ла на  меня, предоставив  -  в  известных
пределах - свободу выбора.
     Вгляделся внимательней в то, что когда-то, всего два месяца назад, было
молодой женщиной, и обнаружил под левой грудью расползшееся пятно: не бывшая
ли это родинка? спросил я. Судмедэксперт подтвердил. Тогда я сказал, что как
раз  в  этом  месте  у  моей  жены  тоже  была  родимое пятно. Уверен ли  я?
Посомневавшись для вида, сказал,  что, хоть стопроцентной уверенности у меня
нет,  склоняюсь  к  тому,  что  это  Лена:  рост, возраст,  родинка. Тут  же
поправился:
     - Труп Лены.
     Только  произнес,  передернуло  от  собственных  слов.  Будь суевернее,
никогда бы не решился.
     -   Теперь,  ввиду  наличия  corpus  delicti,  вы  меня  арестуете?   -
поинтересовался я у мадемуазель Юго.
     - Вы этого хотите? - подивилась мамзель. - Не пойму, зачем вам?
     - Так я арестован или нет?
     - Видите  ли, - уклончиво сказала мадемуазель Юго,  - само ваше желание
быть арестованным кажется мне странным, если не подозрительным.
     - У меня такого желания нет. Я не мазохист, не самоед.
     -  Вы  признали в  трупе  свою  жену,  хотя  по  всем  параметрам  труп
неузнаваем.
     - А родинка?
     -  Мало  ли.  Да  и  где гарантия,  что вы сказали  правду о родинке. А
спросить больше некого.
     - Как это некого! - чуть не вырвалось, а вслух спросил:
     - Если труп неузнаваем, зачем вы меня сюда вызвали?
     - Потому  и вызвали. Чтобы  проверить -  признаете  вы в  неузнаваемом,
полуразложившемся трупе жену или нет.
     - К чему все эти игры? - поморщился я.
     - Вот это как раз мне и интересно.
     - Ничем не могу помочь.
     - Не можете или не хотите?
     - Не обязан.
     - Не обязаны, -  согласилась мадемуазель Юго  и развела  руками.  - Да,
забыла сообщить - утопленница была беременна.
     - В трупе обнаружен трехмесячный фетус, - подтвердил патологоанатом.
     Голову даю на отсечение, что адреналин в этот момент подскочил у меня в
крови - неопознанный  труп, невостребованное  тело, а тут еще  фетус! Но я и
виду не подал.
     - Тем более жаль, - сказал я.
     - Что странно -  у вас  нет никакой  реакции на смерть жены, - добавила
мадемуазель Юго.
     - И не считаю нужным ее симулировать. Сызмальства терпеть не могу театр
- за версту несет фальшью. Да и какой из  меня актер? Увольте - напускать на
себя эмоции не стану. Если  нас что и связывало последнее время,  так только
взаимное раздражение и  рутинные скандалы. Это, однако, ровным счетом ничего
не  значит.  К примеру,  у нас с вами тоже  натянутые отношения, но,  как вы
догадываетесь, я  не собираюсь вас тюкнуть. Спасибо за corpus  delicti, а  я
вам,  в свою  очередь,  хочу  напомнить  о  еще одном  юридическом  термине:
презумпция невиновности. Я свободен?
     - Свободны. Но не от подозрений.
     - Я не убивал Лену.
     - Убийства  бывают  разные, -  неопределенно  сказала мадемуазель  Юго,
сверля меня  взглядом  сквозь  окуляры.  -  Умышленные  и  непредумышленные,
сознательные и бессознательные, прямые и замаскированные. Есть еще множество
других возможностей. Скажем, заговор.
     - Заговор?
     Мамзель не  ответила на мой вопрос, предоставив самому отгадать, к чему
она клонит и что разумеет под словом "заговор"?
     - Как насчет похорон? Через несколько дней вы сможете забрать тело.
     - Я предпочел бы где-нибудь  здесь,  - сказал я, поражаясь собственному
бесчувствию.
     Домой  возвратился  поздно, но  моя  Танюша не спала  - дожидалась. Как
только спровадил бэби-ситтершу, Танюша тут же спросила:
     - Ты видел маму?
     Мне стало  как-то не  по себе  -  тут же  вспомнил беременный труп. Как
рассказать обо всем Танюше, как подготовить мою малышку к смерти Лены? И тут
только до меня дошло, что Танюша не могла знать о трупе, а говорила  о живой
Лене,  уверенная, что та  жива.  И  это несмотря на то,  что  сама  говорила
мадемуазель Юго!
