алет мадам Маньи и всю обстановку в  комнате еще можно считать игрой,
задуманной  для  отвода глаз, то гораздо  труднее представить,  как  молодая
женщина  целует нашего клиента, уже простертого  на полу в луже крови. Хотя,
конечно, нельзя исключить и этот вариант, требующий от мадам Маньи  поистине
незаурядного хладнокровия. Но  будь  любовная сцена  вымышленной,  профессор
скорее всего не  стал бы снимать пиджак,  который в  этом случае оказался бы
простреленным.  Одним  словом,  внешний  вид  жертвы  и  места  преступления
свидетельствуют в пользу официальной версии.
     Следует   отметить  одну   деталь:  расспросив  продавщиц  парфюмерного
магазина, где  бывает  мадам Маньи, мы узнали, что она  всегда покупала  так
называемую поцелуйную губную помаду.  Когда  же мы  поинтересовались  насчет
этого пункта у самой мадам  Маньи, она ответила, что несколько недель назад,
сообразуясь  с  пожеланиями  своего  мужа,  сменила сорт помады.  К  моменту
допроса ей не было известно, что мы наводили справки в магазине.
     Теперь  об  орудии убийства.  Это револьвер  калибра 7,65  мм,  законно
купленный и зарегистрированный в полиции. Месье Маньи  выхватил его из ящика
платяного  шкафа,  где  он лежал  со дня  покупки.  Мы  опросили  приходящую
прислугу, которую чета Маньи нанимала  последние месяцы для уборки квартиры;
все уборщицы подтвердили, что не раз видели именно это оружие в:  этом самом
ящике. Револьвер  был приобретен в 1947 году у частного торговца на авеню де
ль'0пера.
     Довольно любопытный факт: месье Маньи не утаил, что в сентябре  зарядил
свой револьвер  новыми  патронами,  купив  их  в  том  же магазине.  Как  он
объяснил,  ему  хотелось быть уверенным,  что  оружие  в порядке  и не  даст
осечки,  если  доведется  стрелять.  Между  тем  гарантийный  срок  годности
патронов  этого  типа  составляет при правильном  хранении  двадцать  четыре
месяца,  и такая  забота  о  боеготовности, пожалуй, выглядит чрезмерной для
человека столь мирной профессии... Как бы то ни было, теперь г-н Маньи может
похвалить себя за проявленную предусмотрительность.
     Мы постарались с максимальной точностью восстановить все действия месье
Маньи  в  день  убийства  в  интервале  между  выездом  из  гаража  в  18.20
(подтверждено сторожем) и возвращением домой час спустя. Не исключалось, что
он  допустил  обычную ошибку начинающих  преступников -  никуда не поехал, а
проболтался это время где-нибудь поблизости, поджидая  жертву. Но обвиняемый
облегчил  нам  задачу, подробно описав  свой маршрут. Примерно  в  18.45  он
остановился  возле  табачной лавки  на  бульваре Сен-Жермен, купил сигарет и
выпил  аперитив.   Владелец  давно   знаком  с  г-ном  Маньи  и  удостоверил
правильность его показаний... Затем, уже  сев в машину,  месье Маньи увидел,
что забыл коробку шоколадных конфет,  приготовленных в подарок матери, решил
поскорее вернуться домой и забрать их.
     Конфеты (куплены днем раньше в ресторане "Маркиза  де Севинье"  полиция
обнаружила в том же ящике, где лежал револьвер. Подобное совпадение невольно
наводит  на мысль о тщательно, до мелочей продуманном плане, характерном для
многих преступников из интеллектуальных  кругов. На наш удивленный  вопрос -
стоило ли возвращаться ради  такого пустяка?  - месье Маньи ответил,  что  в
этот вечер праздновалась золотая  свадьба его родителей, и явиться к ним без
подарка значило  бы проявить крайнюю степень  неуважения. А покупать  вторую
коробку столь же роскошных конфет ему не хотелось, ведь жалованье ассистента
невелико. Объяснение вполне убедительное; добавлю, что, проверив сообщение о
юбилейной  дате, мы убедились  в правдивости слов месье Маньи. Единственное,
что  выглядит не  совсем  естественно, это выпитый  им аперитив -  обычно он
почти   не   употребляет   спиртное.   Складывается  впечатление   некоторой
нарочитости  - как  будто  он стремился не только провести  время в табачном
магазине,  но и  обратить  на  себя внимание, что проще всего сделать, выпив
рюмочку-другую  и  перебросившись  несколькими  фразами  с  хозяином.  Я  не
возлагаю на эту деталь особых надежд,  но совсем упускать ее из виду тоже не
следует.
