тожить его  командира и  штаб.  Это
вызвало фурор, дошло  до Республиканского Генерального штаба. И  Генеральный
штаб учредил впервые в мире батальон  специального назначения. Причем в этом
батальоне был  установлен полуторный  оклад,  улучшенное  содержание, летный
паек. И без ограничения, без лимита бензин. Батальону была поставлена задача
вместе с  другими батальонами перерезать пути  сообщения между южной  армией
противника  и  брюнетской во  время  Брюнетской  операции и между мадридской
группировкой. Вывести из строя железнодорожные и  шоссейные пути вдоль  реки
Тахо.   Нам   удалось  это  сделать  при  помощи  массовых  постановок   мин
замедленного действия и посредством взрыва моста через реку Аликанте.
     -  Илья Григорьевич,  в  Вашей  книге  есть очень интересный  факт.  Вы
использовали опыт троянской войны древних греков. Говорят, там был троянский
конь, а у Вас - троянский мул. Это что за история?!
     -  Дело  было  так.  Был монастырь. В этом монастыре засели фашисты,  и
атаковать его  пробовали,  несли  потери,  а  результата  не получалось. Нам
удалось  захватить мула.  Он  оказался из этого  монастыря. Мы мула снабдили
взрывчаткой -- мины замедленного  действия, причем неизвлекаемыми. На  мула
повесили  с  двух  сторон ящики,  направо  и налево,  в  них находился заряд
замедленного действия, который  взрывается через определенное время или если
их  станут  разгружать,  двойное замедление. Мы  поехали мимо монастыря. Нас
обстреляли. Мы вроде бы отступили. А мул из этого монастыря -- скорее домой.
Там,  конечно,  обрадовались  начали  его  разгружать и  произошел  взрыв. В
результате взрыва было убито много фашистов, потому что каждый хотел видеть,
как разгружают. Погибло очень много фашистов, а  мы почти без боя взяли этот
монастырь, который, по сути дела, представлял из себя неприступную крепость.
     - Илья Григорьевич,  говорят, что Хемингуэй американца Алекса из Вашего
отряда сделал главным героем своего романа В"По ком звонит колокол?В"
     - Вообще говоря, он писал и по моему отряду и по отряду  Мамсурова... С
Алексом они были друзья.  Он  часто бывал у нас, собрал большой материал и в
конце концов создал художественное произведение.
     - Вы хорошо знали Хаджи Мамсурова?
     - Очень хорошо.
     - Он геройский человек?
     - Мамсуров определенно был геройским человеком. Помимо того, он был еще
и чрезвычайно честным человеком. И со всеми особенностями кавказца.
     -  Илья  Григорьевич, многие из  тех, кто Вас знал, говорят  что Вы  не
только ровесник века, но и диверсант века. Это правда?
     - Видите ли, меня в Югославии  называли богом  диверсий. А диверсионным
делом  я  начал увлекаться с двадцать четвертого  года.  Выполнял  указания,
директивы наркома обороны о том, что армия  наша должна быть подготовлена  к
тому,  что если  кто-то оказывается в  тылу  противника, то должен не в плен
сдаваться,  а начинать действовать  в тылу  противника  по-партизански.  Эти
указания Михаила Васильевича Фрунзе легли в основу всей моей деятельности.
     - Илья Григорьевич, Ваши идеи, я  так понимаю,  корнями  восходят еще к
Денису Давыдову?
     - Да, Дениса Давыдова я начал читать еще в Первую мировую войну.
     - Если  бы Вам удалось в свое  время  достучаться  до  Сталина, как  бы
сложилась война в России?
     - Вы знаете, по-разному могла сложиться. Но для меня она сложилась так,
как  сложилась. И  если бы я достучался  до Сталина, он  мог бы согласиться.
Тогда было бы создано 10 диверсионных бригад, которых, по моим расчетам было
достаточно,  чтобы  отрезать пути  сообщения  противника  от  источников  их
снабжения. Но в этом случае лично я бы с вами сейчас не разговаривал. Потому
что нигде не  могло быть написано, что это идея Старинова. Написано было бы,
что это мудрые мысли Иосифа Виссарионовича. А Старинов был бы лишним.
     - Илья  Григорьевич,  Вы сказали,  что Вас в  Югославии называли  богом
диверсии. А почему именно в Югославии?