     - Откуда ты взяла? Я ее не видел.
     - Но ты был там, где она исчезла!
     - Ты что, думаешь, мама эти два месяца гуляла в лесу и собирала ягоды с
грибами? Так бывает только в сказках.
     - А как же, когда она заблудилась в лесу маленькой?
     - Несколько дней, а не два месяца.
     - Но она вернется к нам?
     Что мне ей ответить? Я мог бы, конечно, сказать, что "нет, никогда" или
более обтекаемое "не знаю", но не посмел лишать мою дочурку толики надежды:
     - Рано или поздно. Я надеюсь. А сейчас пора спать.
     Танюша тут же заснула,  а я,  хоть и принял лошадиную дозу снотворного,
вертелся несколько часов кряду, а под утро мне приснилась беременная  Лена в
виде  русалки, с косами и вплетенными  в них водорослями.  Она тянула ко мне
руки и молила не убивать ее второй раз, а я все наступал и наступал, и внизу
за  ней  буйствовал океан.  В  конце  концов я  столкнул ее со  скалы, но  в
последний момент увидел,  что  это не Лена, а мадемуазель Юго. Экий  бред! У
Лены никогда не было  кос - длинные, ниспадающие на плечи волосы:  как стадо
коз,  спускающееся с горы,  сказал бы  анонимный  автор всемирно  известного
произведения,  если  только  это не  авторша. А  у мадемуазель  Юго короткая
прическа под мальчика. И причем здесь мадемуазель Юго!
     Не пора ли обратиться к психиатру?




6.

     Итак, на чем  мы остановились в мемуарной части?  Ах  да, звонок Бориса
Павловича.
     Должен сказать,  что  избрал для своего рассказа трудную форму и теперь
боюсь  не  справиться  -  ведь  я не  профессиональный  литератор.  Форма  -
вынужденная: я записываю эту историю одновременно с тем, как она происходит,
перемежая ее с предысторией, и как раз эта ретруха дается мне трудней всего.
Но  излагать все по порядку, притворяясь невеждой и делая вид, что не знаешь
что  к чему  -  как-то ненатурально: фальшак. Я хочу,  чтобы читатель, как я
когда-то, находился в  неведении, и  чтобы знание приходило  к нему рывками,
через страхи и сомнения, как и ко мне.
     Короче, перезвонил  Борису Павловичу в Питер с работы - не столько ради
экономии, но чтобы  поговорить без свидетелей. Впрочем,  и  сэкономил тоже -
разговор длился больше получаса.
     -  Начнем  с  вашей  жены,  -  сказал  Борис  Павлович  после  дежурных
приветствий. - К сожалению, вы не снабдили меня фотографией,  а потому  я не
могу судить та ли она, за кого себя выдает.
     - О такой возможности я как-то и не подумал, - честно признался я.
     - Это легко исправить.
     - У меня нет под рукой ее снимка.
     - Найдете - отфаксуйте мне. На  всякий случай.  Надеюсь, никак не задел
ваши супружеские чувства?
     Вот  чем он меня купил с начала нашего знакомства - интеллигентностью и
предупредительностью,  редкой  в  этом  мире,  а  тем  более  в  его  бывшей
организации.
     - А  пока  будем  говорить так, будто ваша  жена пользуется собственным
именем,  а  не  псевдонимом.  Скорее  всего  так  и  есть.  Так  вот,  Елена
Константиновна родилась в Иркутске  в 1974 году.  В метрике на месте  отца -
прочерк, мать погибла в авиакатастрофе. Совпадает?
     - Один к одному, - рассмеялся я.
     - Не  спешите  радоваться.  Дальше возможны  разночтения. После  смерти
матери,  Лену  удочеряет  пожилая  бездетная  чета:  он  -  офицер,   она  -
домохозяйка.
     - Первый раз слышу.
     -  Продолжаю.  В  восьмилетнем возрасте  девочка  удирает  из дома,  ее
находят и возвращают приемным родителям, но те почему-то  отказываются взять
ее обратно, и она попадает в детский дом, из  которого тоже вскоре  убегает.
Мне  не  удалось  раздобыть   никаких  сведений  о   ее   жизни   в  течение
приблизительно года,  пока  была  в бегах.  Не  знаю, считать  такое детство
несчастным или счастливым,  но она  росла,  как  трава, без присмотра  и без
любви. В одиннадцатилетнем возрасте поступает в Иркутске  в хореографическое
училище на полное обеспечение.
