елся с женой. Я подрядился делать копии с рекламных
проспектов для одной компьютерной фирмы; там-то мне и довелось познакомиться с
ее ушами самым непосредственным образом.
Директор рекламного отдела, положив на стол макет очередного проспекта и
несколько черно-белых фотографий, сказал мне:
- Даю тебе неделю; подготовь-ка титульный лист в трех вариантах, с заголовками и
вот с этими снимками.
На каждой из трех фотографий красовалось по гигантскому уху.
Уши?!
- Почему - уши? - спросил я тогда.
- А я почем знаю? Уши и уши! Во всяком случае, советую тебе всю эту неделю
только о них и думать.
Вот так получилось, что целую неделю жизни я провел, созерцая человеческие уши.
Прицепив липкой лентой к стене над столом три огромных фотоснимка ушей, я курил,
пил кофе, жевал бутерброды, стриг ногти - и разглядывал эти фотографии.
Худо ли бедно, через неделю заказ был выполнен, а снимки ушей так и остались
висеть на стене. Отчасти из-за того, что мне было лень специально лезть и
снимать их; отчасти потому, что разглядывать уши уже вошло у меня в привычку. И
все же главное, отчего я не снимал фотографии со стены и не прятал в глубине
стола, было в другом. Эти уши просто околдовали меня. Это были уши
фантастической формы, уши из мечты или сна. Можно сказать - "уши на все сто
процентов". Я впервые в жизни ощущал, какой притягательной силой могут обладать
увеличенные изображения отдельных частей человеческого тела (не говоря уже о
половых органах). Чуть не сама судьба со всеми ее завихрениями и водоворотами
бурлила перед моими глазами.
Одни изгибы уверенно-дерзко рассекали весь общий фон поперек; другие спешили
укрыться от постороннего взгляда в робких стайках себе подобных и напускали тени
вокруг; третьи, подобно старинным фрескам, рассказывали бесчисленные долгие
легенды. Мочки же ушей просто-напросто вылетали за все траектории и по
насыщенности своей чуть припухшей, упругой плоти затмевали реальную жизнь.
Через несколько дней я решил позвонить фотографу, делавшему эти снимки, и
выведать у него имя и номер телефона хозяйки ушей.
- Что там опять? - спросил фотограф.
- Да понимаешь, интересно мне. Уж очень замечательные уши...
- А? Н-ну да, уши-то, - пожевал фотограф губами. - Сама-то девчонка - так, не на
что глаз положить... Хочешь с кем помоложе - так я тут недавно одну в бикини
снимал, могу познакомить...
- Большое спасибо, - сказал я и повесил трубку.

Я позвонил ей в два, потом в шесть, потом в десять часов - никто не брал трубку.
Обычный день ее обычной занятой жизни.
Дозвониться до нее мне удалось лишь на следующее утро в десять. Наскоро
представившись, я сказал, что хотел бы обсудить с ней кое-что из вчерашней
работы, и что не могли бы мы, скажем, где-нибудь вместе перекусить ближе к
вечеру.
- Но, я слышала, работа закончена? - спросила она.
- Да, работа закончена.
Мой ответ, похоже, привел ее в легкое замешательство, но ничего больше
спрашивать она не стала. Я назначил встречу на вечер в кофейне на Аояма.
Заказав по телефону столик в первоклассном французском ресторане, лучшем из
всех, где мне доводилось бывать, - я надел новую рубашку, завязал, повозившись
изрядно, галстук и облачился в костюм, который надевал до этого только пару раз.

  Как и предупреждал фотограф, "глаз положить" там было и правда особенно не на
что. Что одежда ее, что лицо - все выглядело заурядно-унылым, и в целом она
сильно смахивала на хористку из второразрядного женского колледжа. Но на все это
мне, разумеется, было плевать. Настоящую досаду у меня вызывало одно: свои уши
она тщательно скрывала под густыми, отвесно начесанными волосами.
- Значит, уши ты прячешь? - спросил я словно бы невзначай.
- Ага, - как бы между прочим ответила она.
В ресторан мы пришли чуть раньше назначенного и оказались первыми к ужину
посетителями. В притушенном свете ламп официант плыл по залу, чиркая длинными
спичками и зажигая одну за другой ярко-красные свечи. Метрдотель, селедочьим
взглядом ощупывал ряды ножей, вилок, тарелок, салфеток, скрупулезно проверял
сервировку на столиках. Выложенные елочкой дубовые плитки паркета блестели, как
зеркала, и каблуки официанта цокали по ним легко и приятно. Туфли у официанта
были явно дороже моих. В вазах стояли свежие цветы, а на белой стене красовалась
картина какого-то модерниста, с первого взгляда понятно: оригинал.
