чень  несчастлив.  Но
мастер точно показал Эбнеру, что надо делать, и тот  был  благодарен  ему;
теперь Эбнеру только приладиться, и работа пойдет, и чем меньше она  будет
меняться,  тем  лучше.   Главный   директор   не   ошибся,   наняв   этого
двадцатичетырехлетнего баптиста.
   Предприятие,  где  начал  работать  Эбнер,   по   существу,   не   было
автомобильным заводом. Там не было станков для производства деталей; почти
все производилось на стороне, по  спецификации  мистера  Форда,  и  бывшая
плотницкая была лишь сборочной мастерской. За  первый  год  предполагалось
собрать 1708 автомобилей, то есть по шесть автомобилей за рабочий день,  -
цифра неслыханная в новой, автомобильной промышленности. Задачей  главного
директора было разделить эту работу на несколько частей с таким  расчетом,
чтобы каждая часть заполняла десятичасовой рабочий день  при  максимальной
загрузке рабочего.
   Партии колес с шинами прибывали на подводах, запряженных  лошадьми.  На
Эбнере лежала обязанность ходить к складу, брать два  колеса,  подкатывать
их к почти собранному автомобилю, насаживать на ось и  завинчивать  ключом
гайки. Насаживать гайки надо было осторожно, чтобы не сорвать  нарезку,  и
завинчивать туго, а то, того и гляди, какой-нибудь шофер свалится в канаву
и станет проклинать "Фордовскую автомобильную компанию". Так как Эбнер  не
раз снимал колеса со своего велосипеда и снова надевал их, с этой  работой
он легко освоился. Однажды в припадке усердия он показал, как быстро может
выполнить задание, и это стало нормой; если случалось, что он не  выполнял
ее, на него смотрели косо и делали ему замечания.
   Когда Эбнер вполне овладел искусством насаживать колеса, ему  показали,
как надо прикреплять сигнальный рожок, помещавшийся на передке автомобиля,
а также и фонарь, который  был  больше  велосипедного  и  привинчивался  к
щитку. Нечто подобное  Эбнер  уже  проделывал  с  велосипедом,  и  ему  не
доставляло это никаких хлопот. Наконец ему поручили носить и укладывать на
место подушки, обтирать с них  грязь  и  сообщать  о  всяких  царапинах  и
недоделках. Таковы были обязанности, которые заполняли весь его  день;  но
он не тужил, - он получал семнадцать с половиной центов  в  час  -  лучший
заработок за все время его работы, и мистер Форд обещал, что если он будет
хорошо работать, то получит повышение. Чего еще мог желать рабочий?



11

   Исполненный надежд, Эбнер  и  голубоглазая  Милли  Крок,  собравшись  с
духом, обвенчались в выбеленной церкви, а потом прокатились на пароходе, -
это был первый и последний праздник в их жизни. Они посмотрели  Ниагарский
водопад и снялись на фоне величественного пейзажа. Фотография заняла  свое
место  в  семейном  альбоме,  дабы  внуки   могли   любоваться   ею:   оба
торжественные и без улыбки,  -  Милли  с  буфами  на  рукавах  и  Эбнер  в
крахмальном воротничке, с пышным галстуком и с торчащими  кончиками  рыжих
усов, тонко закрученных и крепко навощенных.
   Не прошло и года,  как  доверчивая  молодая  чета  пополнила  население
своего быстро растущего города. Это был мальчик, и они назвали его  Джоном
Крок, по отцу Милли. В общей сложности у них родилось  шестеро  детей,  из
которых четверо выжили - три мальчика  и  одна  девочка;  самого  младшего
назвали Томом, по имени отца Эбнера, и они звали его Томми,  пока  дедушка
был жив.
   В то время как Эбнер и Милли таким  образом  осуществляли  свою  мечту,
мистер Форд был занят своей мечтой: сделать так,  чтобы,  когда  маленькие
Шатты подрастут, а также и  маленькие  Смиты,  и  Шульцы,  и  Слюпские,  и
Штейны, - они смогли  бы  по  доступной  цене  купить  миллионы  маленьких
колясок без лошади, и ехать в любое место,  и  достичь  любого  пункта  на
поверхности земного шара, за исключением нескольких горных вершин.