     Поведение  обоих  супругов  после  убийства  можно  назвать  прямо-таки
образцовым. Уже в 19.15 месье Маньи вызвал  "Скорую помощь" и сразу вслед за
тем позвонил в полицию, которая прибыла на место происшествия раньше врачей.
Профессор  Канова, получивший четыре  пули в  грудь и живот, к этому моменту
находился на диване, и мадам Маньи  делала ему перевязку, пытаясь остановить
кровь. Когда подоспевшие санитары подняли  раненого,  он на минуту пришел  в
сознание  и отчетливо произнес:  "Поделом мне, подлецу...  Господи, смилуйся
надо мной!" (Позднее, в госпитале, месье Канова уже только бредил.)
     Эти слова умирающего в высшей степени противоречат  всем нашим чаяниям.
В них нельзя усмотреть  и  намека  на  желание сообщить  о некой смертельной
западне  -  напротив,  жертва  самым  недвусмысленным  образом  выгораживает
убийцу,  удостоверяя  присутствующих  о  характере своих отношений  с  мадам
Маньи. Заявление месье Кановы - факт, сильно осложняющий нашу задачу...
     Все же мне  хотелось бы  указать  на одно любопытное  обстоятельство, а
именно, чрезмерное  совпадение показаний мадам и  месье  Маньи. Как правило,
рассказы  очевидцев бывают полны противоречий, здесь же налицо стопроцентное
сходство, вплоть до одинаковых речевых оборотов. Не менее странно, что обоим
супругам запомнились одни и те же подробности. Комиссар Менжо сразу  обратил
внимание на эту непостижимую гармонию, наводящую на мысль  о соответствующей
режиссуре.  Передавая  мне  протоколы  допросов,  он  заметил:  "Большинство
преступников  выдает  себя  противоречиями в  показаниях;  что  же  до  этой
парочки, то они,  похоже, допускают ошибку  противоположного свойства". И  в
самом  деле:  все  ответы супругов  Маньи  подозрительно  напоминают реплики
актеров, заранее вызубривших роли.
     В общем, я  пришел к выводу, что дальнейшее расследование  убийства как
такового стало бы (для нашей фирмы) лишь бесполезной тратой времени. Тут все
донельзя просто, в картине нет никаких белых пятен.
     Теперь оставалась наиболее  деликатная  часть  работы  - мне  надлежало
досконально разобраться в  отношениях между убийцей и вдовой нашего клиента,
в чью пользу был заключен страховой договор. Здесь отчетливо просматривается
корыстный мотив, и я надеялся обнаружить какое-нибудь слабое место в обороне
наших противников.
     Не скрою, поначалу мы рассчитывали на быстрый  успех.  Г-н Маньи молод,
недурен собой и  в  качестве  ближайшего  сотрудника  профессора Кановы имел
свободный доступ в квартиру последнего на авеню де ль'Обсерватуар. При таких
условиях интрижка ассистента с красавицей-женой пожилого коллеги кажется мне
вполне  вероятным  допущением.  А  соседи  и  прислуга  в подобной  ситуации
зачастую проявляют  куда  большую  зоркость,  нежели обманутый  муж... Но, к
сожалению, все расспросы  дали  нулевой результат.  Приходится признать, что
месье Маньи  и мадам Канова никогда - я подчеркиваю, ни разу  не встречались
на квартире профессора.
     Сделав это неутешительное открытие,  мы  перенесли наши усилия на рю де
Пасси.  Мы  показывали  фотографию  мадам  Кановы  спившемуся  и  совершенно
тупоумному консьержу, дворнику, местным  лавочникам и аптекарю (мадам Канова
- особа  весьма предусмотрительная  и  могла, идя на  свидание, заглянуть  в
аптеку за предохранительными средствами). Но все лишь покачивали головами  и
твердили, что видят эту женщину впервые. Ни  один человек в квартале никогда
не замечал здесь автомобиль мадам Кановы, полиция ни  разу не  штрафовала ее
тут за неправильную парковку, на окрестных бензоколонках  ею не было куплено
ни литра бензина.
