ругих подобных объяснений в ближайшем будущем.
   Заверив ее в своих чувствах, он спросил, может ли  она  ему  ответить
взаимностью, хотя оба они,  -  пожалуй,  в  равной  степени,  -  в  этом
нисколько  не  сомневались.  Ибо  при  том,  что  Генри  был  ею  теперь
по-настоящему очарован, сознавал  и  ценил  ее  достоинства  и  искренне
дорожил ее обществом, влюбленность его, я должна признаться, выросла  не
из чего иного, как  из  чувства  благодарности,  -  другими  словами,  -
единственной причиной, заставившей его серьезно к ней приглядеться, была
уверенность в ее привязанности к нему.  Подобная  разновидность  чувства
совершенно необычна в романах и весьма унизительна для гордости героини.
Но если она так  же  необычна  в  реальной  жизни,  пусть  мне  хотя  бы
принадлежит честь открытия этого детища необузданного воображения.
   Весьма краткий визит к миссис Аллен, во время которого  мистер  Тилни
рассуждал сбивчиво и бессвязно, а мисс Морланд, погруженная в созерцание
своего  невыразимого  счастья,  не  размыкала  губ,  сменился  для   них
прелестью нового tete-a-tete. И прежде, чем ему было суждено  кончиться,
Кэтрин   получила   возможность   судить,   насколько    матримониальное
предложение сына было одобрено его отцом. Вернувшись два  дня  назад  из
Вудстона,  Генри  был  встречен  невдалеке  от  аббатства   нетерпеливым
генералом, который раздраженно объявил ему об  отъезде  мисс  Морланд  и
потребовал, чтобы он выкинул ее из головы.
   Таково было отеческое благословение,  основываясь  на  котором  Генри
сейчас просил ее руки. Опечаленная Кэтрин, несмотря  на  следовавшую  из
этого сообщения угрозу ее надеждам, не  могла  не  оценить  великодушной
предусмотрительности Генри,  -  заранее  заручившись  ее  согласием,  он
избавил ее от необходимости ответить отказом из уважения к ее отцу. И по
мере того, как он излагал подробности, в  ее  душе  все  сильнее  крепло
чувство победного ликования. Генерал, оказывается, ни в чем  не  мог  ее
обвинить и ни за что не осуждал, кроме того,  что  она  стала  невольной
причиной его  ошибки,  которой  не  прощала  его  гордость,  но  которую
истинная гордость даже постыдилась бы признать. Она была виновна лишь  в
том, что оказалась не столь богатой,  как  он  рассчитывал.  Заблуждаясь
относительно  ее  средств  и  положения  в  обществе,  он  приветствовал
знакомство с ней в Бате, пригласил ее в Нортенгер  и  хотел,  чтобы  она
стала его невесткой. Обнаружив ошибку, он не нашел ничего  лучшего,  как
выгнать ее из дома, хотя, на его  взгляд,  его  раздражение  против  нее
самой и презрение к ее семье выразилось в этом отнюдь недостаточно.
