вдокия.
   - Речи простые.  Зачем вы ее сманиваете невесть куда? Не сладко вам в
колхозе - уходите. А нам из Стожар уходить незачем.
   Евдокия часто заморгала подслеповатыми глазами:
   - Вот ты какой... Коншаков!
   - Такой  вот...   А  будете  мать  баламутить  -  Татьяне  Родионовне
пожалуюсь. - И Санька, прикрыв дверь, запер ее на засов.
   А  вечером,  когда его не было дома,  соседка как ни в  чем не бывало
опять зашла к Катерине.
   Санька не  знал,  что  и  придумать.  При  встрече он  пожаловался на
Евдокию Маше и Феде.
   - Вот зуда! - возмутилась девочка. - А ты и впрямь Татьяне Родионовне
расскажи. Она поговорит с ней. Может даже на правление вызвать.
   - Не  годится так,  -  смутился Санька.  -  Что люди подумают!  "Вот,
скажут, какая семейка у Коншаковых. Сначала сынок из колхоза откачнулся,
теперь матка".
   - Это -  пожалуй,  -  согласилась девочка.  - Ты, Саня, доглядывай за
Девяткиной, оберегай мать.
   - Я и так настороже... И вы что заметите, сигнал мне давайте.
   - Само собой, - кивнула Маша.
   Но за Евдокией уследить было нелегко.
   Однажды,  когда Санька работал на  конюшне,  к  нему прибежала Маша и
сообщила, что Евдокия опять сидит у Катерины. Санька побежал к дому.
   На  огороде Феня  обрывала с  кочанов капусты разлапистые голубоватые
листья, источенные мелкими дырочками, точно пробитые дробью.
   - Я что наказывал! - сердито сказал Санька. - Уходишь из дому - калит-
ку запирай. А ты опять Евдокию впустила!
   - Ей-ей,  Саня,  я запирала. Она ж тетенька такая, через двор, видно,
пробралась.
   Санька  вошел  через  полутемные сени,  пахнущие березовыми вениками,
привычно нашарил скобку на двери.  Но тут дверь распахнулась, и Евдокия,
чуть не  сбив его с  ног,  выскочила из избы.  Потом обернулась,  трижды
плюнула на порог и, что-то бормоча, выбежала на улицу.
   - Что тут было такое?  - настороженно спросил Санька, входя в избу. -
Зачем она приходила?
   - Не спрашивай лучше!  -  с  досадой отмахнулась Катерина,  укрываясь
одеялом. Руки ее вздрагивали, на щеках проступили красные пятна.
   - Опять сманивала куда-нибудь?
   - Опять...  Все  про тебя пытала...  Когда ты  в  сапожники подашься.
Петька-то еще ждет тебя.
   Санька  вспыхнул  и,   подозревая,  что  мать  не  все  договаривает,
запальчиво выкрикнул:
   - Ни в какие сапожники я не пойду!  Так и знай! И дом заколачивать не
дам.
   - О чем это ты? Какой дом?
   - Известно какой:  наш,  коншаковский.  И  чего ты  Девяткину во всем
слушаешь! Тише воды стала, ниже травы. Я вот напишу кому следует...
   - Куда напишешь, кому? - вздрогнула Катерина.
   - Есть кому.  Вот тятьке хотя бы.  Он там воюет,  пули кругом,  мины,
снаряды... его каждую минуту убить может... А ты...
   Катерина подняла голову и умоляюще посмотрела на сына:
   - Зачем ты,  Саня?  Зачем?  Опять у меня сердце перевернулось. Я ведь
все знаю... Видела ту бумажку, что ты на груди носишь.
   - Знаешь?   Откуда?   -   задохнулся  Санька,   хватаясь  за   карман
гимнастерки.
   Они  долго  молчали,  занятые каждый своими мыслями.  Потом,  глядя в
сторону, Санька глухо спросил:
   - Теперь уж держать некому... Значит, обязательно уедешь?
   - Это ты о чем? - удивилась Катерина. - Куда уеду? Что я - Девяткина?