     --  Почему  именно  в Югославии?  Потому что  в  Югославии  моим первым
помощником  и переводчиком был серб, нет, вру,  хорват, Иван Хариш,  который
потом командовал отрядом  и был инструктором, также в Испании, и советником,
командиром диверсионной  бригады. Он, после  падения Испании,  прошел  через
Францию, Австрию,  Германию,  возвратился  в Югославию,  сделал  сам  мощную
самодельную  мину и  этой миной подорвал  состав немецкой дивизии. Полностью
уничтожил важный эшелон и все, что в нем перевозилось.  За что он был назван
Громовником.  Место,  где  было  произведено  крушение,  обсажено   цветами,
ухожено, надписи соответствующие есть.
     - Скажите, а как маршал Тито оценивал действия Ивана Хариша?
     - Маршал очень высоко его ценил.  Он превратил Ивана Хариша из рядового
бойца в народного героя, закончившего войну в звании генерал-майором.
     - Скажите, а как Тито к Вам относился?
     - Тито, Тито относился  настолько хорошо, что я с  ним лично встречался
уже в 1967-м, ездил...
     - По его личному приглашению?
     - От его имени. Не его личному, а от его имени.
     - Понятно. И как он Вас встретил?
     -  Очень   хорошо,   долго  мы  беседовали,  задушевно.  Очень   многое
вспоминали.
     - Илья Григорьевич, как Вы полагаете, сербы могут вспомнить свой боевой
опыт для отпора агрессии?
     -  Я  считаю, что  значительную часть знаний они растеряли.  Ведь война
прошла уже 50 лет тому назад. Те, кто оставался, в большинстве поддались той
уверенности, что войн больше действительно не  будет, и должной подготовки у
них  десятилетиями   не   было.   А  о   теперешней  подготовке  я  не  имею
представления.
     - Но как Вы считаете, югославы хорошие бойцы?
     -  Как  бойцы  --  сербы  одни  из  лучших...  Из  всего  Югославского
государства я на первое место поставил бы черногорцев и сербов.
     - Они,  так сказать, хотя  опыт  и утерян, могут оказать  сопротивление
агрессии, на Ваш взгляд?
     - Могут.
     - В том числе и партизанское?
     - В том числе и партизанское. Они могут. Они очень дотошные люди, очень
быстро  все схватывают.  Если  наши, а у нас  много  специалистов, если наши
пойдут туда  и дадут возможность использовать  современную технику,  то  они
определенно  смогут.  С малыми  потерями  или без  потерь  со  своей стороны
наносить большие потери противнику, не вступая в бой, смогут.
     -  Илья  Григорьевич, как  Вы можете оценить  участие  Ваших  испанских
друзей в партизанском движении во время Великой Отечественной войны?
     -  Их  роль очень велика.  Они внесли  огромный  вклад,  совсем  еще не
оцененный.  Оценен  он,  оказывается,   не  у   нас,  а  в  Чехословакии.  В
Чехословакии имеется орден, это орден...
     - Егорова?
     - Егорова. Но  Егорова  научил многому непосредственно  Доминго Унгрия.
Егоров был начальником финансовой части,  подружился с Доминго Унгрия. И вот
Доминго Унгрия  рассказывал  ему  о  своей работе, о том, что они  делали  в
Испании. Он все мотал на ус и в  конце концов заявил,  что не  хочет  больше
быть...
     - Финансистом?
     - Да.  Не хочу, говорит, быть финансистом, хочу быть диверсантом. Взяли
его  диверсантом, поставили заместителем  командира  в лучшее соединение,  к
Федорову.  И  там  он организовал важнейшую операцию,  которая  парализовала
Ковельский  узел.  Это раз.  Второе.  Он  полетел в Чехословакию,  в августе
месяце 44-го года. Всего с ним полетело 22 человека. Через месяц у него было
2000 с лишним. Он умело  применял самые современные средства, вплоть до мин,
управляемых  по радио.  И чехи,  и словаки  оценили его  высокие  заслуги  и
учредили орден имени Егорова, который имеется и у меня.
     -  Илья Григорьевич,  а  за что  Вам дали  чехи  и словаки  орден имени
Егорова?
     - А они мне дали его за то, что я направил Егорова по правильному пути.
Так я дкмаю.
     - То есть он Ваш ученик?
     - Он мой ученик. И вручил мне орден не кто-нибудь, а сам Егоров.
