й  войне:
оборона  Царицына,  взятие  Ростова,  Пермь,  Восточный   фронт,   разгром
Деникина, годовщина Красной Армии, 15-летие Первой Конной, Польский  фронт
- все Сталин.
   В октябре 1917 года, по словам историк а И.И.Минца,  "Сталин,  выполняя
волю Ленина, вывел большевистские полки против буржуазного правительства".
Ага, над этим издевалась Лидия Григорьевна. А ведь  действительно  вранье!
Все заслуги Сталину, всюду побеждал Сталин. Приветствия Сталину с заводов,
фабрик,  из  колхозов;  с  вершин  Эльбруса,  с  вершин  Казбека.   Каждое
выступление, каждая статья начинаются и кончаются его именем.
   Но как бы лично он ни относился к Сталину, Сталин олицетворяет народ  и
партию. И потому все чаще и чаще приходила Саше мысль написать Сталину. Он
знал: все пишут Сталину, он не в состоянии прочитать и тысячной доли  этих
писем, не прочитает и его письмо. Оно и не дойдет до него.
   И все же, обратившись к Сталину, он сделает последнюю попытку,  что  бы
ни постигло его, как бы ни сложилась его жизнь, он сможет  сказать  самому
себе: "Я обращался к Сталину". Не помогло? Не помогло.
   Два года назад, в институте, когда началась его  печальная  эпопея,  он
считал себя не вправе обращаться к Сталину, отнимать у него  время,  тогда
он надеялся сам отстоять себя. Сейчас он не может сам отстоять  себя,  ему
может помочь только Сталин, иначе новый срок, может быть, лагерь - и жизнь
кончена. Он обратится к Сталину потому, что он, Саша, тот самый "маленький
человек",  о  котором  говорит  Сталин,   он   будет   честно   трудиться,
добросовестно делать свое дело, выполнять свой долг.
   В эти одинокие томительные дни, длинные темные вечера, долгие бессонные
ночи здесь, в Сибири, на краю света, устав от своих  бесконечных  дум,  он
начинал фантазировать, представлял, как присылает за ним  телегу  Алферов,
как он едет в Кежму и Алферов объявляет ему, что из секретариата  товарища
Сталина пришла телеграмма:  "Панкратова  срочно  отправить  в  Москву".  В
Красноярске для него уже готов билет,  из  Красноярска  он  звонит  домой,
маме. Встречайте таким-то поездом. Мама и Варя ждут его  на  перроне.  Они
идут к трамвайной остановке. И на четвертом номере - домой.
   Саша долго обдумывал свое письмо, взвешивал каждое слово...  "Уважаемый
товарищ Сталин! - писал Саша. - Простите, что я посмел обратиться  к  Вам.
Постановлением Особого Совещания при ОГПУ от 20 мая 1934 года я, по статье
58-10, осужден на 3  года  ссылки  в  Сибирь,  с  учетом  предварительного
заключения. Более половины срока я отбыл. Но за что я осужден - не знаю. Я
ни в чем не виноват. Я учился в советской школе,  в  советском  вузе,  был
пионером, комсомольцем, работал на заводе, хочу  быть  полезен  стране,  а
обречен на бездействие. Так жить невозможно. Прошу Вас о пересмотре  моего
дела. С глубоким уважением. А.Панкратов".
   Он написал письмо, но не отсылал его, не решался.
   Честно ли он поступает? Не фальшивит ли? Как бы он ни рассуждал,  какие
бы доводы ни приводил, ведь в  душе  он  не  изменил  своего  отношения  к
Сталину Наоборот, после всего, что он увидел и  пережил,  его  сомнения  в
Сталине только укрепились. А теперь он  обращается  к  нему.  Он  убеждает
себя, что хочет работать, служить стране, а  не  стремится  ли  он  просто
спасти себя, свою жизнь, изменить свою судьбу?
   И не наивно ли писать такое письмо? Дойдет - не дойдет? Будет читать  -
не будет? Пересмотрят его дело - не пересмотрят? Конечно,  не  дойдет,  не
прочитает, дело не пересмотрят. Зачем же затеваться, зачем давать  его  на
прочтение в НКВД? Ведь именно туда оно и попадет.
   И все же, все же...



7

   14 мая  1935  года  Сталин  приехал  в  Колонный  зал  Дома  союзов  на
торжественное заседание, посвященное пуску Московского метрополитена.