Пробежав глазами винный лист, я заказал белого вина поблагороднее; из легких же
закусок попросил для обоих фазаний паштет, заливное из окуня и печень морского
черта в сметане. Она, усердно покопавшись в меню, заказала суп из морской
черепахи и заливной язык; я выбрал суп из морских ежей, ростбиф с петрушкой в
японском соусе и салат из помидоров. Половина моего месячного оклада, похоже,
улетала в тартарары.
- Однако, достойное заведение, - сказала она. - И часто ты здесь бываешь?
- Иногда, только по работе. По мне, когда один, уж лучше выпить сакэ в обычном
баре, ну и соответственно закусить. Чувствуешь себя гораздо свободнее: не надо
забивать голову лишними вещами.
- И что ты обычно ешь в баре?
- Да что угодно. Чаще всего - сэндвичи с омлетом.
- Сэндвичи с омлетом!.. - повторила она. - Значит, каждый день ты ужинаешь в
баре сэндвичами с омлетом?
- Ну, не каждый день. Где-то раз в три дня готовлю и дома...
- Но два дня из трех ты все-таки ешь в баре сэндвичи с омлетом, так?
- Да, пожалуй...
- А почему именно сэндвичи с омлетом?
- В хороших барах всегда готовят хороший сэндвич с омлетом.
- Тьфу!... - сказала она. - Ненормальный какой-то.
- Абсолютно нормальный! - сказал я.
Совершенно не представляя, как сменить тему, я замолчал и какое-то время сидел,
уставившись на окурки в пепельнице посередине стола.
- Разговор - о работе? - намекнула она.
- Я уже говорил вчера - работа закончена полностью. Нет никаких проблем. И
разговора никакого нет.
Из кармана сумочки она достала пачку тонких, длинных ментоловых сигарет и,
вопрошая одними глазами: "Ну, и...?" - прикурила от ресторанных спичек.
Я совсем уже открыл было рот, но тут за моей спиной вновь послышалось
решительное цоканье каблуков. С особенной улыбкой, словно показывая портрет
единственного сына, метрдотель повернул бутылку этикеткой ко мне. Я кивнул ему -
и он, вынув пробку с едва слышным, ласкающим ухо щелчком, разлил вино по глотку
на бокал. Я ощутил на языке концентрированный вкус денег.
Метрдотель удалился, и два официанта, сменяя друг друга, выставили на стол три
больших блюда и пару тарелок. Затем официанты исчезли, и мы снова остались
вдвоем.
- Очень хотелось увидать твои уши. Чего бы это ни стоило, - сказал я откровенно.
Не отвечая ни слова, она положила себе паштета с печенью и пригубила вино.
- Что, зря побеспокоил?
Она еле заметно улыбнулась:
- Хорошую французскую кухню очень трудно назвать беспокойством...
- А разговор об ушах - беспокойство?
- Тоже нет. Все ведь зависит от угла зрения, верно?
- Так давай говорить под твоим любимым углом.
Она поднесла ко рту вилку и слегка изогнулась, потянувшись навстречу руке.
- Говори, что думаешь. Вот и будет "под моим любимым углом".
Мы помолчали какое-то время, занятые едой и вином.
- Я сворачиваю за угол, - заговорил я. - И кто-то впереди меня тоже сворачивает
- за следующий угол. Мне не видно, кто это. Я у успеваю разглядеть лишь краешек
белой одежды, мелькнувший в последний момент. Этот белый лоскут мельтешит, почти
ускользая из виду, - но никак нельзя отделаться от него совсем... Знакомо тебе
такое?
- Вроде знакомо...
- Вот такое же ощущение у меня от твоих ушей.
Вновь погрузившись в молчание, мы продолжали ужин. Я подлил вина ей, потом себе.
- Ты же не о картинке в голове говоришь, а о самом ощущении, так ведь? -
уточнила она.
- Конечно!
- А раньше ты никогда подобного не испытывал?
Немного подумав, я покачал головой:
- Нет.
- Получается, все из-за моих ушей?
- Я не уверен... Уверенность в чем-то - вообще, очень скользкая штука... К тому
же, я еще ни разу не слышал, чтобы форма ушей вызывала у кого-то все время одни
и те же чувства...
