путь, который составлял сотни миль и когда он прошел весь путь, он вернулся в деревню и через несколько дней умер. Мистер Финкельштейн стоял, глядя не на надгробную плиту перед собой, а на лицо своего отца, которое колыхалось перед его глазами. И внутри себя, он сформулировал тот старый вопрос, который всегда задавал отцу после того, как история заканчивалась. - Ну и что? Что все это означает? - Что это означает? Это ничего не означает. Что мог сделать этот Ицик? Только то, что он должен был делать. И то, что он должен был делать, должно было закончиться так, как он знал это закончится, и не было ничего иного, что он мог бы сделать и здесь не был возможен никакой другой конец. Вот что это означает. Мистер Финкельштейн отвернулся от могилы и начал выбираться на гравиевую дорожку, когда к нему направился старик с курчавой седой бородой. Он узнал в нем одного из тех, кто зарабатывает на жизнь, читая на могилах молитвы за посетителей. Он не любил таких типов так же, как не любил ничего формального и неискреннего. Одетый во все черное старик приблизился к мистеру Финкельштейну, когда тот ступил на гравий дорожки. Он поинтересовался, почему бы ему не прочесть молитву для того, кого мистер Финкельштейн навестил сегодня, кем бы он ему ни приходился. - Нет, спасибо, у меня все в порядке, - сказал мистер Финкельштейн. Очевидно, старик давно наблюдал за мистером Финкельштейном, потому что показал на надгробье его отца и сказал: - Вы там ничего не оставили. Мистер Финкельштейн посмотрел на надгробье и вспомнил, что он должен был положить на него маленький камешек, чтобы отметить, что он задержался там и засвидетельствовал свое почтение. Там и сям на других надгробьях лежали камни всех размеров, как визитные карточки, которые не боятся дождя. Он повернулся к старику и сказал на идиш: - Если он видел меня, то знает, что я здесь был. Если он не видел меня, значит, он не увидит и камня. Пусть будет так. Он начал поворачиваться, чтобы уходить, когда старик сказал: - Вы видели разрушенную могилу? Мистер Финкельштейн повернулся и посмотрел в его маленькие глаза. Теперь, покончив с делами, можно было потратить немного времени на старика. Показывая за спину мистера Финкельштейна, тот сказал: - Они пришли сюда и разрушили ее, эти momseirem Momseirem - идиш. ублюдки. Обернувшись, мистер Финкельштейн увидел лежащую лицевой стороной вниз надгробную плиту. Он подошел к ней вместе со стариком и посмотрел вниз. На повернутой теперь к небу гладкой задней стороне плиты желтой краской была нарисована свастика. Внутри него что-то перевернулось. Потому что, падая, плита провалила дыру в мягкой земле могилы. В глазах начали собираться слезы, и он отвернулся и посмотрел на старика. - Их поймали? - Это сделали ночью. Никто не знал об этом до утра. - Этот знак не должен здесь так оставаться. - Ищут чем его смыть. Что же будет, мистер? Noch Noch - идиш. зд. теперь, снова. , в Америке. Мистер Финкельштейн посмотрел в водянистые голубые глаза старика. Эта мистификация, которую он здесь увидел, печаль и смерть надежды из-за того, что это произошло "noch, в Америке" - лицо и внезапно поникшая фигура старика чем-то напомнили ему отца. Он пожал плечами, и, подхватив коробку с игрушками, пошел по извилистой дороге к воротам. Сидя в троллейбусе на пути домой, он был спокоен спокойствием человека, жизнь которого движется к какому-то пределу, к нежеланной кульминации, к моменту, в приходе которого никогда нет необходимости, и который, тем не менее, несмотря на все планы и иллюзорные надежды, приближается все ближе и скоро настанет. Он был погружен в эти особенные философские раздумья, которыми кладбище одаривает своих посетителей на память. И он снова понял, как много раз в жизни до этого, как ужасно не прав был его отец и так много других, лежащих рядом с ним отцов. Тот Ицик, тот торговец - в его истории был смысл. И он состоял не в том, что евреи осуждены на кровавую смерть. (Мистер Финкельштейн сам не намеревался умирать подобным образом, и не собирался позволить умереть подобным образом ни своим детям, ни своей рослой жене.) Смысл истории, который он обнаружил, когда ехал в троллейбусе через Бушвик, состоял в том, что этот Ицик не должен был соглашаться на не свойственную ему роль, - роль которую создал для него магнат. Когда он понял, что магнат задумал отвести крестьянский гнев от себя, он должен был позволить своему возмущению увести его оттуда и, забравшись в телегу, поехать прямо домой. А потом, после начала погрома, который произошел бы независимо от его