     Я молчал, хотя все было для меня внове - и приемные родители, и детский
дом, и побеги,  и  хореографическое училище. Лена глухо что-то  рассказывала
про тетку, у которой жила, пока не уехала в Америку как полукровка.
     - А кем она была записана в паспорте?
     - Национальность?  Русской.  Как  и ее мать. Что не исключает, конечно,
каких-то   еврейских  корешков.  Вполне  возможно,  ведь  евреи  были  среди
сибирских золотоискателей. Мы в этом  направлении не копали.  Если, конечно,
вы настаиваете...
     -  Нет,  теперь уже  все  равно.  Но  уехала  она  из России именно  на
еврейской волне. В семнадцать лет.
     Трубка   некоторое   время  помалкивала,   я  даже  подумал,   что  нас
разъединили. В конце концов Борис Павлович проклюнулся.
     -  Почему  в семнадцать?  - переспросил  он. - По  нашим сведениям, она
улетела в  Штаты, когда  ей едва  исполнилось четырнадцать.  И  вовсе  не по
еврейской визе.  У нее было гостевое приглашение, липовое или настоящее - не
знаю. Официально она  ехала поступать  в  Джульярд-скул  в Нью-Йорке. Многим
казалось, у  нее есть шанс - подавала надежды, была одной из лучших учениц в
Иркутском  хореографическом училище, в Питере отхватила поощрительную премию
на балетном конкурсе "Майя" за "па-де-те" Чайковского.
     А я-то думал, что, приехав в Америку, она  сразу же поступила  к нам  в
Куинс-колледж.  Так, по крайней мере, следовало из ее рассказов. Куда ухнули
три года - с четырнадцати до семнадцати?
     Вот именно: знак вопроса.
     Вспомнил  почему-то  ее  прочувствованное  сочинение   про  "Лолиту"  -
написанное с точки зрения Лолиты.
     А что если все-таки она - не она?
     - И Володя ей, конечно, никакой не брат.
     Снова молчание  как  будто прервалась связь. Я не  выдержал и  алекнул.
Борис Павлович мгновенно откликнулся.
     -  Нет,  почему  же.  Единоутробный  брат,  хотя  росли  порознь.  Отцы
неизвестны в обоих случаях. Мамаша была гулящая.  Не то что блядь, но  легка
на передок. Дети в забросе. Если бы не авиакатастрофа, был бы,  думаю, целый
выводок.
     Я представил  себе этот хвост -  полдюжины  Володь, и каждый с  золотой
фиксой во рту. Могли быть, конечно, и сестры, но растиражирование Лены  меня
еще  меньше  устраивало.  Если  она  Лена,  а  не  пользуется  чужим именем,
маскируясь незнамо  зачем и  от кого. О Господи! То, что  Володя оказался не
самозванец,  а  всамделишный брат,  веселило  мое  сердце. Мысль об  инцесте
пришла спустя несколько дней и больше уже не покидала меня.
     -  А  чем он занимался в  России? - спросил  я больше для проформы.  На
какое-то  время  я  и  вовсе  потерял  интерес  к  отбывшему  в  неизвестном
направлении на пакистанском лайнере родственнику моей жены.
     Борис Павлович словно ждал этого вопроса.
     -   Информация   у   нас  довольно   поверхностная,  непроверенная,  но
определенно  могу сказать, что одно время толкал дурь, потом занялся рэкетом
в  Сибири  - опять  с наркодельцами,  но  не на главных  ролях,  а  так,  на
побегушках,  что-то  ему обламывалось - не жировал, но  навар имел.  Короче,
бабкодел по мелочевке  и где придется. Дважды привлекался - один раз сошло с
рук,  отвязался,  адвокат упирал  на тяжелую  среду  обитания,  другой раз -
припаяли трояк.  Отмотал  срок  и  как откинулся опять  при  деле: тюрьма не
перевоспитывает человека, но усовершенствует его криминальные таланты.
     Вот он и поддался в новый бизнес. На золотую жилу набрел.
     Борис Павлович замолчал, и я так понял, что раздумывает  - говорить или
нет.
     Я  тоже помалкивал, хотя от моего равнодушия не осталось и  следа. Даже
не записал  новое  для меня слово "откинулся", что на уголовной фене значило
скорее всего "освободился" - не до того было. Стало как-то тревожно,  словно
от новой профессии брата Лены зависело мое собственное существование.
     Наконец Борис Павлович заговорил:
     -  Повторяю  -  у  нас  нет  доказательств, скорее  подозрения. Были  б
доказательства  - не разгуливал  бы сейчас  на  воле.  Он занялся  наймом  и
переправкой путан за  границу. Сначала  -  в Стамбул, а  оттуда  в  Западную
Европу и Штаты.
