Рождества,
полковник Уоллис поведал ему о том, что все  упорней  твердила  молва,  и  о
собственных своих догадках. А надо вам  сказать,  что  со  временем  понятие
мистера  Эллиота  о  баронетском  достоинстве   весьма   круто   изменилось.
Родословная куда более его теперь занимает. Давно  уж  имея  столько  денег,
сколько не в состоянии он потратить, удовлетворя вполне и жадность  свою,  и
все свои прихоти, он постепенно научился связывать свое  счастье  с  высоким
титулом, какой предстоит ему наследовать. Мне это начинало казаться  еще  до
прекращения нашей дружбы, и теперь догадка моя подтвердилась. Мысль  о  том,
что он так и не будет сэром Уильямом, для него несносна.  Вы  можете,  стало
быть, поверить, что новость, сообщенная ему приятелем, его не обрадовала,  и
можете вообразить, что за этим последовало; он решил при первой  возможности
воротиться в Бат и задержаться там,  восстановить  прерванное  знакомство  и
стать в те отношения  к  семейству,  какие  бы  ему  позволили  убедиться  в
размерах угрозы, и,  буде  она  окажется  основательной,  обойти  упомянутую
особу. Оба друга сочли, что план этот единственно верный; и полковник Уоллис
взялся во всем помогать  мистеру  Эллиоту.  Он  собирался  представиться,  и
миссис Уоллис собиралась представиться, и все  собирались  представиться.  И
вот мистер Эллиот воротился; ходатайствовал о прощении; был прощен,  как  вы
знаете, и снова принят в доме.  И  неотступной  целью,  и  единственной  (до
приезда вашего в Бат), поставил он себе наблюдать за сэром Уолтером и миссис
Клэй. Он не пропускал случая бывать с ними вместе, вечно становился у них на
пути,  являлся  нежданный;  впрочем,  к  чему  распространяться?  Вы  можете
вообразить, на что способен ловкий  человек,  да  и  сами  легко  припомните
кой-какие его маневры.
   - Да, - сказала Энн, - обо всем этом я, кажется, и  раньше  догадывалась.
Слушать о хитросплетениях коварства  всегда  противно.  Уловки  себялюбия  и
двуличия не могут не отвращать, но ничего удивительного  я  не  услышала.  Я
знаю тех, кого поразили бы такие открытия о  мистере  Эллиоте,  кому  трудно
было бы в них поверить, но сама я всегда  что-то  подозревала.  Мне  мнились
тайные побуждения за явными его поступками. Хотелось бы мне  знать,  однако,
нынешнее  его  суждение  о  вероятности  события,  которого  он   страшился.
Уменьшилась ли, на его взгляд, опасность?
   - Как я понимаю, уменьшилась, - отвечала миссис Смит. - Он  считает,  что
миссис Клэй его боится, поняв, что он насквозь ее видит, и не  решается  при
нем  вести  себя  так,  как  вела  бы  в  его  отсутствие.  Но  коль   скоро
отсутствовать ему иногда приходится, я не постигаю, отчего он так  уверен  в
успехе своего замысла при нынешнем влиянии ее на сэра Уолтера. Миссис Уоллис
высказала забавную мысль, как доложила мне няня Рук, что в брачный контракт,
когда вы с мистером Эллиотом поженитесь, включат якобы условие, по  которому
сэр Уолтер не вправе будет жениться на миссис Клэй. План поистине  достойный
миссис Уоллис! Однако няня Рук, моя  разумница,  видит  всю  его  нелепость.
?Господи, сударыня, - сказала она мне, - да ведь кто ж запретит  тогда  сэру
Уолтеру еще на ком-то жениться!? Впрочем, сказать по  правде,  я  не  думаю,
чтобы няня в глубине души  была  ярой  противницей  женитьбы  сэра  Уолтера.
Как-никак ей положено ратовать за материнство; и (от  себя  никуда  ведь  не
денешься) кто знает, не роятся ли в голове ее смутные мечты о том, как  она,
по рекомендации миссис Уоллис, будет  принимать  роды  у  новоявленной  леди
Эллиот?
   - Я очень рада, что  все  это  узнала,  -  сказала  Энн  после  недолгого
раздумья. - Мне будет труднее сносить его общество, зато я знаю теперь,  как
мне поступить. Я знаю, как вести себя с  этим  человеком.  Мистер  Эллиот  -
хитрый, суетный светский притворщик и все готов  принести  в  жертву  своему
себялюбию.