   Первым, кто сбил его с толку, был  Джон  Торп.  Однажды,  находясь  в
театре и заметив, что его сын уделяет внимание  какой-то  мисс  Морланд,
генерал между прочим спросил у Торпа - знает ли  он  о  ней  что-нибудь,
кроме ее имени. Довольный возможностью  коротко  поболтать  с  человеком
высокого  положения,  Торп  охотно  и  с  гордостью   поделился   своими
сведениями. Тогда со дня на  день  ждали  обручения  между  Морландом  и
Изабеллой и сам Торп намеревался  жениться  на  Кэтрин.  Поэтому  он  из
тщеславия  представил  семью  Морландов  еще  более  богатой,  чем   это
рисовалось его собственному тщеславию и алчному взору. Тем, с кем он был
или  надеялся  быть  связан,  всегда  надлежало  ради  его   собственной
значительности занимать высокое положение. И по  мере  его  сближения  с
этими людьми они становились как бы все более  богатыми.  Состояние  его
приятеля Морланда, переоцененное Торпом с самого начала,  стало  с  того
дня, как он познакомил его с Изабеллой, непрерывно возрастать.  И  всего
лишь  удвоив,  ради  торжественного  случая,   ранее   удвоенную   сумму
предполагаемых  доходов  мистера  Морланда  и  его  утроенный   капитал,
придумав этому семейству богатую тетушку и  утопив  половину  детей,  он
представил  его  генералу  в  самом  выгодном  свете.  Для  Кэтрин   же,
привлекшей к себе особое внимание его собеседника и бывшей предметом его
собственных матримониальных планов, Торп  припас  еще  нечто  особое.  И
десять или пятнадцать тысяч фунтов, которые якобы мог  за  ней  дать  ее
отец, превратились лишь в неплохую прибавку к имению мистера Аллена.  Ее
близость к этой супружеской чете убедила его, что в будущем Кэтрин может
рассчитывать здесь на немалое наследство, - основываясь на этом, он  мог
с легкостью выдавать ее за наследницу Фуллертонского поместья. И генерал
начал  действовать,  доверившись   этим   сведениям.   Сомнение   в   их
достоверности не приходило ему в голову. Внимание  Торпа  к  этой  семье
ввиду предполагавшегося брака между одним из ее членов и его сестрой,  а
также его собственные виды в  отношении  мисс  Морланд  (обстоятельство,
которым он хвастался почти так же открыто) как будто служили достаточным
подтверждением правдивости его слов. К  этому  добавлялось,  что  Аллены
были богаты и бездетны, что мисс Морланд находилась на  их  попечении  и
что, как он  в  этом  убедился  лично  после  возникновения  между  ними
знакомства, они проявляли о ней отеческую заботу. Решение генерала  было
принято безотлагательно. Он уже подметил в поведении сына  признаки  его
склонности к  мисс  Морланд.  И,  будучи  благодарен  мистеру  Торпу  за
предоставленные им сведения, генерал почти тотчас  же  решил  не  щадить
усилий, чтобы расстроить  лелеемые  им  планы,  перехватив  у  него  его
хваленую добычу. Дети генерала разбирались тогда  в  его  намерениях  не
больше, чем сама Кэтрин. Не понимая, чем она при ее положении в обществе
смогла привлечь к себе такое исключительное внимание их  отца.  Генри  и
Элинор  с  удивлением  отмечали  внезапность,  силу  и  постоянство  его
благосклонности. И хотя из некоторых  намеков,  сопровождавших  подобный
приказу отцовский совет, - не пренебрегать  ничем,  чтобы  завоевать  ее
сердце, - Генри со временем понял, что генерал считает  Кэтрин  выгодной
партией, он до последнего разговора в Нортенгере даже  не  подозревал  о
ложных отцовских расчетах. Их полную несостоятельность  генералу  открыл
тот самый человек, который его на них натолкнул, - случайно  встреченный
им в Лондоне Торп. Под действием чувств, прямо противоположных  прежним,
досадуя на отказ Кэтрин выйти за него замуж, а еще более на неудачу  его
последней  попытки  помирить  Морланда  и  Изабеллу   (заставившую   его
поверить, что они разошлись  навсегда),  и  утратив  интерес  к  дружбе,
которая уже не сулила ему никаких выгод, он  поспешил  опровергнуть  все
сообщенное им  раньше  для  возвышения  Морландов.  Торп  объяснил,  что
хвастовство его приятеля ввело его в заблуждение относительно их средств
и общественного положения, что он  считал  мистера  Морланда  богатым  и
влиятельным человеком, хотя, как обнаружилось в последние три недели, он
не вправе претендовать на эти качества, и что  после  щедрых  посулов  в
связи с предполагавшимся браком между членами их семей  мистер  Морланд,
припертый к стенке его, Торпа, натиском, вынужден был при  -  знаться  в
неспособности  обеспечить  молодую  чету   даже   скромной   поддержкой.
Оказалось,  что  это  совсем  нищая  семья,   к   тому   же   невероятно
многочисленная  и,  как  ему  удалось  установить  совсем  недавно,   не
пользующаяся никаким уважением у соседей. Они  живут  не  по  средствам,
норовят улучшить свое положение посредством выгодных браков, и все,  как
один, людишки пронырливые, дошлые и хвастливые.
