та, но это не меняет сути дела.
   Согласитесь, свежая мысль: единство материала у хороших и плохих сти-
хов как признак самобытности, то есть разница в творческой силе, а не  в
органичности материала.
   Я никогда ничего такого не слыхал. Сам себя он,  конечно,  относил  к
самобытным поэтам. Он даже признавал, что у него есть слабые стихи, что-
бы показать, что они из такого же органического материала, что  и  хоро-
шие.
   - Есть поэты, - сказал он как-то, - мысль которых заключается в самой
музыке стихов. Таковы Верлен, Блок, Есенин.  Такие  поэты  могут  писать
стихи в пьяном виде. В пьяном виде им музыка стихов даже ярче  слышится.
Но такие поэты, как Пушкин, Тютчев, Ахматова или, допустим, я, -  добав-
лял он без ложной скромности, - не могут писать  в  пьяном  виде.  Мы  -
смысловики, у нас музыка все-таки играет подчиненную роль.
   Было совершенно непонятно, жалеет он или гордится тем, что  не  может
писать стихи в пьяном виде. Но с другой стороны, сколько горючего  даром
пропадает!
   А мог бы пить еще больше, оправдывая это  потребностями  стихотворной
музыки!
   Он носил крест и считал себя христианским поэтом. Но навряд ли  неко-
торые его стихи укладывались в рамки христианских заповедей. Так, у него
были ураганные стихи под названием "Баллада о  непрощенной  обиде".  Там
каждая строфа кончалась рефреном:
   Прощенная обида и не была обидой, А коль была обидой, она не прощена!
   К счастью, наши державники не пронюхали, что такой образ мыслей имеет
отношение скорее к Ветхому Завету. Молодежь с восторгом читала эти  сти-
хи.
   Он знал тысячи стихов наизусть. Однажды, когда я с друзьями  сидел  в
ресторане, он неожиданно подсел к нам и прочел пять совершенно  незнако-
мых нам тогда гениальных стихов Мандельштама. Между  чтением  стихов  он
выпил всю нашу водку. С нами сидела единственная женщина, которая пришла
в восторг и от стихов Мандельштама, и от его манеры чтения.
   Прочитав стихи и выпив всю водку, он, по-видимому, решил, что теперь,
кроме этой женщины, за столом не остается никаких  ценностей,  осторожно
взял ее под руку, чтобы не расплескать ее восторг, и ушел вместе с  ней,
как раз в тот момент, когда в сторону нашего стола двигался  метрдотель.
А мы с любовью смотрели вслед нашему поэту. Скажите после этого, есть ли
в мире другая страна, где так любят поэзию? Нет в мире такой страны!
   Про смысл своего творчества он повторял:
   - Энергия стиха и никаких идей!  Энергия  стиха  вливает  в  читателя
энергию жизни, а дальше пусть он двигается сам! Зайдешь ко мне,  я  тебе
покажу неотвратимое доказательство своей правоты.
   Вскоре я зашел к нему. Тогда он жил на Тверском  бульваре,  в  комму-
нальной квартире. Жил один. Последняя жена ушла, а новая еще не подоспе-
ла. Он показал мне письмо читателя. Этот еще явно молодой человек  писал
о том, что он со своими двумя самыми близкими  друзьями  решил  заняться
бизнесом. С разрешения отца он продал его машину и вложил все свои  лич-
ные деньги в дело.
   Но друзья его обманули, и он остался ни с чем. Он  был  так  потрясен
вероломством друзей, что решил уйти из жизни. Накупил снотворных в  раз-
ных аптеках с тем, чтобы на ночь выпить чудовищную дозу и покинуть  этот
жестокий мир, где никому нельзя доверять. На ночь перед тем, как  выпить
таблетки снотворного, он решил последний раз просмотреть "Литгазету".  И
тут наткнулся на стихи нашего поэта. Произошло чудо! Прочитав их и  даже
несколько раз перечитав, сам не зная почему, он пришел к выводу, что бу-
дет жить и не будет поддаваться панике. Он благодарил  автора  и  просил
редакцию передать ему свое письмо.
   Я прочитал письмо и повертел в руках конверт.  Письмо  было  прислано
откуда-то из Северного Казахстана. Не скрою, что я и  на  штамп  обратил
внимание.