Это  она  всю  жизнь мечется,  легкие хлеба ищет.  Что ей  колхоз?  Двор
проходной. А у меня и в мыслях не было, чтобы я от Стожар куда подалась,
отцово дело забыла.  Тверже земли,  чем наша,  и на свете нет.  Мне ведь
здесь  каждая  березка мила,  каждая  полянка.  Только  очень  мне  лихо
пришлось,  когда про похоронную узнала.  Так все и покачнулось кругом. А
тут  еще  Девяткина эта  зудит и  зудит.  Всю жизнь мою оплакала.  Потом
колхоз  начала порочить.  Меня  тут  и  прорвало...  Ну,  вот  сегодня и
поговорили как надо...
   - Погоди,  погоди!  -  перебил ее Санька.  - Получается, выставила ты
Девяткину? От ворот поворот показала? А я-то гадаю - чего она весь порог
наш оплевала!
   - В шею, конечно, не выталкивала. Но дорожку к нашему дому она теперь
надолго забудет.
   - Так и следует,  -  согласился Санька.  -  Я уж тут воевал, воевал с
нею...
   - Знаю, - улыбнулась мать. - Жаловалась на тебя соседка. Непочтителен
ты к ней. За меня, значит, тревожился? Ну, спасибо тебе. - И она пытливо
поглядела на сына:  -  А ты из дому на сторону не качнешься больше?  Нам
теперь без отца вот как друг за дружку держаться нужно!
   - Теперь не качнусь.  - Санька сконфуженно отвел глаза. - Это я тогда
сплоховал малость...
   Катерина поманила сына к себе и тихо спросила:
   - А теперь, Саня, у тебя дорожка какая? Пора и к комсомолу льнуть.
   Санька тихонько вздохнул.  Что он может сказать? Он уже давно написал
заявление о  приеме в комсомол.  Ему казалось,  что все произойдет очень
просто.  На собрании Санька расскажет,  как он работает,  сколько у него
трудодней на книжке, и все сразу поднимут за него руки.
   Но  Лена  даже  не  приняла от  него  заявления.  "Пока  в  школу  не
вернешься,  и разбирать твое дело не будем". - сказала она. Так Санька и
носит заявление в кармане гимнастерки.
   В окно просунулась голова Петьки Девяткина.
   - Тебе что, Петя? - спросила Катерина.
   - Мать сказала, чтобы подойник вернули. И так две недели держите.
   - Отдай, Саня, - кивнула Катерина, - он в сенцах стоит.
   - Полный разрыв, значит! - фыркнул Санька.
   - Полный,  полный!  -  засмеялась мать. - Там еще кочережка у печки и
чугунок с трещинкой. Все верни обязательно.
   Санька вынес вещи на улицу и вручил их Петьке.
   - Да, Коншак, - спросил тот, - в последний раз спрашиваю: в сапожники
ждать тебя или как?
   - В  последний  раз  отвечаю,  -  засмеялся  Санька:  -  ждать  долго
придется...

Глава 35. РАЗВЕДКА ДОНЕСЛА



   Утром Санька направился на  участок.  Теперь он  приходил сюда  почти
каждый день,  помогал ребятам полоть,  окучивать, поливать. Но этого ему
было мало, и Санька придумывал все новые дела. Взялся починить огородный
инвентарь, наточил лопаты, сколотил и навесил новую калитку у изгороди.
   - Захар Митрич, что еще надо? - спрашивал он деда. - Вы говорите...
   - Да будто все уделал, - разводил Захар руками.
   - Вам суслики не мешают? Я ловушки могу приготовить.
   - Обеспечены с  запасом.  Алеша еще  до  тебя постарался,  -  отвечал
старик и,  замечая,  как мальчик частенько поглядывает на  "коншаковку",
улыбался: "Эк его пшеничка-то приворожила! Шелковый стал".
   В  жаркий полдень,  когда  работа на  участке прекращалась,  Санька с
Федей забирались куда-нибудь в тень и открывали книжки.