   Ошеломленный генерал, взглянув вопросительно, упомянул фамилию Аллен,
но и здесь Торп признал свою  ошибку.  Аллены,  оказывается,  достаточно
прожили в соседстве с Морландами, чтобы  узнать  им  цену.  Кроме  того,
теперь стало известно имя молодого человека, которому со временем должно
будет достаться Фуллертонское поместье. Этого  генералу  было  довольно.
Сердясь на всех в мире, кроме себя, он на следующий же день  помчался  в
аббатство и распорядился там уже известным образом.
   Предоставляю здравому смыслу читателя решить, какую часть всего этого
Генри сумел в то время сообщить Кэтрин; какую - узнать от своего отца, в
чем помогла ему его сообразительность и что еще должно  было  разъяснить
письмо от Джеймса. Ради его, читателя, пользы, я объединила  вместе  то,
что он должен разъединить ради моей. Кэтрин, во всяком случае,  услышала
вполне  достаточно,  чтобы  почувствовать,  как  мало  она  преувеличила
жестокость генерала, вообразив, что он  убил  или  подверг  пожизненному
заточению свою жену.
   Генри, вынужденный разоблачить подобным  образом  собственного  отца,
заслуживал сейчас почти такого же сострадания, как  в  то  время,  когда
знакомился сам с этим впервые. Руководившие генералом низкие  побуждения
заставили  его  густо  покраснеть.  Разговор  между  отцом  и  сыном   в
Нортенгере был резок до крайности. Услышав, какая обида нанесена Кэтрин,
и поняв, что имеет в виду и с чем приказывает ему смириться его отец, он
протестовал открыто и смело.  Генерал,  который  привык,  что  при  всех
обстоятельствах его воля в семье имела силу закона,  допускавший  только
безмолвное инакомыслие, только свободу  воли,  которая  не  осмеливалась
выражаться в словах, ответил на противодействие сына -  твердое  в  меру
того, что оно основывалось на заключениях разума и велениях  совести,  -
приступом  безудержного  гнева.  Однако  при  подобных   обстоятельствах
отцовский гнев мог  возмутить,  но  не  устрашить  убежденного  в  своей
правоте сына. Генри сознавал, что он связан  с  мисс  Морланд  честью  и
сердцем. И веря, что сердце, которое его раньше поощряли  завоевать,  им
побеждено,  он  не  мог  -  в  угоду  вызванному  бессмысленной   злобой
противоположному указанию и вероломно отобранному молчаливому согласию -
нарушить верность долгу и уклониться от следовавших из нее обязательств.
Он наотрез отказался участвовать в поездке в  Херефордшир,  предпринятой
наспех в качестве повода для изгнания Кэтрин, и так  же  твердо  заявил,
что будет просить ее руки. Генерал пришел  от  этого  в  ярость,  и  они
расстались в состоянии  решительной  взаимной  отчужденности.  Переживая
нервное потрясение, которое  могло  пройти  только  после  пребывания  в
одиночестве, Генри на какое-то время вернулся  в  Вудстон  и  во  второй
половине следующего дня прямо оттуда выехал в Фуллертон.

Глава XXXI

   Мистер и миссис Морланд были  немало  удивлены,  когда  мистер  Тилни
попросил у них  согласия  на  брак  с  их  дочерью.  До  этого  мысль  о
существовании сердечной склонности с той  или  другой  стороны  даже  не
приходила им в голову.  Но  так  как  в  конце  концов  не  было  ничего
неестественного в том, что в Кэтрин кто-то влюбился,  они  вскоре  стали
относиться к этому со счастливым чувством удовлетворенной гордости  и  в
той мере, в какой дело зависело от  них,  были  готовы  пойти  навстречу
молодым людям. Хорошие манеры и разумное поведение юноши говорили в  его
пользу. И поскольку о нем не шло дурной славы, а подозревать плохое было
им   несвойственно,   заменившая   длительное   знакомство   собственная
доброжелательность рекомендовала им его вполне достаточно.