   С  мистером  Эллиотом,  однако,  еще  не  было  покончено.  Миссис   Смит
отвлеклась в сторону от первоначального предмета, и Энн, занятая  интересами
собственной семьи, позабыла, какие тяжкие грехи могли скрываться за намеками
подруги; но теперь миссис Смит принялась их разъяснять, и Энн  со  вниманием
выслушала повесть, каковая, ежели и не совсем оправдывала горячность  миссис
Смит, поведение мистера Эллиота рисовала бесчувственным и непростительным.
   Энн узнала,  что  женитьба  мистера  Эллиота  не  повредила  дружбе,  они
по-прежнему были неразлучны с мистером  Смитом,  и  мистер  Эллиот  вовлекал
приятеля в непосильные траты. Миссис Смит никак  не  желала  счесть  и  себя
виноватой и с большой неохотою признавала кое-какую вину в  своем  муже;  но
Энн заключала, что они и всегда жили не по средствам  и  вели  вместе  жизнь
самую расточительную. По рассказу жены догадалась она, что мистер  Смит  был
человек чувствительный, покладистый, но чересчур беспечен и  прост;  он  был
куда добрей своего приятеля и ничуть на него не похож,  а  тот  помыкал  им,
быть может его презирая. Мистер Эллиот, зажив со всею  пышностью  вследствие
женитьбы, склонен был потакать  собственным  прихотям,  какие  только  можно
удовлетворить, не роняя себя в глазах света (ибо при всем себялюбии своем он
сделался осмотрителен), и, разбогатев именно тогда, когда друг его  обеднел,
он вовсе не заботился о средствах своего друга, но, напротив, вовлекал его в
траты, которые неминуемо вели к разорению. И в самом деле, Смиты разорились.
   Муж умер вовремя, так и не узнав всей  печальной  правды.  Они  и  прежде
попадали в тяжелые переделки, принуждены бывали испытывать терпение  друзей,
имели случай убедиться, что терпение мистера Эллиота испытывать не  следует,
но только уже после смерти мистера Смита  открылось,  до  какой  же  степени
расстроены дела его. Доверяя мистеру Эллиоту (что более делает чести  сердцу
его, нежели уму), мистер Смит назначил его своим душеприказчиком; но  мистер
Эллиот отказался исполнять его последнюю волю, доставя и без того несчастной
вдове такие страдания, о которых  нельзя  было  рассказывать  без  горечи  и
слушать без гнева.
   Энн показали письма мистера Эллиота, писанные по этому случаю, и во  всех
видна была твердая решимость его не обременять себя пустыми хлопотами  и  за
холодной учтивостью сквозило жестокое  безразличие  к  судьбе  миссис  Смит.
Черствая и неблагодарная душа неприглядно в  них  открывалась,  и  кое-какие
пассажи наводили Энн на мысль, что прямое вопиющее злодейство,  пожалуй,  не
было бы страшней. Многое  пришлось  ей  выслушать;  о  последних  неприятных
свиданьях, о всех неисчислимых своих бедах, обо всем, чего прежде  коснулась
она лишь намеком, миссис Смит наконец позволила себе распространиться.
   Одно обстоятельство в особенности  ее  удручало.  У  нее  были  основания
полагать, что часть состояния покойного мужа  в  Вест-Индии  можно  было  бы
вернуть, если умело за это приняться; и, хоть состояние было  невелико,  оно
доставило бы ей средства жить безбедно. Но никто  не  хотел  этим  заняться.
Мистер Эллиот не желал себя утруждать, а  сама  она  ничего  предпринять  не
могла, ибо не имела ни сил действовать, ни денег, которые  бы  ей  позволили
обратиться к посторонней помощи. Родных, которые бы помогли  ей  советом,  у
нее не было, и ей нечем было купить участие адвокатов. Все это усугубляло  и
без того тяжелое положение. Мысль о том, что судьба ее облегчилась бы,  если
б только вовремя похлопотать где следует, и страх, что промедление  окажется
непоправимо, терзали ее.
   Потому-то и решилась она прибегнуть к помощи  Энн.  Она  было  уж  заране
готовилась потерять подругу; но поняв,  что  едва  ли  мистер  Эллиот  будет
стараться их разлучить, раз он и не знает, что она в Бате, она подумала, что
можно будет  использовать  влияние  женщины,  которую  он  любит,  насколько
позволят кое-какие хорошо ей известные свойства мистера Эллиота, да сразу  и
взялась за дело. Но  как  только  Энн  объяснила  ей  всю  неосновательность
предположений ее о помолвке, все тотчас и переменилось;  но,  обманувшись  в
своих надеждах, она уж не могла отказать  себе  в  удовольствии  разоблачить
мистера Эллиота.