- Ну, один мой знакомый всегда начинает чихать при виде носа Фарры
Фосетт-старшей. А согласись: в том же чихании очень много чисто
психологического. Какая-то причина причина порождает однажды случайное следствие
- и вот то и другое уже связано в нас, да так, что не разорвать...
- Я, конечно, не знаю, что там с носом у Фарры Фосетт-старшей (*5)... - начал я,
отхлебнул вина и забыл, что хотел сказать.
- В твоем случае - что-то другое? - спросила она.
- М-м-да, немного другое, - ответил я. - Что-то совершенно неуловимое - и в то
же время страшно конкретное, важное... - Я развел руки на метровую ширину - и
резко сдвинул ладони до промежутка в какие-то пять сантиметров. - Не знаю, как
лучше сказать...
- Феномен концентрации на неосознанных мотивах.
- Именно так! - сказал я. - Ого, да ты раз в десять умнее меня!
- Я ходила на курсы.
- На курсы?
- Да. Заочные курсы по психологии.
Мы разделили на двоих остатки паштета. Я опять забыл, что хотел сказать.
- Значит, ты пока еще не уловил, что за связь между моими ушами и твоим
ощущением?
- Ну да, - сказал я. - Никак не пойму: то ли твои уши хотят мне что-то сказать
напрямую, то ли что-то еще обращается ко мне через твои уши как через
посредника...
Не отнимая рук от стола, она слегка повела плечами.
- А это твое ощущение - приятное или неприятное?
- Ни то, ни другое. А может, и то, и другое вместе... Не знаю.
Стиснув в пальцах бокал с вином, она некоторое время очень внимательно изучала
мое лицо.
- Мне кажется, тебе бы следовало научиться поточнее выражать свои чувства.
- Ага. Вот и с оборотами речи ни к черту, верно? - добавил я.
Она улыбнулась:
- Ну, не так все ужасно... Я же, в общем, поняла, что ты хотел сказать.
- И что мне, по-твоему, делать?
Она долго молчала. И, похоже, думала о чем-то совсем другом. Пять тарелок зияли
пустотами на столе, точно стайка погибших планет.
- Знаешь, - заговорила она после долгой паузы, - я думаю, нам надо стать
друзьями. Конечно, если ты хочешь...
- Разумеется, - сказал я.
- То есть, очень-очень близкими друзьями, - уточнила она.
Я кивнул.
Так мы и стали очень-очень близкими друзьями. Через полчаса после того, как
впервые встретились.

- Как очень близкий друг, хочу тебя кое о чем спросить, - сказал я.
- Давай, - сказала она.
- Прежде всего - почему ты не открываешь ушей? И второе: случалось ли раньше,
чтобы они, твои уши, оказывали еще на кого-нибудь такое странное действие?
Она долго молчала, уткнувшись взглядом в свои руки на столе.
- Тут много всего перемешано, - очень тихо сказала она, наконец.
- Перемешано?
- Ну, да... Хотя, если коротко: я просто привыкла к той себе, которая не
показывает ушей.
- Получается, что ты с открытыми ушами и ты с закрытыми ушами - два разных
человека?
- Вот именно.
Официанты убрали пустые тарелки и подали суп.
- А ты можешь рассказать о той, которая с открытыми?
- Вряд ли получится, слишком давно это было... Правду сказать, с двенадцати лет
я вообще их не открываю.
- Ну, работая моделью, ты все-таки их показываешь, верно?
- Да, - сказала она, - Но там не настоящие уши.
- Не настоящие уши?...
- Там - заблокированные уши.
Проглотив пару ложек супа, я поднял глаза от тарелки и посмотрел ей в лицо.
- Можешь объяснить чуть подробнее про "заблокированные уши"?
- "Заблокированные" - это мертвые уши. Я сама убиваю их. То есть я блокирую их -
перекрываю им дорогу к сознанию, и... Не понимаешь?
Я понимал с трудом.
- Попробуй спросить, - сказала она.
- "Убить свои уши" - это что, перестать ими слышать?
- Да нет же. Слышать ты ими слышишь, все в порядке. Просто они мертвы. Да ты и
сам это должен уметь!
Положив ложку на стол, она выпрямилась, немного приподняла плечи, резко отвела
назад подбородок, застыла так, напрягшись, секунд на десять - и, наконец, уронив
плечи, расслабилась.
- Вот теперь уши умерли!... Сам попробуй.
Неторопливо и тщательно я трижды проделал эти ее операции. Ощущения, будто
что-то умерло, не появлялось. Разве что, пожалуй, вино побежало чуть быстрее в
крови, вот и все.