     - Сутенер?
     -  Однозначно.  По-нашему,  папаша.  Хотя с  некоторыми  особенностями.
Во-первых, заочный - поначалу страны не  покидал. Во-вторых, замаскированный
- официально его агентство подбирало девочек и девушек для продолжения учебы
или   для   работы  за  границей:  официанткой,  массажисткой,  продавщицей,
сиделкой, домашней прислугой. Да мало  ли!  Вот почему ему инкриминировалось
не сутенерство,  а  изготовление поддельных  документов, хотя  кормился  он,
конечно, от  проституции.  Наконец, в-третьих, его  агентство было,  похоже,
филиалом  некой разветвленной  организации,  которая платила  лично  ему  до
полутора косых комиссионных за каждую девочку - в зависимости от ее рыночной
стоимости.  Довольно скоро  всплыло,  что  его  клиентки  предназначались на
мужскую  потеху и сразу же  по приезде  оказались  в борделях либо на улицах
красных фонарей. Его пытались  привлечь  к  судебной  ответственности, но он
опять  отмазался:  по  его  словам,  агентство  не   способно  уследить   за
злоключениями клиенток за пределами России. Его кореш, который подзалетел на
три года, был куда как откровенней, весь расклад выдал, терять ему все равно
было  нечего: как раз против него у следствия  имелись неопровержимые улики,
он  сопровождал клиентуру  за границу. Вот  и  заявил  на суде,  что девочки
знали,  на  что  шли и  каким местом будут  зарабатывать. Пожалуй, верно  по
отношению  к большинству,  хотя не  исключены мелодраматические  сюжеты.  "И
двенадцатилетние?" - спросил его прокурор. В ответ  подсудимый расхохотался:
"А почему  нет? На  них пробы негде  ставить! Любви все  возрасты  покорны."
Напарник шел  по  другим  статьям:  нарушение  режима  пересечения  границы,
вовлечение  несовершеннолетних в преступную деятельность  и, наконец, прямым
текстом - торговля живым товаром, то есть сексуальными рабынями.
     - Торговля?
     - Продажа в рабство. В Стамбуле,  куда  чаще всего сбрасывается девичий
десант  из России,  есть  по  крайней мере  несколько  гостиниц  в "русском"
Аксарае, где  регулярно устраивается  невольничий  рынок. "Герлс" делятся на
оптовый товар  и  штучные  экземпляры:  первые  попадают обычно  в турецкие,
китайские либо польские  притоны,  а  штучный  товар  - в  Западную Европу и
Америку. Дальнейшая их судьба, по мере  старения,  точнее  взросления, также
разнится. Ночные бабочки  на панели  - это  обычные  шлюхи, дешевка. Классом
выше  -  бордельные  барышни для  утех и  телефонные  проститутки.  Наконец,
заказные  дамы полусвета, другими словами  - хай-леди.  Экстра-класс, больше
для понта, чем для дела,  но идут по пятьсот баксов за час, а  то и за раз -
представьте, есть, оказывается, и такая такса. Основной клиент у них, как ни
странно  -  новые русские, которые тусуются  по заграницам,  находясь там на
отдыхе, по делам или в бегах.
     Я уже  обо всем начал догадываться, но все равно слова Бориса Павловича
- как обухом по голове:
     -  В смысле отбора  вашей  будущей жене повезло: она  прибыла  в Штаты,
минуя  Стамбул, в партии таких вот  малолеток,  а на нашей фене - вы, помню,
коллекционер  таких словечек - "сосок",  "синявок",  "малышек",  "сопливок",
"сыроежек" или  "путан  с бантиками". От двенадцати до шестнадцати.  Судя по
всему, ваш  новоиспеченный родственник  обслуживал педофилов. Возможно,  это
был всего  лишь предлог. Двойной камуфляж: официально  она ехала поступать в
Джульярд- скул, неофициально - в бордель для педофилов, а на самом деле брат
оказывал сестре великую услугу, переправляя ее  за границу  в партии девочек
для притона,  которую лично и сопровождал. В выездной ксиве  у вашей будущей
жены стояло - ПМЖ.
     - ПМЖ? - не понял я.
     - Постоянное  место жительства,  -  пояснил  Борис  Павлович.  И  после
небольшой паузы добавил:
     -   Худший   вариант,  впрочем,   тоже  не   исключен,  хотя   все-таки
маловероятно,  чтобы  родной брат собственноручно продал  сестру в  рабство.
