. Тем более, когда он
заглянет внутрь. До  ремонта  на  ней хоть  был  налет если  не  старины, то
ветхости, а сейчас - обновленная, отлакированная до безвкусицы, со слащавыми
картинками  в  фойе на  христианские  темы - эстету лучше  держаться  отсюда
подальше.  Но  должен  ли   молитвенный   дом  быть   еще  и  завлекательным
эстетически?  Не знаю. Не  являются ли  все эти взлеты художественного гения
отвлечением от Бога? Не есть  ли само искусство - от  лукавого? Даже то, что
во славу Господа - дело рук дьявола?
     Чего  в самом деле  жаль,  так  это  акустики,  а  ее  наша  церковь  в
результате  ремонта частично утратила: перекричать  орущую детвору,  которая
составляет половину паствы, практически невозможно. Тем не  менее, случается
иногда, читаю здесь  проповеди, на  одну из  которых взял Лену  с Танюшей. В
конце  концов,  если мы  посещаем  иногда всей  семьей православную церковь,
почему хоть однажды не заглянуть в мормонскую?
     Это был как раз начальный  период моих сомнений - появился брат Володя,
с  нашего  общего  счета неведомо куда  стали уплывать деньги,  меня  мучила
ревность,  одолела сыщицкая  страсть,  на  душе  погано.  А если  вдуматься,
счастливейшие были времена, пусть жил в  иллюзорном  мире. Но я  не сознавал
тогда  своего счастья и мучился.  Вот  и для проповеди я избрал  тревоживший
меня  сюжет:  "Как  трудно  быть  христианином",   все  равно   -  мормоном,
православным,  католиком, протестантом.  В том  смысле, что трудно соблюдать
общеизвестные  заповеди, преодолевать  соблазны,  не  желать  ближнему  зла,
подставлять правую щеку, когда тебе вдарили что есть силы  по левой и прочее
и   прочее.  Кое-какие  тезисы  я   заготовил  заранее,  но  большей  частью
импровизировал, размышлял вслух.  Мне хотелось быть услышанным Леной, потому
что дома  мы как-то разучились  слушать друг  друга.  Но получилось так, что
обращался я в основном  к самому себе, не находя больше в  моей измочаленной
душе ни смирения, ни  благости, ни покоя. Отпустил  тормоза и несся неведомо
куда.
     Как вот сейчас по Белт-парквею, дослушивая рассказ Володи про Танюшу.
     А тогда, после моей проповеди, хоть я и  адресовал ее жене, а оказалось
- самому  себе, как Марк Аврелий, именно Танюша измучила меня теологическими
вопросами.  Как раз у  Лены  было деревянное ухо к религии, да и  атеистское
воспитание  вряд  ли способствовало  ее приобщению к вере.  А в православную
церковь наведывалась скорее от крутого одиночества, особенно поначалу, среди
американцев и эмигрантов,  по преимуществу евреев, хоть и таких же безродных
и безверных, как и она, но  живших замкнутым кланом, в добровольном  и вроде
бы никак необозначенном топографически гетто.
     - Зачем быть христианином,  если так трудно?  - спросила меня Танюша, а
Лена   усмехнулась,   предвкушая  мой  теологический   провал,  как   прежде
историко-мифологические (типа "Кто сильнее - Геракл или Самсон?")
     На этот раз я, однако, нашелся:
     -  Укол делать  больно,  но он избавляет  тебя  от болезни. Зуб  лечить
больно, но это  лучше,  чем его потерять.  А  думаешь,  легко Лене было тебя
рожать? Два дня мучилась  - и  все никак. А потом ей живот разрезали - иначе
бы ты  родилась мертвой.  Да и тебе  было нелегко  в  эти дни, хоть ты  и не
помнишь. Приходится жертвовать меньшим, чтобы приобрести большее.
     -  Чтобы  родиться, чтобы  не заболеть,  чтобы зуб сохранить  -  это  я
понимаю. А зачем в Бога верить, если это так трудно, как ты говоришь?
