). Затем стерла
оригинал.
     После завершения работы возбуждение схлынуло, и ко мне  снова подкрался
страх. Но вид аккуратных бобин с пленками  быстро успокоил меня. В них - моя
защита: даже если  Кристиан  каким-то чудом разгадает  затеянную против него
игру, он  уже не посмеет причинить  мне  вред.  А  маленький сейф в одном из
банков я абонировала еще накануне.
     Спрятав улики в надежное бронированное хранилище, я вернулась на рю  де
Пасси. Первым делом я зашла в нижнюю квартиру (герой-любовник уехал  куда-то
на несколько дней  и великодушно  оставил мне ключ), проверила  аппаратуру и
включила магнитофон. Затем  вышла,  заперла  дверь  и с колотящимся  сердцем
отправилась наверх.  В  начале  записи имелось  с  полдюжины  метров  чистой
пленки, так что мне  хватало времени войти,  спокойно  раздеться  и  принять
непринужденную позу.
     Кристиан, в домашней куртке и шлепанцах, лежал на диване, погруженный в
чтение "Диалогов" Платона. Он явно обрадовался моему приходу и приветствовал
меня с небывалой сердечностью:
     - Ты сегодня отлично выглядишь, дорогая. Ну как, развеялись твои черные
мысли?
     - Целиком и полностью,  - беззаботно отозвалась я. -  Сейчас  мне  даже
стыдно, что я так разнервничалась из-за пустяков. Очень глупо получилось.
     - О нет, что ты! Просто у каждого человека  бывают такие дни, когда ему
кажется, будто с ним творится что-то необычайное...
     Тут я невольно расхохоталась, и он с облегчением присоединился к  моему
смеху.  Взяв  какой-то  иллюстрированный   журнал,  я  опустилась  в  кресло
напротив. Ждать пришлось совсем недолго.
     Прологом к  основному  действию служил мерный, ритмичный скрип диванных
пружин.  Сперва  звук  был почти  неслышным,  но  постепенно  становился все
отчетливее. Оторвавшись от  Платона,  муж  недоуменно уставился на диван под
собой; видимо, скрип пробудил в нем кое-какие воспоминания. Наконец Кристиан
неуверенно спросил:
     - Ты ничего не слышишь?
     Я ответила удивленным взглядом. Мой супруг поерзал на месте,  судорожно
вздохнул  и тоже  перебрался в кресло. Книга  лежала  у  него на коленях, но
страниц он больше не  переворачивал и лишь тупо смотрел в  одну  точку, весь
обратившись в слух.
     Должна  признаться, что  последующие минуты  были  минутами  наивысшего
торжества  в  моей  жизни.  Что  может  сравниться  с  наслаждением  жертвы,
повергшей  в  ужас своего  убийцу,  видящей, как он  мечется, словно зверь в
западне,  не  понимая,  что с  ним происходит! Да и  то сказать - нужно быть
гением, чтобы в подобных обстоятельствах заподозрить розыгрыш!
     Страх Кристиана рос с каждой минутой - муженек совсем  потерял голову и
лишился  способности  здраво  рассуждать.  Он сидел  сгорбившись, на лице  -
гримаса;  побелевшие  пальцы  мертвой  хваткой  впились  в  книгу.  Зловещий
замогильный шепот  казался  ему  ночным  кошмаром,  от  которого  нельзя  ни
укрыться, ни убежать.
     Через некоторое время он сделал  отчаянную попытку стряхнуть наваждение
и  вернуться  в привычный,  реальный  мир. Естественно, за поддержкой он мог
обратиться только ко мне, и вот мой супруг, затравленно озираясь, выдавил:
     -  Беатрис, мне  почему-то кажется, что из приемника доносятся какие-то
звуки...
     Я озабоченно поглядела на приемник, потом на Кристиана и рассмеялась:
     - Сердце мое, но ты же сам видишь - он выключен!
     Кристиан   встал,  растерянно  пошарил  по  стене  вокруг  аппарата   и
остановился посреди комнаты.
     - Ты действительно ничего не слышишь?
     - Нет... А что я, собственно, должна слышать?
     И  я заговорила с ним, как с малым ребенком,  делая вид, будто стараюсь
успокоить его, и нарочно подбирая самые истертые, банальные фразы. Не вынося
этой двойной пытки, он нетерпеливо махнул рукой, призывая меня к молчанию, и
опять сел в кресло.
     - Может, выпьешь рюмку коньяка? - предложила я. Мой муж не ответил - он
замер, втянув голову в плечи и не смея поднять на  меня глаза.  Все тело его
словно  окаменело, лишь гримаса боли,  изредка мелькавшая  у него на  лице в
особо напряженные  моменты  диалога, показывала,  что  это живой  человек. А
когда  мадам  Канова проворковала: "Я не злопамятна", - он  со  стоном зажал
уши. Видя его  таким  потрясенным, я даже испытала  нечто вроде раскаяния за
свою жестокость.
     Мадам Канова... Эта женщина говорит правду - она не злопамятна, ее даже
нельзя  назвать  злобной.  Ей  просто глубоко  безразлично,  что именно  она
приносит окружающим  -  горе или радость,  счастье  или беду.  Однако  такое
равнодушие внушает куда больший страх, чем самая откровенная свирепость. Все
мы порой способны на недобрые чувства, и "злым" считают человека, у которого
эта способность выражена  чуть сильнее, чем у остальных.  Пугает не  наличие
этих  чувств,  а степень их  развития. Сознательное пренебрежение  ко всему,
кроме собственной персоны,  аморальность, возведенная в принцип, встречается
гораздо реже - здесь мы сталкиваемся с какой-то особенной породой людей, чьи
души подобны несокрушимому алмазу  (впрочем, можно  сказать и наоборот - что
они слеплены из грязи).
     Но вот отзвучал  мой  последний возглас  -  кстати, он не  произвел  на
Кристиана того впечатления, на какое я рассчитывала,  - и  наступила тишина.
Мой муж по-прежнему сидел  не шевелясь;  его светлые волосы взмокли, по  лбу
стекали крупные капли пота. Внезапно меня посетила новая идея.
     - А знаешь, сейчас и мне кажется, будто я что-то слышу, - заметила я, с
интересом поглядывая на молчащий приемник. - Словно какое-то бормотание...
     - Но  это же невозможно!  - в ужасе прошептал муж. - Я-то больше ничего
не слышу! - Да? Ты уверен, милый?
     Это стало  последней  каплей.  Бледный  как  полотно, Кристиан с трудом
дотащился до телефона  в передней, комкая страницы, перелистал справочник  и
вызвал врача.
     - Прошу вас, очень прошу, поскорее, - донесся до меня хриплый голос,  -
Да,  да!  Мне   совсем  плохо...   Кажется,   начались  галлюцинации.   Меня
лихорадит... Да, пожалуйста!
     Он  отказался от ужина,  лег в  постель  и  до  подбородка закутался  в
одеяло.  Визит доктора  не принес ему  облегчения,  что было  неудивительно.
Ночью у страдальца поднялась температура; временами он впадал в беспамятство
и начинал бредить. Я воспользовалась одним из таких моментов, сбегала вниз и
стерла с пленки свой шедевр.
     Утром  пришлось опять вызывать врача - теперь уже звонила я сама. Такой
поворот событий меня не  устраивал  - ведь  если Кристиан и вправду сойдет с
ума, я не смогу рассчитаться с ним так, как он заслуживает...
     Но  тревога   оказалась  напрасной.   Жар   спал,   состояние  больного
улучшилось, и вскоре он  уже обрел способность контролировать  свои  слова и
мысли.
     Около полудня мой  обожаемый  супруг  заснул,  дав  мне  время  еще раз
спокойно обдумать положение. Под конец я сочла, что  нотариальная контора  -
более надежное  место,  чем  банковский  сейф,  и решила  как  можно  скорее
обратиться к какому-нибудь
     известному нотариусу. Пожалуй, разумнее всего будет оставить у  него не
только  пленки, но и мой дневник, а также  письменный  комментарий избранных
мест магнитофонной записи. Эти документы послужат  дополнением  к  основному
материалу, и в итоге получится нечто вроде завещания. Что ж, неплохо!
     Сейчас уже семь часов вечера. Днем Кристиан проглотил  несколько  ложек
овощного бульона (обычно он его терпеть не может) и  опять погрузился в сон.
А  я размышляю. Решение, принятое сегодня утром, вернуло мне душевный покой,
и я чувствую в себе достаточно сил, чтобы осуществить задуманное. Еще только
одна ночь, и моя особа станет для  заговорщиков неприкосновенной - ведь если
со мной что-нибудь случится, они оба отправятся на  гильотину. Волей-неволей
придется им беречь мою жизнь пуще своей собственной.
     Муж проснулся. Взгляд у него блуждающий, в  глазах тревога; полагаю, он
не   может   избавиться   от   мыслей   об   адском   пламени,   уготованном
клятвопреступнику и убийце.  Ничего, пускай пофантазирует. Завтра, оставив у
нотариуса  магнитофонные  ленты и свой дневник,  я  побеседую  с  Кристианом
начистоту, и его паника обретет вполне реальное, земное обоснование. Но даже
узнав  истинную  причину  вчерашних  "галлюцинаций", мой святоша  все  равно
останется во  власти дум о загробном возмездии. Двойной страх, ожидание кары
и  от людей, и от Бога доконают его -  быть может, и не  слишком быстро,  но
зато наверняка. Уж об этом-то я позабочусь!