   Глядя на сидевших в зале  молодых  людей  -  строителей  метро,  на  их
радостные, веселые лица, обращенные  только  к  НЕМУ,  ждущие  только  ЕГО
слова, он думал о том, что молодежь за  НЕГО,  молодежь,  выросшая  в  ЕГО
эпоху, - это ЕГО молодежь, им, детям из народа, он  дал  образование,  дал
возможность  осуществить  свой  трудовой  подвиг,  участвовать  в  великом
преобразовании страны. Этот возраст,  самый  романтичный,  навсегда  будет
связан в их памяти с НИМ, их юность будет озарена ЕГО именем,  преданность
ЕМУ они пронесут до конца своей жизни.
   Его мысли прервал Булганин:
   - Слово имеет товарищ Сталин.
   Сталин подошел к трибуне.
   Зал встал... Овация длилась бесконечно...
   Сталин поднял руку, призывая к  спокойствию,  но  зал  не  утихал,  все
хлопали в такт, это было похоже на удары по громадному барабану, и  каждый
удар  сопровождался  громовым  скандированием  одного  слова;   "Сталин!",
"Сталин!".
   Сталин привык к овациям. Но сегодняшние  овации  были  особенными.  Его
приветствовали не чиновники, не комсомольские бюрократы, а простые рабочие
- бетонщики, проходчики, сварщики, слесари - строители  первого  в  стране
метрополитена. Это народ, лучшее из народа и будущее народа.
   Аплодисменты сотрясали зал, - юноши и  девушки  вскакивали  на  кресла,
кричали:  "Да  здравствует  товарищ  Сталин!",  "Великому  вождю  товарищу
Сталину - комсомольское ура!"
   Сталин вынул часы, поднял их, показывая залу, что пора угомониться. Ему
ответили еще большей овацией.
   Сталин показал часы президиуму. Там заулыбались,  польщенные  тем,  что
тоже принимают участие в трогательном общении вождя с народом. И,  как  бы
уступая  требованию  Сталина,  так   демократически   выраженному,   члены
президиума стали усаживаться на места.
   Садились и в зале, но аплодисменты продолжались.
   - Товарищи, - Сталин улыбнулся, - подождите авансом рукоплескать, вы же
не знаете, что я скажу.
   Зал ответил ему радостным смехом и новыми овациями.
   - Я имею две поправки, - продолжал Сталин,  -  партия  и  правительство
наградили за успешное  строительство  Московского  метрополитена  одних  -
орденом Ленина,  других  -  орденом  Красной  Звезды,  третьих  -  орденом
Трудового Красного Знамени, четвертых - грамотой ЦИК. Но вот вопрос: а как
быть с остальными, как быть с теми товарищами, которые  клали  свой  труд,
свое умение, свои силы наравне с ними? Одни из вас как будто  бы  рады,  а
другие недоумевают. Что же делать? Вот вопрос.
   Он сделал паузу.
   Благоговейная тишина стояла в зале.
   - Так вот, - продолжал Сталин, - эту ошибку партии и  правительства  мы
хотим поправить перед всем честным миром.
   Опять зал взорвался смехом и аплодисментами.
   Сталин вынул из нагрудного кармана френча сложенную  вчетверо  бумажку,
развернул.
   - Первая поправка: за  успешную  работу  по  строительству  Московского
метрополитена  объявить  благодарность  ударникам,   ударницам   и   всему
коллективу инженеров, техников, рабочих и работниц Метростроя.
   И опять гром аплодисментов. Когда зал наконец утих, Сталин сказал:
   - И вторая поправка: за  особые  заслуги  в  деле  мобилизации  славных
комсомольцев  и   комсомолок   на   успешное   строительство   Московского
метрополитена наградить орденом Ленина Московскую организацию комсомола.
   Снова шквал аплодисментов.  На  этот  раз  аплодировал  и  сам  Сталин,
воздавал этим честь московскому комсомолу.
   И когда он перестал аплодировать, утих и зал.
   - Может быть, товарищи, этого мало, но лучшего мы придумать не  сумели.
Если что-нибудь еще можно сделать, то вы подскажите.
   Жестом руки приветствуя собрание, Сталин направился в президиум.
   Овация  превзошла  все  предыдущие.  "Ура  любимому  Сталину!"  И   зал
загремел: "Ура!", "Ура!", "Ура!"  Какая-то  девушка  вскочила  на  стул  и
крикнула: "Товарищу Сталину - комсомольское ура!"  И  снова  понеслось  по
рядам: "Ура!", "Ура!", "Ура!"
   Овация длилась минут десять. В зале продолжали стоять  и  аплодировать,
выкрикивать "Ура!", "Любимому Сталину - ура!".
   Сталин молча стоял в президиуме и смотрел в зал. Нет, это  не  те,  что
полтора года назад аплодировали ему на Семнадцатом съезде, те аплодировали
неискренне, эти совсем другие, это ЕГО люди.