   Ознакомясь с подробным сим  его  портретом,  Энн  не  могла,  однако,  не
выказать удивления, что миссис Смит в начале беседы отозвалась о  нем  столь
лестно. Она ведь буквально его превозносила!
   - Милая моя, - отвечала ей миссис Смит. - А как еще могла я себя вести? Я
считала, что ваш брак дело решенное, пусть  предложения  он  покамест  и  не
делал, но он был в моих глазах все равно что ваш муж, и я не могла  говорить
о нем правду. Сердце  мое  обливалось  кровью,  пока  я  толковала  о  вашем
счастье; но ведь он и в самом деле умен; и в самом  деле  он  приятен;  а  с
такой женщиной, как вы, он еще мог бы исправиться. С первой женой  обращался
он дурно. Они были оба несчастны. Но она была легкомысленна и невежественна,
он не мог ее уважать, и он никогда не любил ее.  Я  тешилась  надеждою,  что
ваша участь будет завидней.
   Энн подумала о  том,  что  вдруг  бы  ей  пришлось  стать  его  женою,  и
содрогнулась при мысли о несчастьях, какие могло бы это  повлечь.  Вдруг  бы
она склонилась на доводы леди Рассел! И узнала бы правду слишком поздно!
   Оставалось поскорей развеять заблуждения леди Рассел; и в  конце  важного
сего совещания, длившегося чуть не до самого обеда, Энн взяла у миссис  Смит
позволение рассказать своему дорогому другу обо всех  невзгодах,  в  которые
ввергло ее поведение мистера Эллиота.

ГЛАВА XXII

   Энн  отправилась  домой  обдумать  все,  что  она  услышала.  Лишь   одно
обстоятельство ее радовало. В сердце ее не осталось добрых чувств к  мистеру
Эллиоту. Он был полная противоположность  капитану  Уэнтуорту  с  непрошеной
своей навязчивостью; зло, которое причинил он ей вчера своими  любезностями,
непоправимый вред, какой мог он  ей  нанесть,  она  видела  теперь  со  всей
беспощадностью. С жалостью было покончено. Но лишь одно это и  радовало  ее.
Многое в настоящем и будущем ее пугало. Она огорчалась тем разочарованием  и
болью, какие предстояло испытать леди Рассел; унижением, которое витало  над
отцом и сестрой, и мучилась, предвидя все эти беды и  не  имея  средства  их
отвратить. Слава Богу, хоть сама она все узнала  про  мистера  Эллиота.  Она
никогда не считала, что достойна  награды  за  то,  что  не  отвернулась  от
прежней подруги своей миссис Смит в ее беде, но вот она, однако, -  награда!
Миссис Смит рассказала ей такое, чего больше никто  бы  не  мог  рассказать.
Надо ли стараться, чтобы прозрело все семейство? Праздный вопрос. Надо  лишь
поговорить с леди Рассел, все ей поведать, спросить у нее  совета,  а  затем
ждать исхода, набравшись терпения; но ведь всего трудней ей  будет  даваться
терпение в том как раз, чего не узнает  и  сама  леди  Рассел;  ибо  главные
страхи и тревоги будут секретом и от нее.
   Придя домой, Энн обнаружила, что избежала общества мистера Эллиота, как и
намеревалась; что он нанес им утренний визит и долго у них оставался; однако
едва успела она себя поздравить и облегченно вздохнуть, тотчас  она  узнала,
что его снова ждут вечером.
   -  Я  и  не  думала  его  приглашать,  -  сказала  Элизабет  с  напускной
небрежностью,  -  но  он  уж  очень  напрашивался.  Так,  по  крайней  мере,
утверждает миссис Клэй.
   - Как не утверждать. Я в жизни своей не видывала, чтобы так набивались  в
гости. Бедняжка! Мне, право, стало его жаль. Ваша непоколебимая сестра, мисс
Энн, склонна к жестокости.
   -  Ах,  -  вскричала  Элизабет,  -  мне,  слава  Богу,  не  привыкать   к
искательствам  и  намекам  разных  джентльменов,  и  не  так-то  легко  меня
разжалобить. Но когда я увидела, как он убивается, не застав моего  отца,  я
тотчас ему уступила, ибо не могу же я их лишать  возможности  видеться.  Оба
так наслаждаются обществом друг друга. И  оба  так  милы,  право,  и  мистер
Эллиот смотрит на отца с таким почтением.
