сейчас?
   - А почему бы и нет?
   - Пожалуйста. С вами, барон?
   - Нет, с Федерико. Он мой ученик в фехтовании на  рапирах:  чрезвычайно
способный ученик, насколько я могу судить. Однако вы,  наверное,  все  еще
утомлены с дороги. Да еще этот приступ слабости...
   Я бросил взгляд на  Федерико.  Он  ожидал  моего  ответа  с  выражением
напряженного внимания на лице. Заметив, что я наблюдаю за ним, он  тут  же
отвернулся в сторону.
   - О, приступ уже давно прошел, - сказал я. - Я в полной форме и готов к
вашим услугам.
   - Превосходно! - воскликнул  барон  фон  Малхин.  -  Федерико,  проведи
доктора в гимнастический зал. Вот ключ  от  ящика  с  рапирами.  Я  сейчас
приду.
   Федерико пошел вперед, напевая про себя какую-то  итальянскую  песенку.
Он шел так быстро, что я едва поспевал за ним. В  гимнастическом  зале  мы
сбросили с себя пиджаки и жилеты, он  молча  подал  мне  маску  и  рапиру.
По-видимому, он не намерен был дожидаться барона. Отойдя друг от друга  на
изрядную дистанцию, мы отвесили поклоны и стали в позицию.
   Федерико начал с обводного удара в левую сторону и  двойной  финты,  за
которой, как я того и ожидал, последовал  круговой  удар.  Я  без  особого
труда парировал этот выполненный  на  ученический  лад  выпад.  По  правде
говоря,  я  вообще  не  ожидал,  что  этот  поединок   окажется   особенно
интересным, и  принял  вызов  только  из  желания  доставить  удовольствие
барону. Я отнесся ко всему этому не очень серьезно и, механически  парируя
удары своего противника, все еще продолжал думать о Бибиш  и  о  том,  что
скоро вновь увижу ее.
   Но наш поединок вдруг принял непредвиденный оборот.
   На мой очередной удар, которым мне удалось отклонить рапиру Федерико  в
сторону, тот ответил рядом  чрезвычайно  искусных  притворных  выпадов.  Я
понял, что  недооценил  своего  противника.  Еще  до  того,  как  я  успел
разгадать его намерения, тот нанес круговой удар, который я  смог  отвести
лишь наполовину и который достиг моего плеча.
   -  "Туше"  [в  фехтовании  -  легкое  касание  рапирой,   засчитываемое
поражение], - отметил я и вновь встал в исходную позицию. Я был ужасно зол
на себя и не мог понять, как допустил промах. За последние годы я  получил
два приза на фехтовальных турнирах, а  моим  противником  был  всего  лишь
подросток, начинающий фехтовальщик.
   - Удачный удар, - сказал я и вдруг заметил, что моя рубашка  над  левым
плечом надорвана и из небольшой царапины  выступили  капли  крови.  Только
теперь я увидел,  что  на  конце  рапиры  моего  противника  не  было  так
называемой "пуговки", того обтянутого кожей шарика, который  предупреждает
возможность ранений при фехтовальных состязаниях. Направленное против меня
оружие было смертоносным.
   - Знаете ли вы, что у вашего клинка нет  предохранительной  пуговки?  -
спросил я.
   - Как и у вашего, - ответил он мне.
   В первый момент я даже не сообразил,  что  он  хотел  этим  сказать.  Я
посмотрел на него с изумлением. Он спокойно выдержал  мой  взгляд.  Только
теперь я понял, в чем дело.
   - Неужели вы думаете, что я стану драться на дуэли со школьником?
   Я не сказал этого, а только хотел сказать. Его взор -взор этих больших,
синих, как ирис, глаз,  отливавших  серебристым  блеском,  -  помешал  мне
произнести эти слова вслух. Затем во мне произошло нечто такое,  что  я  и
поныне еще не в состоянии объяснить.
   Может быть, здесь  сыграло  роль  озлобление  по  поводу  того,  что  я
позволил ему тушировать себя, или желание реванша и  стремление  загладить
свою неудачу? Нет. Ни одного из этих мотивов у меня, конечно же, не  было.
На меня  подействовало,  каким-то  странным  образом  подавляя  мою  волю,
выражение лица Федерико и его взгляд. Я вдруг почувствовал, что стою лицом
к лицу не с мальчиком, а с  мужчиной  -  мужчиной,  которого  я  оскорбил,
усомнившись в его мужестве, и которому я обязан дать удовлетворение.
   - Ну что? Вы готовы? - услышал я голос Федерико.