   - Мистика! - громыхнул Юра, глядя на меня горящими глазами. - Я полу-
чил письмо, когда находился в невероятно тяжелой депрессии. Пытаясь  вы-
вести себя из нее, я перечитал свою любимую книгу - "Мастер и Маргарита"
Булгакова. Но и она не помогла. Я перечитал ее ни разу не улыбнувшись. О
самой смешной сцене с Котом на люстре я подумал: теоретически смешно,  а
так нет. Я был один. Жены разбежались. Изредка печатаю стихи, а книги  в
сорок семь лет нет и не предвидится. Вся жизнь псу под хвост.  Может,  я
был не прав, может, писать надо было совсем по-другому? Поздно меняться,
но не поздно полоснуть бритвой по венам! Спускаюсь к почтовому ящику - и
вдруг это письмо, любезно пересланное мне из "Литгазеты".
   Я спас человека, а он спас меня! Спасенный спас! Я уже оправдал  свою
жизнь, я спас этого молодого человека, а он меня спас - и тоже  оправдал
свою жизнь!
   И самое главное - значит, я был прав, писать надо только так: энергия
стиха и никаких идей! Я воспрянул к жизни! Обойдусь без  книги!  Я  спас
человека, теперь вся моя остальная жизнь - чистый доход!
   - Ты ему ответил? - спросил я.
   - А зачем ему отвечать? - загудел он. - Я спас ему жизнь, а  он  спас
мне жизнь. Мы квиты!
   Ну что ты ему скажешь? Впрочем, я не исключаю, что он просто  постес-
нялся пафоса случившегося: спаситель пишет письмо спасенному!
 
   ПРОФИЛЬ
   - Я сейчас тебе расскажу самый потрясающий случай из  моей  жизни,  -
сказал он однажды, сидя со мной за столиком в ресторане. -  Этот  случай
отразился на всей моей личной жизни. В молодости, как, впрочем,  и  сей-
час, я легко знакомился с женщинами. Однажды взял билет на последний ки-
носеанс. Шла иностранная картина.
   Захожу в кинозал, и меня вдруг охватывает необычайной силы  волнение.
Мне было двадцать три  года!  Я,  как  и  все  молодые  люди,  мечтал  о
единственной, неповторимой любви. И вдруг я чувствую не только всей  ду-
шой, но и всем телом, что здесь, сейчас я встречу  девушку,  которая  на
всю жизнь будет мне незаменимой подругой! Не подумай, что я был пьян,  я
был совершенно трезв!
   Испытываю невероятное волнение и  чувствую  невероятную  уверенность,
что эта встреча именно сейчас с минуты на минуту состоится.
   Я, лихорадочно озираясь, прохожу между рядами, вглядываясь в лица де-
вушек, ища ее, но ничего подходящего не замечаю. Все не то! Однако  про-
должаю волноваться и продолжаю быть уверенным, что  такая  встреча  ждет
меня здесь.
   Я усаживаюсь на свое место. А девушки все нет и нет.  Что  случилось?
Где она?
   Кстати, замечаю, что рядом со мной два кресла пустуют. А зрители  уже
сидят на своих местах. Гасят свет. Начинается картина. Но где же моя де-
вушка? Она должна быть! Уже минут пять идет картина, а ее все нет.
   И вдруг я в полутьме замечаю, что кто-то неуклюже пробирается к месту
рядом со мной. Садится! Девушка! Я в полутьме разглядываю ее профиль. О,
этот чуть вздернутый носик и чуть вздернутая верхняя губа! Сердце у меня
останавливается. Я вижу нежнейший профилек нежнейшей девушки! Боже,  Бо-
же! Я ни жив ни мертв! Предчувствие сбылось! Вот оно, мое счастье на всю
жизнь!
   Я делаю вид, что смотрю кино, но ничего не вижу и  не  слышу,  только
изредка украдкой кошусь на этот профиль. Время идет, но я  почему-то  не
спешу с ней познакомиться. Уверен: все само собой получится, когда  кон-
чится картина.
   Ведь главное - предчувствие не обмануло и девушка сама явилась.
   Картина кончается. Зажигается свет. И ты представляешь! Я  не  только
не знакомлюсь с ней, у меня даже не хватает духу посмотреть в ее  сторо-
ну! Я как сомнамбула иду к  выходу,  помнится,  не  спеша,  чтобы,  если
судьба опаздывает, дать ей нагнать нас. Я ухожу, но при этом до идиотиз-
ма уверен, что какая-то сила вот-вот нас сведет. То  ли  общий  знакомый
окликнет и представит меня ей, то ли она сама подойдет и попросит  ввиду
позднего часа проводить ее до дому.
   Абсолютно уверен, что мы не можем пройти мимо друг друга!