     Я  быстро  перечислил в уме  сомнительные  выгоды  веры по сравнению  с
жертвами воздержания  во  имя  ее  и понял,  что  ни один из  аргументов  не
прозвучит для Танюши убедительно. Что  для нее  душа  либо бессмертие?  Если
даже для меня это  под  вопросом, и  Соловьев, мой русский знакомец,  назвал
меня недавно  "бывшим  мормоном".  Короче,  спасовал перед дочкой, не  сумев
ответить на ее вопросы.  И  сейчас, когда мы мчались с Володей по Кольцевому
парквею, та  моя безответность мучила меня больше всего, словно я  уже тогда
расписался  в  собственной  немощи,  в неспособности  помочь, когда настанет
пора,  самому  дорогому  для меня  существу  на белом свете. И вот эта  пора
наступила, и  я молил моего Бога, чтобы он одарил меня заново  верой в Него,
потому что  без этой веры я не  смогу ее спасти. И в тот самый момент, когда
мой  Бог, мне казалось,  снизошел до моей мольбы, и меня как озарило если не
верой в Бога,  то верой  в то, что с Его  помощью я  спасу  Танюшу, и  я дал
полный газ, вжав ногу  в педаль,  моя "тойотушка" рванула вперед,  но  вдруг
стала терять скорость, едва успел вырулить на обочину, и она встала там, как
вкопанная. Проклятие!
     Глянул на приборы  - бензина  полбака.  Чертова колымага  - давно  пора
купить новую. Если б не моя треклятая шотландско-мормонская скупость! Загнал
машину, как коня, а ей  давно  уже пора на покой. Задрал капот - так и есть:
тайм  белт.  Надо  же, чтобы  тайм белт отказал  именно  на  Белт-парквее! Я
захлопнул капот и что есть силы  пнул "тойоту" ногой  по бамперу. И завыл от
боли в бедре, а потом разрыдался от отчаяния.
     - Не бзди, Проф. Сейчас одолжим  какую-нибудь  тачку. Живы  будем  - не
помрем, - услышал я голос моего спутника. И как ни странно, утешился, хотя и
не сразу понял, в каком смысле употребляет Володя глагол "одолжить".
     Мы  перемахнули  с  ним  через   кустарник  и   сразу   наткнулись   на
запаркованный в неположенном месте ржавый "бьюик" с торчащей из-под дворника
квитанцией штрафа. Володя быстро  справился с замком,  с зажиганием пришлось
немного  повозиться  -  с профессиональной  сноровкой  он  извлек  откуда-то
проводки, соединил их, и драндулет завелся без всякого ключа.
     - И всех делов. А ты, Проф, думал, что у меня пальцы из жопы растут.
     Мы  вырулили  обратно  на  Белт,  пролетели  по  мосту  Веразано  через
Восточную реку  и погнали  по Стейтен-Айленду.  Крутя  мигалками  и неистово
сиреня,  нас обогнали три машины  - уж не пресловутые ли это отряды быстрого
развертывания? Полицейских обозначений на них не было, а мчали они  в том же
направлении,  что и мы. Мне стало не по себе - жизнь моей девочки зависла на
волоске.
     Вот рассказ Володи. Точнее пересказ: с его невнятной, хоть и красочной,
фени - на общедоступный, пусть и бесцветный, русский язык.
     Прав, как ни странно, оказался Борис Павлович - Танюшу похитили "Братья
Карамазовы" и  теперь шантажировали  ею Тарзана, который  готов был  на  что
угодно  - только  бы  вырвать ее  из  рук похитителей. Похоже,  с  Леной его
связывало  нечто  большее,  чем  я  предполагал.  Или  это  было  уязвленное
самолюбие мафиози, который  не  мог  позволить,  чтобы  у его  бабы  выкрали
ребенка? Володя, по  ряду дел  сподручный  Тарзана,  уверен был в первом, но
Володя,  как  я  заметил,  был,  несмотря  на  послужной  уголовный  список,
наивняком   и  искал  романтические  объяснения  даже  сугубо  меркантильным
побуждениям. Быть  униженным  для мафиози  масштаба Тарзана значило потерять
авторитет  в преступном  мире. Не  исключаю,  впрочем,  что Тарзан,  пытаясь
вызволить  Танюшу,  действовал из  обоих побуждений. А  Володя  был в курсе,
потому что  принадлежа  в разное  время  волею  судеб к  обеим соперничающим
группировкам, вел между ними посреднические переговоры.  Каких уступок ждали
от  Тарзана "Братья Карамазовы" в обмен на  освобождение Танюши - не знаю. И
на какие уступки мой бывший студент и любовник моей жены готов был пойти?
     Неизвестно  также,  что  было  конечной  целью  "Карамазовых"  -   стол
переговоров или физическая расправа с Тарзаном?
