взаимной  радости,  что  им
предстоит встретиться вечером в театре, а наутро молиться в одной и  той
же церкви. Кэтрин тотчас же взбежала по лестнице и  стала  наблюдать  из
окна  гостиной,  как  мисс   Торп   удалялась   по   улице,   восхищаясь
грациозностью ее походки и элегантностью ее фигуры и платья и  благодаря
судьбу за то, что она послала ей такую подругу.
   Миссис Торп была вдовой, не слишком богатой.  Она  была  благодушной,
доброжелательной женщиной и снисходительной  матерью.  Ее  старшая  дочь
была красавицей, а младшие, воображая, что они столь же хороши,  как  их
сестра,  подражая  ее  манерам  и  одеваясь  в  том  же  стиле,   вполне
довольствовались своей судьбой.
   Эта  краткая  характеристика  семьи  потребовалась  для  того,  чтобы
уберечь читателя от долгого и подробного повествования самой миссис Торп
о ее  злоключениях  и  невзгодах,  которое  заняло  бы  три  или  четыре
следующие главы, разоблачая пороки домовладельцев и стряпчих и воскрешая
разговоры двадцатилетней давности.

Глава V

   Вечером в театре Кэтрин была не настолько занята обменом любезностями
и  улыбками  с  мисс  Торп  (поглощавшими,  впрочем,  немалую  долю   ее
внимания), чтобы не поискать взглядом  во  всех  даже  самых  отдаленных
ложах мистера Тилни. Увы, она вглядывалась напрасно. Пьеса так  же  мало
интересовала мистера Тилни, как и Галерея.  Она  решила,  что  следующий
день окажется более  удачным.  И  когда,  словно  в  угоду  ее  желанию,
назавтра  выдалось  великолепное  утро,  она  уже  почти   в   этом   не
сомневалась. Ибо хороший воскресный день в Бате выгоняет  из  дому  всех
его обитателей, заставляя их отправиться  на  прогулку,  чтобы  выразить
знакомым свое восхищение чудесной погодой.
   После богослужения компании Торпов и Алленов сразу  же  объединились.
И, проведя в Галерее ровно столько времени, сколько  требовалось,  чтобы
прийти  к  выводу  о  невыносимости  тамошней  толчеи  и   невозможности
встретить в ней хотя бы одно приятное  лицо,  -  вывод,  делаемый  всеми
каждое воскресенье  в  продолжение  всего  сезона,  -  они  поспешили  к
Крессенту, чтобы подышать свежим воздухом в более  достойном  окружении.
Здесь Кэтрин и Изабелла, гуляя рука об  руку,  могли  вновь  насладиться
задушевной беседой. Они разговаривали долго и  с  большим  чувством.  Но
надежда Кэтрин встретить  своего  партнера  по  танцам  оказалась  опять
несостоятельной. Его не было нигде. Все попытки его  найти  оканчивались
ничем. Он не  показывался  ни  на  утренних  сборищах,  ни  на  вечерних
ассамблеях, ни в Верхних, ни  в  Нижних  залах,  ни  на  костюмированных
балах, ни на обычных. Он не появлялся  днем  на  прогулках,  не  катался
верхом, не разъезжал в экипаже. Имени его не было  в  книге  посетителей
Галереи, и его больше просто негде было искать. Следовало думать, что он
уехал из Бата. И тем не менее он даже не упомянул, что будет  здесь  так
недолго. Подобная таинственность, всегда благоприятствующая герою романа
создала в воображении Кэтрин вокруг его облика и поведения новый ореол и
усилила ее стремление хоть что-то о нем узнать. От Торпов,  однако,  она
не могла получить о нем никаких сведений, так как они прибыли в Бат лишь
за два дня до встречи с миссис  Аллен.  И  все  же  мистер  Тилни  занял
значительное место в разговорах Кэтрин с ее прелестной подругой, которая
всячески поощряла ее к беседе о нем и тем самым  не  давала  изгладиться
впечатлению, оставленному им в ее памяти. Изабелла не  сомневалась,  что
он должен быть обаятельнейшим молодым человеком. И в равной степени  она
была убеждена, что он не может не  восторгаться  ее  дорогой  Кэтрин  и,
следовательно, скоро вернется в Бат, Особенно нравилось ей  то,  что  он
избрал карьеру священника, ибо она "считала своим  долгом  признаться  в
особой склонности к этому  призванию".  Слова  эти  были  произнесены  с
чем-то вроде вздоха. Кэтрин, возможно, допустила ошибку,  не  выведав  у
подруги причины столь тонкого выражения чувств. Но  проявления  любви  и
дружеские обязанности были ей знакомы еще недостаточно, чтобы она  могла
догадаться, когда следует добродушно  пошутить,  а  когда  -  добиваться
волнующей откровенности.