   Я утратил всякое самообладание и  перестал  здраво  мыслить.  Я  ощущал
только страстное  желание  помериться  с  ним  силами,  сразиться,  как  в
настоящем бою.
   - Начинайте! - воскликнул я, и наши клинки скрестились.
   Я припоминаю, что вначале у меня было нечто вроде плана. Я все еще  был
убежден, что я сильнее своего противника и что  от  меня  зависит  придать
ходу поединка то или иное направление. Я не хотел ранить Федерико, я хотел
только ограничиться зашитой, свести все его выпады на нет и  в  подходящий
момент выбить оружие из его руки.
   Но дело приняло совсем иной оборот.
   Уже по первым ударам Федерико я понял, что до сих пор он  только  играл
со мной. Теперь он относился к нашему поединку серьезно.  Я  имел  дело  с
чрезвычайно искусным фехтовальщиком и непримиримым врагом. Он  нападал  на
меня  с  такой  смелостью,  такой  страстностью  и  одновременно  с  такой
осторожностью,  каких  я  не  встречал  доселе  ни  у  одного   из   своих
противников. "С кем я дерусь?" - спрашивал я самого себя, отступая шаг  за
шагом назад. Кто этот грозный противник? Чье у него лицо?  Откуда  у  него
взялся этот неудержимый и бурный темперамент?
   Я больше не думал о том, чтобы ограничиваться защитой. Я видел, что  на
карту поставлена моя жизнь, и перешел в нападение, но он без особых усилий
отбивал все мои выпады. С ужасом я  убедился,  что  не  имею  ни  малейших
шансов на успех. Он оттеснил меня к самой стене.  Рука  моя  устала,  и  я
понял,  что  погиб.  Я  сознавал,  что  в  ближайшую   секунду   последует
заключительный удар... В отчаянии собрав все оставшиеся  силы,  я  пытался
отсрочить неизбежный конец. Мною овладел страх...
   - Прекратить! - раздался вдруг чей-то голос.
   Мы подняли наши клинки кверху.
   - Ну как, доктор, вы довольны моим учеником? - спросил барон.
   Мне кажется, что я засмеялся. Истерический смех - вот  и  все,  к  чему
свелся мой ответ.
   - Теперь я возьму на  себя  руководство  поединком,  -продолжал  барон.
-Федерико! Один шаг назад. Еще один. Я буду тебе подсказывать удары.  Тот,
кто  окажется  тушированным,  обязан  сам  об  этом   заявить.   Внимание!
Начинайте.
   С молниеносной быстротой он стал  подсказывать  удары,  и  с  такой  же
быстротой Федерико выполнял его приказания. И  вдруг  рапира  вылетела  из
моей руки. Федерико поднял ее и подал мне. Затем  он  молча  протянул  мне
руку.


   Барон проводил меня до ворот парка.
   - Для своих пятнадцати лет Федерико довольно хорошо фехтует, не  правда
ли? - заметил он, прощаясь со мною.
   - Ему только пятнадцать лет?  -  спросил  я.  -  Но  он  не  производит
впечатления мальчика, он настоящий мужчина.
   Барон отпустил мою руку.
   - Да, он мужчина. Он уже взрослый,  -  сказал  барон,  и  по  его  лицу
скользнула неясная  тень,  -  Представители  того  рода,  из  которого  он
происходит, очень рано мужают.


   По пути домой мною овладело очень странное состояние. Мне казалось, что
я не иду, а  парю  над  деревенской  дорогой.  Порою  во  сне  испытываешь
ощущение, словно тебя несет порывом ветра. Вот и сейчас я чувствовал  себя
бестелесным, лишенным всякого веса и вместе с тем  очень  взволнованным  и
почти потрясенным. Появилась Бибиш и вступила за моей спиной  с  кем-то  в
поединок. Поединок не на  жизнь,  а  на  смерть.  Все  мое  существо  было
взбудоражено, и острее, чем когда-либо, я ощущал, что живу полной  жизнью.
Мне кажется, я был очень счастлив в это утро.
   В моем кабинете меня дожидалась какая-то старушонка, мать лавочника  из
соседнего дома. Она жаловалась на сильный кашель, стесненное дыхание, боль
при глотании и царапанье в горле.
   Я посмотрел на нее с недоумением и крайним изумлением.
   Я совершенно позабыл, что состою здесь деревенским врачом.



        "Глава 9"

   Я ее встретил...
   Я встретил  Бибиш  неделей  позже.  Это  было  в  обеденное  время:  на
деревенской улице дрались собаки,  лавочник  стоял  перед  дверями  своего
заведения и кричал мне, что наступает оттепель. Я пошел  дальше,  завернул
за угол и увидел автомобиль марки "кадиллак"...