поступка, он смог бы найти силы, чтобы сражаться. Это погром был неизбежен, но не его последствия. Такие последствия лишь казались неизбежными, потому что когда топот лошадиных копыт врывался в деревню, в его доме были те деньги. Те деньги в доме лишили его сил, это была повязка, которой ему завязали глаза, а он не имел права позволить этого. Без этой повязки он был бы готов к бою, - с ней он был готов лишь к смерти. Для трясущегося на троллейбусе домой мистера Финкельштейна мораль была очевиднее, чем когда-либо. Я абсолютно невиновен, сказал он себе. Мне нечего скрывать и нечего стыдиться. Пусть те, у кого есть что-нибудь, чего они стыдятся, прячутся и дожидаются, когда происходящее коснется их, пусть они играют ту роль, которую им определили и пусть ждут, будто они на самом деле в чем-то виновны. Мне нечего стыдиться и я не буду прятаться, как будто в моем доме есть краденое. Я гражданин этой страны. Я честный человек, думал он, выходя из троллейбуса и направляясь в подземку, которая доставит его домой, я не Ицик. Черт задери, сказал он сам себе, проходя через турникет, им не удастся сделать из меня Ицика. Стук по полу платформы вернул его к окружающей действительности. Когда он проходил через турникет, его картонная коробка разорвалась. Около его ног лежали две бейсбольные биты. Третья уже начала выскальзывать через дыру в коробке. Он поставил коробку на пол, подобрал обе биты и через дыру засунул их назад. Потом он пошел к передней части платформы и остановился там в ожидании поезда. На следующий раз он проследит, чтобы бейсбольные биты упаковали в коробку покрепче. Сегодня он купил их впервые, только в последние несколько дней решив, что в магазине биты не помешают. Глава 16 Почти сорок дней в городе не было дождя. Дождь, это незаметное успокоительное средство - люди не выходят из дома и журналы регистрации приводов в полицейских участках заполняются медленнее. Но когда, как этим летом, на небе ни облачка один знойный день за другим, и люди просыпаются, задыхаясь во сне влажным воздухом, население перебирается на городские улицы и веранды, и авторитет семьи на это время падает. Кафе-мороженое и бары переполнены; пляжи раздавлены таким количеством людей, на которое они не рассчитаны - город пустеет, перебираясь в свои распухающие водные артерии. Этим летом в городе не было дождя и какой-либо значительной прохлады около сорока дней, и люди раздраженно терлись друг о друга в поисках сквозняка или легкого дуновения ветерка. Некоторые брали с собой будильник и проводили ночь в Центральном парке, другие, бросая вызов комарам, растягивались на пляже острова Кони Айленд. И многих из них там ограбили, а других обокрали на плоских крышах многоквартирных домов, где они закрыли глаза, чтобы отдохнуть. Люди устраивались на пожарных лестницах, которые складывались в предрассветные часы. Другие, которые поздно приходили домой, обнаруживали, что их квартиры ограблены, потому что окна не закрывались, чтобы помещение проветривалось. Происшествия случались самые разные, одни трагические, а другие только дорогостоящие. Там и сям, прямо на кухне взрывался переутомившийся холодильник. Двое парней, желая освежиться ветерком, высунули головы из окна вагона скоростного поезда и были обезглавлены столбом. Несколько беременных женщин преждевременно родили в полных угарного газа автобусах. Какой-то человек на Шестой авеню был так раздражен жарой, что дважды выстрелил из пистолета в толпу ожидавших на переходе зеленый свет светофора пешеходов. Позже он сказал, что не мог перенести зрелище такого большого скопления людей. Какая-то женщина, лет около семидесяти, была задержана, при попытке перелезть через окружающий водохранилище Центрального парка забор. В полицейском участке ей позволили принять душ и отпустили домой с мокрым носовым платком. В Бронксе по улицам бегало много больных бешенством собак. Сотни людей заболевали полиомиелитом и ходили слухи, что вода вокруг острова Кони Айленд заражена. Но люди продолжали приезжать на Кони Айленд и многие из них взбалтывали воду вокруг себя, чтобы она выглядела пенистой и свежей и защищала от полиомиелита - это заметили спасатели. В столовых запах скисающего молока превратил все, что ели посетители в кислятину. Люди не получали удовольствия от еды и не могли спать. В Бруклине наблюдалось исключительное нашествие кусающихся мух, а из-за войны сетку от насекомых купить было трудно. Два огромных луна-парка сгорели дотла, и загорелось несколько пирсов. По

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору