ессору. Вот он:

     С тех пор, когда мы обрели друг друга,
     В срок одряхлев, вновь народились сорок лун,
     И лишь негромкий унисон сердечных струн
     Ни разу не прорвался страстной фугой.

     Судьбою связаны навек неразделимо,
     Рука в руке мы обретем конец пути.
     Хмельных восторгов чужды, скуки крест нести
     Обречены, куда бы ни брели мы.

     Но если б на рассудочность удела
     Пред тьмой безгласной возроптали мы несмело:
     - Ужель любовь и есть унылый сей покой? -
     Нам ангел вдруг явил бы облик свой
     И молвил гласом, полным кроткой страсти:
     - Неблагодарные, молчите! Это - счастье!

     Буду  очень  удивлена, если окажется, что  профессор  сочиняет столь же
чувствительные, канонически сложенные вирши и своей второй суженой!

     27 июня.
     Наконец решилась  и поговорила с  Кановой о моих теперешних трудностях;
рано или поздно  он  бы и  сам обо всем  догадался. Соблазн намекнуть на его
причастность  к  этому делу был  велик, но я устояла.  Лучше не  прибегать к
нечестным  приемам. Да и вряд ли мне  удалось  бы его убедить  - ведь  он-то
всегда, даже в самые бурные  моменты, помнил об  осторожности и принимал все
необходимые меры.
     Впрочем,  он  и  так нисколько не рассердился. Отнесся к  моей  беде  с
пониманием, как  добрый  папочка.  Говорит, что  лучше всего для  меня будет
уехать  на  несколько месяцев куда-нибудь в провинцию, а потом, когда минует
ожидаемое событие и я поправлюсь, можно как ни  в чем не бывало вернуться  в
Париж. Расходы он берет  на  себя.  Конечно, господин профессор побаивается,
что ввиду определенных ухудшений в моей  фигуре пострадает его  репутация...
Вообще-то он мог побеспокоиться об этом и раньше.
     В итоге я согласилась провести лето на лоне природы, предоставив Канове
изобрести какой-нибудь благовидный предлог моего отъезда, чтобы мадам Канова
не терзалась напрасными подозрениями.

     28 июня.
     Со  стороны мадам  - всепонимающий  взгляд старшей  сестры  и несколько
многозначительных слов в очень дружеском  тоне. Что у этой женщины на  уме -
понять невозможно.
     Опять ужин с Маньи и затем танцы. Он весь  вечер держался с необычайным
достоинством, словно герой-любовник из классической трагедии.

     29 июня.
     Невероятно! Кажется, со мной начинают твориться  чудеса: Маньи попросил
моей руки! Это произошло в перерыве между  двумя танцами, так что поначалу я
приняла все за шутку и не обратила на его слова особого внимания. Но в конце
вечера он достал из кармана кольцо и  торжественно надел мне на палец! Такое
колечко должно  стоить  не  меньше двухсот  тысяч франков, и я уставилась на
него, как последняя дура, не веря  собственным  глазам.  Маньи,  похоже,  не
допускал мысли, что  его предложение, может быть  отвергнуто, и на  какой-то
миг меня это здорово разозлило. Я  попросила дать мне время подумать, но мой
восторг при виде кольца не укрылся от него; он наверняка  понял, что все уже
давно обдумано!

     30 июня.
     Кристиан назначил  свадьбу  на 19-е  июля;  значит, все это всерьез!  Я
стараюсь  выглядеть  покорной,  как  жертвенный барашек, но держусь  начеку,
чтобы не прозевать какой-нибудь неприятный сюрприз. По сути дела,  он ничего
обо мне  не знает - по крайней мере,  ничего  из тех вещей,  которые принято
выяснять о  своей невесте, прежде чем  вести ее к  алтарю. А я никак не могу
решиться  рассказать ему  все, не дожидаясь вопросов.  Боюсь, его любовь  не
выдержала бы такого сурового испытания.