   Движимый  этой  целью,  мистер  Форд  беспрестанно  сновал  по   бывшей
плотницкой, в которой уже работало  около  трехсот  рабочих.  Он  замечал,
когда они мешали друг другу, и старался устранить  помехи.  Он  осматривал
материалы,  проверял  заказы,  обсуждал  возможности  сбыта  и   составлял
рекламы, взывающие к сознанию среднего  американца,  которое  до  тонкости
было ему знакомо, потому что в течение сорока лет он сам был этим  средним
американцем. По его теории всякий, кто хотел преуспеть в делах, не  должен
был забывать о сознании среднего  американца.  Он  полжизни  проверял  эту
теорию на практике, прежде чем начал ее проповедовать.
   В первый год своего существования "Фордовская  автомобильная  компания"
выручила от продажи автомобилей полтора миллиона долларов; почти четвертая
часть этой суммы оказалась прибылью. И с этих пор  у  Генри  Форда  всегда
имелось достаточно денег для  осуществления  своих  идей.  Он  берег  свои
деньги и использовал их для этой цели.
   Первый автомобиль, известный как модель А, был продан за 850  долларов,
и Генри намеревался  снизить  цену  и  в  1904  году  продать  еще  больше
автомобилей.  Это  вызвало  отпор  со  стороны  его  компаньонов,  которые
придерживались старого взгляда на автомобиль, как на игрушку для  богачей;
они хотели поднять цену и выпускать более шикарные модели, чтобы продавцам
было что расхваливать. Автомобили были подчинены моде, как дамские  шляпки
и платья. Фасон машин приходилось менять каждый год,  так,  чтобы  богатые
чувствовали, что они отстают  от  моды,  и  спешили  бы  приобрести  новый
автомобиль.  Конструкторы  пристраивали  в  задней  части  автомобиля  так
называемую "Tonneau" [бочка (фр.)], что-то вроде ящика с двумя добавочными
сиденьями; один  год  они  низко  опускали  его,  на  следующий  -  высоко
поднимали; один год в него надо было  входить  сзади,  а  на  следующий  -
сбоку. В Париже они подхватили изысканное словечко "автомобиль", и  теперь
каждую зиму в Нью-Йорке устраивались автомобильные выставки, где  торговцы
автомобилями собирались стаями, приманивая покупателей.
   Генри  Форд  не  прочь  был  продавать  автомобили   на   автомобильных
выставках, но он хотел также продавать их на  главной  улице  в  Ошкоше  и
Топека и был убежден, что это можно  сделать  при  одном  и  только  одном
условии  -  при  низкой  цене.  Он  спорил  со  своими  компаньонами,   но
большинство было против него. Фордовская автомобильная компания прекратила
производство модели А стоимостью  в  850  долларов  и  начала  производить
модель С стоимостью в 900 долларов, модель F стоимостью в тысячу  долларов
и модель В стоимостью в две тысячи. Спрос на эти автомобили упал с 1708  в
первом году до 1695 - во  втором.  В  следующем  году  компания  перестала
производить  самую  дешевую  модель,  и  спрос  упал  до  1599.   Компания
регрессировала.
   Происходило ли это потому, что высока  была  цена,  как  говорил  Генри
Форд, или потому, что не хватало новых моделей, как утверждали торговцы  и
акционеры? Последние были уверены,  что  фордовская  политика  приведет  к
краху; но Форд не интересовался никакой иной политикой. Он приберегал свои
дивиденды и  пользовался  всяким  случаем  для  скупки  акций  недовольных
акционеров. Прежде всего  он  скупил  акции  плотника  Стрелоу,  владельца
мастерской; доля плотника в предприятии равнялась пяти тысячам долларов, и
он решил, что лучше вложить их в  золотой  прииск.  Следующим  на  очереди
оказался старый приятель Малколмсон; Генри Форд решил, что ему не  ужиться
с этим торговцем углем, а торговец углем по прошествии трех лет понял, что
ему не ужиться с Генри.  Малколмсон  продал  свои  акции,  и  Генри  таким
образом получил, наконец, полный контроль над производством, а те, кто  не
соглашался, с  его  политикой,  вышли  из  компании.  С  этого  времени  в
Фордовской  компании  установилось  правило:  тот,  кто  не  соглашался  с
политикой Генри, немедленно выходил из компании.
   Фордовский  завод  больше  не  выпускал  туристских  автомобилей,   как
назывались дорогие модели; он  производил  стандартные  и  дешевые.  Самый
дорогой фордовский автомобиль продавался теперь по 750 долларов,  а  самый
дешевый по 600  долларов.  Результат  сказался  немедленно:  в  1906  году
Фордовская  компания  продала  в  пять  раз  больше  автомобилей,  чем   в
предыдущем году. Генри Форд начал свое восхождение к богатству.