     Они пытались заманить  его пусть не  на свою, то хотя бы на нейтральную
территорию. В качестве  предполагаемого  места  встречи фигурировали русские
рестораны - "Распутин" на  Брайтоне и "Тайга" в Форест-Хиллс. Почуяв подвох,
Тарзан  отказался.  В  конце  концов сошлись на редакции "Царского подарка",
хозяин  которого, хоть и  был на содержании у Тарзана, но сохранял видимость
независимости и время  от  времени  устраивал  встречи  российских и местных
бизнесменов.  "Фрукт  еще тот  -  сучонок  хитрожопый: и нашим  и вашим",  -
охарактеризовал его Володя и добавил, что Тарзан подозревает его не только в
двурушничестве, но и  в стукачестве  ("куруха"  - еще одно  словечко  в  мой
гипотетический  словарь едреной  фени),  а Лена,  которую познакомил  с  ним
Тарзан, назвала его "обрубком  человека" (в моральном  смысле,  понятно). Но
лояльность  в  том мире была вообще понятием  относительным и переменчивым и
простиралась от и до, обрываясь еще более неожиданно, чем возникая. Однако в
сложившейся ситуации Тарзану  ничего не оставалось, как согласиться, хоть он
и догадывался о риске, на  который шел. Железным условием он поставил, чтобы
на встречу была привезена Танюша, дав "Карамазовым" заранее знать, что готов
в ответ  на уступки в бизнесе. Насколько я  мог понять из путаных объяснений
Володи, речь  шла о  новом  разделе, о  дележе сфер  влияния между "Братьями
Карамазовыми"  и  "Бог в  помощь!"  -  в  обмен на  Танюшу,  Тарзан  уступал
Филадельфию  и Вашингтон, округ Колумбия. "Не велика потеря", сказал Володя,
добавив, что  Тарзан давно уже поостыл  к девичьему трафику, увлекшись более
серьезными делами. Я догадался, какие "серьезные дела" он имел в виду, и при
иных обстоятельствах  воспользовался случаем и распросил его, но  сейчас мне
было не до выполнения гражданского долга.
     А рисковость  ситуации заключалась  не только  в  моральной  склизкости
мнимого  владельца "Царского  подарка", который  готов был продаться любому,
кто поманит  лишним долларом, но и в том,  что  задействованы были сторонние
силы. Не  знаю, удалось ли бы нам справиться без  них - Тарзан  сомневался в
искренности "Карамазовых", для  которых месть могла быть дороже выгоды, но с
ментами  увеличивалась  не только  степень  надежности,  но  и  одновременно
степень риска. Стив, правда, дал мне слово, что его  ребята только для того,
чтобы  обеспечить  безопасность  Танюши.  То  есть   на  всякий  случай.  Их
присутствие номинальное и невидимое,  а действовать будут по обстоятельствам
и только  после передачи Танюши попытаются схватить  русскую  "братву"  либо
выследить, куда они направятся по окончанию торга.
     К несчастью, мы все  ошиблись в  наших предположениях,  и события вышли
из-под  контроля  как  соперничающих  "братков", так  и  ментов  из  отрядов
быстрого развертывания. Не говоря уже о шестерке из "Царского подарка"-  все
равно перед  кем он шестерил и кого закладывал, но в своем воробьином умишке
уж точно предвкушал некий навар с этой встречи.
     С  Хайлен  бульвара  мы свернули  на  Терновую  улицу, но  и без  этого
названия, по одному только скоплению в переулке машин с затененными стеклами
и  легко  угадываемыми за  ними  невидимками  я  понял:  чем  бы ни кончился
сегодняшний день, название подходит к улице  как изначальная характеристика.
Попытался вспомнить хоть какую  завалящую молитву,  но голова была  пуста, а
сердце сжималось от  тревоги за Танюшу. В крови бушевал адреналин. Мой аlter
ego.
     Чего не успел спросить у Володи, в курсе ли Лена.











15.

     Был  уже  поздний  вечер,  когда  мы  подрулили  к особняку  с колонным
портиком  и  сторожевыми  сфинксами по  бокам  -  показушная  роскошь  новых
русских, решил было я, да  вспомнил  о принадлежности посаженному итальянцу.
Сфинксы,  конечно,  никакие не  мраморные, а  гипсовые  -  дешевые  копии из
магазина садовой  скульптуры. Почти во всех окнах горел свет, и я напряженно
вглядывался, пытаясь угадать, за которым из них находится моя Танюша. Позади
ярко освященного особняка  был темный провал, где скорее угадывался, чем был
виден залив, с дальними огнями на том берегу.