   Миссис Аллен была  теперь  вполне  счастлива  и  совершенно  довольна
Батом. Она разыскала знакомых, они,  по  счастью,  оказались  семьей  ее
самой дорогой давней подруги и в довершение всего были одеты значительно
беднее чем она сама. Вместо ежедневно повторяемой  фразы:  "Как  бы  мне
хотелось встретить здесь кого-нибудь из  знакомых!",  она  стала  теперь
говорить: "Как я рада, что мы встретились  миссис  Торп!"  И  постоянное
общение двух семей сделалось для нее не менее желанным, чем для ее  юной
воспитанницы и Изабеллы. Ни  один  день  не  казался  ей  проведенным  с
толком, если большую его часть она не проводила бок о бок с миссис Торп,
поглощенная тем, что  они  называли  беседой,  в  которой,  впрочем,  не
хватало не только обмена мнениями, но часто даже общей  темы,  поскольку
миссис Торп главным образом  говорила  о  детях,  а  миссис  Аллен  -  о
туалетах.
   Дружба между Кэтрин и Изабеллой развивалась  столь  же  стремительно,
сколь внезапным было ее начало, и они  так  быстро  прошли  все  ступени
растущей взаимной симпатии, что вскоре не осталось ни одного  возможного
свидетельства этого чувства, которого бы  они  не  явили  друг  другу  и
окружающим. Они называли друг друга по именам, гуляли только  под  руку,
закалывали друг другу шлейфы перед танцами и  были  неразлучны  в  любом
обществе. И если дождливое  утро  лишало  их  других  развлечений,  они,
невзирая на сырость и грязь,  непременно  встречались  и,  закрывшись  в
комнате, читали роман. Да, да, роман, ибо я вовсе не собираюсь следовать
неблагородному и неразумному обычаю, распространенному среди  пишущих  в
этом жанре, - презрительно осуждать сочинения, ими же  приумножаемые,  -
присоединяясь к злейшим врагам и хулителям этих сочинений и не  разрешая
их читать  собственной  героине,  которая,  случайно  раскрыв  роман,  с
неизменным отвращением перелистывает его бездарные страницы.  Увы!  Если
героиня одного романа не может рассчитывать на  покровительство  героини
другого, откуда же ей ждать сочувствия и защиты? Я не могу относиться  к
этому с одобрением. Предоставим  обозревателям  бранить  на  досуге  эти
плоды  творческого  воображения  и  отзываться  о  каждом  новом  романе
избитыми фразами, заполнившими современную прессу.  Не  будем  предавать
друг друга. Мы - члены ущемленного  клана.  Несмотря  на  то,  что  наши
творения  принесли  людям  больше  глубокой  и  подлинной  радости,  чем
созданные  любой  другой  литературной  корпорацией  в  мире,  ни   один
литературный жанр не подвергался таким нападкам. Чванство, невежество  и
мода делают число наших врагов почти равным числу  читателей.  Дарования
девятисотого автора краткой истории Англии или  составителя  и  издателя
тома, содержащего несколько дюжин строк из Мильтона,  Поупа  и  Прайора,
статью из "Зрителя" и главу из Стерна, восхваляются тысячами перьев, меж
тем  как  существует  чуть  ли  не  всеобщее   стремление   преуменьшить
способности и опорочить труд  романиста,  принизив  творения,  в  пользу
которых  говорят  только  талант,  остроумие  и  вкус.  "Я  не  любитель
романов!", "Я редко открываю романы!",  "Не  воображайте,  что  я  часто
читаю романы!", "Это слишком хорошо для романа!" -  вот  общая  погудка.
"Что вы читаете, мисс?" - "Ах, это всего лишь роман!" - отвечает молодая
девица, откладывая книгу в сторону  с  подчеркнутым  пренебрежением  или
мгновенно смутившись. Это  всего  лишь  "Цецилия",  или  "Камилла",  или
"Белинда", - или, коротко говоря, всего  лишь  произведение,  в  котором
выражены   сильнейшие   стороны    человеческого    ума,    в    котором
проникновеннейшее знание человеческой природы, удачнейшая  зарисовка  ее
образцов и живейшие проявления веселости и остроумия  преподнесены  миру
наиболее отточенным языком. Но будь та же самая юная леди занята  вместо
романа томом "Зрителя", с  какой  гордостью  она  покажет  вам  книгу  и
назовет ее заглавие! А между тем весьма маловероятно, чтобы ее  в  самом
деле  заинтересовала  какая-нибудь   часть   этого   объемистого   тома,
содержание и стиль которого не могут не оттолкнуть девушку со вкусом,  -
настолько  часто  его  статьи  посвящены   надуманным   обстоятельствам,
неестественным характерам и  беседам  на  темы,  давно  Уже  переставшие
интересовать кого-нибудь из живущих на свете, к тому  же  изложенным  на
языке столь вульгарном, что едва  ли  он  может  оставить  благоприятное
впечатление о веке, который его переносил.

