овского городского комитета  партии. Борису  Николаевичу Ельцину. Отказ.
Между прочим, с большими, то есть словами ребята,  как хорошо вы поступаете,
что... В 50-летие победы обратились к Лужкову. Мы хотели скромный, маленький
памятник.   Нас  попросили   сказать   конкретно,   что  мы   хотим.   После
многочисленных отказов мы получили  из Моссовета письмо, где  было написано,
что  в  Москве до  2020  года  не будет воздвигнуто  никаких памятников.  Мы
говорили, что мы до этого времени не доживем. Короче, в Мадриде, недалеко от
столицы  воздвигнут  памятник  советским  добровольцам,  которые  погибли  в
Испании. 187 человек  погибли в  Испанской войне. Они поименно, на русском и
на  испанском  языке.  Это  очень  красивый  памятник.  Испанцам нет  такого
памятника. Лужков сделал  контрпредложение.  Конечно,  говорит, я мальчишкой
тогда был. На Поклонной горе, на аллее славы первый памятник будет испанцам.
Но почему не  маленькая  часовня? Я говорю, при чем тут часовня? Большинство
испанцев было неверующих,  коммунисты. При чем тут часовня? Но и на  часовню
не нашли денег. До сих пор ничего не  сделали. Обидно не только для нас. Для
общего дела,  которое мы защищали. И тем более, когда нашлись  люди, которые
позволили на советской земле воздвигнуть памятник головорезам-гитлеровцам.

     ***
     -- Илья Григорьевич, Вы знали мужа Анны Ивановны Виеске?
     -- Я оплакивал его смерть. Это отличный... Это герой из героев.
     -- А кто он был?
     -- Испанец. У меня он был диверсант. Он был еще молод, и я не знаю кем
бы  он  стал в мирное  время.  Оо  он  был  герой, именно герой, который мог
наносить урон противнику, оставаясь в живых.
     -- А как Вы с ним познакомились?
     -- А я познакомился с ним... Взял его к себе через Доминго Унгрию.
     -- Анна Ивановна, а как Вы с ним познакомились?
     А.И.: Я кончила в 42-м году педагогическое училище. А школы в Москве не
работали. И меня райком комсомола направил работать на стадион В"ЛокомотивВ"
в  детскую спортивную школу.  Тогда карточная  система  была,  без  карточек
существовать  было  невозможно,  я  пошла.  Тем  более райком комсомола  мне
поручил такую работу.  А на  территории  стадиона  В"ЛокомотивВ" была  школа
большая очень  и в  этой школе формировалась  интернациональная бригада. Там
были испанцы, вьетнамцы, болгары, чехи. И я познакомилась  там с ним, причем
познакомила меня моя подруга.
     -- А как?
     А.И.:   Моя  подруга  какое-то  время  не  работала,  а  без   карточек
существовать было  трудно.  И  она попросила  меня:  Аня,  познакомь  меня с
кем-нибудь из испанцев. А я никого не знаю, я с ними не общаюсь. Она говорит
хорошо,  ладно.  Вечером пойдем  с тобой на танцы.  Я  отвечаю --  нет.  (Я
поступила в то время в педагогический институт на географический факультет).
У меня сегодня астрономия, я пропустить ни в коем случае не могу. На танцы я
вообще не хожу, мне некогда, я работаю, а по вечерам... Но тем не менее  она
пошла и  познакомилась с одним  испанцем. На второй день  я иду на работу, а
она  сидит с  ним на  лавочке.  Мы  поздоровались, и  я  прошла мимо.  Через
некоторое время она  мне говорит: У  него  есть  товарищ,  ходит все время с
нами,  давай  я тебя  с  ним  познакомлю.  Я  опять  отказалась потому  что,
во-первых он -- иностранец,  во-вторых  мне это просто не нужно. У меня был
молодой человек,  который был на фронте. Нет, нет. Она говорит: Ну, один раз
хоть  с  нами сходи, хоть  куда-нибудь, в кино или  на танцы. Ну куда-нибудь
один  раз.  И  она приводит... У нас такая  комнатушка была,  конторка.  Она
приводит его и  говорит: Познакомьтесь. Он  говорит: Володя.  У  меня  сразу
сомнение возникло: Володя -- русское имя, а она меня знакомит с испанцем. Я
отвечаю: Нина. Он: А вас не Нина зовут. Я: Вас тоже не Володя  зовут. Потому
что  была тогда конспирация, им нельзя  было открывать свое  имя,  и они кто
Григорий был... Он  и  Григорием был, и  Володей был.  Он говорит:  Ну тогда
пошла  к  черта  мадре.  Я  говорю:  Ну и  ты  тоже. Это  было  наше  первое
знакомство.  Спустя год... Ну, они  как -  формируются, уезжают на  фронт  в
партизанские  отряды.  Потом они опять приезжают на  некоторое время,  опять
уезжает. Так протянулся год.
