х было  большинство),
уселись на  стулья  перед  ними.  Похоже, каждый  у своего. Положив  руку на
коричневые или цвета беж приборы, ждали своего часа.
   Андрейка  отошел  к партам,  которые стояли  посередине класса.  На них
усаживались те, кто не успел занять место у компьютера или попросту боялся к
нему подходить.
   Андрейка  огляделся. В математическом классе, в который  он попал, было
много китайцев и канадских евреев. Впрочем, возможно, они не были евреями, а
просто  длинноносыми  очкариками.  Девочек раз-два  да обчелся.  Черных  еще
меньше.
   Учителя пока что не было, вокруг  его стола вертелись какие-то ребята в
широких фланелевых  свитерах-безрукавках и  рубашках  с  цветными бобрами на
груди.  У  некоторых  на  свитерах  вместо   бобра   --  фирменный   зеленый
крокодильчик. Свитера и фланелевки  были  дорогими  и  разными. Украшенными,
кроме  зверей,  тропическими пальмами,  парусниками  или  любимыми  звездами
рок-н-ролла.
   Андрейка спросил незнакомого китайца, который  оказался рядом, что  это
за новый клуб. Бобры зеленые, фирменные крокодильчики...
   -- О!  --  сказал китаец, и, считая,  видимо, что  больше объяснений не
требуется, улыбнулся широко и добавил радостно, как сообщнику:
   -- Скоро наступит время, когда  весь мир будет говорить на двух языках:
английском и китайском.
   -- Этого нам еще не хватало! -- тихо сказали за спиной у Андрейки.
   Оказалось, там сидела  девушка из Польши. От возмущения она даже отсела
в  сторону, поближе к учительскому столу, чтоб улыбчивый китаец, по  крайней
мере, не маячил у нее перед глазами.
   И  вдруг  откуда-то  донесся  радостный  возглас: "Spare". Это  значит,
свободный урок.
   Ликование было всеобщим; кто-то схватил свою сумку с книгами и бросился
к дверям, другие раскрыли учебники и погрузились в них.
   Убежавшие толпой ввалились обратно. Слух оказался ложным.
   -- Идет! -- возвестили они.
   Учитель  вошел,  неся  указку, как пику. Черный, как шахтер, только что
поднявшийся из угольного забоя. Голова  в мелких завитках.  Впрочем, сказать
об  учителе  "черный" --  еще  ничего  не  сказать. Кожа блестела, как после
дождя,   когда    вдруг   выглянет    солнце.    Андрейка   слышал,    столь
антрацитово-черных людей нет даже в Африке. Только на Карибских островах.
   Учитель написал на доске свое имя -- Майкл Робинсон и двинулся к столу,
длинноногий  и  мускулистый,  брюки в обтяжку,  белая  рубаха с  завернутыми
рукавами -- мышцы на руках так и играют. Пригнулся вперед, чуть покачиваясь,
как  покачиваются  борцы перед схваткой.  Сверкнул  синеватыми  белками глаз
туда-сюда,  оглядывая класс, подымавшийся  неохотно.  Положил руку на спинку
стула, дождался, когда встанут все. И тогда лишь сел.
   Раздался оглушительный  взрыв. Андрейка не сразу  понял, что  "бобры" и
"крокодильчики" подложили под его стул петарды, и вскочил в испуге.
   На сухом и тонком лице учителя и мускул не дрогнул. Только обнажились в
улыбке зубы, неправдоподобно белые.
   -- Как в Ливане!
   Класс засмеялся  дружно  и по-доброму. Более над учителем математики не
экспериментировали...
   --  Прошу поднять  руки тех, кто  никогда не решал математических задач
при помощи  компьютера, --  спросил учитель, покончив с перекличкой. Голос у
него был густой, молодой.
   Поднял  руку Андрейка.  За  ним, не сразу, еще треть класса. В основном
Азия, Ближний и Дальний Восток.
