я  этого
джентльмена к Брэндону, после того как тот позволил себе такое грубое с  ним
обращение! Брэндон продолжал  пить  и  болтать,  хотя  и  не  сплошь  в  том
сентиментальном стиле, в какой он ударился, говоря о своих любовных делах  и
обидах. Так же безумно развеселясь, как был перед тем  безумно  печален,  он
рассказал товарищам о своей ссоре  с  Фитчем,  так  комично  копируя  манеру
художника  и  так  забавно  описав  всю  его  фигуру,  что   оба   слушателя
покатывались со  смеху.  Синкбарз  побожился,  что  утром  охотно  посмотрит
потеху, и если художнику нужен секундант, то он готов взять эту роль на себя
- или же уступит ее Тафтханту.
     У лорда Синкбарза был, между прочим, очень ловкий слуга, веселый  плут,
в прошлом всего лишь младший служитель в колледже  Крайст-Черч,  где  виконт
оценил его по достоинству  и  возвел  в  высокий  ранг  своего  камердинера.
Основной обязанностью камердинера было чистить прекрасные полусапожки своего
барина, которыми мы так любовались, и укладывать милорда в постель, когда он
захмелеет. Камердинер слышал от слова до слова  все,  что  говорилось  между
молодыми людьми (у него была привычка - и милорд ее поощрял -  самому  время
от времени вмешиваться  в  разговор);  и  попозже  вечером,  ужиная  с  мсье
Доннерветтером и мадемуазель Огюстиной, он от слова и  до  слова  пересказал
всю беседу, как она велась выше этажом, причем передразнивал Брэндона так же
искусно, как тот передразнивал Фитча.
     И вот, потешив всю компанию изображением  любовных  терзаний  Брэндона,
мистер Том сообщил своим сотрапезникам, что у джентльмена имеется  соперник,
с которым ему предстоит завтра утром драться на дуэли, живописец с  огромной
бородой; и когда он назвал его фамилию - Фитч, - мадемуазель Огюстина, к его
удивлению, завизжала от смеха и воскликнула "Фийш, Фийш! G'est notre  homme:
это он, сэр! Саладин, вы помните мистера Фийш?
     - Мисса Фис, мисса Фис, - важно отозвался Саладин. - Осей  хоросо  знай
мвсса Фис! Худозник, больсой борода, даль Саладин кусок резин; миссис  лубит
мисса Фис!
     Это - увы - была правда: наша  толстая  дама  была  пресловутой  миссис
Каррикфергус, и она проделала весь долгий путь из Рима в погоне за обожаемым
своим художником.

ГЛАВА IX,
     которая грозила смертью, но разрешилась множеством браков

     Так  как  утро  вело  за  собою  день,   который   должен   был   стать
знаменательным в жизни всех героев и героинь  нашей  повести,  будет  вполне
уместно рассказать и о том, как они накануне провели ночь. Брэндон,  подобно
англичанам перед битвой при Гастингсе, пропировал и пропьянствовал допоздна;
лорд Синкбарз ровно в двенадцать - в свой обычный час  после  своей  обычной
меры выпитого - был унесен  и  уложен  в  постель  слугой,  которого  держал
нарочно для этой цели. Мистер  Тафтхавт  принял  это  как  намек  и  пожелал
Брэндону спокойной ночи, одновременно пообещав,  что  они  с  Синкбарзом  не
преминут явиться к нему утром в связи с дуэлью.
     Надо ли нам признаваться, что теперь,  когда  возбужденье  улеглось,  а
голова трещала  от  боли,  мистера  Брэндона  ничуть  не  радовала  мысль  о
завтрашнем поединке?
     "Если я, - размышлял  он,  -  пристрелю  этого  сумасброда,  весь  свет
завопит: "Убийца!" Если же он пристрелит меня, весь свет  станет  надо  мной
смеяться! А все же, черт бы его побрал, он, кажется, так жаждет  крови,  что
встречи не избежать. Во всяком случае, - подумал  он  затем,  -  неплохо  бы
оставить письмо Каролине". Итак,  придя  домой,  он  сел  и  написал  весьма
прочувствованное письмо, в котором говорилось, что  он  выходит  драться  за
нее, и если он умрет, его последнее дыхание будет  отдано  ей.  Написав  это
все, он бросился в постель и во всю ночь не сомкнул глаз.