12

   В то время как решались  эти  споры,  Эбнер  Шатт  усердно  работал  на
заводе: катал  колеса,  то  с  железными  спицами,  то  с  деревянными,  в
зависимости от моды, и завинчивал гайки с правой  и  левой  нарезками.  Он
привинчивал звонки, а  впоследствии  механизмы  с  резиновой  грушей,  при
сжимании которой издавалось что-то среднее между звуком рожка и писком. Он
привинчивал фонари, сначала керосиновые, затем карбидные  с  металлическим
цилиндром. Все эти разнообразные операции Эбнер выполнял добросовестно,  -
он торопливо шел к складу за парой новых  колес,  гнул  спину,  завинчивая
гайки, остерегался насадить  гайку  с  правой  нарезкой  на  ось  с  левой
нарезкой.
   И вдруг наступил переворот. Никто,  разумеется,  не  говорил  Эбнеру  о
контрольном пакете акций и тому подобных вещах, он знал только, что модели
менялись и что автомобили станут дешевле и будет их больше. Вскоре  начали
поступать новые части, и Эбнеру сразу пришлось работать быстрее,  а  потом
стало ясно, что у него не хватает времени для привинчивания гудков,  и  он
передал эту работу другому рабочему.  Производство  все  увеличивалось,  и
вскоре Эбнер перестал справляться и  с  фонарями.  Раньше,  чем  он  успел
сообразить,  как  это  случилось,  он  стал   в   фордовском   предприятии
специалистом по завинчиванию гаек.
   В один памятный день Эбнер собрался с  духом  и  задержался  на  заводе
после работы. Он дрожал от  страха,  потому  что  Генри  Форд  был  теперь
человек, обремененный заботами, и не дай бог было попасть ему на глаза или
обеспокоить его в неподходящую минуту, - он мог  прийти  в  бешенство.  Но
Эбнер раздумывал целый  месяц  и,  наконец,  решился.  Дела  компании  шли
хорошо, и если он теперь не получит повышения, значит, повсюду одно  и  то
же.
   И вот, с шапкой  в  руке,  Эбнер  подошел  к  своему  хозяину,  который
собирался сесть в автомобиль.
   - Добрый вечер, мистер Форд, я - Эбнер Шатт.
   - Здравствуй, Эбнер! - сказал хозяин, у которого была хорошая память. -
Как дела?
   - Не могу пожаловаться, мистер Форд. Но если  вы  соизволите  выслушать
простого рабочего, я вам кое-что сказал бы про работу.
   Мистер Форд торопился к обеду, но миссис Форд уже привыкла к тому,  что
прежде - дело, а удовольствие потом.
   - А что такое, Эбнер?
   - Ваше дело быстро растет, мистер Форд, и будет  расти.  Я  слышу,  что
люди говорят, всем им нравятся ваши автомобили и каждому охота купить себе
такой.
   - Вот как, Эбнер? - Это был путь к сердцу хозяина.
   - Вам придется добирать рабочих в мой цех. А" я  замечаю  в  нем  много
неполадок.
   - Неполадки, Эбнер? А какие?
   - А вот гайки поступают к нам смешанные, и с правой и с левой нарезкой,
- все вместе. Я еще ни одной не испортил, но кто-нибудь  испортит.  И  вот
еще: приходится ходить к складу за колесами, а надо бы так, чтобы  мне  их
подкатывали, потому что насадка колес - это уже работа  квалифицированная,
и я мог бы насаживать больше, если бы работал не отрываясь. Я  делаю  все,
что в моих силах, но если вы будете расширять  свое  предприятие,  то  вам
придется иметь одного рабочего для правых гаек, а другого - для  левых.  А
уже насадка колес, мистер Форд, будет самостоятельной работой, и  ее  надо
поручить человеку опытному, чтобы она не на глазок делалась.
   - Кажется, ты дело говоришь, Эбнер. Утром я этим займусь.