   Учитель  сказал, что  с новичками  он  проведет дополнительный урок,  а
сейчас  даст пример, который интересен для обеих  сторон. Его можно решать и
на компьютере, и  на бумаге. Он  быстро начертил  на зеленой  класной  доске
подобие дома.
   -- Так вот! Как  целесообразней его огородить? На максимуме  территории
минимум строительного материала...  Площадь участка условно обозначим  в сто
квадратных метров.
   Зашуршали, зазвенели компьютеры.  Кто-то  засопел  растерянно.  Учитель
подошел  к  парню,  сидевшему  за  первым компьютером,  поглядел  на  экран.
Воскликнул с усмешкой: "O! Lord! Garbage in -- garbage out" .
   Андрейка  исписал  страничку и поднял  руку. Первым.  Учитель  шагнул к
нему, взял листок:
   -- Что это такое? -- спросил строго.
   -- Я дифференцировал уравнения, сэр.
   --  Мы еще не проходили  дифференциалов...  -- С  Андрейкиным листочком
вернулся к своему столу. Сказал,  поглядев на листочек, еще раз: -- Решение,
надо сказать, элегантное... Почему вы пошли этим путем?
   -- От лени, сэр, -- ответил Андрейка.
   Класс захохотал. Улыбнулся и учитель, выпятив свои широкие губы.
   Звонок восприняли  без обычного оживления,  радости. Помешал! Многие не
успели высказаться...
   -- Он знает все наизнанку! -- восторженно  прошептала девушка из Польши
об  учителе.  Андрейка понял  ее мысль  по  тону:  по-видимому,  на  местном
школьном  жаргоне  "наизнанку"  означает  "глубоко", "насквозь",  "до  самой
подкладки".
   "Школы  -- как африканские племена,  -- весело мелькнуло  у него. --  У
каждой свой язык".
   На уроке биологии Андрейка попал словно в другой мир. Несколько  рослых
черных  парней спали сидя,  не шелохнувшись и  задрав ноги в  расшнурованных
ботинках  на  скамьи перед собой.  Те,  кто  занимал  парты  перед  спящими,
привычно отодвигались в сторону  от их ног или уходили на другие  места. Без
излишних споров.
   Молоденькая  учительница  в  белом  кружевном  воротничке  и  кружевных
манжетах,  белеющих  из-под  рукавов  платья,  словно  ничего  не  замечала.
Обращалась лишь к тем, кто ее слушал.
   Вечером  Андрейка вернулся  в  "музыкальный ящик".  Его  обступили, как
Колумба, который возвратился в Старый Свет.
   -- Привет!  --  сказал  он,  проходя к своему матрасу. -- В школе  есть
электронный микроскоп. Знаете, сколько он стоит? Триста тысяч долларов...
   --  А-а, --  загудел "музыкальный ящик". Наконец-то хитроумного  соседа
поняли...
   Утром  его  поджидал  у  дверей  социальный  работник в  женской кофте,
которого в  свое  время изгнали из  "воровского рая" -- теплой, облюбованной
шпаной квартиры.
   -- Вы -- первый жилец из этого забытого Богом дома, который оказался не
в тюрьме, не в могиле, а в школе. Вы спешите?..
   Не  хотелось  Андрейке говорить  с ним. Душу перевернул, глухая тетеря:
"не в могиле".
   Да и дождь  стал  накрапывать. Но "социальный" шел за  ним к  остановке
неотступно, и Андрейка задержался на минуту.
   -- До  этого дня я был вне закона. Пишите! Пишите!  Вне закона: не было
шестнадцати, и я не хотел жить с очковой змеей по имени Люсиха. Да, и у меня
есть  родители, которые формально  за  меня отвечали.  Со  вчерашнего дня  я
отвечаю за самого  себя сам. Понимаете? Я не хочу  быть  вором, не хочу быть
попрошайкой, "социалистом"  на велфере. Я имею права  по  канадскому закону!
Стать самим собой, вот и все!