   Безусловно, по своей природе  молодежь  неустойчива.  Молодые  тоже  со
временем коснеют, подрастают новые, им тоже надо дать  дорогу,  обновление
кадров - процесс  неизбежный,  надо  только,  чтобы  кадры,  приходящие  к
руководству, были ЕГО кадрами. Над  тем  фактом,  что  их  предшественники
уничтожаются, новые кадры не задумываются: захватывая власть, они убеждены
в ее незыблемости. И, когда им тоже придется уйти, они обвинят в  этом  не
товарища Сталина, а своих соперников. Товарищ  Сталин  навсегда  останется
для них тем, кто вознес их к власти.
   Так думал Сталин, вглядываясь в возбужденный, радостный, беснующийся от
восторга зал, надо  еще  что-то  сказать,  что-то  простое,  человеческое,
покорить их не только своим величием, но и своей простотой.
   И, когда аплодисменты наконец стихли, он негромко, но  так,  чтобы  все
слышали, спросил:
   - Как вы думаете, хватит поправок?
   Буря аплодисментов разразилась с новой силой.
   Все встали.
   Стоя аплодировал президиум. Аплодировали  Сталин,  Молотов,  Каганович,
Ворошилов, Орджоникидзе, Чубарь, Микоян, Ежов, Межлаук.  Это  продолжалось
бесконечно долго. Люди не могли сдвинуться с  места,  не  могли  уйти,  не
могли  расстаться  со  Сталиным,  ведь  это  был  их  день,  может   быть,
единственный в жизни день, когда они видят Сталина,  они  хотели  продлить
этот праздник, хотели еще и еще слушать Сталина.
   Но Сталин уже выступил, больше  выступать  не  будет,  и  тогда  кто-то
крикнул: "Кагановича!"
   И зал мгновенно подхватил: "Кагановича!", "Кагановича!"
   Каганович растерянно покосился на Сталина. Выступать после него?
   Но Сталин сказал:
   - Что же, Лазарь, народ ждет, поговори с народом.
   Каганович поднялся на трибуну.



8

   После заседания в Колонном зале Сталин, не заезжая в  Кремль,  уехал  в
Кунцево, на свою новую дачу. В прошлом году ее построил Мержанов -  легкое
одноэтажное строение среди сада и леса. Во всю крышу солярий. ОН  солярием
не пользовался, но пусть будет, не понравится - построят второй этаж.
   Сталин впервые приехал в готовый и ожидающий его дом.
   Покончено наконец с Зубаловым, с этим гадюшником, где обосновалась  его
так называемая родня: старики Аллилуевы, не прощавшие ему смерти Нади,  их
сыночек  Павел  -  он-то  и  подарил  Наде  пистолет,  из   которого   она
застрелилась, Аня - Надина сестрица, толстая неряшливая дура, влюбленная в
своего муженька Реденса, а тот, красавчик,  спит  с  кем  попало,  грубый,
заносчивый, высокомерный поляк.
   Не выносил ОН и семейку Сванидзе -  родственников  своей  первой  жены,
Екатерины. Да и ее он не  любил:  молчаливая,  покорная,  но  ограниченная
богомольная женщина, во всем ему чужая. Надеялась, что он бросит революцию
и станет попом, ничего не понимала. Таким же ее сестрица воспитала и Яшу -
его сына: молчаливым, чуждым  ему  подростком.  И  вот  Яшу,  которого  он
никогда толком, в общем-то, не видел и не знал, его шурин  Алеша  Сванидзе
перевозит в Москву. Зачем привез?!  Учиться,  видите  ли!  В  Тифлисе  нет
высших учебных заведений? Нет, не для этого  он  его  привез.  Привез  для
того, чтобы подчеркнуть, что ОН не интересуется судьбой сына, не заботится
о его образовании. И потому об этом приходится заботиться его дяде,  Алеше
Сванидзе.
   Ведь у НЕГО новая семья. Зачем же  вводить  в  семью  пасынка?  Чужого,
нелюбимого, плохо говорящего по-русски? Что это, как не стремление  внести
разлад в его семью, иметь своего человека в его доме. Все точно рассчитал.
Надя ведь была деликатная, если Яшу отошлют обратно, то люди подумают, что
это она его не приняла, для нее главное: что люди скажут!