     Подруга выходит замуж за своего испанца, и меня приглашают  на свадьбу.
Я говорю  Мара,  я не могу пойти, потому что мне не в чем  идти. У меня было
одно  единственное платье. Она говорит у меня тоже одно платье.  Давай  мы с
тобой поменяемся. Ты в моем будешь, а я в твоем.  Мы поменялись, и  я пришла
на  эту свадьбу. А Хосе -- так  звали Володю -- меня, видимо, запомнил. Мы
так по диагонали сидели за столом.  И он  приглашает  меня танцевать. Анхел,
по-моему это был один единственный  испанец,  который не умел танцевать? Да?
А, вообще, испанцы  -- народ веселый,  жизнерадостный, и умеют танцевать  и
петь. Тем более музыкальный слух у них отличный. Он знал только одну песню -
В"По долинам и по взгорьямВ" и больше ни одной песни, слуха никакого нет. Он
испортил мне все туфли. А у меня туфли были новые. Продали карточку на мыло,
на чай, талончики и купили туфли. Единственные были туфли, и он их испортил.
И он говорит: Вот я привезу с задания, мы привозим много, нам выдают, девать
некуда, я  куплю туфли, не переживайте. Ну, конечно, никаких туфель  не было
куплено.
     И вот  после этой свадьбы они опять уезжают на фронт. Прошел еще год. У
них рождается сын, Федерико. И меня приглашают крестной, а  Хосе  приглашают
крестным. Мы  опять  с  ним  встречаемся. Судьба.  Да. Встретились опять. Он
говорит:  Аня, давайте мы с вами поженимся,  и у нас скоро будет  ребенок. Я
говорю -- нет, я учусь в институте, война еще не кончилась... В 1945-м году
исполняется  год этому мальчику. Опять мы  встречаемся. Видимо,  судьба была
нам  пожениться.  Когда  я привела его познакомиться с мамой,  то она  сразу
сказала: Аня, ты за него замуж не выйдешь. Говорить по-русски не умеет...
     -- Действительно не умел?
     А.И.: Ну, вообще, он плохо говорил по-русски. И потом он кудрявый был и
черный. Она говорит какой-то негр, на негра похож. А повлиял на нашу свадьбу
директор педагогического училища.  Я жила при педагогическом училище, потому
что  папе дали  там комнату. Он истопником работал. Мы жили в этой комнатке.
Она  говорит  Знаешь,  Аня,  ты  пригласи  его  для  беседы,  я  с ним  хочу
поговорить.  Ну,  я пригласила его, она с  ним поговорила. Потом говорит: Ну
что ты дружишь с какими-то мальчишками. Ты посмотри, какой солидный человек.
Он старше тебя  на девять лет  и  боевая  такая характеристика.  Он воевал в
Испании, воевал здесь. По-моему он очень достойный человек.
     Идем мы  расписываться. Около  нашего дома  на 9-й  Сокольнической  был
ЗАГС. Приходим туда. Я говорю: В"Знаешь, Хосе, я раздумала. Мне надо кончить
институт, давай лучше в другой раз". Он отвечает: Ты что! Я уже объявил всем
в  части, меня уже все поздравляют. В какое ты положение  меня ставишь! Нет,
мы  распишемся.  Расписались.  В 1952 году 31 декабря он  получил  советское
гражданство.  Новый  год 1953 он встречал уже  гражданином Советского Союза.
Это меня немножко успокоило.
     -- Илья Григорьевич, а как воевал Хосе?
     И.Г.:  Воевал  так:  если  ему  давали  задание,  то  можно  было  быть
уверенным, что оно будет выполнено.
     -- Бывало такое, чтобы он не выполнял задание?
     И.Г.:  Нет.  В  самых  сложных  условиях,  на  Северном  Кавказе, когда
вероятность выполнения не была высокопроцентная, он выполнял.
     -- Как ему удалось остаться в живых?
     И.Г.:  А  он  сообразительный  такой.  Сообразительный,  смекалистый  и
выносливый. В нашем деле нужны сообразительность и выносливость. У него было
то и другое.
     -- Скажите, Анна Ивановна была ему достойной женой?
     И.Г.: Я думаю, лучше нее не подыскать.