   6. ЛИЗЕТТ, ИЛИ РАВНОБЕДРЕННЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК
   Наконец распогодилось. В  ланч вывалились на  травку, под жарко-голубое
небо. Расселись полукругом, каждый достал свой бутерброд. Андрейка -- пухлую
булочку из магазина  "Мак Дональдс", где он наконец нашел работу "part time"
.  Несколько школяров отошли в сторону, достали сигареты.  Андрейка  заметил
краем глаза сцену, которую не раз видел  в отеле алкоголиков. Один из парней
скрутил ладонями доллар трубочкой, другой насыпал в трубочку белого порошка.
Кокаином балуются...
   Андрейка даже глаза закрыл: вспомнились те, кто добаловался...
   Весь паноптикум...
   Он  почти  справился  со  своей булочкой,  когда у  школьного  подъезда
затормозил  зеленый  "форд". Из  него вышли двое плечистых  ребят,  из  тех,
которых  Андрейка называл  "амбалами". Минуты  через  три  они  выскочили из
школьного подъезда,  таща  какую-то  девчонку в  модном белом комбинезоне, с
длинными серьгами, сверкавшими на солнце. Она билась в их руках. Извивалась.
Кричала: "Помогите! Помогите!"
   Никто не шевельнулся.
   И Андрейка не сдвинулся с места. От ошеломления.
   Он пришел в себя лишь тогда, когда зеленый "форд",  в который затолкали
девчонку, начал отъезжать...
   -- Какой телефон полиции? -- закричал он .
   Уинстон Хайкин пожал плечами:
   -- Зачем это тебе надо?
   -- А если самого тебя потащат?
   -- Ты думаешь, кто-нибудь вступится? Вот и я не вступился...
   -- Из-за каждой "slut" звонить в полицию! --  заметил китаец. -- Я в их
игры не играю.
   Андрейка вбежал в подъезд,  где  висели  телефоны-автоматы; на них были
написаны номера полиции и пожарных.  Он набрал номер полиции и объяснил, что
произошло у подъезда школы...
   На  его звонок  отреагировали  немедленно.  Всем полицейским машинам по
радио передали приказ задержать зеленый "форд" No...
   Через  час,  не  более,  после  сумасшедшей гонки,  машину  перехватили
километрах в  ста  от  Торонто...  В  вечернем выпуске  газет уже  появились
сообщения  о  "kidnapping"  (так  называется  кража людей)  и  то,  что  эти
похитители  давно  разыскиваются  полицией:  они были зафиксированы  скрытой
камерой месяц  назад  во время ограбления  банка. Из  банка они  уволокли не
только  деньги, но и  двух девушек-заложниц,  которых  затем изнасиловали  и
зверски убили...
   Андрейку  вызвал  мистер  Даглас  и,  похлопав его  по плечу, сказал  с
усмешкой:  "Ты  думаешь,  меня не  спросили, как  ты попал в  школу?.. Любое
подобное "упс" --  как шило в  мешке. Но  теперь ты  можешь не  беспокоиться
совершенно, я нашел тебе поручителя, вполне совершеннолетнего... "
   А через неделю  к Андрейке  подошла раскрасневшаяся от бега  девушка  в
модном белом комбинезоне. Зеленые  глаза, подведенные черной тушью, излучали
восторг.
   Андрейка оглядел ее с недоумением. Плечи, как у  амбала, широченные, на
них  какая-то золотая  плетенка,  вроде  генеральских  погон.  К  талии  все
сужается конусом...
   Андрейка на  расфуфыренных девчонок взгляд  не останавливал,  а если  и
останавливал,  мыслил   о   них,  как   всегда,  понятиями  геометрическими:
"равнобедренный треугольник", -- отметил он.
   Чего хочет от него этот "равнобедренный треугольник"?
   И потом,  она была  явно из этих... "pretty"  .  Плоские туфли-лодочки,
расклешенная зеленая  юбка, белые  кораллы на шее,  серьги-висюльки золотыми
венчиками. Да еще копна волос, как  у дам при дворе Людовиков. Цвета соломы,
действительно.