   Такой  сюрприз  преподнес  ему  дорогой  шурин  Алеша  Сванидзе.  И  не
единственный сюрприз. Своего собственного сына назвал ДЖОНРИД.  А?!  Какое
имя придумал! В 1929 году! Грузинское имя? Русское? Нет,  не  русское,  не
грузинское. Джон - понятно. Есть такое английское имя.  Рид?  Тоже,  может
быть, есть. Но Джон Рид - это  имя  и  фамилия  того  самого  Джона  Рида,
который  написал  лживую  книжонку,   извращающую   историю   Октябрьского
восстания, книжонку, где превозносится Троцкий и ни  разу  не  упоминается
ОН, Сталин. Эта книжонка изъята из библиотек, за ее хранение люди получают
пять  лет  лагерей.  А  его  шурин  Алеша  Сванидзе  назвал  этим   именем
собственного  сына.  Не  знает,  кто  такой  Джон   Рид?   Хорошо   знает.
Интеллигент. Образованный. Учился в Германии, в Йене. Знает и  европейские
языки, и восточные, полиглот вроде Менжинского, так  что  все  понимает  и
назвал своего сына только в пику ЕМУ.
   В жены взял оперную певицу, Марию Анисимовну, неважная  видно,  певица,
если ушла из оперы,  чтобы  жить  с  мужем  в  Берлине  при  торгпредстве.
Привозила  Наде  из-за  границы  барахло,  ЕГО  жене  прививала   вкус   к
заграничным тряпкам, разлагала ее морально. Все делают  нарочно,  злобные,
завистливые люди. Играя на бильярде, Алеша всегда ЕМУ проигрывает, а потом
объясняет друзьям: "Я выиграю, а он за это другим головы снимет". Так этот
дорогой Алеша Сванидзе говорит за его спиной, так он  публично  издевается
над ним!
   И почему такая нежная дружба между Аллилуевыми  и  Сванидзе?  Казалось,
они должны были бы ненавидеть  друг  друга:  родственники  первой  жены  и
родственники второй. Разве могут Аллилуевы любить Яшу? Или Сванидзе любить
Васю и Светлану? Их объединяет общая ненависть к НЕМУ. Его ноги больше  не
будет в Зубалове. Пусть живут там без него, пусть грызутся между собой. Им
надо кого-то кусать, пусть кусают друг друга.
   Сталин бродил по саду под теплым весенним, майским  солнцем,  любовался
цветами. Одни стояли еще в  бутонах,  другие  расцвели.  Земля  должна  не
только плодоносить, но и радовать глаз. Сталину понравился ухоженный  сад,
чистые дорожки, аккуратные беседки, открытые площадки, на площадке столик,
плетеная лежанка, шезлонг.
   Тихо, спокойно. Это не Зубалово с его  суетней,  толкотней,  сплетнями,
ссорами. Особенно  теща  -  Ольга  Евгеньевна,  сварливая  старуха,  вечно
ругалась с обслугой, с "казенными людьми", как она их  называла,  упрекала
за бесхозяйственность, за трату государственных средств, обвиняла их  чуть
ли не в воровстве, бранила комендантов, поваров, подавальщиц.  И  это  при
НЕМ, при НЕМ, люди могли подумать,  что  ОН  поощряет  такое  обращение  с
обслуживающим персоналом.
   Персонал ее не любил,  называл  за  глаза  "блажной  старухой",  и  она
действительно была блажной, то кричала, то  вдруг  начинала  изливаться  в
любви,  лила  то  слезы  горя,  то  слезы  радости,  то  критиковала,  как
воспитывают детей, и шумела, шумела невыносимо.
   Ее отец был наполовину украинец, наполовину грузин,  а  мать  -  немка,
Магдалина Айхгольц, из немецких колонистов.  Теща  говорила  с  грузинским
акцентом, вставляла грузинские слова: "Вайме, швило, генацвале, чириме". И
тут же немецкое "майн готт"! И непрерывно негодующе воздевала руки к небу:
"Майн готт". Это "майн готт" особенно раздражало  его,  особенно  било  по
нервам.
   Старик Аллилуев, Сергей Яковлевич, - старый  идиот!  Завел  в  Зубалове
верстак, инструменты, точит, паяет, чинит замки и у себя,  и  на  соседних
дачах. Этакий истинный пролетарий, "золотые руки".
   ОН приезжает на дачу, а тут является какая-то девчонка и просит  Сергея
Яковлевича прийти починить замок.
   А?! Каково?!
   ОН сидит на веранде, а  у  него  соседская  девчонка  спрашивает:  "Где
Сергей Яковлевич?" - "Зачем тебе Сергей Яковлевич?"  -  "Замок  починить".
ЕГО дачу превратили в слесарную мастерскую! И не  переубедишь,  физический
труд, видите ли, облагораживает.  Из  марксистов-идеалистов.  Из  общества
старых большевиков. Заседает с ними, разглагольствует, как и они.  Мемуары
пишет. Полдня чужие замки чинит, полдня мемуары пишет.