   - Я работаю у вас вот уже три года, мистер Форд, и не пропустил еще  ни
одного дня, кроме  дня  своей  свадьбы.  Я  говорил  вам,  что  вы  можете
рассчитывать на меня, и вы сказали, что если я  буду  работать  усердно  и
добросовестно, то я поправлю свои дела. Вот я и хочу просить  вас,  мистер
Форд...  -  От  страха  у  Эбнера  захватило  дыхание,  так  как  наступил
решительный момент. - Придет время, когда  у  вас  будет  специальный  цех
насадки колес; так уж вы имейте в виду, что я это дело знаю и доказал, что
справлюсь с ним, могу и показать всякому и  присмотреть.  Поэтому  я  хочу
просить вас не ставить никого надо  мной  -  мне  самому  желательно  быть
мастером, - ну, начальником, что ли, этого цеха.
   Сказал, и как гора с плеч. Мистер Форд не пришел  в  ярость,  напротив,
по-видимому, он считал это разумным и сказал, что все рассмотрит  и  никто
не будет назначен начальником над Эбнером Шаттом. На следующий день мистер
Форд пришел в цех и некоторое время наблюдал за работой - у бедного Эбнера
так стучало сердце, что он едва дышал, но, к счастью, он так  хорошо  знал
свою работу, что мог делать ее во сне. В результате гайки начали поступать
в цех уже рассортированными,  и  в  цехе  появился  рабочий,  обязанностью
которого было подносить гайки к Эбнеру и подкатывать колеса.  Со  временем
Эбнер стал завинчивать только гайки с правой нарезкой,  а  гайки  с  левой
нарезкой завинчивал другой рабочий, и гордый Эбнер показывал ему, как надо
работать.
   В свое время были сделаны  дальнейшие  усовершенствования.  Завинчивать
гайки стали две бригады, в каждой из них были рабочие по завинчиванию гаек
с правой и левой нарезками, и обучал  рабочих  тот  же  Эбнер.  Наконец  -
величайший день всей жизни Эбнера - в цехе стали  работать  пять  рабочих,
один из них наблюдал за остальными, присматривал, чтобы они с  достаточной
быстротой передвигались от  одного  автомобиля  к  другому,  чтобы  колеса
поступали к ним в надлежащий момент и чтобы они не сбивали  нарезок  и  не
портили колпаков. Эти важные обязанности выполнял Эбнер  Шатт,  окрыленный
помощник  мастера  цеха  по  завинчиванию  гаек  Фордовской  автомобильной
компании, с окладом два доллара семьдесят пять центов в день, - можете  вы
себе это представить?



13

   В то время,  когда  происходили  эти  события,  Эбнер  и  его  растущее
семейство снимали верхний этаж небольшого дома. У Эбнера были три  сына  и
дочка,  и  жили  они  в  большой  тесноте;  наступившее   благополучие   и
уверенность в покровительстве мистера Форда придали  ему  смелость,  и  он
стал мечтать об отдельном домике. Однажды в воскресенье Эбнер пустился  на
поиски и нашел дом в пять комнат, который сдавался за  девять  долларов  в
месяц; в доме имелись водопровод и уборная, что показалось этому скромному
семейству высшей ступенью цивилизации. На  несколько  лет  семейство  Шатт
приютилось в этом доме.
   Генри Форд со своей стороны  тоже  испытывал  отцовскую  гордость;  его
детищем было трехэтажное кирпичное заводское здание на углу Пикет-стрит  и
Бобьен-стрит, построенное целиком на прибыли компании. Когда пришло  время
переезжать из плотницкой, площадь  которой  едва  равнялась  трем  десятым
акра, в новое роскошное здание, занимающее более двух с половиной акров, и
с оборудованием стоимостью в четверть миллиона долларов,  Генри  Форд  был
вне себя от радости; но его верный слуга радовался ничуть не  меньше.  Они
оба видели, как это  предприятие  выросло  из  ничего,  и  каждый  из  них
способствовал его росту.
   Все в новом помещении было распланировано заранее; на полу  мелом  было
отмечено  место  для  каждой  части  оборудования.  Как  только  в  старом
помещении закончилась сборка последнего автомобиля, станки  и  инструменты
были перевезены в новое; рабочие перебрались сами и вскоре начали собирать
новые автомобили на новом месте. Генри был тут как  тут,  присматривая  за
всякой мелочью, "всюду сует свой  нос",  -  говорили  про  него  некоторые
рабочие, но таким путем он добивался результатов. "Эй там,  пошевеливайся!
Давай поживей! Давай продукцию!" - таков был девиз завода. Отдыхать  можно
дома, но рабочее время оплачивается компанией, и достаются  эти  деньги  в
поте лица.