     "Монд", выдержка из заметки от 12 октября 1948 г.
     Драма ревности на рю де Пасси
     "Вчера  вечером, около  девятнадцати часов, несколькими  выстрелами  из
револьвера  был  смертельно  ранен  г-н Поль  Канова,  профессор  истории  в
Сорбонне. Трагедия произошла  в  квартире  его секретарши, мадам Маньи,  муж
которой  вернулся домой  раньше обычного.  Месье Кристиан  Маньи - ассистент
философского факультета; все считали его другом покойного профессора.
     Положение и вид застигнутой  врасплох  пары  не  позволяли усомниться в
характере их  отношений.  Вероятно,  в  данном  случае  следует  говорить  о
преступлении  на  почве  ревности,  совершенном  в  состоянии  аффекта.  Но,
разумеется,  нельзя  исключать  и  такую  версию,  как  убийство  с  заранее
обдуманным намерением.
     Охваченный раскаянием,  убийца сразу  же  вызвал  врача,  однако  любая
медицинская  помощь была уже, по-видимому, бесполезной.  Профессор Канова не
дожил  до  утра -  сегодня,  в четыре  часа тридцать минут,  он скончался  в
хирургическом отделении американского госпиталя в Нейи.
     Супруги  Маньи  арестованы и дают  показания комиссару Менжо,  которому
поручено  расследование  этого   дела.  Наш   корреспондент  пока   не  имел
возможности встретиться с комиссаром и задать ему какие-либо вопросы.
     Это в высшей степени прискорбное происшествие, безусловно, вызовет бурю
страстей в академических кругах, к которым принадлежат и убийца, и жертва.
     Дальнейшие   подробности   дела  мы   сообщим  нашим  читателям   после
пресс-конференции  комиссара  Менжо,  назначенной  на   сегодняшний   вечер.
Впрочем, уже сейчас очевидно, что ждать каких-либо сенсационных разоблачений
не приходится - эта история из тех, где все ясно с самого начала".