Глава VI

   Беседа между двумя подругами, состоявшаяся в Галерее однажды утром на
восьмой или девятый день их знакомства,  приводится  здесь,  чтобы  дать
читателю  представление  о  силе  их  взаимной  привязанности,  а  также
тонкости, глубине и своеобразии их  мыслей  и  литературных  вкусов,  на
которых эта привязанность основывалась.
   Их встреча была заранее условлена,  и  так  как  Изабелла  явилась  в
Галерею  пятью  минутами  раньше  своей  подруги,  первыми  ее  словами,
естественно, были:
   - Дорогая моя, что это вас так задержало? Я жду вас целую вечность!
   - Неужели я вас заставила ждать? Извините меня. Мне  казалось,  я  не
опаздываю. Только что пробил час. Надеюсь, вы здесь недавно?
   - Тысячу лет, не меньше. Во всяком случае, уже битых полчаса.  Ну,  а
теперь давайте доставим себе маленькое удовольствие и  посидим  тихонько
вон там, в глубине зала. Мне надо поделиться с вами сотней разных вещей.
Прежде всего, я так боялась  дождя,  когда  утром  собиралась  из  дому!
Казалось, он вот-вот хлынет, - это бы разбило  мне  сердце.  Вы  знаете,
проходя по Мильсом-стрит, я заметила на витрине самую миленькую  шляпку,
какую только можно себе представить, - вроде вашей,  но  не  с  зелеными
лентам, а с пунцовыми. Мне смертельно захотелось ее купить! Но,  Кэтрин,
дорогая, как прошло ваше утро? Читали ли вы дальше "Удольфо"?
   - Я принялась за него, как только открыла глаза. И уже  добралась  до
черного покрывала.
   - Что вы говорите? Какая прелесть! Но я ни в коем  случае  не  скажу,
что под ним спрятано. Хоть вы, наверно, умираете от любопытства?
   - Еще бы! Что бы это могло оказаться? Нет,  нет,  не  говорите,  ради
Бога, ни слова! Наверно, там спрятан скелет, - я убеждена, что это будет
скелет Лорентины. О, я в восторге от этой книги! Я бы ее с удовольствием
читала всю жизнь. Уверяю вас, если бы не наша встреча, я бы ни за что на
свете от нее не оторвалась.
   - Милочка моя, я так вам признательна! Но когда вы кончите "Удольфо",
мы с вами примемся за "Итальянца". И я уже приготовила  для  вас  список
еще десяти - двенадцати романов в том же роде.
   - Правда? Мне даже не верится. Но что это за романы?
   - Сейчас я их вам перечислю, все до одного -  они  у  меня  здесь,  в
записной   книжке.   "Замок   Вольфенбах",   "Клермонт",   "Таинственное
предостережение",  "Чародей   Черного   леса",   "Полуночный   колокол",
"Рейнская сирота" и еще "Страшные тайны". Этого пока достаточно.
   - О да, конечно. Но все они с ужасами? Вы  уверены,  что  все  они  с
ужасами?
   - Абсолютно. Моя ближайшая подруга, мисс Эндрюс,  -  милейшая  особа,
самое чудное существо на земле, - перечитала их все. Если  бы  вы  знали
мисс Эндрюс, вы бы ее обожали. Вы даже представить не можете, какое  она
себе вяжет прелестное платье.  По-моему,  она  просто  ангел.  Почему-то
мужчины ею не восхищаются. Это выводит меня из себя, и  я  их  отчитываю
как могу.
   - Отчитываете? Вы отчитываете мужчин за то, что она им не нравится?
   - Само собой разумеется. Чего  только  я  не  сделаю  ради  настоящих
друзей. Я не способна на половинчатое чувство - мне это не  свойственно.