     А.И.: Спасибо.
     -- А дети у вас были?
     А.И.: В 1946 году родилась дочь. А у нас на свадьбе была жена одного из
испанцев -- Кармен. И она очень красиво танцевала, очень. Испанские  танцы.
И моя мама влюбилась в эту женщину. И говорит: Аня, если у тебя будет дочка,
то  мы  назовем  ее  обязательно  Кармен.  Родилась  дочка,  и   назвали  ее
действительно  Кармен.  Мама   мне  говорит:   Аня,  мы  же  --  рязанские.
По-христиански мы же должны ее покрестить в  церкви.  Она пошла  в  церковь,
чтобы договориться. На Преображенской  площади -- там, где построили метро,
стояла  очень  красивая  церквушка.  Очень.  Ее  снесли,  к  сожалению. Мама
приходит к батюшке,  приносит метрику. Там написано: Виеска Кармен Хозеевна.
Понимаете? Батюшка говорит:  Вы знаете, она ведь  у вас -- католичка. Мы не
имеем права ее крестить в русской церкви. Мама говорит: Да как же это так? Я
же -- рязанская. Мать -- рязанская. Мы христиане. А батюшка  говорит: нет,
все равно. Вот крестины стоят  75 рублей, а  вы заплатите 150. Тогда мы  вас
перекрестим. Тогда мы вашу дочку  и  внучку перекрестим.  После крещения  ей
дали  имя  Катерина. Русское.  Но мать после этого не  ходила в церковь  лет
десять. Как  же  так? Значит можно бога купить? Если нельзя  значит  нельзя.
Крестили - взяли в два раза больше.
     Так что дочь моя -- крещеная Катерина, а так Виеска Кармен Хозеевна.
     -- Вы были счастливы?
     А.И.:  Я  счастлива была. Почему - потому что  он  очень отзывчивый. Он
очень  хороший  человек.  Но  только  у  него  было  очень плохое  здоровье.
Буквально  в 1949 году  он  заболел туберкулезом. И болел очень  много  лет.
Почему? Во-первых,  он в  Испании  сидел в концлагере,  во  Франции  сидел в
концлагере. А в Испании вообще был приговорен к смертной казни. Его заменили
30 лет тюрьмы.
     Анхел:  Это  в  34 году? Хосе Виеске - участник  Октябрьского восстания
горняков  в  Астурии.  Горняки  тогда  восстали  и  в  течение  двух  недель
установили  советскую власть. Это восстание было жестоко подавлено генералом
Франко  при помощи марокканского легиона. Хосе  Виеска - один  из участников
этого восстания. Муж Анны Ивановны. Был сначала приговорен к смертной казни,
а потом все-таки освободили из тюрьмы с победой народного фронта 36 года.
     А.И.: Да, в 34 году, точно. И  в концлагерь, когда республика потерпела
поражение,  его  посадили,  он два  года сидел в концлагере  во  Франции.  И
конечно здоровье было подорвано.
     -- И четыре года войны в России.
     А.И.: Да, и потом в России. И поэтому здоровье, конечно подорвано.
     --  Илья  Григорьевич,  скажите,  а  Хосе  когда-нибудь  жаловался  на
здоровье, когда воевал?
     И.Г.: Я не помню, чтобы кто-нибудь жаловался на здоровье.  Удивительное
дело.  Я сам  в  Гражданскую войну ни разу по  болезни  не был.  И в Великую
Отечественную войну я почти четыре года не знал болезней.
     -- Некогда было болеть?
     И.Г.:  Невозможно.  Что-то  заболит, и  сам какие-то средства примешь и
никуда не идешь.
     -- Ну, самое главное лекарство -- спирт?
     И.Г.: Да.
     Эркебек Абдулаев
     Перед моей второй  командировкой в Афганистан В"дедВ"  Старинов показал
мне югославский журнал  со  статьей  о  подземной войне во  Вьетнаме.  Сразу
мелькнула мысль: да ведь что-то  похожее существует и  в Афгане! Дело в том,
что еще, пожалуй,  со времен Александра Македонского афганцы  роют подземные
туннели-водоводы -- кяризы.  В  этой  знойной,  высушенной  солнцем  стране
выжить  можно  только за  счет  грунтовых  вод.  И  поэтому из  поколения  в
поколение копают крестьяне колодцы, порой глубиной до 50 метров, соединяя их
между собой  подземными  ходами.  Почти  каждая деревня имеет вокруг  широко
разветвленную сеть кяризов, по которым сочится живительная влага, сливаясь в
тонкие ручейки и где-то за  сотни метров  выходя  на поверхность, чтобы дать
жизнь садам и виноградникам.