   Правда,  занятия шли не  очень напряженно.  Падала с  дерева на книгу
рогатая  зеленая гусеница,  пробегал по  руке  рыжий  суетливый муравей,
ударял в нос густой и терпкий запах травы, нагретой солнцем.
   - Федя,  эта трава как называется?  -  спрашивал Санька, отрываясь от
книги: все травы казались ему похожими друг на друга.
   Федя всегда находил что ответить.  Как хороший грамотей в  книге,  он
разбирался в деревьях, птицах, жуках.
   Самая скромная травка,  которую Санька раньше и не примечал,  имела у
него свое имя,  свои особенности.  Вот наперстянка.  Из нее приготовляют
капли  от  сердечной болезни.  Отваром из  пастушьей сумки останавливают
кровь, купеной лечат ревматизм.
   - Да ты прямо травознай! - удивлялся Санька.
   - Где там...  -  отвечал Федя.  -  Вот дедушка, тот понимает природу.
Позавидуешь!  -  И спохватывался: - Слушай, опять мы с задачкой засядем.
Давай не смотреть по сторонам...
   Но  сегодня Санька прибежал на участок с  таким видом,  что Маша даже
спросила:
   - Чего светишься?
   - Понимаешь,  какое дело!  Вчера бились, бились над одной задачкой...
ну никак! И Степа завяз. А я сегодня утром сел и решил. Где Федя?
   - А его нет, Саня. Уехал он.
   - Куда уехал?
   - Никому не сказал.  Собрался вчера вечером и уехал. Дедушка грустный
ходит, молчит.
   - А  правда Федину мать фашисты в горящий хлеб бросили?  -  помолчав,
спросил Санька.
   Маша опустила голову:
   - Правда.
   - И родных у него никого не осталось?
   - Федя говорил,  тетка была.  А где она теперь -  тоже неизвестно.  -
Маша задумалась. - Может, Федя в совхоз поехал, поискать кого-нибудь.
   - Кого же искать-то?
   - Не знаю, Саня... - растерянно призналась девочка.
   В  этот день работа на  участке не ладилась.  Дед Захар не появлялся.
Маша с Санькой ходили притихшие.  то и дело выбегали на большак,  ждали,
не покажется ли Федя.
   Когда Санька пришел домой,  Катерина сразу заметила,  что  тот чем-то
встревожен.
   - Опять с кем-то не поладил?
   - Да  нет...  -  Санька  отвернулся к  окну.  -  Федя  Черкашин  ушел
куда-то... и не сказался никому.
   За  окном  на  ветру кланялась кому-то  тоненькая березка,  и  солнце
просвечивало сквозь ее легкую одежду.  Рядом, касаясь ее ветвями, стояла
молодая рябина.
   - Мама!  -  Санька вдруг подошел к  матери и возбужденно зашептал:  -
Если только Федя вернется,  позовем его  в  нашу семью...  жить с  нами.
Позовем, мама?
   Катерина пристально оглядела мальчика и улыбнулась:
   - Позовем, Саня... Только бы вернулся.
   ...Маша не ошиблась: Федя действительно поехал в совхоз "Высокое". Но
лучше бы ему там не бывать. Маленького белого домика он не нашел, люди в
совхозе были новые, неизвестные, и Федю никто не узнал.
   Федя  вернулся в  Стожары к  вечеру.  Первым его  заметил на  участке
Санька.  Он  позвал Машу,  и  они  побежали ему навстречу.  Вдруг Санька
остановился:
   - А знаешь, Маша: давай его ни о чем не расспрашивать.
   - Так лучше, пожалуй, - согласилась девочка, и они повернули обратно.
   Когда на другой день ребята пришли на участок,  Федя был уже там.  Он
сидел на корточках у пятой клетки и что-то снимал со стебельков пшеницы.
Издали казалось, что Федя собирает ягоды.
   - Ко мне, ребята! - закричал он. - Что я нашел!