     Если Брэндон провел свою ночь, как англичане, то Фитч свою провел,  как
норманны: в посту, умерщвлении плоти и раздумий. Бедняга тоже сочинил письмо
к  Каролине  -  очень  длинное  и  сильное,  со  стихотворными  вставками  и
содержавшее в  себе  те  самые  слова,  которые  мы  слышали,  когда  он  их
выкрикивал в окно. Потом он подумал о том, не составить ли завещание; но  он
рассудил - и куда как горька была эта мысль для  молодого  человека,  -  что
никому-то на свете нет до него дела - кроме, правда,  вспомнил  он,  немного
поразмыслив, этой бедной миссис Каррикфергус, там,  в  Риме,  "которая  меня
действительно любила и одна на свете покупала мои картины". Итак, он отказал
ей все свои рисунки, навел порядок в скромном своем имуществе, убедился, что
у него как раз хватает денег для уплаты  прачке;  и,  сложив  с  себя  таким
образом земные заботы, мистер Фитч тоже бросился в постель и тут  же  заснул
крепким сном. Брэндон всю ночь  слышал  его  храп  и  не  находил  ни  капли
облегчения в том, что противник принимает все это дело так беспечно.
     И вправду, наш бедный  художник  не  таил  в  своей  груди  ни  чувства
какой-либо вины, ни мстительной злобы на Брэндона - теперь, когда те  первые
муки оскорбленного тщеславия улеглись. Нелепый и смешной, он все же  не  был
малодушен; а после всего, что случилось утром, - раскрытого им предательства
и посыпавшихся на него оскорблений, - дуэль, он понимал, неотвратима. У него
было смутное понятие, где-то им почерпнутое, что долгом джентльмена является
среди прочего подраться раз-другой на дуэли, и он давно искал к тому случая.
"Предположим, я буду убит,- рассуждал он,  -  какая  разница?  Каролина  все
равно меня не любит. Мальчики доктора Уокербарта останутся в эту  среду  без
урока рисования; и больше никто ни словом не помянет бедного Андреа".
     А теперь заглянем на чердак. Каролина, бедненькая, вся  была  поглощена
своим горем и, выплакав его на  груди  верной  Бекки,  наконец  заснула.  Но
пробило два пополуночи, и три, и после кончившегося отлива начался прилив; и
фонари мерцали тусклей и тусклей; и сторож возгласил шесть часов;  и  солнце
встало и позолотило минареты Маргета; и Бекки поднялась и выскребла  крыльцо
и  кухню,  приготовила  завтрак  жильцам;  а  в  половине  девятого   громко
задубасили в дверь, и два господина - один  с  красного  дерева  ларцом  под
мышкой, спросили мистера Брэндона, и удивленная Бекки  проводила  их  в  его
апартаменты, и мистер Брэндон заказал Бекки завтрак на троих.
     Тот громкий стук разбудил и мистера Фитча, который  встал  и  оделся  в
лучшую свою одежду, подвил щипцами бороду и вообще во всем  своем  поведении
выказал полное хладнокровие. Пробило девять, он завернулся в плащ и  спрятал
под плащом ту пару рапир,  которые  он,  как  было  сказано,  имел  в  своем
владении, ни в малой мере не умея  ими  пользоваться.  Однако  он  слышал  в
Париже и Риме от своих camarades d'atelier {Товарищей по студии  (франц.).},
что в дуэли лучшее оружие - рапира; и так он вышел из дому.
     Бекки была в коридоре,  когда  он  спускался  по  лестнице;  она  вечно
скребла там пол.
     - Бекки, - сказал Фитч приглушенным голосом, - вот письмо.  Если  через
полчаса я не вернусь, вы его передадите  мисс  Ганн.  И  дайте  мне  честное
слово, что она не получит его раньше.
     Бекки  пообещала.  Она  подумала,  что  художник   затевает   очередное
сумасбродство. Он вышел, отвесив ей в дверях торжественный поклон.
     Но, пройдя всего лишь несколько шагов, вернулся.
     - Бекки, - сказал он, - вы... вы хорошая девушка и всегда были добры ко
мне, тут у меня кое-что для вас: мы, может быть... может быть, мы  долго  не
увидимся. - В глазах его были слезы, когда он это говорил, и он ей  сунул  в
руку семь шиллингов и четыре с половиной пенса - все до последнего фартинга,
что имел на свете.
     - Ну что вы! - сказала Бекки; но ничего не  добавила,  только  положила
деньги в карман и снова взялась за работу.
     Три джентльмена со второго этажа, болтая, вышли на лестницу.
     - Бог ты мой, - куда это вы! - закричала Бекки. - В такую рань!  Еще  и
вода у меня не закипела.
     - Мы вернемся к завтраку, милаша, - сказал один,  маленький  джентльмен
на высоких каблуках. - П'ошу вас, не забудьте приготовить содовую.  -  И  он
вышел, играя тростью. Следом за ним - его  приятель  с  ларцем  под  мышкой.