     ПЕРЕПИСКА

     Париж, 13 октября 1848 г.
     Мадам  Поль  Канова  -  директору страховой  компании  "Ла-Сальватрис",
Лозанна.
     Глубокоуважаемый г-н директор,
     настоящим письмом  я прошу Вас и впредь,  пока  не последуют какие-либо
уточнения,   управлять  на  прежних  условиях  тем  капиталом,   который   я
унаследовала после трагической кончины моего дорогого супруга. Подобно  ему,
я  совершенно  несведуща  в  финансовых  вопросах  и думаю,  что пройдет еще
несколько  месяцев,  прежде  чем  я  сумею  разобраться  в  делах   и  приму
окончательное решение по поводу страховки. Мне советуют переоформить договор
и по-прежнему хранить деньги на депозитах Вашей компании; я тоже склоняюсь в
пользу такого варианта. Пока что я прошу Вас, г-н  директор, распорядиться о
присоединении накопившихся процентов к основному капиталу.
     С наилучшими пожеланиями...

     Париж, 13 октября 1848 г.
     Мадам Поль Канова - директору страховой компании "Ла-Фамилиаль", Париж.
     Глубокоуважаемый г-н директор,
     настоящим  я  прошу Вас, ввиду  расходов,  возникших в связи с кончиной
моего  дорогого  супруга,  перевести на  мой  банковский  счет пятьсот тысяч
франков. Оставшуюся  сумму,  то есть  девятнадцать миллионов  пятьсот  тысяч
франков, за  вычетом налога  на наследство, я  прошу Вас пока что хранить на
прежних условиях, поскольку еще не решила, как распорядиться этими деньгами.
Впрочем,  полагаю,  что  самым  разумным  шагом  стало  бы заключение нового
страхового  договора с Вашей фирмой. Но каким бы ни было  мое решение, прошу
Вас,  г-н директор,  уже теперь  распорядиться о  присоединении  процентов к
основному капиталу.
     С наилучшими пожеланиями и т. д.