   Андрейка  улыбнулся вежливо,  решил сказать  что-либо такое, что обычно
говорили  кавалеры  из гоголевских  "Мертвых душ": "Очень-очень  приятно!.."
Или:  "Весьма  признателен... " Но к девчушке с  копной на голове  подбежала
такая же "pretty" и воскликнула:
   -- Поздравляю тебя! --  И  тут же, не переводя  дыхания: --  Я  была  в
Итонсе . Ой, какой sale был! Этот свитер стоит сто пятьдесят. Я купила всего
за шестьдесят долларов. А фирма?!.
   Остро понесло парфюмерным магазином.  Андрейка  круто отвернулся и стал
уходить: разговорчиков pretty он уже наслушался...
   Занятий  еще  и месяца не прошло,  а он  уже  знал "наизнанку", главным
образом,  от  Уинстона:  в школе,  как на пароходе, есть и  первый класс,  и
четвертый...
   Существуют также "teacherspets" (любимчики), которые смотрят учителям в
рот.
   "Крокодильчики"  жмутся  друг  к   другу.  Дети   интеллигентов  учатся
старательно: хотят жить не хуже своих родителей -- врачей, адвокатов...
   Самые  богатые "крокодильчики" от диплома не откажутся, но им не  важно
быть первыми: за них это сделали родители.
   -- Что еще?  --  захлебываясь рассказывал Уинстон.  --  "Крокодильчики"
думают о том, что, о Божестряслось вчера. Плебс не думает ни о  чем: спит на
уроках, может послать  учителя  к черту,  хлопнуть  дверью. Гори  все  ясным
огнем!
   Андрейка    рассеянно     выслушивал    Уинстона,     который     любил
рассказывать-поучать.  Ему  были  противны "pretty",  которые выдают себя за
родовую  элиту,  любят  приврать,  вроде  Уинстона,  скрывающего, что он  из
России.
   Шаги  бегущего  сзади   человека  заставили  Андрейку  оглянуться.  Его
догоняла "pretty"  с соломенной копной  на голове,  "в честь Андрэ", как она
выпалила.
   -- Я  вам не сказала главного,  --  захлебываясь начала она. --  Это вы
меня  спасли.  Они бы  меня убили... Давайте познакомимся: Лизетт. Вы  очень
симпатичный,  Андрэ! -- Она заговорила  певуче,  дружелюбно,  а  у  Андрейки
сердце,  точно морозом обожгло. Он не мог и слова вымолвить. "Pretty" чем-то
походила на ... француженку Женевьеву из кемпа, и Андрейка сделал шаг назад,
чтоб исчезнуть.
   Лизетт остановилась на полуслове в удивлении.
   -- Не хотите говорить со мной?.. Ну, тогда сыграем в шахматы.
   -- В шахматы?!
   Андрейка  с  удивлением  поглядел  на нее и  наконец пошел за "pretty",
которая, вот чудеса! играет в  шахматы. С еще большим удивлением увидел, что
она играет лучше него. Выиграть шесть партий подряд!.. Странная "pretty".
   Мимо них промчался черный парень, звеня чем-то, а за ним -- служитель в
синей  робе,  который убирал классы.  Служитель  вскоре вернулся, держась за
сердце.
   -- Убежал! -- сказал  он, ни к кому не обращаясь.  -- Всю связку ключей
украл.  Ото  всех  классов...  --  И  он закричал, видно,  ругался  -- не то
по-испански, не то по-португальски.
   -- Не удивляйся, Андрэ, -- сказала Лизетт, выиграв очередную партию. --
У  меня  был  учитель.  Гроссмейстер из России. Он рассказал  мне: когда  он
эмигрировал в Израиль, ему написали в анкете: "Профессии не имеет".  Шахматы
--  не бейсбол. Здесь это ничего не  стоит. Ему  нечего было есть, и он учил
всяких дур... Расскажи, как ты провел лето?