     Но кяризы во все времена и при всех войнах служили надежным убежищем от
более  сильного  врага.  С  самого  начала  боевых  действий  в  Афганистане
Советская  Армия также столкнулась с проблемой  подземных партизан.  Правда,
наши  саперы  не  очень-то  церемонились,  к  месту  и не  к месту  применяя
взрывчатку  и  бензин,  оставляя  после  себя  огромные  воронки  на  местах
взорванных колодцев. Вода,  естественно,  прекращала  поступать на  поля,  а
крестьяне, оставшись без пропитания, уходили к моджахедам.
     По  агентурным  данным,   душманы  постоянно  совершенствовали  системы
подземных  коммуникаций.  Однако  в нашем распоряжении было мало  конкретных
схем подземных сооружений. Впрочем, иначе и быть не могло. Ведь разрозненные
отряды самообороны,  часто  воюющие  не  только  с  нами, но и  между собой,
строили эти  ходы и убежища кому как вздумается и строго хранили их тайну от
врагов и от друзей.
     Огромный  яблоневый  сад, где  располагалась школа, был пронизан  сетью
неизученных кяризов.  Это навело  меня на мысль  включить  в  план  обучения
афганского спецназа тему подземной войны.
     В  первом наборе  у  нас  было всего 28 курсантов.  Все они  -- храбрые
вояки, бывшие моджахеды, со стажем боевых действий от двух до шести лет -- в
том числе и против  Советской Армии. Но даже эти закаленные бойцы  не горели
желанием  лезть под  землю. Я и подавно,  пуще всяких мин-ловушек  или удара
кинжалом из-за угла боялся  змей  и скорпионов,  которыми кишмя  кишит любой
афганский колодец.
     Наши  уроки состояли из двух частей: краткой теоретической подготовки и
полевых занятий с использованием боевых средств.
     Начинали с инженерной разведки подходов к колодцам и с выставления двух
групп прикрытия.  Перед применением  взрывчатки  курсанты должны были громко
прокричать  в  колодец  (с   соблюдением  мер   предосторожности,  чтобы  не
схлопотать  снизу  пулю)  требование  выйти  на  поверхность  всем, кто  там
находится. Затем  следовало  бросить две гранаты  РГД-5. Осколочные  Ф-1 под
землей  не  так  эффективны.  После  этого  полагалось  повторить  приказ  и
предупредить, что кяриз сейчас будет подорван.
     Глубина  колодца определялась  либо по звуку  падения брошенного камня,
либо с помощью  солнечного В"зайчикаВ", направляемого  вниз  зеркалом.  Если
обнаруживались непросматриваемые  зоны, на  веревке нужной  длины закидывали
гранату. И лишь после этого на детонирующем шнуре опускали заряд взрывчатки.
     В  качестве  заряда обычно использовали  имевшиеся в изобилии трофейные
противотранспортные итальянские  мины.  Как только  мина достигала  дна,  на
другом  отрезке детонирующего  шнура длиной 3-4 метра опускался второй заряд
весом 800 граммов. Оба шнура  наверху соединялись  вместе, и к  ним крепился
запал  УЗРГМ от ручной  гранаты.  Чтобы случайно не  сорвался в колодец, его
просто придавливали камнем или цепляли за вбитый колышек.
     Тренированному   расчету   из   двух  человек  на  подготовку   подрыва
20-метрового  колодца требовалось около  трех  минут. После этого нужно было
выдернуть кольцо, и отпустить скобу гранатного запала и через четыре секунды
раздавался взрыв. Подрывникам, которым  достаточно было отскочить от  заряда
на 5-6  метров,  оставалось  лишь  уворачиваться  от  камней,  как  из жерла
вулкана, вылетавших из колодца.
     Хитрость такого  способа подрыва  заключалась в  том, что верхний заряд
взрывался  на  доли  секунды  раньше  нижнего  и плотно  закупоривал  газами
колодец. Ударная волна нижнего заряда, отразившись от верхнего облака газов,
устремлялась обратно  вниз  и в  боковые ходы и  туннели. Пространство между
двумя зарядами  оказывалось в  зоне смертельного  избыточного давления: этот
прием мы назвали В"стереофоническим эффектомВ".
     Вернувшись  из командировки, я вновь пришел  к "Деду", чтобы обсудить с
ним результаты его идеи.