     1 июля.
     ,  Кажется, свадьбе  не  бывать - по милости  Кановы,  который  сегодня
совершенно  неожиданно  разразился  целой  проповедью на тему морали и  тому
подобного. Вот  уж  действительно  -  беда  приходит,  откуда  не ждешь.  Он
требует, чтобы я  поговорила с Кристианом начистоту  и просветила его насчет
моего нынешнего состояния. Но  я отлично  понимаю, чем вызван такой  всплеск
щепетильности: он  не  может смириться с  мыслью, что  я женю на себе Маньи.
Нет, ревность  тут  ни при  чем,  Канова не настолько мелочен. Но он считает
своим долгом выступить  в защиту прав Кристиана. Маньи - молодой  человек из
высшего общества, с прекрасной репутацией, за  чьей  карьерой он, профессор,
наблюдает с живейшим интересом, и т. д. А стало быть, он обязан предостеречь
своего молодого коллегу и друга от опрометчивых  шагов. Лицемер проклятый! Я
не удержалась и позволила себе  какое-то замечание  о  ханжестве, но Канова,
нисколько не смутившись, заявил:
     - Циники любят попрекать совестливых людей тем, что последние стараются
скрывать   свои   греховные  побуждения.  Но   в   действительности   утаить
неблаговидный поступок очень трудно, и наши критики, сторонники свободного и
раскованного поведения, об этом прекрасно знают.
     А когда я попросила дать мне отсрочку, чтобы сделать аборт, он ответил:
     - Как раз недавно я прочел у Эдгара Вале следующие строки: "Когда Авель
лежал  на   земле  бездыханный,  от  его  тела  бежали  два  Каина:  один  с
окровавленным  кинжалом в руке -  тот,  что убил брата, и другой,  державший
пальмовую ветвь  -  он не  убивал, но  допустил  убийство". И я  желаю  Вам,
мадемуазель,  встретить поскорее этого второго Каина. Думаю, это вам удастся
- людей такого сорта несметное множество.
     Никогда в жизни не стану больше спать с протестантом!

     4 июля.
     Поговорила с Кристианом, призналась во всем. Он  лишь поцеловал меня  и
не  сказал  ни  слова.  Кажется,  впервые  судьба  свела  меня с  порядочным
человеком. Такое благородство ему зачтется. А вот Канова промахнулся.
     Я  зачислена на  семинар по древней истории.  И  думаю,  что с  большим
основанием, чем кто бы то ни было!

     5 июля.
     Канова принял новость с философским равнодушием.
     - В конце концов, - шутливо заметил он, - Пресвятая Дева, выходя замуж,
была в таком же положении.  Но я никак  не предполагал, что Маньи согласится
выступить в роли Иосифа.
     Честно говоря, я этого тоже не предполагала.

     7 июля.
     Все-таки очень  здорово, что я сохранила ребенка. Сама теперь не пойму,
как можно было думать об аборте!
     По мнению Кристиана, мне и после замужества не следует бросать работу у
Кановы -  на  первых порах мой заработок будет для  нас неплохим подспорьем.
Возразить мне нечего, хоть я  и не  в восторге от  этой перспективы.  Но как
быть?  Снова  признаться?  Честность - прекрасная вещь, однако и в ней нужно
соблюдать меру.
     Канова,  сделав  две-три безуспешные  попытки, держится безукоризненно.
Это и неудивительно -  он  не из тех  мужчин,  которые способны  затащить  в
постель  чужую возлюбленную.  Буржуазная  мораль  тоже  имеет  свои  хорошие
стороны!

     8 июля.
     Выкидыш. Этого  следовало  ожидать  - после стольких волнений. На  душе
прескверно.
     Маньи -  само внимание, проявляет всяческую любовь  и заботу, но  ему с
трудом  удается  скрыть  понятное  чувство  облегчения. Вообще,  похоже, что
великодушные  жесты  требуют  от  него  большего  напряжения  сил,  чем  мне
показалось вначале.
     Желая  развеять  мою  грусть, он принялся  рисовать  картины свадебного
путешествия, которое прежде было невозможным из-за моей беременности. Что ж,
попробуем!

     13 июля.
     Получено  согласие  на  брак от  моего  опекуна.  Вчера  -  чаепитие  у
родителей Маньи. Семья респектабельного юриста, где ко  мне  отнеслись более
чем прохладно. Мать - маленькая, сморщенная, весьма нервная дама с бегающими
глазками; отец - воплощенная вежливость, и это все, что о нем можно сказать.
     Кристиан весь вечер сидел, как на иголках, с неподдельно страдальческим
выражением лица.

     14 июля.
     Вместе  с будущим супругом любовалась  парадом. Он в явном восторге  от
военной музыки, хотя, конечно, вида не подает  и нипочем  не  сознался  бы в
таком пристрастии. О, мой очаровательный буржуа!

     18 июля.
     Были у нотариуса: составлен и подписан брачный контракт.  Имущественные
права получили законное оформление...