- Что-то никак мои уши не хотят умирать, - сказал я разочарованно.
Она покачала головой:
- Бесполезно... Видимо, когда нет нужды убивать - чувствуешь себя хорошо, даже
не умея этого делать.
- А можно еще поспрашивать?
- Давай.
- Сейчас я попробую собрать вместе все, о чем ты рассказала... Значит, до
двенадцати лет ты живешь с открытыми ушами. Потом в один прекрасный день ты их
прячешь. После этого и до сих пор их больше не открываешь. И когда их уже просто
нельзя не открыть - ты "блокируешь" их, отключая от связи с сознанием... Так,
да?
Она радостно улыбнулась:
- Именно так!
- Что же случилось с твоими ушами в двенадцать?
- Не торопись! - Она протянула обе руки через стол и легонько коснулась моих
пальцев. - Прошу тебя...
Я разлил остатки вина по бокалам и медленно осушил свой до дна.
- Сначала я хотела бы узнать про тебя побольше.
- Что, например?
- Да все! Где и как ты рос, сколько тебе лет, чем занимаешься - ну, в таком
духе...
- Скучно рассказывать. Все так банально, ты просто заснешь, не дослушав.
- А я люблю банальные темы.
- В моем случае все банально настолько, что не понравится никому.
- Ладно, - засмеялась она, - Наговори хоть на десять минут!
- Родился я двадцать четвертого декабря 1948 года, под самое Рождество... Мало
хорошего, когда у тебя именины под Рождество. Сама посуди: подарки ко дню
рождения - те же подарки к Рождеству. Все пытаются на этом как-нибудь
сэкономить... По звездам - Овен, группа крови первая; в таком сочетании -
склонность быть муниципальным клерком или банковским служащим. Союз со
Стрельцом, Весами и Водолеем неблагоприятен... Не жизнь - тоска, тебе не
кажется?
- Звучит весьма забавно!
- Вырос в обычном городишке, окончил самую обычную школу. Особой болтливостью и
в детстве не отличался, подростком же был просто занудой. Обычная первая
подружка, обычная первая любовь. Дорос до восемнадцати - поступил в университет,
переехал в Токио. Закончил университет, открыл на пару с приятелем маленькую
переводческую контору - там сейчас и кормлюсь понемногу. Года три назад начал
брать заказы в рекламном журнале - оформлять объявления; там пока все тоже
благополучно. Четыре года назад познакомился с одной девчонкой, служащей фирмы,
женился; два месяца назад развелся. Почему - в двух словах не расскажешь...
Держу одну престарелую кошку. В день выкуриваю сорок сигарет. Бросить не
получается, как ни пытаюсь. У меня три костюма, шесть галстуков и пятьсот давно
вышедших из моды пластинок. Помню имена всех убийц из романов Эллери Куина. "В
Поисках Утраченного Времени" Пруста собрал полностью, но прочитал только
половину. Летом пью пиво, зимой - виски.
- И, наконец, каждые два дня из трех ты ешь сэндвичи с омлетом в баре?
- Ага, - кивнул я.
- Очень интересная жизнь!
- До сих пор была одна сплошная скучища, да и дальше, видимо, будет так же. Хотя
не сказал бы, что мне в такой жизни что-то не нравится. В том смысле, что все
равно уже ничего не поделать...
Я взглянул на часы. Прошло десять минут и двадцать секунд.
- И все-таки в том, что ты сейчас рассказал - еще не весь ты, правда?
Я помолчал, разглядывая свои руки на скатерти.
- Конечно, не весь. Даже про самую скучную жизнь никогда не расскажешь все
полностью, верно?
- А хочешь, я теперь расскажу о своем впечатлении от тебя?
- Хочу.
- Обычно, когда я встречаюсь с кем-то впервые, первые десять минут даю человеку
выговориться. А потом уже стараюсь поймать его, выворачивая то, что он говорил,
наизнанку... Считаешь, это неправильно?
- Отчего же, - я покачал головой. - Пожалуй, ты действуешь верно.
Официант, появившись из воздуха, расставил тарелки. Другой, сменив первого,
разложил по тарелкам еду. Наконец, пришел третий и полил все какими-то соусами.
Точно три бейсболиста безупречно разыграли подачу: от удара - на вторую зону -
до первой.
- Если же такой способ испытать на тебе, то вот что получится, - произнесла она,
вонзая нож в заливной язык. - Не жизнь твоя скучная. Ты просто хочешь, чтобы она
выглядела скучной. Не так ли?