     Единственным   результатом   наших   розысков  явилось  небезынтересное
сообщение квартирной уборщицы, обслуживающей, помимо других  жильцов дома на
рю  де Пасси, и  чету Маньи. Она  отметила,  что супругов Маньи,  обычно  не
отличавшихся  аккуратностью,  в  последние  две  недели перед  происшествием
"словно бес чистоты обуял"...
     Полиция проверила отпечатки пальцев во  всех помещениях, включая кухню,
ванную комнату и  туалет; то же самое  было сделано в машинах мадам Кановы и
ее предполагаемого любовника, а также в летнем доме убитого в Фонтенбло (где
месье  Маньи, по  его словам,  ни  разу  не бывал).  Там мы  также  опросили
сторожа,  соседей,  разносчиков, показывали им  фотографии убийцы -  все без
малейшего   успеха.   Остается   лишь   констатировать   полное   отсутствие
доказательств каких-либо контактов между интересующими нас лицами.
     Конечно, в Париже найдется достаточно мест, где влюбленные, не опасаясь
любопытных взоров, могут  с комфортом провести наедине несколько  часов  или
целую ночь.  Кроме  того, кто-то из сослуживцев месье Маньи утверждал, будто
уже в октябре видел его вместе с мадам Кановой в ресторане одного из крупных
столичных отелей. Мы ознакомились с записями в  книге постояльцев, но, как и
следовало  ожидать,  искомых  фамилий  не обнаружили.  Тогда  мы  для  пущей
уверенности  установили   личности  всех   гостей,  занимавших  в  ту   ночь
двухместные номера. Улов составил семьдесят одну парочку, ни одна из которых
не имеет  к нашему делу  ни малейшего  отношения...  Добавлю, что  ни  месье
Маньи,  ни  мадам Канова не смогли  припомнить  о своем  времяпровождении  в
указанный вечер. Вместе с тем, они вполне допускают, что их видели в том или
ином ресторане, поскольку (по их словам) сам профессор, предпочитавший любым
развлечениям исторические  штудии, нередко просил г-на  Маньи взять на  себя
обязанности  галантного  кавалера и свозить куда-нибудь мадам Канову,  чтобы
она  не  слишком  скучала. К  сожалению,  месье  Канова  уже  не  сможет  ни
подтвердить, ни опровергнуть это заявление.
     Ничего не дали нам и обыски, проведенные в обеих  квартирах - на  авеню
де ль'Обсерватуар и на рю де Пасси, - как и в фонтенблоском доме профессора.
Полиция  не  нашла  никаких  компрометирующих предметов  или писем. Проверка
банковских  счетов также  не выявила ничего  экстраординарного  - ни крупных
поступлений,  ни  внезапных  расходов.  Так  что  если  наши  подопечные   и
осуществляли взаимное финансирование, то делалось это явно не через банк.
     Следствие  практически  закончено,  и комиссар  счел возможным  до суда
отпустить  месье  Маньи  на  свободу.  Разумеется,  полиция  ведет   за  ним
непрерывное наблюдение,  его  корреспонденция просматривается,  а телефонные
разговоры прослушиваются и записываются на пленку. Такой же заботой окружена
и  мадам  Канова,  но  на  сегодняшний  день  все  ухищрения  подобного рода
оказались бесплодными и, боюсь, останутся таковыми и впредь.
     В  отчаянии я  прибегнул  к последнему  средству,  которое, хотя  и  не
обещало  весомых  улик,  все же  могло подкрепить мой  собственный взгляд на
истинный характер дела. Пригласив известного имитатора голосов Жувана, я дал
ему  прослушать  магнитофонные  записи  допросов  г-на   Маньи   и  попросил
хорошенько поработать над ними. Дня через два Жуван заявил, что  он готов, и
мы приступили  к  задуманной  инсценировке. 16  октября  около восьми  часов
вечера  в  квартире  покойного  профессора Кановы  зазвонил  телефон.  Мы  с
комиссаром, каждый со  своей трубкой, затаили дыхание, боясь пропустить хоть
слово. Наконец послышался голос мадам Кановы:
     - Алло.
     -  Это я, Маньи!  -  торопливо  заговорил  Жуван (замечу,  что,  на мой
взгляд, подделка получилась весьма убедительной).
     Последовало долгое молчание, затем резкий вопрос:
     - Что вам от меня надо?
     -  Я хотел тебе сказать... плохие новости... Кажется, полиция нашла мои
отпечатки в ванной, на биде... - Наш друг Жуван старался изо всех сил.