   На другой день она отыскала своего Андрэ взглядом, как только вошла.
   -- Андрэ,  ты после  школы свободен?  Ой, как хорошо! Родители хотят  с
тобой познакомиться. Пожалуйста, понравься им. Ладно?
   Андрейка  договорился  встретиться  с  Лизетт  после   уроков;   хотели
разойтись по своим классам, но  внимание привлекла потасовка. Черные девочки
с тонкими косичками кричали, дергая  друг друга за волосы: "Ты говорила, что
я проститутка?!"  --  и подругу  по  лицу  кулаком.  Еще пять-шесть  девочек
кидаются в драку.  В школьном коридоре начинается свалка.  Крик, топот, звон
разбитых стекол.
   -- Хо-оли  шит!  -- вырвалось у Лизетт в сердцах. --  Не  смотри в  эту
сторону,  Андрэ! Это  публика с  Карибских  островов  и Ямайки.  Что они  не
поделили между собой, не знает никто.
   -- Ты расистка, Лизетт?
   -- Боже упаси, моя лучшая подруга  с острова Тринидад. Правда, страшна,
как смертный грех... На ланч прибегай в буфет...
   Андрейка там  ее  и  разглядел. Ребята, по обыкновению, кидали  друг  в
друга  едой  и гоготали.  Она  разговаривала  с высоким парнем в футболке  с
огромными номерами  на спине и  груди, не обращая на "весельчаков"  никакого
внимания.  Увидев Андрэ, она помахала ему, чтоб он шел к ним, и  познакомила
его с лучшим  нападающим школьной футбольной команды. И затем -- еще с одним
футболистом.  Затем все вместе  уселись  за столик пить кофе с бутербродами.
Разговаривали о прошлогодних победах.
   --  Здесь  спорт -- бог! -- сказал Андрейка,  когда они  спросили  его,
отличается ли чем-нибудь русский спорт от канадского. -- Важнее бога музыки.
А в  России  говорят:  у  старика  было три сына. Два  умных,  а  третий  --
футболист...
   Лизетт вспыхнула, а футболисты улыбнулись натянуто.
   -- Теперь понятно, почему Россия в футбольной таблице плетется внизу...
-- сказал один из них.
   --  Но  хоккеисты  у  нас другие,  -- заметила  Лизетт.  --  Они  взяли
первенство мира. Не так ли, Андрэ?
   -- Не знаю. Я не спортсмен вообще.
   -- А что значит "вообще"? -- удивилась Лизетт.
   --  В  свободные  от  школы  часы  я разогреваю картошку  в  кафе  "Мак
Дональдс",  сгружаю ящики с машин, мою шваброй полы в складе "Мак Дональдса"
-- мне этого спорта впо-олне достаточно.
   Футболисты посмеялись  покровительственно  и ушли в бассейн.  Несколько
столиков занимали китайцы из Гонконга, одетые как щеголи. В дорогих свитерах
с неизменными фирменными крокодильчиками. В высоких кожаных ботинках.
   -- Они тоже pretty? -- спросил Андрейка.
   Лизетт пожала своими "генеральскими" плечами.
   -- Они китайцы!  Когда  школьник не отрывается от книги, о нем говорят:
"Учится, как китаец... " Бен! Иди сюда! -- окликнула кого-то Лизетт. Подошел
невысокий взлохмаченный кореец, который на первом уроке  математики  рисовал
при  помощи   "ЭПЛ  макинтош".  --  Это  наш  компьютерный  бог.  Его  зовут
Бен-компьютер.  --  И подняла палец кверху. Познакомились...  Пока, Бен!.. А
вон там --  Нэнси, --  Лизетт показала на болезненную худую  девушку. Но  не
позвала ее, рассказала вполголоса, что родители бросили Нэнси, когда ей было
шесть  месяцев. Девочку  отдали  бездетным. С  новыми  предками не  ужилась.
Удрала лет восьми...