   Все подбежали к Феде.  Он протянул им банку. На дне ее ползали серые,
невзрачные жучки.
   - Фу,  какие противные!  -  отвернулась Зина:  она до  смерти боялась
всяких жуков и гусениц. - И охота тебе их руками трогать!
   - А  вы  знаете,  какой  это  жучок?  -  озабоченно спросил  Федя.  -
Клоп-черепашка. Самый первый вредитель.
   - Ну  тебя,  Федя,  -  отмахнулась Зина,  -  вечно ты  всякие страсти
выдумываешь! То блоха земляная, то клоп черепаховый...
   - Не  черепаховый,  а  черепашка.  Такое  название.  Федя  отыскал на
пшенице клопа-черепашку, вытащил из кармана увеличительное стекло:
   - Смотрите, что он, паразит, делает.
   Санька  первый  захватил  увеличительное стекло  и  приблизил  его  к
колоску.
   - Что видишь? Говори! - тормошили его ребята.
   - Ползет себе...  присматривается...  Да тихо вы, не наваливайтесь...
Остановился  вот...  Ого!  Хоботок  выпускает...  тоненький-тоненький...
зерно проколол,.. сосет. Вот зловредина! Да он так все соки выпьет!
   Санька протянул руку, чтобы снять со стебля жучка, но Маша остановила
его:
   - Дай и нам посмотреть!
   Увеличительное стекло пошло по рукам.
   Подошел дед Захар. Увидел в банке клопа-черепашку, нахмурился:
   - Эге! Старый наш недруг. Вы где это его отыскали?
   - На овощах,  дедушка,  и на посевах.  Вот с этой стороны изгороди, -
показал Федя.
   - Значит, из лесу двинулся. Теперь жди, валом попрет.
   - А он на поля напасть может? - спросил Санька.
   - Еще как!  В тридцать пятом году эта нечисть такое натворила... одни
корешки от урожая остались!
   - Дедушка, - сказала Маша, - надо Татьяне Родионовне сказать...
   - Вот что! - Захар посмотрел на ребят. - Степан!
   Степа вскочил и вытянулся перед дедом по-военному.
   - Оставишь себе двух ребят, - дал Захар наказ мальчику, - осмотришь и
очистишь весь участок. За каждый стебелек спрошу... Федор!
   - Слушаю, дедушка!
   - Забирай всех остальных -  и  в  поле,  на  разведку.  Во  все глаза
смотрите,  много ли черепашки на хлебах.  Начните с  тех делянок,  что к
лесу поближе. Меня в правлении искать будете.
   Федя с ребятами направился в поле.  Санька немного задержался и отвел
Степу в сторону:
   - Знаешь чего...  ты  смотри тут,  на  участке.  Прошу тебя...  -  И,
покраснев, бросился догонять Федю.
   К полудню "разведчики" прибежали в правление колхоза.  В конторе было
уже   полно  людей:   встревоженная  сообщением  деда  Захара,   Татьяна
Родионовна срочно созвала всех бригадиров.
   - Татьяна  Родионовна...  вот!  -  С  трудом  переводя дыхание,  Федя
протянул председательнице полную банку жучков.
   - Где собрали?
   - По  всему полю  ходили.  А  больше всего черепашки на  тети Катиной
делянке.
   - Вот  не  было печали!  -  Татьяна Родионовна заглянула в  банку,  с
досадой   поставила  ее   на   подоконник  и   решительно  обратилась  к
собравшимся: - Что ж, граждане, разведка донесла правильно. Черепашка из
лесу наступает.  Медлить нельзя.  Выводите народ в поле,  будем собирать
вредителя руками. - Она посмотрела на Лену Одинцову. - Катерина-то лежит
больная?  Вот  незадача...  Что  ж,  Лена,  бери  пока бригаду на  себя.
Управишься?
   - Уж и не знаю как,  Татьяна Родионовна... Людей у нас мало... - Лена
не  договорила и  оглянулась:  Маша дергала ее за рукав и  показывала на
себя, на Федю, на Саньку. - Если ребята, конечно...