     Лозанна, 13 октября 1948 г.
     Начальник   отдела   смертных   случаев   компании  "Ла-Сальватрис"   -
руководителю отдела смертных случаев компании "Ла-Фамилиаль", Париж.
     Месье,
     мне   хотелось  бы  обратить  Ваше  внимание  на  глубочайший  интерес,
проявляемый  швейцарскими  страховыми компаниями  к  расследованию  убийства
Вашего клиента, месье Поля Кановы, который являлся также и нашим клиентом.
     По понятным причинам  мы не имеем возможности  поручить  это дело своим
экспертам,  но  вполне полагаемся  на  квалификацию  Ваших  сотрудников.  Им
предстоит  действовать   на  собственной  территории,   что  исключает  саму
возможность возникновения каких-либо проблем  юридического порядка.  Тем  не
менее мы хотели бы взять на себя часть расходов, связанных с расследованием.
Думаю,  излишне   пояснять,  что   это  свидетельство  того  исключительного
внимания, которое мы уделяем данному делу.
     Мы  были  бы  весьма благодарны  за текущую информацию обо  всех этапах
следствия;  как  Вы  понимаете,  мы  не  можем  надолго  затягивать  выплату
страховой суммы, если Ваши люди не выяснят каких-либо новых обстоятельств, и
притом достаточно существенных.
     К  этому  письму  я  прилагаю  копию  небольшого  досье,  составленного
сотрудником нашей  фирмы  в  1924 г., перед  заключением  договора  с  месье
Кановой.  Надеюсь,  эти сведения хоть немного облегчат  Вашу работу. Добавлю
также, что  составитель  досье,  бывший  страховой инспектор  Пьер Руссо,  в
настоящее время является заместителем генерального  директора нашей компании
и с особым интересом следит за расследованием дела Кановы.
     С глубочайшим уважением...

     Париж, 19 октября 1848 г.
     Руководитель   отдела   смертных   случаев  компании  "Ла-Фамилиаль"  -
начальнику отдела смертных случаев компании "Ла-Сальватрис", Лозанна.
     Месье,
     посылаю  Вам  копии первых материалов по делу Кановы,  собранных нашими
агентами.
     Смею заверить,  что расследование  данного  случая  мы  поручили  нашим
лучшим специалистам, пользующимся доверием и  поддержкой столичной  полиции.
Кроме  того,  с   нами  сотрудничает  одно  из  наиболее  солидных   частных
детективных бюро Парижа.
     Прилагаемый   отчет  подписал   инспектор  Андре  Белюэн,  на  которого
возложено общее руководство следствием.
     Мы   будем,  разумеется,  и  впредь  держать  Вас  в   курсе   событий,
своевременно извещая о  любых новых данных. Если же у Вас возникнут  вопросы
относительно  каких-либо  пунктов,  то  мы  будем  рады  в  меру  своих  сил
предоставить В"м дополнительные пояснения.
     Примите и проч...

     Доклад инспектора Белюэна

     Париж, 18 октября 1848 г.
     Уже при первой беседе с комиссаром Менжо, принявшим к производству дело
Кановы, я обратил его внимание на существование страховки и все соображения,
вытекающие  из  этого  обстоятельства.  Комиссар  выслушал  меня  с  большим
интересом; вообще я  должен  отметить, что  полиция на  сей  раз отнеслась к
нашим проблемам с полным пониманием и оказывает нам всю возможную помощь.
     Само  собой  разумеется,  что  мы  с  самого  начала  учли  возможность
"сотрудничества"  между  мадам  Кановой  и  супругами Маньи. В дальнейшем мы
приложим   все  усилия,  чтобы  не  упустить  ни  малейшего  доказательства,
подтверждающего   эту  гипотезу.   Но  прежде   всего  -  короткая   справка
относительно главных действующих лиц.