     Снова томительная пауза.  Когда же мадам Канова заговорила, в голосе ее
прозвучала нескрываемая издевка:
     - В самом деле? Насколько я понимаю, речь идет  об отпечатках зада? - И
она положила трубку.
     Месье Жуван был чрезвычайно уязвлен таким фиаско. Здесь примешивалась и
личная  обида,  поскольку  ни  для  кого в Париже  не  составляют  тайны его
гомосексуальные наклонности.  Он  решил, что мадам Канова узнала его. Но и у
меня были все поводы  для уныния.  Ни один из испробованных  путей не принес
успеха, хотя мы  сделали  все,  что  в  человеческих  силах. Настораживающих
моментов в  этом  деле  хватает, но уликами, пригодными  для  опротестования
договора,  мы  не  располагали. Подозреваемая  особа очень хитра; сейчас она
всячески  демонстрирует  свою  неопытность  в  денежных  вопросах, изображая
этакую наивную, бескорыстную простушку. Полагаю,  после оправдания убийцы (а
исход судебного разбирательства  наверняка будет именно  таким) ее поведение
разительно  изменится,  и  она покажет  свое  истинное  лицо.  Но  страховым
компаниям  - как  нашей, так и швейцарской  - отступать уже некуда.  Если  в
самое  ближайшее  время не  обнаружатся  какие-то  новые  факты,  радикально
меняющие обстановку, у нас не будет законных оснований задерживать выплату.
     Я считаю, что мы узнаем всю правду лишь после того,  как начнется дележ
добычи между предполагаемыми  соучастниками. Мадам Канова может заупрямиться
-  всякому  ведь жаль расставаться с деньгами...  Сейчас трудно предсказать,
кто  из этой милой троицы первым начнет шантажировать своих друзей, и нельзя
определить  даже приблизительно,  в  какую сумму  оценит свое молчание мадам
Маньи  (если  она   вообще  замешана   в  убийстве   нашего  клиента,  а  не
использовалась  преступниками  втемную,  в качестве  приманки).  Но  в любом
случае  один  из  партнеров  наверняка сочтет  себя обделенным  и,  движимый
местью,  вполне  может решиться  на  какой-нибудь необдуманный шаг. С  точки
зрения интересов фирмы подобное саморазоблачение  произойдет слишком поздно;
но,  с  другой  стороны, учтем, что столь  крупные суммы, как эта страховка,
никогда   не   выплачиваются   единовременно.  Перечисление   осуществляется
поэтапно,  на  протяжении  многих недель, а то  и месяцев  - такова  обычная
практика большинства банков. И если заранее подготовить текст  апелляции, то
мы сможем приостановить платежи,  как только наши противники  обеспечат  нас
малейшим юридически значимым предлогом.
     Расследование   топчется  на  месте,  и  лишь  появление  долгожданного
сокровища   поможет  оживить  застывшую   сцену.  Пусть  актеры  забудут  об
осторожности, пусть они перейдут к  последнему акту драмы,  тогда и наступит
наш черед... Мы сделаем вид,  будто оплатили игру,  но зато  теперь уже сами
выберем удобный момент, чтобы вмешаться.
     Мы  имеем дело с очень одаренными преступниками -  умными, терпеливыми,
проницательными.  Все  их действия  распланированы  на два-три  хода вперед,
последовательны,  логичны  и вместе  с  тем гениально  просты, что  особенно
поразительно для интеллектуалов,  которые  часто попадаются из-за склонности
все  усложнять.  Здесь  же  убийца  даже  не  пытался  замести  следы  -  он
предусмотрел и арест, и суд, и скорое освобождение.
     Поэтому,  как  ни  обидно  такое решение,  я  рекомендую  фирме  занять
выжидательную  позицию.  Думаю, эта  тактика  оправдается.  Рано  или поздно
противник допустит ошибку, а уж мы не преминем ею воспользоваться.


     8

     Заключительная  часть речи  мэтра  Гюстава  Флери,  произнесенной им  в
защиту месье Кристиана Маньи в Париже, на судебном заседании 5  февраля 1949
года

     ...Господа,  вам предложено вынести  обвинительный вердикт,  даже  если
таковой противоречит вашим личным чувствам, - вынести  его, так сказать,  по
принципиальным соображениям. Я также взываю к вашим принципам, и в том числе
к главному  из них - принципу общечеловеческой справедливости! А  он требует
безоговорочного  оправдания моего  клиента! Не  отягощайте же  свою  совесть
неуместной строгостью, в которой сами потом будете раскаиваться, строгостью,
несовместимой  с  нашей традиционной моралью и  кодексом чести,  проверенным
веками и живущим в сердце каждого из нас.