   Зеленый  автомобиль  стоял  перед  маленьким  приветливым   домиком   с
выкрашенными в голубой цвет ставнями и небольшим эркером над дверью.  Двое
рабочих с помещичьего двора вытаскивали  из  автомобиля  какой-то  большой
предмет странной формы, обтянутый парусиной, и вносили его в  сени.  Бибиш
стояла в стороне и разговаривала с князем Праксатиным. Она не видела меня.
Коричневая овчарка терлась головой о ее черное котиковое манто,  а  вокруг
нее шумели радостно суетившиеся в лучах зимнего солнца воробьи.
   - Итак, вы разыскали его, - говорил русский. - И даже беседовали с ним.
Да вы просто ангел, Каллисто!  Ваши  слова  звучат  в  моих  ушах,  словно
пасхальный благовест колоколов. Как  он  себя  чувствует?  Чем  он  теперь
занимается?  Голова  его  всегда  бывала  полна   всевозможных   замыслов.
Находившуюся у него в кармане сотню рублей он превращал в тысячу  -  такой
уж он был человек. Но почему же он не отвечал на мои  письма?  Неужели  он
стыдится своего старого товарища?
   Тут заговорила Бибиш. В первый  раз  после  долгого,  долгого  перерыва
услыхал я ее бархатный голос.
   - Сколько вопросов разом! Нет, он не получал ваших писем. За  последний
год он три раза менял службу. Одно время он не имел  собственного  угла  и
бродяжничал. Месяц назад он работал подмастерьем у какого-то часовщика.
   - Он всегда проявлял большие  способности  к  механике  и  даже  что-то
изобрел, - заметил русский. - Ну а теперь? Где он находится?
   - Теперь ваш друг целый день продает  газеты,  а  по  вечерам  стоит  в
пестрой  ливрее  перед  дверями  ресторана  "Город  Кельн"  и  подсаживает
посетителей в их автомобили.
   - Мой друг? - воскликнул русский. - Неужели он сказал вам, что мы  были
друзьями? Да мы никогда с ним не дружили! Ну конечно, я знал его,  и  пару
раз мы с ним играли в карты в клубе. А не упоминал ли он о том, сколько он
теперь зарабатывает?
   - В хорошие дни до восьми марок.
   - Восемь марок в день!  Он  одинок,  и  ему  не  приходится  ни  о  ком
заботиться. На пять марок в день он может отлично прожить и даже позволить
себе выпить за обедом пару рюмок водки. Остаются три  марки  в  день,  что
составляет девяносто марок в месяц, а в год - совершеннейшие пустяки!  Это
не составляет даже процентов на ту сумму, которую он  мне  должен.  Но  я,
простите, плюю на это... Упоминал он хоть словом о том, что должен мне?
   - Нет, должно быть, он давно позабыл об этом.
   - Позабыл? - воскликнул князь Праксатин. - Позабыл о  карточном  долге?
Долге чести? О семидесяти  тысячах  рублей,  золотых  рублей,  которые  он
обязался уплатить в течение одной недели! Позабыл, говорите? Что ж, я  ему
напишу и напомню. В один прекрасный день я получу  эти  деньги.  Он  снова
разбогатеет, я в этом убежден. Такие люди, как он, не остаются  всю  жизнь
продавцами газет. Такой человек, как он... Успокоишься ты когда-нибудь или
нет? А ну-ка, лежать!
   Последние  слова  относились  к  овчарке,  которая  вдруг  вскочила   и
бросилась на воробьев. Бибиш наклонилась,  погладила  ее  по  загривку,  и
собака ласково прижалась мордой к ее руке.
   - Простите меня за то, что  я  вас  оставлю,  -  сказал  князь.  -  Мне
необходимо до обеда написать несколько  писем,  да  и  вообще  привести  в
порядок свою корреспонденцию. Еще раз от души благодарю вас.
   Он обернулся и заметил меня позади автомобиля.
   - А вот и наш милейший доктор! Уже пообедали? Разрешите мне,  Каллисто,
представить вам доктора Амберга...
   - Это совершенно излишне. Мы знакомы, -сказала Бибиш. - Я, впрочем,  не
уверена в том...
   Она махнула рукой князю  Праксатину,  который  уже  сидел  за  рулем  и
загонял автомобиль в гараж, а затем снова обернулась ко мне.
   - Я, впрочем, не уверена в том, что вы меня еще помните.