     Мадам Канова
     Родилась в 1917  г. в Севастополе (Россия), предположительно  в  весьма
обеспеченной семье. Готовилась стать врачом,  училась в Москве, но не успела
закончить  образование, т. к. в 1941  г.  была  призвана  в Красную  Армию в
качестве медицинской сестры.
     Очутившись  в  Париже в  1946  г., обратилась к правительству Франции с
просьбой   предоставить   ей   политическое  убежище;   эта   просьба   была
удовлетворена.  В  декабре  того же  года  советское  посольство  безуспешно
пыталось добиться ее высылки из Франции.
     До своего замужества в июле 1947 г. молодая беженка не имела каких-либо
определенных   средств  к   существованию,   но  жизнь  вела  уединенную  и,
по-видимому,  вполне безупречную.  Подробности  ее  знакомства с профессором
Кановой выяснить пока не удалось.
     В  дни  главных  церковных  праздников  аккуратно посещает православный
храм,  но  к  религии, судя по  всему, равнодушна. Убежденной христианкой ее
никак не назовешь.
     Говорит  по-французски с  легким акцентом. Кроме своего  родного  языка
(русского), знает также немецкий. Исключительно хороша собой.

     Месье Кристиан Маньи
     Родился в 1913 г. в  Туре,  в  семье  государственного служащего.  Пять
братьев  и  сестер.   Посещал  турский  колледж   отцов-иезуитов,   завершил
образование в  Сорбонне.  В 1937  г. успешно выдержал экзамен  на  должность
преподавателя истории и  географии. До начала войны  преподавал в нескольких
провинциальных гимназиях. Воевал, имеет боевые награды.  С 1940 по 1943 г. -
военнопленный.  После  освобождения  из  концлагеря  был  принят  на  работу
ассистентом в  Сорбоннский  университет.  Параллельно участвовал  в движении
Сопротивления.  Квалифицированный  специалист,  хороший  лектор,  пользуется
уважением среди коллег и студентов.
     Предпочитает вести скромную жизнь без всяких излишеств;  сколько-нибудь
серьезных денежных затруднений никогда не испытывал.
     В  июле текущего года женился по любви  на мадемуазель  Беатрис  Мансо.
Семья г-на Маньи была против этого брака.
     Прямой материальной заинтересованности в смерти застрахованного лица не
имел. В целом производит довольно приятное впечатление.

     Мадам Кристиан Маньи
     Родилась в  Париже в  1928  г.; единственный  ребенок в  семье; отец  -
мелкий  служащий.  Еще в детстве  потеряла  обоих  родителей,  воспитывалась
опекуном, не проявлявшим к девочке особой сердечности.
     В  настоящее  время  занимается   дипломной  работой  на   историческом
факультете в Сорбонне. Окончила  курсы стенографисток. В июне с. г. получила
место секретарши профессора Кановы и продолжала работать у него после своего
замужества. В  предшествующий  период  вела  довольно  свободную  жизнь,  не
слишком  обременяя  себя  правилами   строгой  морали.  Пробовала   силы  на
артистическом поприще, однако успеха не имела. Миловидна, неглупа.

     Исходя из мысли, что какая-нибудь незначительная деталь подтвердит наше
предположение  о двойной игре, мы в первую очередь  сосредоточили усилия  на
точном   воссоздании   картины  убийства.   Как   ни  досадно,   мотивировка
преступления  не  вызывает  сомнений   -  мадам   Маньи  действительно  была
любовницей нашего клиента. Это подтверждается многочисленными свидетельскими
показаниями,  приводить  которые  я  полагаю излишним;  скажу лишь,  что они
целиком  и  полностью  согласуются  между  собой.  Роман  завязался  еще  до
замужества мадам Маньи и продолжался после ее свадьбы. Особенно убедительные
доказательства  их  отношений  имеются  на  период  конца сентября -  начала
октября с. г. Так, 4 октября  месье Канова посетил мадам Маньи  в отсутствие
мужа   -  под  тем  предлогом,  что  им   надо  продолжить  обработку  неких
исторических  материалов (заниматься  на  квартире  у  профессора  якобы  не
представлялось возможным ввиду ремонта в  его кабинете). 7 октября состоялся
еще один визит, и тоже в отсутствие месье Маньи.
     Не меньшую  ясность мы  видим и  в том, что касается  самого  убийства.
Ситуация совершенно недвусмысленная: мадам Маньи -  в  легком пеньюаре, стол
накрыт на двоих, на заднем плане -  разобранная постель. Следует учесть, что
месье Канова пришел  туда всего за пятнадцать минут до описываемого момента.
Он сидел  без  пиджака, на лице  его  (уже впоследствии)  были заметны следы
губной помады. Последнее обстоятельство,  на мой  взгляд, важнее предыдущих.
Если ту