   -  Бедная  Кэтрин,  конечно,  окажется  очень   беспомощной   молодой
хозяйкой, - предположила ее мать. Однако она быстро утешилась  тем,  что
все приобретается с опытом.
   Короче  говоря,  имелось  только  одно   препятствие,   заслуживавшее
упоминания. Но пока это препятствие не будет устранено, они  все  же  не
считали  возможным  согласиться  на  обручение.  Морланды  были   людьми
мягкими, но не отступавшими от твердых правил, и, поскольку  отец  юноши
так  резко  возражал  против  предполагаемого  союза,  они  не   считали
возможным этому союзу способствовать. Будучи  людьми  непритязательными,
они не потребовали, встав в  позу,  чтобы  генерал  лично  испросил  для
своего сына руки их дочери или хотя  бы  всей  душой  приветствовал  эту
женитьбу. Но приличное подобие разрешения с его стороны было необходимо,
и, как только оно будет получено, - а сердце подсказывало им, что  долго
ждать этого не придется, -  они  охотно  и  незамедлительно  дадут  свое
согласие. Отец должен снять свой запрет - требовалось только это. Они не
желали,  они  не  чувствовали  себя  вправе  говорить   о   деньгах.   В
соответствии с брачным  контрактом  своих  родителей  Генри  должен  был
получить  достаточное  наследство.  Его  средства  в   настоящее   время
обеспечивали ему независимость и необходимые жизненные удобства,  и  при
самом скаредном подходе такое замужество оказывалось для их дочери более
благоприятным, чем всякое другое, на которое она могла бы рассчитывать.
   Такое решение не должно было удивить молодых людей. Оно их  огорчило,
причинило им боль, но не могло вызвать протеста  с  их  стороны.  И  они
расстались, утешая  себя  надеждой,  что  казавшаяся  почти  невозможной
перемена  в  генерале  совершится  достаточно  быстро,  соединив  их   в
блаженстве одобренного всеми союза. Генри вернулся туда, где отныне  был
его единственный дом, чтобы ухаживать там во славу  Кэтрин  за  молодыми
посадками, мечтая о том времени, когда они смогут  трудиться  вместе.  А
Кэтрин осталась проливать слезы в Фуллертоне. Не станем любопытствовать,
насколько боль разлуки смягчилась для них негласной перепиской. Мистер и
миссис Морланд никогда этим не интересовались. Они были  слишком  добры,
чтобы потребовать от дочери какого-нибудь обещания по  этому  поводу.  И
если Кэтрин получала письмо, - а в те  времена  это  случалось  довольно
часто, - они в такую минуту всегда смотрели куда-то в сторону.
   Беспокойство о будущем, ставшее на  этой  ступени  их  романа  уделом
Генри и Кэтрин, а также всех тех, кому они были дороги, едва ли доступно
воображению читателей, которые, по  предельной  сжатости  лежащих  перед
ними  заключительных  страниц,   уже   почувствовали   наше   совместное
приближение  к   всеобщему   благополучию.   Остается   лишь   разгадать
обстоятельство, которое способствовало скорейшему бракосочетанию героя и
героини. Какое событие могло подействовать на человека с  таким  нравом,
как генерал Тилни? Больше  всего  на  него  повлияла  свадьба  дочери  с
богатым и знатным юношей, которая состоялась тем же летом.  Ублаготворив
тщеславие  генерала,  эта  свадьба  привела  его  в  особо   благодушное
настроение, которое прошло лишь после того, как Элинор выговорила у него
для Генри прощение вместе с разрешением "валять  дурака,  если  это  ему
приспичило".