   - Помню ли я вас? Вас  зовут  Каллисто  Тсанарис.  Ваше  место  было  у
второго окна справа. Когда вы появились в первый раз, на вас было  гладкое
платье василькового цвета и шаль в голубую и белую полоску...
   - Это верно, - перебила она меня.
   - ...но впоследствии  вы  никогда  больше  не  надевали  этого  платья.
Однажды, в ноябре, вы не приходили на протяжении одиннадцати дней. Вы были
тогда больны? Когда вы разговаривали сами с собой, то называли себя Бибиш.
Вы курили маленькие тоненькие папироски с пробочным мундштуком.
   - Действительно... И вы все это еще помните? Значит, я все же произвела
на вас известное впечатление. Но в таком случае я не  понимаю,  почему  за
все это время вы не проявили по отношению ко мне ни малейшего интереса.  Я
должна вам сознаться, что прилагала немало стараний к тому, чтобы обратить
на себя ваше  внимание,  но  вы,  казалось,  приняли  твердое  решение  не
замечать меня. Я чуть-чуть было не сказала "к сожалению"...
   Я посмотрел на нее. Зачем она это говорит? Ведь  в  ее  словах  нет  ни
слова правды.
   - Вы же не станете оспаривать, что на протяжении  полугода  мы  с  вами
работали в одной и той же комнате и что за все это время вы не сказали мне
ни слова, кроме "доброе утро" и "добрый вечер"? Согласитесь, вы обнаружили
изрядное высокомерие. Вы были, вероятно, избалованы успехами у хорошеньких
женщин, и маленькая греческая студентка не представляла для  вас  никакого
интереса.
   Я призадумался. Не права ли она, в конце концов?  Быть  может,  вина  и
впрямь падает всецело на меня? Не был  ли  я  чересчур  сдержан,  чересчур
напуган, чересчур робок, чересчур труслив и,  быть  может,  даже  чересчур
горд?
   - Но теперь-то вы сожалеете об этом? - спросила она шутливо. -  Что  ж,
еще не все потеряно. Никогда не поздно исправить свою ошибку. Случай  свел
нас вновь, и, может быть, теперь мы наконец подружимся.
   С неуверенной улыбкой на устах она протянула мне руку. Я жадно  схватил
ее. Говорить я не мог. Я чувствовал себя как человек, видящий собственными
глазами нечто такое, что нарушает все законы природы. Но все  происходящее
и впрямь было для меня чудом.
   - Да, - добавила она задумчиво. - Свое синее  платье  я  подарила  моей
тогдашней горничной. И вдруг она разразилась смехом.
   - Вы слышали его? Этого князя Праксатина с  его  семьюдесятью  тысячами
рублей? Вы что-нибудь поняли из  его  слов?  Нет?  Ну,  тогда  я  вам  все
объясню.
   Она наклонилась ко мне. Ее рука коснулась моей.
   - Видите ли, у  князя  Праксатина  революция,  в  сущности,  ничего  не
отняла. Все, что имел, он проиграл в карты еще до войны. Он  играл  каждый
вечер. Азарт владел им всецело. В один прекрасный вечер он играл в клубе в
покер с тремя молодыми людьми, сыновьями богатых промышленников и  крупных
землевладельцев. В тот вечер ему сказочно везло,  везло  в  первый  раз  в
жизни, и он выиграл двести сорок тысяч рублей. Так как его  партнеры  были
сыновьями очень богатых людей, то он, пряча в  карман  жетоны,  ничуть  не
сомневался в том, что  это  были  верные  деньги.  Но  на  следующий  день
произошел штурм  Зимнего  дворца.  Кому  тут  было  до  карточных  долгов?
Революция лишила молодых партнеров Праксатина всего их  имущества.  Теперь
они эмигранты и все как один ведут ожесточенную борьбу за кусок хлеба.  Но
каждый  месяц  князь  Праксатин  посылает  им  по   вежливому   письму   с
напоминанием о долге и справляется, не в состоянии ли  они  выкупить  свои
жетоны. Один из его должников работает дровосеком в Югославии, другой дает
уроки языка в Лондоне,  третий  торгует  газетами  на  улицах  Берлина.  В
сущности, во всем этом очень мало веселого. Иногда мне по-настоящему  жаль
князя.
   - Зачем его жалеть? - возразил я. - Он же счастлив. Он живет мечтою,  и
его богатство таким образом прочнее всякого другого. То, чем  обладаешь  в
мечтах и снах, не отберет  у  тебя  и  целое  войско  врагов.  Вот  только
пробуждение... Но у кого же хватит жестокости пробудить его от сна?