     4

     ПЕРЕПИСКА

     Париж, 13 июля 1948 г.
     Мадам Александр Маньи - месье Кристиану Маньи.
     Мой  дорогой  мальчик,  ты всегда  обращаешь так мало  внимания  на мои
слова,  что я  решила  изложить их  на  бумаге; подобно всем  интеллигентным
людям, ты с большей охотой воспринимаешь прочитанное, а не услышанное...
     Скажу сразу:  я тебя не понимаю.  Уже довольно  давно  многое  в  твоих
поступках  кажется  мне  совершенно  непостижимым,  а твое  последнее, столь
удивившее  меня  решение  показало со  всей очевидностью, насколько различны
наши взгляды.  Как ни печален  этот вывод, но он неизбежен, и мне  следовало
прийти к нему гораздо раньше.
     Ты достаточно взрослый, чтобы понимать - нельзя жениться по  мимолетной
влюбленности.  Такие  браки  недолговечны  и  чаще  всего  плохо  кончаются,
оставляя в душе лишь горькое сожаление. Женщина, которую любишь, может стать
твоей подругой на один-два совместно прожитых года; иногда, впрочем, хватает
и  двух  месяцев.  Но  затем любовь должна дополниться  взаимным  уважением,
общностью  вкусов  и  воспитания  -   тем,  что  не  меняется   с  годами  и
действительно связывает людей на всю жизнь. Одним  словом, свою судьбу можно
соединять  только с человеком, которого хорошо знаешь и в котором уверен. Ты
действительно думаешь, что в твоем случае все обстоит именно так?
     Я не осуждаю эту девицу за  ее прошлые любовные увлечения; но мне очень
не нравится,  что  она  не  смогла  или не  пожелала  удержаться  в границах
допустимого.  Я  далека  от  того, чтобы попрекать  ее  бедностью,  но  меня
возмущает свойственное ей пренебрежение к деньгам. Наконец, хотя я  никак не
могу  осуждать  ее  за  происхождение и недостаток  воспитания, мне  грустно
видеть,  сколь  много   нитей  связывает  твою   избранницу   с  ее   далеко
небезупречным прошлым.
     Вчера  вечером  мне  на  миг  показалось, что  ты  просто  не осознаешь
последствий своего  решения,  если,  конечно,  оно  будет  осуществлено.  Ты
смотрел на  эту девушку,  не  отрывая  глаз, как  завороженный. Чем  она так
околдовала тебя? Ее даже нельзя  назвать  очень красивой - во всяком случае,
красивой в истинном смысле этого слова.  Я в растерянности, я  никак не могу
понять тебя, Кристиан. Ты меня  почти пугаешь... Заклинаю тебя, удержись  от
этого шага. Время еще есть. Обнимаю, мама.


     Дневник мадемуазель Беатрис Мансо (продолжение).

     17 июля.
     Официальное  бракосочетание   в   магистратуре  шестнадцатого   округа.
Несмотря  на  торжественную  обстановку  и  предупредительность  чиновников,
Кристиан с  явным усилием  перенес весь этот маскарад - ему по  нраву только
церковное  венчание. А здесь -  дурацкий  обмен заученными  репликами  перед
гипсовой статуей.
     Как  мило,  что  Кристиан  настолько  тонко все  чувствует!  Но  все же
незачем, по-моему, так волноваться из-за простой формальности.

     18 июля.
     В  ожидании  завтрашнего  события мне пришлось  сходить  к  исповеди  и
уладить  отношения  с  Господом  Богом.  Католические священники  всегда  на
удивление деловиты, и это  действует весьма успокаивающе. Насколько же нужно
быть  уверенным  в своей правоте, чтобы  так мало заботиться  о впечатлении,
производимом на паству!

     19 июля.
     Ну  вот,  наконец  настоящее  венчание!  Все  прошло   очень  удачно  и
торжественно,  в  недавно  отреставрированной  церкви  Сен-Клод.  Я  слишком
волновалась,  чтобы  уследить  за  всеми  подробностями церемонии, но  белое
подвенечное платье было мне очень к лицу.
     Среди  собравшейся публики  я заметила и профессора Канову.  Когда  все
закончилось, он приблизился к нам и произнес подобающие случаю поздравления.
     А еще через час мы уже были в купе  Восточного экспресса. Конечная цель
- Югославия: путешествие туда не слишком подорвет наши финансы.
     Кристиан   почему-то  с  самого  утра  выглядит  так  сумрачно,  словно
возвращается с похорон, а не со свадьбы. Видимо, так отражается на нем любое
волнение.