     Разумеется,  человеческая   жизнь  священна.  Вдвойне  священна   жизнь
заслуженного  ученого, наставника  юношества. Но кто не знает,  что  в самых
безупречных  биографиях  порой  открываются неприглядные  страницы?  Кто  не
знает, что под ровной  гладью  обоев  в  стене иной раз возникает незаметная
трещина,  которая однажды  вызовет  обвал?  Человеческая жизнь  священна, но
разве менее священна честь?  Разве наши родители не завещали  нам  ценить ее
превыше всего?  Я говорю не о  мелочном самолюбии, а о том великом  чувстве,
что лежит в основе взаимного уважения, отличающего  цивилизованное  общество
от  орды дикарей,  о  том чувстве,  которое обеспечивает  прочность семьи  и
брака,  -  одним  словом, о чувстве чести,  которое вам, господа  присяжные,
знакомо так же хорошо, как моему клиенту!
     Давайте перенесемся  в  прошлое и  проследим еще раз  все  события того
трагического вечера.
     Мой подзащитный, чью  судьбу  вам  сегодня предстоит  решить, с  легким
сердцем  отправляется  в путь,  чтобы проведать  свою  матушку.  Он  заранее
радуется скромному торжеству, которым будет ознаменована золотая свадьба его
родителей. Сидя за  рулем, он  вспоминает  детские  годы,  школьных  друзей,
вспоминает  юность, проведенную в кругу семьи,  всегда  являвшей ему примеры
гражданских и человеческих  добродетелей...  С грустью думает он лишь о том,
что вынужден оставить дома свою молодую  жену, ибо она с  первого взгляда не
понравилась  его  родне;  возможно,  он уже начинает  раскаиваться  в  своем
необузданном упрямстве и поспешности при выборе спутницы жизни...
     Но мысль о радушном  приеме, о празднике,  ожидающем его  в конце пути,
вскоре  заставляет Кристиана Маньи забыть все сомнения. Он едет по вечернему
Парижу   -   прекраснейшему  городу  в  мире,   способному  развеять   любую
меланхолию...
     А  теперь  представьте  моего  клиента  несколькими  минутами позже. Он
вернулся за забытым подарком. Быстро вбегает по лестнице.  Дверь заперта, но
у него есть ключ,  и вот, уже охваченный предчувствием какой-то беды, входит
он в свою квартиру... Я не буду подробно описывать  зрелище, представшее его
глазам - здесь, в зале, находится  вдова месье Кановы, и  все мы сочувствуем
ее горю. Но, господа присяжные, я призываю вас на минуту вообразить себя  на
месте обвиняемого.  Что же он видит? Свою жену, свою  дорогую, нежно любимую
жену, женщину,  с которой он обвенчался наперекор мнению всего света и чьего
ребенка готов  был  усыновить,  -  в объятиях любовника!  И это -  через три
месяца  после свадьбы!  И тот, с кем  она  оскверняет супружеское  ложе - не
какой-нибудь  случайный  ловеласу  нет,  это  человек,  прекрасно  известный
господину Маньи, человек,  которого он  считал  своим другом и  наставником,
которому безоглядно доверял.
     Может  ли хоть один из  вас, господа, положа руку на сердце утверждать,
что  и  подобных  обстоятельствах  сумел  бы  сохранить  хладнокровие  и  не
переступил бы границ дозволенного?!
     Злополучный подарок, коробка шоколадных конфет - совсем рядом, в шкафу,
на расстоянии  вытянутой руки. Но внезапно словно вспышка  молнии  прорезает
помутившийся от горя и возмущения  рассудок моего клиента:  он  вспоминает о
револьвере, уже год лежащем н том же ящике. И  вот совершается непоправимое!
Современные модели оружия отличаются высокой скорострельностью, и одной-двух
секунд  достаточно,  чтобы  несколько  раз  нажать  на  спусковой  крючок...
Буквально в следующую минуту несчастного убийцу охватил ужас от  содеянного,
но все усилия спасти собственную жертву уже не могли ничего изменить.
     Мой подзащитный - перед вами, господа присяжные, и  это  избавляет меня
от необходимости говорить о глубине его  раскаяния. Просто взгляните на не