Брэндон всех позади.
     Он тоже, сделав несколько шагов, воротился.
     - Бекки, - сказал он торжественно, - если через полчаса меня не  будет,
передайте это мисс Ганн.
     Бекки встревожилась; и, повертев в руках оба письма, осмотрев каждое  с
той и с другой стороны и строго поглядев на печати,  она  по  дурости  своей
решила, что не станет она ждать полчаса, а отнесет их барышне сейчас же. Она
поднялась наверх и застала Каролину за шнуровкой корсета.
     А следствием такого поведения Бекки было то,  что  маленькая  Каролина,
бросила шнуровать свой корсет (преславная была в нем фигурка у  девушки;  но
сейчас речь не об этом), взяла письма, посмотрела сперва на одно  -  которое
сразу же отложила; на другое - которое  жадно  вскрыла,  и,  прочтя  две-три
строки, громко вскрикнула и упала без чувств.

                                   * * *

     К подворью Райта мчи нас, муза, днесь,  спеши  поведать,  что  вершится
здесь. Утром, чуть свет, мадемуазель Огюстина заявилась в комнату мисс  Рант
и с ликованием сообщила этой леди об ожидающем их событии.
     - Figurez-vous, mademoiselle, que notre homme va se battre  -  ах,  вот
будет drole {Представьте себе, барышня, наш-то кавалер собирается драться на
дуэли... забавно (франц.).} увидеть его со шпагой в руке!
     - Не приставайте вы ко мне,  Огюстина,  со  всякими  гнусными  дрязгами
между слугами; этот противный курьер вечно пьян и заводит ссоры.
     - Mon Diou, qu'elle est bete! {Бог ты  мой,  какая  дура  (франц.).}  -
воскликнула Огюстина, - Но я же вам не о  курьере  толкую;  я  о  нем,  о...
l'objet, le peintre dont niadame s'est amourachee, Monsieur {О ее  предмете,
художнике, в которого барыня влюблена, о господине... (франц.).} Фийш.
     - О мистере Фитче! - закричала Рант, вскочив с кровати. -  Мистер  Фитч
дерется на дуэли! Огюстина, живо - мои  чулки,  капот...  Скажи,  где,  как,
когда?
     Огюстина рассказала ей наконец,  что  дуэль  состоится  сегодня  же,  в
девять утра, за ветряной мельницей и что джентльмен, с которым Фитч дерется,
накануне вечером обедал в их отеле в обществе  de  ce  petit  milord  {Этого
маленького милорда (франц.).}, который будет его секундантом.
     С быстротой молнии Райт кинулась в спальню  своей  покровительницы.  Та
спала крепким сном; и вообразите сами, каковы были  ее  чувства,  когда  она
пробудилась и услышала эту страшную весть.
     Так безмерна сила любви,  что  хотя  миссис  Каррикфергус  долгие  годы
никогда  не  поднималась  с  постели  раньше  полудня;  хотя  во  время   ее
сумасшедшей погони за художником ей перед отъездом в путь неизменно подавали
в постель чашку чая и котлету (равно как и дозу  подкрепляющего),  -  сейчас
она мигом вскочила, забыв и сон, и баранью  отбивную,  и  все  другое,  -  и
принялась за туалет с такой поспешностью, что сравнение тут  возможно  разве
что с Арлекином, переодевающимся в пантомиме.  У  нее  сделался  бы  нервный
припадок, но только она знала,  что  на  него  нет  времени;  право  же,  не
протекло над ее головой я двадцати минут, как она уже надела свою пелерину и
шляпу и со всею челядью да еще прихватив  по  дороге  двух-трех  гостиничных
лакеев полным ходом устремилась к полю действия. Никогда за двадцать лет  до
того дня, ни с того дня  по  нынешний  не  случалось  Марианне  Каррикфергус
ходить так быстро.

                                   * * *

     - Вот тебе и раз! - закричал лорд виконт Синкбарз, когда они прибыли на
поле боя за мельницей. - Здесь, черт меня подери, только один!
     Так  оно  и  было:  мистер  Фитч  в  необъятном  своем  плаще  медленно
расхаживал взад и вперед по лужайке,  отбрасывая  длинную  тень  на  залитую
солнцем траву. И был мистер Фитч один - о секунданте он просто не подумал. В
этом  он  откровенно  сознался,  отвешивая  вновь  прибывшим  величественный
поклон.