     - Илья Григорьевич, если  Вам не трудно,  Вы могли  бы вспомнить первые
минуты, дни войны, Великой Отечественной. Где Вы были в этот момент?
     - Первые  минуты  я  помню.  В  первые минуты  я  спал в штабе  армии в
Погрине. Началась бомбежка. Мы подумали, что это  ошибка,  что наши самолеты
плохо закрепили бомбы и так, зря, сбрасывают. Даже смотрели, как сбрасывают.
А потом  поняли, что началась война. Забрались  под мост из такого  расчета,
под  мостом находились  баржи  с  зерном для Германии.  Их  немцы  не станут
уничтожать. Так  оно и случилось. Этот мост они не бомбили. Вот так началась
для меня очередная война.
     - А помните, у Вас в книге есть такой эпизод, как утром во время  войны
передавали по репродуктору...
     - Да, по репродуктору передавали...
     - Насчет утренней зарядки...
     -  А,  да,  да.  Передавали,  что  сегодня  хороший   день,  надо   его
использовать для зарядки, использовать для прогулок.
     - Вы еще написали, что потом  эту  зарядку будете помнить до конца дней
своих.
     - Да,  эту  зарядку... Эта  зарядка  была  в  Погрине,  причем  в  силу
громкости динамиков эта радиофиззарядка была слышна далеко окрест.
     - Илья Григорьевич, как Вы оцениваете опыт партизанской войны  в первую
Отечественную, в России 1812 года, и во Вторую Отечественную?
     - В 1812 ее возглавил умнейший, можно сказать, гениальный человек Денис
Давыдов. Его поступки,  мысли, которые он докладывал Кутузову, --  и вклад,
надо прямо по совести  сказать,  его вклад  в победу над французами в первой
Отечественной  войне  был  высок. Потому что  партизанская  война тогда была
организована  людьми, которые  понимали, что  не  в отдельных действиях суть
партизанской войны.  И он  проводил  операции, отрезая  вражеские  войска от
источника снабжения. Отрезал их, и сравнительно  легко  и координировал свои
действия с основными силами.
     - А в Великую Отечественную войну можно это было сделать или нет?
     - Можно было... У нас к 1932 году было все подготовлено на  тот случай,
если противник  вторгнется  в наши пределы. В тылу его должно  было начаться
организованное, массовое партизанское движение.
     - Вы ведь на это потратили десять лет?
     -- Да, мы на это  потратили  десять лет. Но в 1937 году все мероприятия
были ликвидированы  по двум  причинам. Первая причина: мы  возомнили, что не
будем отступать, а будем воевать только  на чужой территории. Вторая,  самая
страшная, что к врагам народа причислили замечательных партизан...
     - Ваших будущих партизан?
     - Будущих партизан. Вернее тех,  кто  уцелел. Вот, например, как  сидел
Медведев  и  многие  сидели,  сидел  даже  С.В.  Прокопюк.  Погибли те, кого
подготовили  для  поступления  на  работу  к  немцам.  Эти люди располагали,
например,  заготовленными складами  мин  для подрыва  паровозов. Я  не нашел
после войны ни одного из них...
     - Илья Григорьевич,  если бы руководство оказалось умнее, и  удалось бы
решить задачу отрезать фашистские коммуникации, как бы, на Ваш взгляд, могла
сложиться война?
     - Война бы сложилась очень просто. После вторжения противник  прошел бы
до линии укрепленных районов, сосредоточился и там бы погиб.
     - То есть фактически...
     -  Он подошел бы к  укрепленным районам,  израсходовал боеприпасы и, не
имея возможности обороняться, вынужден был бы капитулировать. У него запасов
было очень немного.
     - Значит могло получиться, как с французской армией?
     -  В принципе, совершенно правильно сказали, могло бы получиться, как с
французской   армией,  только   немецкая  армия   замерзла  бы  раньше,  чем
французская.
     - Илья Григорьевич, меня поразил  один момент в Вашей книге.  Когда  Вы
вернулись  из  Испании,  Вас вызвали  на допрос  в  НКВД. Вы  пишите:  там я
почувствовал такой  страх,  какой не  испытывал даже в  тылу врага. Скажите,
пожалуйста, как чисто психологически человек  шел под  пули,  под  взрывы...
Психологически как это возможно?
     - Под пулями, под взрывами я мог спрятаться, а тут-то я сидел, и стоило
ему  нажать кнопку,  и меня бы отправили туда,  откуда не  возвращаются. Это
действительно страшно.