   - То, чем обладаешь  в  мечтах,  не  отберет  у  тебя  и  целое  войско
врагов... - повторила она вполголоса. - Вы высказали очень красивую мысль.
   Некоторое время мы молчали. Стало холодно, солнце  скрылось  за  серыми
тучами. По деревенской дороге густыми клубами двигался туман; он  наползал
медленно, подобно огромному, неуклюжему зверю глотая крыши, окна, двери  и
заборы.
   - Уже поздно, - сказала она вдруг. - Почти два часа, а  мне  еще  нужно
переодеться. Видите ли, я только что приехала из Берлина, а  к  трем  меня
ожидает барон.
   Она показала на выкрашенные в голубой цвет ставни.
   - Я работаю здесь. Это лаборатория. Как видите, меня нетрудно отыскать.
А если меня здесь нет, то вы всегда сможете увидеть меня в замке у барона.
Надеюсь, мы расстаемся ненадолго.
   Она кивнула мне головой и исчезла в дверях дома.


   Мне следовало бы радоваться, следовало бы чувствовать  себя  несказанно
счастливым. Но когда я остался один, мною овладела одна мучительная мысль.
   Сначала это носило характер забавы. Я играл этой мыслью.
   "Все это, - говорил я себе, -  было  так  прекрасно  и  так  мимолетно,
словно это был сон".  "Словно  это  был  сон",  -повторял  я.  Я  принялся
размышлять о том, как ничтожна разница между реальностью и  сном.  А  что,
если это действительно был всего лишь сон? Может быть, я  все  еще  грежу?
Этот снег на деревенской дороге, это бледное солнце на зимнем  небе  -  не
вижу ли я все это во сне? А вдруг я сейчас проснусь?
   Я играл с самим собою в очень странную игру, и постепенно мною  овладел
такой жуткий страх, что я бросился бежать по пустынной улице.  "Нет,  нет!
Только не сейчас!" -  кричало  что-то  во  мне.  Затем  я  оказался  дома.
Деревянная лестница заскрипела у меня под ногами, я рывком открыл дверь, и
до меня тут же донесся  привычный  легкий  запах  хлороформа,  никогда  не
испарявшийся из моей комнаты. Этот запах  успокоил  меня  и  разогнал  мои
нелепые мысли.



        "Глава 10"

   Сосед-лавочник, тот самый, что  кричал  об  оттепели,  оказался  плохим
пророком. На следующий день пошел холодный  как  лед  дождь,  смешанный  с
мокрыми снежными хлопьями, и так продолжалось часами. Когда в десять часов
утра я  вернулся  с  визита  в  домик  лесничего,  все  мое  нутро  просто
заледенело.
   Я остановил сани у постоялого двора и заказал себе рюмку коньяку, чтобы
согреться. К моему изумлению, я встретил в зале  барона.  Он  беседовал  с
хозяином о падающих ценах на  скот  и  понижении  потребления  пива.  Едва
завидев меня, он направился ко мне.
   - Я как раз собирался зайти к вам, доктор, - сказал он. - Я уже  был  у
вас час тому назад, но мне сообщили, что вас нет  дома.  Вы  были  в  доме
лесничего? Ну что, каково состояние вашей маленькой  пациентки?  Пойдемте,
доктор, я провожу вас.
   В то время как мы переходили через  дорогу,  я  в  кратких  словах  дал
барону отчет о своем визите к его  дочери.  Состояние  здоровья  маленькой
Эльзы  было  удовлетворительным.  Температура  понизилась,  боли  в  горле
уменьшились, и сыпь начала бледнеть.
   - Вот как? Уже? -  заметил  барон  фон  Малхин.  -  Да,  уже  год,  как
скарлатина носит в этой местности удивительно легкий характер. Уверяю вас,
доктор, я ни одной минуты не беспокоился за ребенка.
   Это мне было известно. Он не сообщил ничего нового.
   Пациенты, сидевшие в моей приемной, встали при нашем появлении. Их было
трое - двое мужчин и одна женщина. Барон  скользнул  по  ним  взглядом,  а
затем вошел вместе со мной в кабинет.
   - Много работы? - спросил он, усаживаясь в кресло и закуривая сигару.
   - Порядочно, - ответил я. -  Пока  приходят  больные  только  из  самой
деревни. В окрестностях еще не знают, что здесь снова появился врач.
   - Есть интересные случаи?
   - Нет, ничего особенного. Обычный  набор:  простуда,  рахитичные  дети,
проявления  старческой  слабости.  Жене  вашего  садовника  плохо.  Резкое
воспаление сердечной мышцы. Но вам это уже наверняка известно.
   - Да, известно, - ска