     Ирина Ильинична Комарова
     Илью Григорьевича окружает множество людей, которые были его ближайшими
сподвижниками,  дорогими  его  сердцу  учениками и, безусловно,  лучше  мене
знающими Илью Григорьевича,  имеющими больше права поделиться своими мыслями
о нем, как о человеке и как о профессионале.
     С чего  бы я  начала свой рассказ об Илье  Григорьевиче? Для кого-то он
-- родоначальник российского спецназа, для  кого-то  --  ведущий  теоретик
партизанской войны. Для меня  он человек, который выстоял! Он выстоял в  тех
ситуациях,  когда  многие  люди ломались.  И  не только  выстоял, выжил,  но
выполнил главную заповедь солдата -- сохранил боеспособность.
     Я познакомилась  с Ильей Григорьевичем Стариновым в 1995  году. О нем в
журнале В"Солдат удачиВ",  в котором я работала, была опубликована статья, и
мы вместе с ее автором поехали отвезти гонорар  и журналы Илье Григорьевичу.
В  то  время Старинов у меня  ассоциировался  слабо  с  какими-то  школьными
воспоминаниями: что-то в школе нам говорили, но что...?
     Нас  тепло встретили Илья  Григорьевич и  его  супруга Татьяна Петровна
Матросова. Приглашали бывать почаще.
     Вслед  за  этой  встречей были другие.  К  тому времени мы уже  создали
альманах В"ВымпелВ". Тогда то один из учеников В"дедаВ" -- так его называют
за  глаза -- Эркебек  Абдулаев и предложил издать в В"ВымпелеВ"  книгу Ильи
Григорьевича.  Старинову  исполнилось  девяносто  два года,  когда мы начали
работу над  его рукописью В"Записки диверсантаВ". Но Старинов уже в то время
писал плохо. Подводили глаза. Поэтому  мы начали работать с  диктофоном.  Он
надиктовывал записи,  а  потом  они  расшифровывались. Расшифрованные записи
вновь  прочитывались Илье Григорьевичу,  и он вновь  их правил. Так родилась
первая книга. Так родилась вторая, так рождалась третья. Он писал  их не для
славы,  а для тех, кто  сегодня  защищает  свое  Отечество и тем, кто  будет
защищать его завтра.
     Готовя к изданию его  книгу,  В"Записки диверсантаВ", а позднее  В"Мины
замедленного действияВ" я имела возможность познакомиться не только с личным
архивом Ильи Григорьевича, но и с теми многочисленными  документами, которые
разбросаны по многим военным архивам.
     За многочисленными рапортами, докладными записками, письмами с просьбой
разобраться  открывается  образ человека  феноменальной  работоспособности и
стремящегося часто во вред себе отстоять правильность своей позиции.
     Как  исследователь   Илья   Григорьевич  имел  уникальную   возможность
обследовать  результаты  диверсионных   действий  партизан  сразу  же  после
освобождения  территорий. В  его личном архиве сохранились  целые тома таких
обследований. Поэтому лучше чем он  никто не знал кто, где и что взорвал.  И
те  выводы, которые  были  им сделаны по  результатам  этих обследований  не
простили бы никакому другому специалисту, только ему.
     Нет ни одного человека, сыгравшего роль в жизни нашей  страны, которого
бы Старинов  не  знал, и  который  бы  не знал его.  Список этот  огромен  и
удивителен! Это  Махно  и Буденный, Якир и  Берзин, Сталин  и Хрущев. Кстати
Брежнев какое-то время  находился в его  подчинении. Он был хорошо знаком  с
лидерами Коминтерна Георгом  Дмитровым, Пальмиро Тольятти, Долорес Ибаррури.
С последней он находился в переписке вплоть до ее смерти.
     Кстати,  когда  нынешний король Испании вступил  на престол, он прислал
Илье  Григорьевичу  приглашение  поселиться  в  Испании,  где  ему  выделяли
четырех-комнатную квартиру в Мадриде. Однако, поблагодарив  Его  Величество,
Старинов сказал, что в его возрасте Родину не меняют.
     Что меня  поразило в период  работы над книгой и продолжает поражать по
сей  день  --  это  глубина   и  острота  его  мысли   фундаментальность  и
неординарность  идей, которые не всегда доступны пониманию его более молодых
собеседников.
     Многие сейчас бросились пересматривать историю, но всякому ли это право
дано? Мне кажется, что вряд ли есть другой такой человек, который участвовал
во  четырех  войнах,  не  только  подготовил  количество  учеников,  которые
составили  бы  армию.  Он  был  причастен  к  выработке  решений  не  только
тактического,  но и стратегического уровня. Тем  более