   - Они  прелестны!  -  вскричала  миссис  Клэй,  не  осмеливаясь,  однако,
смотреть в сторону Энн. - Ну, ни дать ни  взять,  отец  и  сын!  Милая  мисс
Эллиот, ведь вы позволите мне так выразиться?
   - Ах, я никому и никак не запрещаю выражаться! Если уж  у  вас  в  голове
эдакие мысли! Однако же я, по  правде  сказать,  вовсе  не  замечала,  чтобы
мистер Эллиот был внимательнее ко мне прочих мужчин!
   - Милая мисс Эллиот! - вскричала миссис Клэй, воздевая руки  и  взоры,  а
весь остаток своего изумления погружая в выразительное молчание.
   - Хорошо, милая Пенелопа, вы можете о нем не вздыхать. Вы же  слышали,  я
его пригласила. Я отослала его с улыбкой. Когда я узнала, что  завтра  он  в
самом деле отправляется на целый день к своим друзьям  в  Торнберри-парк,  я
сжалилась над ним.
   Энн восхищалась талантливой игрою миссис Клэй, умевшей показать,  как  не
терпится ей насладиться обществом того  самого  человека,  которого  увидеть
хотела она всего менее. Миссис Клэй, конечно, противно было даже имя мистера
Эллиота, а меж тем она сияла, будто была рада-радешенька тому, что ей мешают
нераздельно посвящать себя сэру Уолтеру.
   Энн было тоже  весьма  неприятно  видеть,  как  мистер  Эллиот  входил  в
комнату; с мукой ждала она, что вот он к ней подойдет, заведет разговор. Она
и прежде догадывалась, что не всегда он  искренен,  теперь  она  усматривала
неискренность в каждом его слове. Почтительность  его  к  сэру  Уолтеру  она
сравнивала с прежними решительными характеристиками и не могла не ужасаться;
а когда она думала о том, как поступил он с миссис Смит, улыбки его и  милые
речи казались ей несносны.
   Ей не хотелось слишком резкой переменой в обращении вызвать  его  упреки.
Она старалась избежать расспросов и объяснений; но она намеревалась выказать
ему столько холодности, сколько  допускало  их  родство,  и  нечувствительно
свести на нет ту ненужную короткость, которой умел он добиться. А потому она
была натянутей и холодней, чем накануне.
   Он желал вновь заставить ее любопытствовать, где и от кого  слышал  он  о
ней лестные отзывы; он желал, чтобы она его удостоила расспросами;  но  чары
рассеялись. Он находил, что оживление и  теснота  вчерашней  залы  только  и
могли подстрекнуть суетность смиренницы-кузины. Он  находил,  что  теперь  и
пытаться нечего вызвать ее интерес теми приемами, которые позволил  он  себе
единственно  оттого,  что   другие   одолевали   ее   слишком   настойчивыми
притязаниями. Он не догадался умолчать как раз о том, что сразу  привело  ей
на память самые его непростительные вины.
   Не без удовольствия узнала она, что в самом деле он наутро  покинет  Бат,
уедет спозаранок и вернется не ранее чем через два  дня.  Вечером  сразу  по
приезде его уже пригласили на Кэмден-плейс: но хоть с  четверга  до  субботы
его не будет. Уж и того довольно, что ей  вечно  приходится  терпеть  миссис
Клэй; но еще один лицемер и даже более фальшивый - это, право, уже  слишком!
Унизительно было думать  о  доверчивом  неведении  отца  и  Элизабет,  ждать
разочарований, какие им готовились! Уж лучше себялюбие миссис Клэй, уж лучше
этот ужасный брак, только не хитросплетения мистера Эллиота, направленные на
то, чтобы спасти сэра Уолтера.
   В пятницу утром она решила отправиться к леди Рассел и все ей рассказать;
и отправилась бы  сразу  после  завтрака,  когда  бы  миссис  Клэй,  любезно
избавляя Элизабет от каких-то хлопот, тоже не собиралась выйти. А посему Энн
переждала, пока минет угроза  совместной  прогулки,  и,  лишь  убедясь,  что
миссис Клэй благополучно отбыла,  она  завела  разговор  о  намерении  своем
провести утро на Риверс-стрит.
   - Вот и прекрасно! - сказала Элизабет. - Мне нечего  ей  передать,  кроме
привета. Ах! Захвати ты, пожалуй, эту скучную книгу, которую  она  дала  мне
почитать, да благодари и не забудь сказать, что я  ее  прочла  от  корки  до
корки.  Не  могу  же  я  вечно  корпеть  над  новыми   стихами   и   трудами
историческими. Леди Рассел хоть кого замучит новинками.  Кстати,  ты  ей  не
говори, но платье на ней вчера было просто уморительно. Я полагала,  она  не
лишена вкуса, но на концерте мне было,  право,  за  нее  совестно.  И  такой
натянутый вид! Как линейку проглотила! Словом, самый нежный привет.