     20 августа.
     Со вчерашнего дня мы снова  в Париже. Мой  муж снял небольшую квартирку
на рю де Пасси, хотя и обставленную в современном стиле, но очень удобную. У
нас  есть  кое-какая  старинная  мебель,  которая  смотрится здесь  особенно
выигрышно.
     Это было  чудесное  путешествие. Сначала -  поездом  до Венеции,  где я
почувствовала себя  ошеломленной, но  вместе  с тем и разочарованной. Затем,
уже  на  корабле, отплыли  в Дубровник  (раньше он назывался Рагуза); там мы
прожили три недели.
     Дубровник - прелестнейшее место, какое только можно представить! Старый
и новый  город  разделяет  могучая  каменная  стена,  ничуть  не  уступающая
укреплениям   Каркассона.   Старый   город  совсем  маленький,  очень  четко
распланирован и весь  сложен из гладко обтесанного белого камня, искрящегося
и  отливающего  нежно-розовым  в  лучах восходящего  солнца.  Это  истинная,
неподдельная красота -  не то что венецианские гипсовые орнаменты, придающие
городу сходство с накрашенной старухой. Здесь же многие  здания являют собой
безупречные  по стилю образцы  южнороманской готики. Даже самые простые дома
украшены   балкончиками,  скульптурами   и   барельефами   с   поразительным
разнообразием сюжетных мотивов.
     Оказавшись  на главной улице  (она  делит  старый город  на  две равные
части), испытываешь ни с чем не сравнимое восхищение: тут можно одновременно
любоваться и общей панорамой, и отдельными, всегда неповторимыми деталями.
     Когда-то прилив достигал городских стен, но потом,  с постройкой дамбы,
море  отступило. Теперь  снизу подымаются бесконечные каменные лестницы, они
словно выползли  из моря и стараются штурмом взять обрывистый берег. Ступени
ведут к двойной стене с исполинскими зубчатыми башнями - раньше они защищали
Рагузу от нападения с суши.  А на  другой стороне виден лабиринт  чистеньких
белых  переулков  -  поначалу   они  идут  прямо,  потом  начинают  петлять,
карабкаясь по  склону  горы, и наконец упираются в стену, с  высоты  которой
открывается синяя гладь моря.
     Вечерами,   когда  зажигаются  фонари,  город  приобретает   еще  более
сказочный  вид.  Кажется, что  ты попала в  прошлое, но оно не призрачное, а
донельзя живое и реальное.  Улицы  и площади заполнены загорелыми улыбчивыми
людьми;  они беседуют, гуляют,  наслаждаются  прохладным  ночным  ветром  и,
по-видимому, принимают,  как  должное, всю эту немыслимую красоту, созданную
для них природой и предками.
     Бродя  по  Дубровнику,  не устаешь.  Мы с мужем облазили все  закоулки.
Здешние  достопримечательности не столь  многочисленны, чтобы  надоесть,  но
каждая  из них  -  подлинное  произведение  искусства,  к  которому  хочется
возвращаться вновь и вновь. Мы  осматривали могучие порталы, дворцы, церкви,
перекрестки,  игрушечные  садики  и  маленькую  сонную  гавань...  С верхней
площадки  сторожевой  башни мы  глядели  вниз, на  зеленую долину,  усеянную
яркими  черепичными  крышами, такими приветливыми,  что  невольно  возникает
мысль - как хорошо под ними любить друг друга, любить без конца.
     Кристиан был всегда крайне  внимателен,  так что иногда его забота даже
немного утомляла. Почему-то приходила  на  ум аналогия  с терпением, которое
проявляет даже самый бесчувственный человек,  общаясь со  смертельно больным
родственником. Кстати говоря, в Дубровнике у  меня не  раз возникала мысль о
смерти, что не так уж странно - тут  настолько хорошо,  что хочется окончить
дни среди всей этой красоты и спокойствия.
     Мне   рассказали  историю  некоего  иностранца,   немца,  поселившегося
незадолго до войны в этих краях. Он построил себе домик в долине, у спуска к
морю, и жил там совсем один,  очень  редко бывая в  городе. Постепенно все о
нем  забыли. Но  летом 1943 года к нему явилась группа  партизан. Они пришли
убить его - убить  только за то, что он немец, и  исполнили свое  намерение.
Судя  по  рассказу, несчастный  отшельник до  самой последней  минуты не мог
понять,  чего  хотят  от  него эти вооруженные люди. Свой домик  он  называл
"вилла Робинзона".
     За три дня до отъезда мы загорали на пляже отеля "Эксельсиор", а  потом
решили  искупаться.  Море  было  спокойным,  теплым, и мы  заплыли  довольно
далеко.  Внезапно  со  мной что-то  произошло: то  ли головокружение, то  ли
приступ слабости. Я вскрикнула и, кажется, потеряла сознание. А очнулась уже
на  берегу. Оказывается, мой муж  - он плыл рядом - подхватил меня, когда  я
уже начала тонуть, и в одиночку дотащил до пристани, где  ему наконец пришел
на  подмогу инструктор по плаванию. Мне теперь остается только  восклицать в
стиле  мадам д'Арси: "Он  спас  мою честь!  Он спас мою жизнь!" Впрочем,  на
самом деле мне было не до шуток.
     На следующий день мы отправились на Ловчен и любовались оттуда чудесным
видом - вся  Которская бухта как  на ладони. Я еще  не  совсем оправилась от
пережитых треволнений и  с трудом промямлила несколько  слов благодарности -
накануне  мне никак не  удавалось  сделать это. Кристиан  очень  смутился  и
ответил резко, почти сердитым тоном:
     - Тебе незачем благодарить  меня. Я  обязан тебе  куда больше,  чем  ты
можешь себе представить.
     Меня  поразили  не столько  эти  странные слова, сколько  интонация,  с
которой    они     были    произнесены.    Но     лицо    его     оставалось
замкнуто-сосредоточенным. Что же он хотел этим сказать? Не люблю загадок...
     На  обратном  пути  видели  знаменитое   озеро   Плитвице.  Неописуемая
прелесть!