   - Какой разговор может быть!  - строго сказал дед Захар. - Раз надо -
все придут.
   - Мы всех жуков уничтожим! - заверила Маша.
   - Вы побольше ребят соберите, со всей деревни, - посоветовала Татьяна
Родионовна.
   Ребята вышли на улицу.
   Под окном конторы стайка кур с жадностью клевала землю, словно на ней
были рассыпаны отборные пшеничные зерна.  Федя вгляделся и  увидел,  что
куры клюют не зерна,  а черепашку.  Тут же лежала пустая жестяная банка.
Кто-то, видно, опрокинул ее с подоконника.
   Федя поманил ребят и показал на кур:
   - Вот кого еще на черепашку напустить!
   - Ой, правда! - вскрикнула Маша. - Я где-то читала об этом.

x x x

   На   другое   утро   "великое  воинство",   как   назвал  дед   Захар
многочисленную  команду  стожаровских  ребятишек,  собралось  на  Старой
Пустоши и принялось собирать с посева черепашку.
   Немного позже к  делянке подошли Маша,  Федя и  Санька.  В  руках они
держали корзины, обвязанные сверху рогожками.
   - Ну как? - озабоченно спросил Федя. - План выполнили?
   - Где там!  -  пожаловалась Маша. - Семь кур поймала, а две в крапиву
убежали. Уж я гонялась, гонялась за ними, все ноги обстрекала...
   - А я своих,  как миленьких, взял прямо с нашести, даже не пикнули, -
доложил Санька. - Только вот петух-дурак крик поднял.
   - Тогда начнем! - сказал Федя.
   Ребята развязали корзины и  выпустили кур на посевы.  Куры расправили
помятые крылья и недовольно закудахтали.
   Подошла Лена.
   - А мы кур мобилизовали! - бросилась к ней Маша.
   Лена посмотрела в сторону колхоза и нахмурилась:
   - А мать с бабкой знают об этом? Позволили?
   - Не очень еще знают, - уклончиво ответила Маша.
   А куры между тем все еще продолжали кудахтать, словно жаловались друг
другу на столь необычное утреннее путешествие и  удивлялись,  почему это
кругом нет ни  навозных куч,  ни  заборов,  а  одно лишь широкое зеленое
поле.
   - Не найти им жучков, - вздохнул Санька.
   - Найдут, должны найти, - сказал Федя, не сводя с кур глаз.
   - Миленькие...  дурочки,  ну,  идите,  не бойтесь! - умоляюще шептала
Маша, осторожно тесня кур поближе к посевам.
   - Маша, оглянись! - шепнул Федя.
   По  межнику  с  хворостиной в  руках  мелкими шажками семенила Машина
бабушка - Манефа.
   - Ах, негодники! - кричала она. - Чего удумали!..
   - Бабушка,  -  побежала  ей  навстречу  Маша,  -  мы  тебе  на  опыте
докажем... Куры знаешь как черепашку любят... лучше зерна.
   - И слушать не хочу... Неси домой наших кур! - шумела Манефа.
   Но тут бронзовый петух,  принесенный Санькой, склюнул одну черепашку,
другую, потом запрокинул голову и горласто возвестил, что на новом месте
есть чем поживиться.
   - Пошли,  пошли!  - запрыгал Федя и зачем-то закричал петухом, да так
громко и непохоже, что едва не спугнул всех кур.
   Манефа принялась сзывать кур, но те, увлеченные охотой за черепашкой,
не обратили на нее внимания.
   - А шут с ними! - Манефа махнула рукой. - Пусть покормятся.
   - Бабушка,  ты не убивайся, иди домой, - уговаривала ее Маша. - Мы их
к вечеру целехонькими доставим.
   - А ястреб в небе? А лиса за кустиком? - не соглашалась Манефа. - Нет
уж, сама покараулю.
   Поглядывая по сторонам,  она постояла около кур, но вскоре заскучала,
подошла к ребятам и, кряхтя, принялась собирать черепашку.