     - Но ведь Вы рисковали жизнью и в тылу у Франко тоже.
     - В тылу  у Франко... Вы представляете, мне  однажды в  тылу  у  Франко
пришлось просидеть целых две недели. Но мы сидели вблизи  гарнизона, всего в
двух километрах.  Заросли, хорошие  лесные, и сидели  около станции, которая
питала  Кордову  электричеством.  Но  мы в  радиусе 15  километров от  места
базирования, не разрешали  трогать никого ни  днем,  ни ночью.  Идет фашист,
едет фашист, и пускай едет, никого не трогали. Только за пределами радиуса в
15  километров,  там  мы  уже проводили  операции.  У противника создавалось
впечатление, что это мертвая зона, что здесь никого нет. А на самом деле там
были мы.  И вот  из этой  мертвой  зоны на расстоянии в двадцать с небольшим
километров и был пущен под откос поезд со штабом авиационной дивизии.
     - Илья Григорьевич, скажите, Вы испытывали страх в тылу у Франко?
     - Испытывал.
     -- Часто?
     - Ну, больше всего я боялся в первый раз, когда пересекал линию фронта.
Я не  знал Испании.  Я не знал, как поведут себя товарищи. Первый раз, новые
люди, первое задание. Конечно.  А потом меня воодушевляла наша  переводчица.
Она  северянка.  И я восхищался тем, что она  совершенно свободно идет в тыл
противника
     - Это ваша будущая жена?
     - Да.
     - Илья Григорьевич, скажите,  во  время войны Вы фактически  все  время
рисковали жизнью. Как Ваша жена это переносила?
     - Она  воодушевляла людей. Она  выросла  на севере, и  потом,  она была
воспитана в таком духе: если умирать, так умирать с честью.
     - А в годы войны, как она выдерживала у нас в стране?
     - А в годы войны у меня был сын, так что она была связана сыном.
     - А за Вас она волновалась?
     -  Конечно. Народ шел  за Россию, за  Советский Союз против фашизма и в
этой  войне  объединились  буквально все. И  немцы  воевали  против, и финны
воевали против. Причем немцы воевали  очень  хорошо. Но как ни  удивительно,
партизаны из них получились плохие. Они под Теруэлем спасли положение, когда
наступали фашисты на Теруэль, из Теруэля на Валенсию. А в то же время в тылу
противника  они требовали,  чтобы  слева, справа, впереди кто-то командовал.
Такая у них в характере войсковая установка.
     - Другая тактика была.
     - Да. Финны тоже отличные вояки.  Они  воевали против фашизма в Испании
исключительно хорошо. Но мне пришлось с  ними расстаться.  Они пили водку. И
напившись, начинали буянить.
     - Неужели больше русских пили?
     - Больше. Но, главное, напьются и бузотерят!
     В  России  и в Испании дети всячески  помогали партизанам. Воевать  шли
совсем  дети. Я был  в  то  время  командиром  отдельной  инженерной бригады
особого  назначения. В  это  время  я  встретил девочек, которые  бежали  из
концлагеря.  Так вот  мы  их приютили, и они  выполняли ценные  задания: они
могли спрятаться  там,  где  никто не мог видеть  их.  Они  же маленькие.  И
приносили очень ценные донесения. И участвовали в отдельных операциях.
     - Илья Григорьевич, и много у Вас было таких детей в отряде?
     -  Я думаю, за  все время человек двадцать было.  Ну, представьте себе,
они  так  намучились  в  тылу,  что  пребывание  у  нас для  них  было  одно
наслаждение.
     - Несмотря на боевую обстановку?
     -  Они  были уверены,  что  раз  есть  винтовка,  то  второй раз они не
попадутся.
     - Илья Григорьевич, Вы писали в книге, как Вы минировали Харьков. У Вас
такие есть слова: хотя Харьков уже был насыщен  минами,  хотелось ставить их
больше и больше.
     - Да.
     - Вы наверняка знаете Героя Советского Союза Елену Мазаник?
     - Знаю.
     - Она взорвала в Минске  гауляйтера Белоруссии, так же, как вы взорвали
в Харькове... Кого Вы взорвали?
     - Генерал-лейтенанта фон Брауна.
     - Да. А она взорвала гауляйтера Белоруссии. Но ведь  после этого, немцы
расстреляли тысячи минчан.