     26 августа.
     Встретила на улице Бернара. Выглядит вполне довольным жизнью; посмотрел
на меня с любопытством.

     3 сентября.
     Канова  вернулся из отпуска,  и  моя  работа у  него  возобновилась. Он
готовит  для  какого-то  журнала  большую статью  про своих этрусков. Статья
должна быть готова к пятнадцатому октября.
     Мадам Канова  куда-то ушла,  а  я, вероятно, после отдыха  в Дубровнике
имела  очень  соблазнительный  вид.  Профессор  не  сводил  с  меня  глаз  и
предпринял  несколько  попыток  посягнуть  на   мою  добродетель,  но  я  их
решительно пресекла. Он очень смутился.
     По  возвращении  домой  -  сюрприз:  аромат  незнакомых  духов в  нашей
квартире. Это мне не нравится.

     8 сентября.
     Как ни неприятно, приходится признать:  во время моего отсутствия у нас
кто-то  бывает.  Более  того,  диван прямо пропитался  этим чужим  ароматом.
Кристиан  его  не  замечает  -  как  всякий  заядлый  курильщик,  он  вообще
нечувствителен  к  запахам.  Но  мой-то  нос в  порядке! Думаю, меня  нельзя
назвать  болезненно ревнивой, однако  все  же хотелось  бы  знать,  что  тут
происходит. В конце концов  это ненормально -  обманывать жену, начиная чуть
ли не с медового месяца. Комедия, да и только!

     10 сентября.
     Опять этот невыносимый аромат и впридачу  - легкий, но вполне  ощутимый
запах пота.  Вся история  здорово  действует мне  на нервы. Много раз я была
близка к  тому, чтобы спросить  Кристиана  напрямик и тем самым окончательно
лишиться  надежды узнать  правду.  Пока  можно считать твердо  установленным
следующее: время  от времени,  примерно между  пятью  и семью  часами вечера
(когда я работаю у Кановы), Кристиан принимает какую-то женщину. Сомневаться
в характере  этих  визитов не приходится -  после них  по  ночам мой муженек
оказывается явно  не в  форме.  Но  даже застав их  врасплох,  я  ничего  не
достигну: во-первых,  такие сцены вышли  из моды, и во-вторых, он мне  этого
никогда не простит. Быть поставленным в смешное положение перед любовницей -
разве   такое  забудешь!  Нет,  всю  необходимую  информацию   надо  собрать
осторожно, исподволь, чтобы потом спокойно обдумать ее и принять решение.

     14 сентября.
     Снова эта женщина!
     Терпение  мое лопнуло,  и  к полудню я  уже  входила в частное  сыскное
агентство Дюбрейля. В тесной по