     Около  дома  прогуливались,  как  ни  в  чем  не  бывало, два  бугая  с
оттопыренными карманами - боевики  Тарзана? братья Карамазовы?  оперативники
Стива? случайные  прохожие? Что вряд  ли,  так это  последнее.  Переулок был
забит машинами, мы подрулили к гидранту, уготовив еще один штраф  неведомому
хозяину бьюика. Володя уверенно направился  к облезлым сфинксам,  я поплелся
за ним, волоча больную  ногу. Один из бугаев преградил  нам  путь, но Володя
шепнул ему, и его как ветром сдуло. Но тут неведомо откуда возник перед нами
еще  один   мужичок,  в  котором  я  мгновенно  признал  русского,  пока  не
пригляделся  в  темноте:  Борис  Павлович  собственной  персоной.  Здесь,  в
Америке,  он выглядел  заурядным представителем  своего  племени -  вот я  и
обратил внимание прежде  всего на  родовые  черты. Или он слинял еще раньше,
когда  накрылась  гэбуха?  Но  тогда  он  тоже  был   не  сам  по   себе,  а
представителем  -  тогда  организации,  как  сейчас  этноса. А я?  Американ,
мормон, славист, обманутый муж - где кончаются общие признаки  и  начинаются
личные?
     Втроем мы стали  перед мощной дверью, Володя  дал два коротких звонка и
один  длинный.  Условный  знак? Но дверь все равно открывать  не торопились.
Потом погас свет  в  глазке  -  кто-то нас  внимательно разглядывал изнутри.
Наконец, дверь приоткрылась, мы шмыгнули  один за другим в просторный холл с
двухпролетной лестницей,  которая вела вверх, а сбоку примостилась  узенькая
лесенка, которая  спускалась  в  бейсмент,  где,  вспомнил я,  и  находилась
редакция   "Царского   подарка".   Перед   нами   стоял  малорослый,  лысый,
круглолицый, как  колобок,  с бегающим,  масляным взглядом  хозяин-временщик
этого особняка.
     - Где девочка? -  спросил  Борис Павлович,  и до  меня  дошло, что если
редактор "Царского подарка" и куруха, как подозревал Тарзан, то связан вовсе
не с полицией и не с ФБР, а с такими вот, как Борис Павлович -  с тех добрых
времен,  когда Борис Павлович был  не сам по себе, а его организация во всей
своей  красе.  Может,  тогда он  и  был  заслан к  нам в Америку и  все  еще
продолжает  служить своим бывшим хозяевам на инерции прежнего  страха?  Либо
новоиспеченный  кадр, если  гэбуха,  как предположил Стив,  а Борис Павлович
ушел от ответа, не перешла на подпольное существование до лучших времен?
     Как ни странно, догадки эти  меня  успокоили. Борис Павлович внушал мне
больше  доверия, чем  Стив,  а тем  более  Колобок.  Я не ожидал  от него ни
подвоха, ни промашки.
     Не говоря  ни слова, Колобок  поскакал  вверх  по лестнице, мы вслед за
ним.
     - А Тарзан где? - спросил Володя.
     - Где ему быть! В редакции. С "Карамазовыми". Переговоры в разгаре.
     На втором этаже мы проследовали по коридорчику и  остановились  у одной
из  дверей.  Колобок  вынул  из кармана ключ, открыл  дверь и  пропустил нас
вперед. В комнате было  темно, мы  остановились.  Колобок  включил  свет, на
кровати лежала Танюша, и меня как прошило: мертвая.  Я бросился к ней и сжал
в  объятиях  это  маленькое и самое  дорогое тельце. В моих руках  оно вдруг
ожило, зашевелилось, Таня открыла глаза и прошептала:
     - Папа...
     Я заплакал.
     Внизу раздались выстрелы. С улицы? Из бейсмента? Потом мы услышали шаги
по лестнице. Я обернулся - у всех моих спутников в руке по пистолету.  Борис
Павлович выхватил у меня Танюшу и, как  неживую, пихнул под кровать. Таня не
сопротивлялась  -  за  эти  три  недели,  похоже, она  научилась  наконец-то
слушаться старших.
     Дверь  распахнулась,  на  пороге  стоял  мой  бывший  студент.  Как  он
изменился с той  нашей встречи в  Саг-Харборе! Не узнал бы, только не темные
очки те же. Лицо небритое, вид измученный, на левой штанине кровь.
     - Где девочка?
     Танюша покорно выползла из-под кровати.
     - Смывайтесь,  - сказал Тарзан и  вытолкнул нас  с Танюшей в коридор. -
Как можно скорее.  "Карамазовы" пронюхали, что дом оцеплен. Думают, по нашей
накатке.  Кто бы  лягавых не  вызвал,  переговоры сорваны. Уходите  пока  не
поздно, я вас прикрою, - шепнул он, когда мы ринулись в коридор.
     Вдруг он схватил Колобка и впихнул обратно в комнату, а дверь запер.