   У   Нэнси  висела  на  руке  огромная  пластиковая  сумка,   в  которой
размещался,  по-видимому, весь  ее  гардероб  и все запасы  еды:  во  всяком
случае,  оттуда  она   доставала  и   бутерброды,  и  кофточку,   в  которую
переоделась, зайдя в туалет.
   "Ее бросили в шесть месяцев!.." --  До Андрейки  вдруг дошел весь  ужас
этой  фразы.  --  "А  я,   идиот,  считаю  себя  обделенным...  "  --  Давай
познакомимся с ней, -- воскликнул Андрейка.
   -- В другой раз, -- отрезала Лизетт. -- Вечером нас ждут мои предки. Ты
еще не  одет...  Как, у тебя  нет пиджака? Холи  шит! -- вырвалось у Лизетт.
Сиди здесь.
   Через пять минут она принесла черный пиджак и брюки.
   --  Иди в  туалет, переоденься. Это  твой  размер,  не беспокойся.  Бен
одного роста с тобой...
   Двинулись к "предкам". Лизетт зачем-то свернула в парк.
   -- Ты куда? -- окликнул Андрейка.
   Но  оказалось, это  вовсе  не  загородный парк.  Это был дом, где  жила
Лизетт. Трехэтажный особняк в английском стиле с точно зарешеченным стеклом.
Сочно-зеленые, с зубчиками по краям, кусты  были  подстрижены в  виде  самых
разных зверюшек.
   --  К нам приходит  старик  англичанин, --  сказала  Лизетт.  -- Бывший
королевский садовник. Большой оригинал.
   Навстречу  им  кинулся  с  радостным  подвыванием  потешный,  точно   в
шестимесячной завивке, тучноватый канадский  пес, добрый, как  все канадские
собаки.
   --  Питер,  --  представила его Лизетт, когда  он  облизал ее с  ног до
головы. Мой единственный друг. Все эти годы...
   Питер  сунулся  и  к гостю  -- знакомиться,  потерся о штаны  Андрейки,
наконец встал на  задние лапы и ткнулся  своим мокрым языком гостю  в  лицо.
"Признал! Навсегда!" -- сказала Лизетт удовлетворенно.
   В  светлой  гостиной,  увешанной  семейными  портретами, стоял накрытый
стол.  Китайский  фарфор? Чашечки маленькие,  страшно в  руки  брать.  Гостя
ждали...
   Мама  Лизетт казалась  девочкой.  Тонкая, как  Лизетт, крашеные волосы,
глаза огромные, немигающие. Сова!
   Папа вышел  позднее, тучный, с одышкой,  лет пятидесяти, поздоровался и
тут же стал кому-то звонить по телефону.
   Разговор начался ни о чем. Мать осторожненько выпытывала, кто отец, кто
мать; Андрейка  перевел  разговор на  бабушку, которая его воспитала, и мать
Лизетт воскликнула удовлетворенно:
   --  Теперь  все понятно. Вы религиозны.  Поэтому, увидя  разбой,  вы не
могли  поступить  иначе.   Это  прекрасно!  Канада,  надо  сказать,   страна
религиозная.
   -- То-то школьники стояли тогда столбами. Никто и с места не сдвинулся.
   Мама Лизетт не ожидала такой неучтивости. Замолкла в удивлении.
   -- До еды мы хотим освежиться! -- громко воскликнула Лизетт, видя,  как
округлились глаза у матери... О'кей!..
   Она  взяла  своего  Андрэ за  руку  и  увела  на "back yard" ,  как она
сказала. "Back yard" оказался сосновым  лесом без  границ, внутри  которого,
ближе  к дому, соорудили огромный бассейн, облицованный  розовым и синеватым
мрамором.
   -- Плавки я приготовила, -- деловито сообщила Лизетт, выйдя  к Андрейке
в  красном,  как огонь, "бикини", и  тут же нырнула, проплыв под водой почти
весь бассейн. Высунула голову, отфыркиваясь, махнула рукой, мол, давай сюда.
   --  Я  без воздуха не  ум