Такое тоже,  конечно, случалось.  Что брат, когда мать и  отец продают своих
малолеток! Здесь мы вступаем в  область гипотез  -  что произошло с  Леной в
Америке, не знаю.
     - Зато я знаю! - не выдержал я, но молча.
     В действительности,  я  ничего тогда  еще  не знал, а  из  предложенных
вариантов надеялся на лучший, но опасался худшего.
     Поблагодарил  Бориса  Павловича,  заглянул домой, отксерил и отфаксовал
ему фото Лены и бегом же обратно  - на лекцию. Тема  в самый раз - "Настасья
Филипповна  в  "Идиоте" Достоевского и Лара в "Докторе  Живаго" Пастернака".
Судьбы, конечно, разные,  но первоисточник один - совращение в  малолетстве.
Давно,  хоть  и  отчужденно, интересовался этим сюжетом - словно  предвидел,
предчувствовал,  что самолично  столкнусь  с  ним на  старости  лет. Кое-что
раскопал
     новенькое  относительно  Лары  - хоть  физически  Пастернак писал  ее с
последней  своей  пассии  Ольги  Ивинской,  судьбу позаимствовал  у  Зинаиды
Пастернак, своей жены,
     которую в  пятнадцатилетнем  возрасте соблазнил  родной дядя,  и  связь
между ними длилась несколько лет. Пастернака этот сюжет волновал необычайно,
недаром в "Докторе Живаго" дан такой отвратный образ совратителя, но для его
жены, судя по ее воспоминаниям, это была не только первая, но и единственная
настоящая  страсть, о чем  Пастернак  не мог не  догадываться  и бесился еще
больше. Обычно  я рассказываю об этом, как о  забавном казусе, трактуя его с
фрейдисткой  точки  зрения,  а  тут  вдруг  не  выдержал  и  посреди  лекции
разревелся. Вот в каком был в тот  день состоянии. Лекцию пришлось прервать,
а  ошарашенных  студентов  распустить на все  четыре стороны. Посидел  минут
пятнадцать   у  себя   в   кабинете,  принял  каптоприл,  привел  в  порядок
расходившиеся нервы  и отправился домой, так  и не решив - выложить все Лене
сразу или таить некоторое  время  про  себя.  Нетерпелось  ее  увидеть  -  и
одновременно боязно.
     Мои   сомнения  разрешились   сами  собой.  Вместо  Лены,  застал  дома
бэби-ситтершу, которая занималась с Танюшей, а на столе записку от Лены: без
каких-либо дополнительных  объяснений  сообщала, что вернется поздно.  Так и
оказалось - прождал  до полуночи, но когда,  наконец, вернулась, притворился
спящим.
     Это  был последний  день моей прежней невинности и первый  день  нового
опыта, если только мои догадки были тождественны знанию.
     Вот что предстояло  выяснить, чего бы ни  стоило!  Глядя  исподтишка на
лежащую  рядом  Лену и чувствуя,  как  всегда, неловкость  от подглядывания,
раздумывал,  с  чего  начать  допрос.  Одновременно  во  мне  росло желание,
настоенное на  подозрениях, ревности, ненависти  и брезгливости. Любовь моя,
мука  моя, Елена. Я придвинулся к ней  и,  делая вид,  что  во  сне, со сна,
обнял, положил  руку  ей на  грудь.  И почувствовал вдруг сопротивление. Это
было так странно, первый раз отказывала. Повернувшись ко  мне спиной и ровно
дыша, она спала. Но мне почему-то почудилось, что она только делает вид, что
спит, обманывая меня, как только что  обманывал ее я. Обычно она спит в позе
эмбриона, а сейчас лежала спиной ко мне, выпрямившись, напряженная какая-то,
неестественная. Так никогда ей не признался, что  подслушал ее кошмары - она
часто кричала со  сна, сумел даже разобрать, что ей снилось будто ее  кто-то
надувает, и она вот-вот  лопнет,  как воздушный  шар. Я ее  обнимал,  и  она
затихала.
     С  той ночи  она  отказывала  мне  под  разными  предлогами: усталость,
головная  боль, менструация. В  конце концов,  я перестал домогаться, решив,
что природа свое  возьмет, сама  захочет,  если  только  у  нее нет кого  на
стороне. Призрак брата, которого я  выследил в Ди Эф Кей и проводил неведомо
куда, снова замаячил на горизонте, нагло поблескивая золотой фиксой. Однажды
не выдержал и  как-то,  когда говорили  совсем о другом,  неожиданно,  чтобы
застигнуть врасплох,  прямо спросил, спала ли  она с братом. Она также