     - Но это, господа,  несущественно,  -  сказал  он,  -  и,  надеюсь,  не
помешает нам честно провести поединок. - И, скинув плащ, он извлек две  свои
рапиры со снятыми уже  наконечниками.  Он  подошел  к  Брэндону  и  собрался
предложить ему одну из рапир, как это делается на театре. Брэндон растерянно
попятился, Синкбарз был явно смущен, Тафтхант в восторге.
     - Ну и ну! - сказал он. - Надеюсь, бородач крепко ему всыпет!
     - Извините, сэр, - заявил мистер Брэндон, - я, как  вызванная  сторона,
выбираю пистолеты.
     Мистер Фитч с полным присутствием  духа  и  не  без  изящества  воткнул
рапиры в траву.
     - О, уазюмеется, пистолеты, - пропищал  милорд;  и  тут  же,  отведя  в
сторону Тафтханта, стал очень весело что-то  ему  нашептывать;  против  чего
Тафтхант сперва возражал, сказав: "Нет, черт бы его побрал, пусть  дерется!"
- "А твой диплом и приход, Тафти, мальчик мой?" -  напомнил  милорд;  и  они
стали прохаживаться. Через несколько минут, в течение  которых  мистер  Фитч
оглядывал Брэндо-на с головы до пят, или со шляпы до  башмаков,  в  точности
как мистер Уиддикомб мистера Картлича, перед тем  как  эти  два  джентльмена
сойдутся в сражении на арене цирка Астли (да и то сказать, что  еще  бедняга
Фитч мог бы взять за образец рыцарственного поведения?), - итак, когда  Фитч
прекратил наконец этот осмотр, смысла которого Брэндон так и не понял,  лорд
Синкбарз подошел к художнику и слегка кивнул головой.
     - Сэр, -  сказал  он,  -  поскольку  вы  явились,  не  позаботившись  о
секунданте, я,  с  вашего  соизволения,  послужу  за  такового.  Меня  зовут
Синкбарзом: лорд Синкбарз! И хотя я  пришел  сюда,  чтобы  быть  секундантом
моего друга, эту обязанность берет на себя мистер Тафтхант; и  так  как  мне
кажется, что в этом злополучном деле другой исход  невозможен,  мы  сразу  и
начнем.
     Удивительно, как только лорд Синкбарз сумел произнести  такую  поистине
джентльменскую речь! Услышав, что его секундантом будет лорд,  Фитч  положил
руку на грудь, поклялся, что он-де это принимает  как  величайшую  честь,  и
повернулся спиной, чтобы пройти па свое место, когда милорд,  изящно  уткнув
язык в щеку и приставив большой палец к носу, пошевелил остальными  пальцами
в воздухе и сказал Брэндону:
     - Только для виду.
     Мистер Брэндон улыбнулся и тяжело перевел дух. Сказать по правде,  лорд
снял с его души большую тяжесть, и он был рад-радешенек от нее освободиться:
в хладнокровии этого сумасброда художника было нечто  такое,  что  вовсе  не
нравилось нашему светскому господину.
     - Мистер Тафтхант, - очень громко сказал лорд Синкбарз, -  принимая  во
внимание,  что  случай  весьма  серьезный  -  угроза,  знаете,   отколотить,
обвинение с обеих сторон  во  лжи,  и  еще  дама  замешана,  -  я  предлагаю
установить барьер.
     - А что это такое? - спросил Фитч.
     - Самая простая вещь на свете; и к тому же, - шепнул Синкбарз, -  самая
для вас благоприятная. Сейчас вам  объясню:  мы  вас  разводим  на  двадцать
шагов, а  посередине  лежит  шляпа.  Вы  идете  вперед  и  стреляете,  когда
захотели. Как выстрелили, должны остановиться;  и  каждый  вправе  дойти  до
шляпы. Самое честное дело.
     - Отлично, - сказал Фитч; и с бесконечными предосторожностями пистолеты
зарядили.
     - Знаете что, - шептал Синкбарз на ухо Фитчу, - когда бы  я  не  избрал
этот способ, вам бы конец. Если только он выстрелит, он убьет  вас  наповал.
Не давайте ему начать, пристрелите его первый!
     - Постараюсь, - сказал Фитч, немного побледнев, и  поблагодарил  своего
благородного друга за совет. Шляпу положили,  и  противники  стали  на  свои
места.
     - Готовы оба?
     - Готовы, - сказал Брзндон.
     - Начнете сходиться, когда я брошу платок. - И вот платок падает.  Лорд
Синкбарз кричит: - Начинай!
     Противники двинулись друг на  друга,  наводя  пистолеты.  Сделав  шесть
шагов, Фитч остановился,  выстрелил  и...  промахнулся.  Он  крепко  стиснул
пистолет в руке, так как едва его не выронил; и стоял, кусая губы и глядя на
Брэн-дона, который, злобно усмехаясь, дошел до шляпы.