Привязанности мои необыкновенно сильны. Этой зимой  на  одной  из  наших
ассамблей я заявила капитану  Ханту,  что,  сколько  бы  он  ко  мне  ни
приставал, я не стану с ним танцевать, пока он не подтвердит,  что  мисс
Эндрюс красива как ангел. Вы знаете, мужчины считают, что мы не  созданы
для подлинной дружбы, но я докажу им, что они заблуждаются. Пусть только
я услышу, что кто-то неуважительно отзовется о вас, - увидите, какой  он
получит отпор. Впрочем, это едва ли случится  -  вы  ведь  относитесь  к
женщинам, которые у мужчин пользуются успехом.
   - Что вы! Как вы могли это сказать? - покраснев, ответила Кэтрин.
   - Уверяю вас. Вам свойственна живость, которой так  не  хватает  мисс
Эндрюс. Должна признаться, в ней есть что-то пресное... Ах да, могу  вас
обрадовать! Вчера, когда мы расстались, я  заметила  молодого  человека,
смотревшего на вас очень внимательно.  Готова  поручиться  -  он  в  вас
влюблен!
   Кэтрин опять покраснела и запротестовала еще энергичнее, но  Изабелла
продолжала со смехом:
   - Клянусь вам, это чистая правда! Но я догадываюсь, в чем дело: вы не
дорожите ничьей  благосклонностью,  кроме  благосклонности  джентльмена,
имени которого можно не называть. Что ж,  если  говорить  серьезно,  эти
чувства естественны. Не смею вас за них упрекать. Если сердце занято,  -
мне это так знакомо! - внимание посторонних его не радует. Все,  что  не
связано с его избранником,  кажется  таким  заурядным  и  скучным!  Ваши
чувства вполне понятны.
   - Вам незачем убеждать меня, что  я  много  думаю  о  мистере  Тилни,
которого, быть может, никогда не увижу.
   - Никогда не увидите?  Милочка  моя,  как  можете  вы  так  говорить?
Поверьте, если бы вы и впрямь так думали, вы были бы глубоко несчастны.
   - Нисколько. Я не скрываю,  он  мне  понравился.  Но  когда  я  читаю
"Удольфо", мне кажется, что сделать меня несчастной не  может  ничто  на
свете. Ах, это ужасное черное покрывало! Изабелла, дорогая,  я  уверена,
что под ним скелет Лорентины.
   - Как странно, что вы до сих пор не читали "Удольфо". Миссис Морланд,
наверно, не любит романов?
   - Да нет же, любит! Просто до нас не доходят новые  книги.  Она  сама
часто перечитывает "Сэра Чарлза Грандисона".
   - "Сэра Чарлза Грандисона"? Но ведь его просто невозможно  читать!  Я
помню, мисс Эндрюс не смогла одолеть первого тома.
   - Конечно, это совсем непохоже на "Удольфо". Но все же  он  показался
мне занимательным.
   - Неужели? Вы меня  удивляете.  Мне  представлялось,  что  эта  книга
просто невыносима.  Но,  Кэтрин,  дорогая,  вы  уже  придумали,  что  вы
наденете на голову сегодня вечером? Я  твердо  решила  во  всех  случаях
одеваться так же, как  вы.  Мужчины,  знаете,  иногда  обращают  на  это
внимание.
   - Но ведь нам до этого нет дела? - невинно спросила Кэтрин.
   - Нет дела? Боже! Я взяла себе за правило не считаться с их  мнением.
Мужчины подчас бывают ужасно дерзки, если только перед ними робеть и  не
держать их на расстоянии.
   - Правда? Я этого никогда не замечала.  При  мне  они  всегда  бывали
достаточно сдержанны.
   - Они такими только прикидываются. Это самые  самоуверенные  существа
на земле, воображающие о себе Бог весть что. Кстати, все время забываю у
вас спросить: кого вы предпочитаете - блондинов или брюнетов?
   - Мне трудно сказать, я об этом  никогда  не  задумывалась.  Наверно,
что-нибудь среднее - шатены. Не слишком светлые, но и не темные.
   - Отлично, Кэтрин, он ведь именно таков. Я не забыла вашего  описания
мистера Тилни: "смуглое лицо с  темными  глазами  и  не  слишком  темные
волосы". Что ж, мой вкус отличается от  вашего.  Я  предпочитаю  светлые
глаза и бледное лицо. Они кажутся  мне  более  привлекательными.  Вы  не
выдадите  меня,  встретив  кого-нибудь  из  ваших   знакомых   с   этими
качествами?
   - Выдать вас! В каком смысле?
   - Ах, не терзайте меня! Я и так уже слишком много сказала.  Поговорим
о другом.