   Замужество Элинор Тилни, ее избавление от всех горестей, которые дом,
подобный Нортенгеру, должен был причинять  ей  после  изгнания  из  него
Генри, и ее переезд в дом, отвечавший ее вкусу, -  вместе  с  человеком,
выбранным также по вкусу, -  явилось  событием,  обрадовавшим,  как  мне
кажется, всех  ее  друзей  и  знакомых.  Сама  я  радуюсь  этому  вполне
искренне. Я не знаю никого, кто в большей мере, чем эта девушка,  своими
долгими страданиями и высокими душевными качествами заслуживал бы  право
на неомраченное счастье. Чувство к ее избраннику возникло в душе  Элинор
еще давно. Но недостаточно  высокое  положение  в  обществе  лишало  его
возможности просить ее  руки.  Нежданно  свалившиеся  на  него  титул  и
состояние разрушили все  преграды.  И  дочь,  посвятившая  отцу  столько
заботы и внимания и так много от него вытерпевшая, никогда еще  не  была
так дорога генералу, как в ту минуту, когда он впервые обратился  к  ней
со словами "ваша светлость". Муж  Элинор  вполне  заслужил  такую  жену,
будучи и впрямь, независимо  от  доставшихся  ему  титула,  богатства  и
связей, самым обаятельным юношей на свете. Более  пространного  описания
его достоинств не требуется - самый обаятельный юноша  на  свете  всегда
присутствует в  нашем  воображении.  Относительно  определенного  юноши,
который  имеется  в  виду,  могу  лишь  добавить  (памятуя   о   законах
композиции,  запрещающих  выводить  на  сцену  не  связанные  с  фабулой
персонажи), что это был именно тот джентльмен, после пребывания которого
в Нортенгере там завалялся, из-за нерадивости слуги, сверток  счетов  от
прачки, вызвавший одно из самых волнующих переживаний нашей героини.
   Благотворное  для  Генри  влияние  виконта  и  виконтессы  подкрепили
сведения о подлинных средствах мистера Морланда,  которые  были  любезно
предоставлены генералу, как только он оказался способным их  воспринять.
Из них следовало, что  он  едва  ли  был  больше  введен  в  заблуждение
первоначальным хвастовством  Торпа,  расписавшего  непомерные  богатства
семьи Морландов, чем его последним злонамеренным  описанием  их  крайней
нищеты, - что на самом деле эта семья вовсе не бедствует и даже ни в чем
не нуждается и что за Кэтрин родители дают три тысячи фунтов  приданого.
По сравнению  с  прежним  его  представлением  это  выглядело  настолько
благоприятно,  что  существенно   помогло   генералу   превозмочь   свое
упрямство. К тому же не осталось  бесследным  и  полученное  им  не  без
некоторых хлопот  частное  сообщение,  согласно  которому  Фуллертонским
поместьем, свободным от каких-либо наследственных обязательств,  целиком
располагал нынешний владелец, благодаря чему оно не было ограждено ни от
каких будущих притязаний,
   Под действием этих обстоятельств генерал вскоре после свадьбы  Элинор
разрешил сыну  вернуться  в  Нортенгер  и  вручил  ему  свое  письменное
согласие, изложенное в занимавшем целую страницу витиеватом  послании  к
мистеру  Морланду.  Событие,  которому  оно  открыло  дорогу,  произошло
незамедлительно.  Бракосочетание  Генри  и  Кэтрин  состоялось,  звонили
колокола, все улыбались. И поскольку  это  случилось  меньше  чем  через
двенадцать месяцев после их первой встречи, едва ли  кто-нибудь  скажет,
что  все  огорчительные  промедления,  вызванные  жестокостью  генерала,
заставили  их  страдать  чересчур  долго.   Начать   вполне   счастливую
совместную жизнь в возрасте соответственно двадцати шести и восемнадцати
лет не так уж плохо. И, признаваясь в своем убеждении, что неблаговидное
вмешательство генерала, в конечном счете не повредившее  их  блаженству,
было для них даже полезным, заставив  их  глубже  узнать  друг  друга  и
укрепив  их  взаимную  привязанность,  я  предоставляю  тем,  кого   это
касается, решить - служит ли эта книга прославлению родительской тирании
или оправданию сыновнего непослушания.


Джейн ОСТЕН:  НОРТЕНГЕРСКОЕ АББАТСТВО3

Библиотека OCR Альдебаран:  http://www.aldebaran.ru/1