   - И от меня, - присовокупил сэр Уолтер. - Нижайшее  почтение.  Да  скажи,
что скоро сам я к ней буду. Долг  учтивости.  Я,  впрочем,  только  карточку
оставлю. Не стоит наносить утренние визиты  даме  в  ее  года,  которая  так
небрежет своей наружностью.  Уж  я  бы  на  ее  месте  стал,  пожалуй,  хоть
румяниться - по крайней мере, не стыдно людям показаться. А то  в  последний
раз подъезжаю - глядь, а шторы опустили.
   Пока отец еще говорил, в дверь постучали. Кто  бы  это  мог  быть?  Помня
прежний обычай мистера Эллиота  являться  в  любое  время,  Энн  ожидала  бы
увидеть его, не будь  он  заведомо  в  семи  милях  от  Кэмден-плейс.  После
непременной задержки последовали непременные приближающиеся шаги и миссис  и
мистер Чарлз Мазгроув были введены в гостиную.
   Удивление  было  сильней  всех  прочих  чувств,  вызванных  их  нежданным
визитом; но Энн была им искренне рада; прочие же  не  настолько  огорчились,
чтобы не в силах были изобразить радушие; а после  того,  как  обнаружилось,
что ближайшие их родственники вовсе не притязают на приют под их кровом, сэр
Уолтер и Элизабет были в состоянии выказать  им  истинную  сердечность.  Они
явились в Бат на несколько дней вместе с миссис Мазгроув  и  остановились  в
гостинице. Это вскоре выяснилось; но до тех самых пор покуда  сэр  Уолтер  и
Элизабет не увлекли Мэри в другую гостиную, дабы насладиться ее  восторгами,
Энн не могла вытянуть из Чарлза ни членораздельного ответа о  цели  приезда,
ни объяснения кое-каким улыбкам и настойчивым  намекам  на  одно  деликатное
обстоятельство, которые бросала Мэри, равно как и рассказа о  том,  кто  еще
приехал с ними в Бат.
   Наконец узнала она, что,  не  считая  их  обоих,  в  Бат  явились  миссис
Мазгроув, Генриетта и капитан Харвил. Чарлз представил ей обо всем подробный
отчет; и она легко вообразила, как  все  сделалось.  Сперва  капитан  Харвил
надумал ехать в Бат по делам. Заговорил он о своем намерении еще на  прошлой
неделе; томясь бездействием, ибо охота на дичь уже закрылась, Чарлз  положил
отправиться вместе с ним, и миссис Харвил весьма одобряла  сей  план;  Мэри,
однако, и слушать не хотела о том, чтобы ее бросили одну, дулась, сердилась,
и несколько дней и думать было нечего о поездке. Выручили отец и матушка.  У
матушки в Бате сыскались друзья, которых захотелось ей повидать; кстати же и
Генриетта могла поехать с нею вместе и купить подвенечный наряд для  себя  и
для сестры;  а  под  крылышком  миссис  Мазгроув  и  капитану  Харвилу  было
спокойней; Чарлза и Мэри, к общему  удовольствию,  тоже  взяли  в  компанию.
Явились они накануне поздно вечером. Миссис Харвил, ее дети и капитан Бенвик
остались в Апперкроссе с мистером Мазгроувом и Луизой.
   Энн  удивляло  только,  что  уж  дошло  до  покупки  подвенечного  платья
Генриетте.  Ей-то  казалось,  что  близкому   браку   будут   препятствовать
меркантильные расчеты. Но от Чарлза узнала  она,  что  совсем  недавно  (уже
после того, как Мэри к ней писала) один  приятель  выхлопотал  для  него  на
время чужой приход, и благодаря этим средствам и полной  почти  уверенности,
что в недалеком будущем можно рассчитывать  на  доход  более  надежный,  оба
семейства уступили желанию молодых людей,  и  через  несколько  месяцев,  не
позже чем свадьба Луизы, была назначена их свадьба.
   - А приход славный, - прибавил Чарлз, - всего в двадцати  пяти  милях  от
Апперкросса, места отменные, краса Дорсетшира. Вокруг чуть не  самые  лучшие
заповедные леса во всем королевстве и три крупнейших поместья рачительных  и
любезных хозяев; и к двоим у Чарлза Хейтера будут  рекомендательные  письма.
Только едва ли он оценит, - вздохнул Чарлз, - он мало