   Узнав,   что  на  хлеба  напала  черепашка,  Катерина  не  выдержала,
поднялась с постели и тихонько побрела в поле.
   Сначала она даже встревожилась:  детей на  делянке было много,  и  ей
показалось,  что они только помнут пшеницу. Но, присмотревшись, Катерина
убедилась, что все шло как надо.
   Ребятишки  двигались  цепью  и   собирали  черепашку  кто  в   пустую
консервную банку, кто в берестяной кузовочек, кто в бутылку.
   Время от времени они подбегали к межнику,  высыпали черепашку в яму и
заваливали землей.
   То и дело слышались голоса:
   - Заходи справа, окружай!
   - Не давай пощады!
   Малыши носили воду и кричали на все поле:
   - Кому воды родниковой, кому воды!..
   У Катерины дрогнуло сердце.
   - Заботники мои  дорогие!  -  шепнула она и  хотела было приняться за
работу,  как  вдруг  заметила  среди  посевов  кур.  Они  жадно  клевали
черепашку.
   Подбежали Лена и Санька.
   - Это ты с курами-то придумала? - спросила Катерина у Лены.
   - Да нет...  Ребята наши. А правда неплохое подспорье? Мы после обеда
еще кур принесем.
   - Чего лучше, - улыбнулась Катерина.
   - А  ты  почему  поднялась?  Доктор что  наказывал?  -  Санька строго
посмотрел на мать.
   - Весь народ в поле, а я отлеживаться буду! Вот зима придет, за все и
отболею.
   - Нельзя,  тетя  Катя!  Идите  домой,  -  сказала  Лена.  -  Без  вас
управимся.
   - Да что вы меня уговариваете, как маленькую! - обиделась Катерина.
   - Я бригадир сейчас.  Могу и приказать, - шутливо пригрозила ей Лена.
- Саня, веди ее домой!
   - Я вот замок на калитку повешу, - пообещал Санька.
   - Силой  берете,  озорничаете,  -  усмехнулась Катерина и,  доверчиво
опираясь на плечо мальчика, побрела к дому.

Глава 36. ГРАД



   День  выдался  на  редкость  душный,  безветренный,  и  мальчишки  не
находили себе  места.  Спастись можно было только на  реке.  Сюда они  и
собрались. Кто нырял, кто плавал саженками, кто прыгал с обрыва.
   Санька проделал перед ребятами свой излюбленный номер -  водолаза под
водой.  Всунул в рот камышинку, в руки взял большой, тяжелый булыжник и,
погрузившись в  воду с головой,  прошел по песчаному дну реки.  Потом он
вылез из воды и лег рядом с Федей на горячий песок.
   - Гроза  будет,   -  сказал  Федя,  посматривая  на  облака,  которые
собирались на горизонте то в высокие башни, то в огромные скирды.
   - А ты почему знаешь? Облака, они и обмануть могут, - заметил Санька.
   - Я не только по облакам...  Другие приметы есть.  Смотри вот: клевер
листочки складывает,  ласточки над  самой  водой  летают.  А  цветы  как
пахнут... они всегда перед дождем так.
   Горячий песок обжигал тело, и мальчишки снова полезли в воду.
   Девяткин, измазав все тело черной жидкой грязью, сидел у самой воды и
занимался тем,  что забрасывал всех вылезающих из речки ошметками грязи.
Больше всех,  как заметил Санька,  доставалось Феде.  Тот дважды пытался
выбраться из  воды,  но  каждый раз Девяткин залеплял ему живот и  грудь
черной, как деготь, грязью, и Федя вновь лез в речку обмываться.
   - Терпи,  казак!  -  добродушно хохотал Девяткин.  - В Стожарах грязь
целебная, как на курорте. Принимай ванны.
   - Ты  играй,  да не заигрывайся,  -  подошел к  нему Санька.  -  Чего
пристаешь, как репей?
   - В опекуны записался! - Девяткин презрительно сплюнул сквозь зубы. -
Дружка, как телка на веревочк