   Кэтрин с некоторым удивлением подчинилась. Немного помолчав, она была
уже готова вернуться к тому, что интересовало ее сейчас больше всего, то
есть к скелету Лорентины. Однако подруга опередила ее, воскликнув:
   - Ради Бога, уйдем из этого конца зала! Вы заметили тех двух  ужасных
молодых людей, которые уже полчаса таращат на меня глаза? Они  действуют
мне на нервы. Давайте посмотрим в книге, кто еще прибыл в Бат.  Едва  ли
они последуют за нами.
   Подруги подошли  к  столу  с  книгой  для  записи  новых  посетителей
Галереи. И пока  Изабелла  читала  имена,  Кэтрин  пришлось  следить  за
поведением дерзких незнакомцев.
   - Ну как, они все еще там? Надеюсь, у  них  не  хватит  дерзости  нас
преследовать. Умоляю вас сказать мне, если они двинутся в нашу  сторону.
Я твердо решила на них не смотреть.
   Вскоре Кэтрин с непритворной радостью сообшила подруге, что она может
больше не беспокоиться, ибо джентльмены покинули Галерею.
   - Куда же они направились? - быстро обернувшись, спросила Изабелла. -
Один из них совсем недурен.
   - Они вошли в церковные ворота.
   - Ну что ж, я очень довольна, что мы от них отделались. А теперь, как
вы относитесь к тому,  чтобы  пройтись  со  мной  до  Эдгарс-Билдингс  -
взглянуть  на  мою  новую  шляпку?  Вы  ведь  сказали,  что  хотели   ее
посмотреть?
   Кэтрин охотно согласилась.
   - Но, - добавила она, - как бы нам не  столкнуться  с  теми  молодыми
людьми?
   - Пустяки. Если поспешить, мы успеем проскочить перед  ними.  Мне  до
смерти хочется показать вам шляпку.
   - Достаточно подождать несколько минут - и встречи можно будет вообще
не бояться.
   - Они недостойны того, чтобы я к ним подлаживалась! Не считаю  нужным
уделять мужчинам много внимания. Этим их можно только испортить.
   Против последнего довода у  Кэтрин  не  нашлось  возражений.  И  дабы
подтвердить независимость взглядов  мисс  Торп,  а  также  ее  решимость
проучить представителей ненавистного пола, они тут же пустились в погоню
за молодыми людьми.

Глава VII

   В следующую  минуту  они  пересекли  прилегающий  к  Галерее  двор  и
очутились под сводами арки напротив переулка Юнион. Но тут  им  пришлось
остановиться. Всякий знакомый с Батом хорошо помнит,  как  трудно  здесь
пересечь Чип-стрит. Эта улица  в  самом  деле  так  неладно  устроена  и
находится в такой неблагоприятной близости к  лондонской  и  оксфордской
большим дорогам, а также главной городской гостинице,  что  не  проходит
дня, в который каким-то леди, независимо от значительности предпринятого
ими дела - покупки ли пирожных, посещения галантерейной лавки  или,  как
было на  этот  раз,  преследования  молодых  людей,  -  не  пришлось  бы
задержаться на той или другой ее стороне, пропуская  всадников,  экипажи
или повозки.  Со  времени  приезда  в  Бат  Изабелла,  к  своей  досаде,
наталкивалась на это препятствие по несколько раз в День.  И  сейчас  ей
довелось натолкнуться на него и почувствовать досаду еще раз, ибо в  тот
самый момент, когда они оказались напротив переулка Юнион и увидели двух
джентльменов,  пробиравшихся  сквозь  толпу  и  месивших  грязь  в  этом
привлекательном  месте,   им   помешало   перейти   дорогу   приближение
кабриолета, который самоуверенный возница гнал по  негодной  мостовой  с
воодушевлением,  подвергавшим  смертельной  опасности  его  самого,  его
седока и коня.
   - Противные кабриолеты! - вырвалось  у  Изабеллы.  -  До  чего  я  их
ненавижу!
   Однако  ее  ненависть,   хоть   и   столь   справедливая,   оказалась
непродолжительной, - взглянув снова на экипаж, она воскликнула:
   - Что я вижу? Брат и мистер Морланд!
   - Господи, это Джеймс! - одновременно вырвалось у Кэтрин.
   Едва  только  молодые  люди  их  заметили,  лошадь  была   сразу   же
остановлена таким рывком, что почти поднялась на дыбы, после чего седоки
выпрыгнули из экипажа, оставив  его  на  попечение  встрепенувшегося  от
внезапной остановки слуги.
   Кэтрин, для которой  появление  брата  было  совершенно  неожиданным,
встретила его с большой  радостью.  Брат,  искренне  к  ней  привязанный
приятный молодой человек, отвечал