     - Согласен ты, негодяй, взять назад то, что  сказал  вчера?  -  говорит
Брэндон.
     - Не могу.
     - Согласен просить пощады?
     - Нет.
     - Тогда я даю тебе одну минуту, и молись богу,  потому  что  сейчас  ты
умрешь.
     Фитч выпустил из руки пистолет, на минуту закрыл глаза, выкатил  грудь,
сжал кулаки и промолвил:
     - Я готов.
     Брэндон выстрелил - и, странное дело,  Андреа  Фитч,  глотая  воздух  и
отшатнувшись назад, увидел -  или  это  ему  померещилось?  -  что  пистолет
Брэндона взлетел на  воздух  и  на  лету  разрядился;  и  услышал,  как  сей
джентльмен длинно и громогласно выругался. Когда  же  он  опомнился,  у  ног
Брэндона лежала толстая палка; сам мистер Брэндон,  всех  кляня,  скакал  по
лугу и махал зашибленной в локте рукой, а  к  месту  поединка  спешил  целый
синклит. Первым примчался величественный немец  курьер  и,  набросившись  на
Брэндона, закричал ему в ухо:
     - Schelm! Spitzbube! Мерсавец, трус! Эсли б я не  кинуль  палька  и  не
ломаль его тшортов рука, он упиль бы этот педни молодой тшеловек.
     Слова немца заключали  в  себе  два  неверных  утверждения:  во-первых,
Брэндон не убил бы Фитча; а во-вторых, его рука не была сломана - он  только
получил удар  по  чувствительному  месту,  именуемому  у  анатомов  мыщелком
локтевой кости: жестокий  удар,  от  которого  пистолет,  вылетев  из  руки,
закрутился в воздухе, а джентльмен взвыл от боли. Двое лакеев тоже вцепились
в убийцу; какой-то булочник, который свернул за толпой, прервав свой  обход,
ночной  сторож,  несколько  мальчишек  визжали   вокруг   него   и   вопили:
"Поли-ици-ия!"
     Вслед за этими, запыхавшись и  тяжело  отдуваясь,  подоспели  несколько
женщин. Фитч не поверил своим глазам: эта толстуха в алом атласе...  неужели
это?.. Да нет же... Да! Его заключает в объятия миссис Каррикфергус!

                                   * * *

     Мы из  деликатности  не  будем  останавливаться  на  подробностях  этой
встречи. Достаточно сказать, что обстоятельства дела  кое-как  разъяснились,
мистера Брэндона отпустили с  миром,  и  вот  мы  видим,  подъехала  наемная
коляска и мистер Фитч соизволил сесть в нее вместе со своим вновь обретенным
другом.
     Брэндон был не чужд благородных порывов. Когда Фитч уселся  в  коляску,
он подошел и протянул ему левую руку.
     - Я не могу предложить вам правую, мистер Фитч, потому что этот  чертов
курьер мне ее покалечил; но, надеюсь, вы мне разрешите извиниться перед вами
за мое постыдное поведение и сказать вам, что никогда в  своей  жизни  я  не
встречал более храброго джентльмена, чем вы.
     - Да, черт возьми, это так! - сказал милорд Синкбарз.
     Фитч покраснел как пион.
     - И все же, - сказал он, весь дрожа, - вы только что,  мистер  Брэндон,
едва меня не убили. Я не могу пожать вам руку, сэр.
     - Эх, ты, п'а-астак! - сказал многоумный милорд. - Он не мог  п'ичинить
тебе вреда, ни ты ему! Писта-алеты за-аядили без пуль.
     - Что?! - вскричал Фитч, отшатнувшись.  -  И  это  у  у  вас,  господа,
называется  шуткой?  Ах,  милорд,  милорд!  -  Тут  бедный  Фитч  разразился
доподлинными слезами на алой атласной груди миссис  Каррикфергус;  а  она  и
мисе Рант обе и без того рыдали в голос. И так под громкие крики и ликование
коляска укатила.
     - Какай слюнтяй и ca-аве'шенный осел! - вынес свой  премудрый  приговор
Синкбарз. - П'авда, Тафтхант?
     Тафтхант, разумеется, с ним согласился;  но  Брэндон  был  настроен  на
великодушие.
     - Ей-богу! По-моему, эти слезы делают ему честь. Когда я сошелся с  ним
сегодня утром, я намеревался провести игру честно. А мистер Тафтхант,  когда
он называет человека  трусом,  потому  что  тот  плачет...  мистер  Тафтхант
отлично знает,