     - Правильно.
     -  И  после  этого,  как  ей  присвоили  звание  Героя,  она  попала  в
психбольницу,  потому  что ей  все  время  снились  убитые ее земляки. Разве
стоила жизнь паршивого гауляйтера тысячи расстрелянных советских людей?
     - Я лично ужаснулся, когда узнал, что после уничтожения этого  фон Кубе
сделали.  Уничтожить  генерал-лейтенанта Георга фон  Брауна, это была не моя
инициатива, это была личная инициатива Хрущева.
     - Как Вы к этому отнеслись?
     - Я  говорил  Хрущеву, между прочим, что лучше заминировать грандиозный
мост, чтобы не  пройти  потом по нему. Но он проявил упорство. 3 ноября 1941
года он поставил передо  мной эту задачу, но я считал ее второстепенной и не
занимался ей. Потом, 12 ноября, он меня спрашивает,  как  с  этим домом. А я
ему отвечаю: у меня работы много очень  важной, поэтому не дошли. Он на меня
косо  посмотрел.  Раз,  говорит,  приказывают, надо делать. Он  приказал мне
минировать свой дом.
     Задача заключалась  в том,  что  в Харькове  много хороших особняков. В
этот хороший  особняк  может зайти  генерал, а  может и нет. Мы  зря  только
угробим много взрывчатых веществ, ничего кроме вреда  для нас не будет. Надо
было сделать так, чтобы обязательно  тот, кому  положено,  главный начальник
Харькова, занял этот дом. Для этого мы сделали следующее. Мы делали вид, что
минируем все хорошие особняки. Подъезжали туда на машинах, привозили ящики с
песком,  я имитировал, что привозили тол. Чтобы  шпионы могли  доложить, что
все эти  особняки минированы. Минировали, сгрузили такой  ящик и у дома, где
жил Хрущев. Но  только  сделали такую ловушку. Мы поставили в этом  особняке
две  мины. Первая мина  135 килограмм. Куча угля, тонн так 25.  И вот в этой
куче угля мина. Мина должна была взорваться месяца так через два, если бы ее
не  трогали.  Но  если  ее  начнут  трогать,  она  должна  была   немедленно
взорваться. Это  была видимость.  На  самом деле эта  мина должна была  быть
найдена противником, и противник должен был убедиться, что она не взорвалась
только потому,  что батарейки сели. А сели потому, что они обескровлена, как
говорят, потому  что ее поставили  в сырой  уголь.  И  вот  немцы  гоготали,
говорят,  там,  радовались,  что русские  дураки,  и  батареи у  них плохие.
Настоящую же мину, которую им нужно было разминировать, на самом деле нельзя
было  разминировать.  Да  и спрятана  она  была надежно. Доложили  генералу,
генерал поблагодарил, наградил и выписал жену. Жена не успела  приехать, как
мы узнали, что он там уже живет. Никита дал команду, и в ночь на  14 ноября,
утром,  по  команде из  Воронежа мы  этот  дом и одновременно большой  штаб,
здание  штаба взорвали...  Было  дополнительно положено еще  350 кг,  а  там
дополнительно   было  положено  1080  кг.  Одновременно  даем  сигналы.   И,
по-нашему, они должны были одновременно взорваться. Но проверить не удалось.
Самолет,  который  полетел проверять, не долетел до  места  и  был  вынужден
повернуть  назад. Я уже  сам увидел результаты  в августе 1943 года.  Вместо
штабного дома стояли голые стены с пробоиной, а вместо особняка был бассейн,
в котором купались дети.
     - Но ведь, наверное, и они в отместку расстреляли многих харьковчан?
     - Меня  этот вопрос очень интересовал  и волновал. За Кубе  расстреляли
примерно 3000 человек. Вместо Кубе  немец  назначил  в Белоруссии гауляйтера
хуже прежнего. Нам от  этого был  только убыток. В  нашем случае  немцы были
убеждены,  что  виновники  взрыва --  не  местные  жители.  И  даже  людей,
проживающих напротив, не  расстреляли. Однако же, расстреляли заложников, из
тех, которые уже были предназначены к расстрелу. Вообще говоря, печально, но
наших погибло много, этот генерал того не стоил.
     - Так что эти акции весьма проблематичны, да?
     - Эти акции,  по-моему,  весьма проблематичны. Вот, например, разведчик
Никол