- Может, ты и права, не знаю. Может, и в самом деле - жизнь у меня вовсе не
скучная, просто я хочу ее такой видеть. Да результат-то один и тот же! Что так,
что эдак, - результат уже у меня в руках. Все хотят убежать от скуки, я хочу
влезть в эту скуку поглубже. Будто двигаться в час пик против теченья толпы...
Так что я вовсе не жалуюсь, что у меня скучная жизнь. Это жена пусть уходит,
если ей не нравится...
- Поэтому вы с ней и расстались?
- Я же говорю - в двух словах не расскажешь. Хотя еще Ницше сказал: "Пред ликом
скуки даже боги слагают знамена"... Так и вышло.
Мы снова принялись за еду. Она налила себе еще соуса, я доел оставшийся хлеб.
Пока мы заканчивали главные блюда, каждый думал о своем. Тарелки забрали, мы
съели по голубичному шербету. Потом подали кофе, и я закурил. Дым вытекал из
сигареты и, пометавшись в воздухе секунду-другую, исчезал в беззвучных и
невидимых кондиционерах. Несколько новых посетителей рассаживались за столиками
вокруг. Концерт Моцарта растекался по залу, просачиваясь из динамиков в потолке.
- Можно еще спросить про уши?
- Ты, наверное, хочешь спросить - есть ли у них какая-то чудодейственная сила,
да?
Я кивнул.
- А вот это тебе лучше проверить самому. Даже если я стану рассказывать, моя
история будет ограничена рамками моей личности - и вряд ли тебе пригодится.
Я кивнул еще раз.
- Тебе я могу показать свои уши, - продолжала она, допив кофе. - Вот только не
знаю, поможет ли тебе это... Может, наоборот, потом пожалеешь.
- Почему?
- Может, твоя скука не настолько сильна.
- В таком случае, ничего не попишешь.
Она протянула руки через стол и накрыла мои пальцы ладонями.
- Тогда - вот еще что... После этого какое-то время, месяца два или три - будь
со мной рядом. Хорошо?
- Хорошо...
Она достала из сумочки черную ленту и зажала ее в губах. Затем обеими руками
отвела назад волосы, задержала их и ловко перехватила лентой.
- Ну, как?...
Изумленный, я смотрел на нее, затаив дыхание. Во рту пересохло, и голос никак не
мог найти выхода из одеревеневшего тела. На мгновение мне почудилось, будто в
ослепительно-белую штукатурку стен вокруг вдруг с силой ударили волны.
Ресторанные звуки - обрывки голосов, звон посуды - внезапно собрались в одно
смутное, полупрозрачное облако, сгустились - и вновь рассеялись по прежним
местам. Мне послышался шелест волн, и забытым запахом предзакатного моря повеяло
из забытого прошлого... Но и это было лишь ничтожной частичкой всего, что
переполнило мою душу за какую-то сотую долю секунды.
- Колоссально, - еле выдавил я из себя. - Как будто другой человек!
- Так оно и есть, - сказала она.

2. РАЗБЛОКИРОВАННЫЕ УШИ

- Так оно и есть, - сказала она.
Она была сверхъестественно красива. То была особая красота, какой мне никогда
прежде не удавалось ни встретить, ни даже вообразить. Гигантский Космос, таясь,
набухал в ней, готовый взорваться своей безграничностью, - и в то же время он
был жестким и сжатым до размеров ничтожного кристаллика льда. Вселенная вокруг
нас раздувалась в надменном величии - и тут же корчилась в робкой покорности и
бессилии. Это превосходило все известные мне понятия и представления. Она и ее
уши слились наконец воедино и покатились новорожденным чудом по склону
пространства-времени.
- Да от тебя просто с ума сойти можно!
- Я знаю, - сказала она. - Это и есть - состояние разблокированных ушей.
Сразу несколько посетителей, повернув головы, заскользили по нашему столику
нарочито рассеянными взглядами. Официант, подплывший с добавкой кофе, не смог
налить его как положено. Все смолкло - не было слышно ни звука. Только
магнитофон неторопливо шуршал бобиной, проматывая вхолостую.
Она достала из сумочки ментоловые сигареты, вытянула из пачки одну и зажала в
губах. Спохватившись, я торопливо поднес горящую зажигалку.
- Хочу с тобой переспать, - сказала она.
И мы переспали.

3. РАЗБЛОКИРОВАННЫЕ УШИ. Продолжение

Впр