     -  На всякий случай. От этой сучары всего ожидать можно.  Иди с ними, -
приказал он Володе.
     Снаружи все изменилось.  Метрах в пяти от  входа корчился подстреленный
бугай. Пригибаясь, к нему с разных сторон бежали несколько человек. Из машин
торчали стволы.
     - Сюда! - услышал я  крик и  узнал  Стива, хотя  лицо негра сливалось с
окрестной тьмой.
     Я побежал на его голос, держа крепко Танюшу за руку и припадая на левую
ногу.  Проклятая нога! В минуту наивысшей опасности, она  совсем отказала. Я
волочил ее за собой, а она тянула назад. Дорого бы  дал, чтобы от нее сейчас
избавиться  -  уж  лучше  скакать  на  одной,  чем  с  этим балластом. Снова
раздались  выстрелы  -  из  дома.  В  ответ оперативники  обрушили  огонь по
снайперам  в окнах.  Шанс уцелеть в  этом перекрестном огне был  не  так  уж
велик.
     Кто-то вдруг рухнул на Танюшу, повалил, прижал к земле. Я упал  рядом и
услышал  то ли комариный  писк, то  ли жужжание пчелы, но вмиг стихло,  звук
выключили, упала мертвая тишина, будто я  уже умер, и со мной - весь  мир. Я
протянул руку к Танюше и  тут же же одернул,  вляпавшись в липкое и горячее.
Как  свист  пули  я  принял за писк комара, так же  не сразу понял,  что это
кровь. Господи! Ранена? Убита?
     Подоспел  Борис  Павлович  и стал  осторожно вытаскивать Танюшу  из-под
лежащего на ней плашмя тела.
     - Жива? - прошептал я, боясь нарушить мертвое безмолвие.
     - Он ее спас, - и потащил Танюшу на ту сторону улицы, к машинам.
     Только теперь я увидел, кому принадлежит безжизненное тело, и вспомнил,
как Лена защищала  от  меня Володю. И вот он мертв, мертвее мертвого, а  моя
Танюша  жива,  и я  в  неоплатном  долгу  у мертвеца,  который  из  злодея в
мгновение ока превратился если не в святого, то в жертву.
     Едва  успели  укрыться  за   машинами,  все  простраство   перед  домом
осветилось фарами и прожекторами. Тут только я заметил, как на первом этаже,
в единственном неосвещенном окне, мелькнула женская фигура и тут же исчезла.
Как будто кто-то отволок ее от окна.  Лена? Я  метнулся было обратно к дому,
но Борис Павлович  меня удержал. Тишину огласил  усиленный  мегафоном  голос
Стива - он предлагал окруженцам сдаться,  сопротивление  бесполезно. Особняк
осажден со  всех  сторон, повсюду  полицейские  и фебеэровцы  с  обнаженными
стволами. На заливе, у  берега, покачивался  полицейский катер. Стив сдержал
слово и начал действовать после того, как Танюша оказалась в безопасности. А
как с Леной? Я уже не сомневался, это была она.
     В  окне  второго  этажа  возник  Колобок  и  замахал белым  полотенцем.
Действовал он от имени всех осажденных или по собственной инициативе? Тишина
стояла, как в немом кино. Звуковой штиль. Прожекторы были нацелены теперь на
входной  портик. Дверь  распахнулась, первым  появился Колобок  с  поднятыми
руками. Он  пугливо озирался,  вид пришибленный. Один  за  другим  вышли еще
несколько  боевиков, потом женщина,  но это была не  Лена. Чтоб я опознался?
Полицейские и агенты  тут же хватали  вышедших, надевали на них  наручники и
заталкивали  в воронок.  Ярко освещенная  прожекторами,  дверь  была  широко
распахнута, но никто больше не появлялся. Как в театре -  спектакль окончен,
поклоны, зрители ждут выхода  премьера, а его все нет. Ладно,  в  Лене я мог
ошибиться, но Тарзана видел  собственными глазами,  а его среди сдавшихся не
было.
     Стив повторил  в воки-токи приказ сдаваться,  его подручные  все теснее
окружали дом, приготовившись к штурму. И тут  мы услышали всплеск и сразу за
ним  - треск заводимого мотора. Полицейский катер снялся с места и стремглав
помчал в залив. На берег весь мокрый вылез фараон, скинутый с катера.
     - Не стрелять! - успел крикнуть  Стив, первым  заметив на борту,  кроме
Тарзана, еще  и  женщину. Стив  вызвал  по  мобильному телефону  вертолет  и
предупредил  береговую  охрану. Катер  тем  временем удалялся