   Генри  Форд  поехал  во  Флориду  на  автомобильные  гонки,  в  которых
участвовал один из его автомобилей; на гонках произошел несчастный  случай
- разбился вдребезги французский автомобиль; мистер Форд подобрал от  него
обломок и подумал, что никогда раньше не держал в руках  более  легкого  и
прочного материала. Он привез обломок домой и велел исследовать  его;  это
была ванадиевая сталь, новый сплав, который имел прочность на разрыв в три
раза большую; чем сталь, употреблявшаяся в Америке. Вот это был подходящий
материал для автомобилей, во всяком случае, для фордовских; Генри  выписал
из Англии человека, который знал в этом толк, и после некоторых трудностей
наладил производство новой стали.
   Это было началом новой эпохи; автомобили будут легче, прочнее, дешевле.
Пусть, кому охота, смеется над  фордовским  автомобилем,  говоря,  что  он
сделан  из  жести;  Генри  наплевать.  Люди  убеждались,  что   фордовские
автомобили двигаются; они покупали их  и  платили  наличными,  -  а  Генри
собирал наличные. "Видел ли ты, - сказал Соломон, - человека проворного  в
своем деле? Он будет  стоять  перед  царями".  Генри  не  часто  цитировал
священное писание, но многие из его клиентов знали его наизусть.



14

   На новом заводе Эбнер Шатт по-прежнему был специалистом по завинчиванию
гаек. Сам он их не завинчивал, разве только в  крайнем  случае  или  когда
требовалось  показать  кому-нибудь,  как  надо  работать.  Он   ходил   от
автомобиля к автомобилю, наблюдая за работой других. Это было еще до того,
как додумались до сборочного конвейера;  автомобили  делали  так  же,  как
строили  дома,  -  на  одном  месте.  Рабочие  бригады  передвигались   от
автомобиля к автомобилю с соответствующими  деталями  и  инструментами.  В
результате множество людей суетилось, рабочие сталкивались друг с  другом,
а каждое такое столкновение сказывалось на цене готового автомобиля.
   Эбнер Шатт добросовестно выполнял свою работу, но  в  глубине  души  не
переставал побаиваться. Если бы не высокая оплата, он  предпочел  бы,  как
бывало,  держать  в  руках  ключ  и  завинчивать   гайки.   Он   страшился
ответственности и необходимости быстро соображать. Он не представлял себе,
до чего хлопотная вещь человеческая натура, пока не столкнулся вплотную  с
людьми; раньше он имел дело с частями машин, которые все были одинаковы, а
если почему-либо и не были, то Эбнер тут был ни при чем.  Люди  в  рабочее
время уходили из цеха, пили водку и возвращались  с  головной  болью  и  в
плохом настроении. Они не могли сосредоточиться  на  работе,  а  когда  им
делали выговор, они, вместо  того  чтобы  винить  во  всем  себя,  бранили
хозяина. Эбнер был  по  природе  покладистым  парнем  и  никому  не  любил
доставлять неприятностей, но теперь этого нельзя было избежать, потому что
работа требовала  добросовестного  исполнения.  Ему  приходилось  повышать
голос и "давать встрепку", а если это  не  помогало,  -  сообщать  фамилию
рабочего мистеру Форстеру, и тот  увольнял  виновного.  Эбнер  никогда  не
претендовал на право увольнения; он вообще ни на что не претендовал,  даже
на более высокую оплату.
   Осенью 1907  года  разразился  новый  кризис,  который  наполнил  город
безработными и голодающими и научил смирению тех, кто остался  на  работе.
Продажа фордовских автомобилей сократилась, но не сильно, потому что спрос
на  них  все  возрастал,  и  среди  сотни  миллионов  американцев   всегда
находились такие, которые могли купить то,  что  хотели.  Генри  Форд  без
устали изыскивал новые пути, которые позволили бы ему продавать свой товар
по более дешевой цене.  В  первый  год  после  кризиса  он  выпустил  6181
автомобиль - свыше трех автомобилей на каждого рабочего; за  три  года  он
сумел выжать тридцать пять тысяч автомобилей из шести тысяч рабочих.
   Разумеется, никто никогда не показывал этих цифр Эбнеру Шатту, да и они
мало бы что объяснили ему. В этот  период,  учась  тому,  как  делать  для
своего  хозяина  вдвое  больше  автомобилей,