   Что такое общество старых большевиков? Богадельня! Во время  январского
процесса Зиновьева - Каменева возмущались, пытались даже какие-то  решения
принимать.  Особенно  усердствовал  Ваня  Будягин.  Нельзя  судить  старых
большевиков. А почему нельзя? Почему дорогой  Ваня  не  возмущался,  когда
высылали за границу Троцкого,  когда  посадили  в  тюрьму  Смирнова  Ивана
Никитича, Смилгу, Раковского и других троцкистов? А вот по кировскому делу
запротестовал. Почему именно  по  кировскому?  Ведь  личный  друг  Кирова,
казалось бы, наоборот, должен быть беспощадным, а он против суда  над  его
убийцами и их вдохновителями. Что-то знает? О чем-то догадывается?
   Осиное гнездо! Какую пользу  приносят?  Почему  отделяются  от  партии?
Хотят создать особое положение  для  так  называемых  старых  большевиков,
хотят  представить  себя  единственными   представителями   большевистских
традиций, блюстителями ленинского наследия, хотят стать  высшим  партийным
судом, "совестью" партии. Охранителями ее единства. От кого охраняют?  Они
не партию, они себя охраняют - бывшие  троцкисты,  зиновьевцы,  бухаринцы,
уклонисты  и  оппозиционеры  всех  мастей,  убеждены,  что   их   сила   в
сплоченности, единстве, монолитности, круговой поруке.  Ошибаются.  Связи,
которые они называют деловыми, рабочими, партийными, дружескими,  окажутся
связями преступными  -  достаточно  показаний  одного,  чтобы  заподозрить
многих, достаточно показаний многих, чтобы виновными стали все.
   Теперь помалкивают. Молчание - тоже форма протеста.
   Что издают в своем  издательстве?  Что  они  там  пишут?  Создают  свою
историю. Не историю, нужную партии, а историю, нужную им самим, в  которой
прежде  всего  нет  места  товарищу  Сталину.  Это,  видите   ли,   личные
воспоминания, мемуары.
   Человек знает только то, в чем он сам участвовал, знает только частное,
а не общее, это заставляет его фантазировать,  а  следовательно,  искажать
события. Это вредно для освещения истории партии.
   Чем же еще занимаются эти так называемые старые большевики?
   Ссорятся,  меряются   своими   заслугами,   обвиняют   друг   друга   в
сотрудничестве с царской  охранкой  и  тем  только  компрометируют  звание
старого большевика. Приходится разбирать их склоки, их ссоры - КПК  только
этим и занимается. Разве  у  товарища  Емельяна  Ярославского  нет  другой
работы, как разбирать их склоки?
   Кстати, товарищ Емельян  Ярославский  -  председатель  этого  общества.
Конечно,  почетно  быть  председателем  общества  старых  большевиков,  но
товарищу Емельяну Ярославскому следовало бы подумать,  кому  это  общество
нужно. Кому и чему оно служит?
   Между прочим, дорогой товарищ Емельян - еще и староста общества  бывших
политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Конечно, это тоже  почетно,  тем  более
Емельян Ярославский родился в Чите, в семье ссыльнопоселенцев. Но опять же
товарищу Емельяну следовало бы подумать, кому  это  общество  нужно.  Тоже
богадельня, но уже для меньшевиков, эсеров,  анархистов  и  просто  бывших
уголовников, выдающих себя  за  политических.  Издают  журнал  "Каторга  и
ссылка", кого они там печатают? Чьи имена  упоминают?  Имеют  чуть  ли  не
пятьдесят филиалов по Союзу - что там за люди? Для чего  эта  организация?
Чуждые люди, потенциальные враги Советской власти.
   Пусть товарищ Ярославский сам внесет в ЦК предложение  о  ликвидации  и
общества  старых  большевиков,   и   общества   бывших   политкаторжан   и
ссыльнопоселенцев.
   Ярославский - умный человек, знает, как все сделать.  В  июле  двадцать
восьмого года на Пленуме ЦК хорошо одернул Крупскую: "Дошла до того, чтобы
позволить себе к больному Ленину прийти со  своими  жалобами  на  то,  что
Сталин ее обидел. Позор! Нельзя личные отношения примешивать к политике по
таким большим вопросам".
   Хорошо сказал. Внес ясность, _нужную_ ясность во весь  тот  злосчастный
эпизод, показал истинную  виновницу,  подчеркнул  ЕГО,  товарища  Сталина,
благородство, принесшего свои извинения, принявшего  все  на  себ