   Однако зрители разошлись. И я один стою перед опустевшим кинотеатром.
А девушки нет, как не было. Я даже ее не видел при свете! Но я еще с час
простоял возле кинотеатра, надеясь, что она почему-то вернется и мы поз-
накомимся. Но, увы, чуда не случилось. Она исчезла навсегда, и я поплел-
ся домой.
   Ночью я не спал, я проклинал себя за малодушие. Я полгода потом ходил
в этот кинотеатр, и всегда  на  последний  сеанс,  с  гаснущей  надеждой
встретить ее там. Если было возможно, я даже брал билет на прежнее  свое
место, но ничего не помогало. Потом я потерял и эту надежду, жизнь пошла
своим чередом. Но стоило мне закрыть глаза, как я видел этот  ангельский
профиль.
   Я тысячу раз анализировал случившееся. Я ясно понимал, что судьба  не
только обеспечила мне встречу с этой девушкой, но и всем моим  неслыхан-
ным волнением предупредила меня об этом. Но в таком случае, почему та же
судьба не дала мне сил даже взглянуть в ее сторону, когда зажегся  свет?
Или она испытывала меня: действуй! Перешиби стыд и  познакомься  с  ней,
иначе ты навсегда упустишь свое счастье! Я хотел понять философию  своей
вины, но не мог.
   А жизнь продолжалась. Я, как ты знаешь, был много раз женат  и  неиз-
вестно по чьей вине расходился. Иногда мне кажется, что  тот  ангельский
профиль изгонял их. Моя поэтическая судьба была трагична,  но  я  верил,
что я истинный поэт, и это держало меня на плаву.
   Прошло с тех пор двадцать пять лет. Я тогда жил  один.  Поздно  ночью
возвращаюсь домой из одной компании. Конечно, подшофе. И вдруг вижу воз-
ле троллейбусной остановки молоденькую женщину,  которая,  прикрыв  лицо
платком, плачет. Внезапно она оторвала платок от глаз, и волосы на  моем
затылке зашевелились! У нее был тот самый ангельский профиль!  Это  она!
Но как это может быть! С тех пор прошло двадцать пять лет,  а  тут  юная
женщина горько плачет. Я сошел с ума! Нет, я не  сошел  с  ума!  Это  ее
дочь! Судьба шепнула мне: "Вот тебе вторая попытка -  с  дочерью!  А  до
внучки ты не доживешь!" Я подошел к ней и, боясь спугнуть ее своим голо-
сом, прошептал:
   - Милая женщина, почему вы плачете? Может, я вам чем-нибудь могу  по-
мочь?
   И она доверилась мне. Она рассказала, утирая слезы, что  вышла  замуж
за приличного человека из приличной семьи, но  он  оказался  законченным
алкоголиком, и она с этим ничего не может поделать. Вот и сегодня  ночью
ввалился в дом, избил ее за то, что в доме нет водки, и послал ее за вы-
пивкой, сказав, что, если она придет без нее, он ее убьет.
   - А где я возьму водку, уже час ночи! - сказала она  и  снова  горько
расплакалась.
   - Идемте со мной, милая женщина, - обратился я к ней, - я поэт. Я вам
дам бутылку водки, и вы пойдете к своему мужу. Но если он такой  изверг,
можете остаться у меня. Вас никто не тронет. Я буду целовать только тень
вашего профиля!
   - При чем тут профиль! - вздохнула она и, подумав, добавила: - Но мне
некуда деться...
   Мы сели в троллейбус и через полчаса были у дверей моей квартиры. Чу-
довищное волнение не покидало меня! Перед исполнением мечты  всей  жизни
должно случиться что-то страшное! Сначала я испугался, что потерял ключ.
Но ключ оказался на месте. Я вынул ключ и понял, что сейчас случится по-
зорная катастрофа и я от волнения не смогу открыть дверь! И в самом  де-
ле! Ключ тупо скрежещет в скважине, а я паралитическими движениями пыта-
юсь его провернуть.
   Я думал, через секунду умру.
   - Давайте я, - вдруг говорит она мне. Берет у меня ключ и преспокойно
открывает дверь.
   - Это Божий знак, - говорю я, - это ваш дом. Дом  небогатый,  но  вас
всегда здесь будут любить!
   - Чудачище! - отвечает она, с улыбкой оглядывая меня и входя в комна-
ту.
   Она сняла плащ и оказалась стройной, чуть полноватой,  очаровательной
женщиной. Не успел я прийти ей на помощь, как она легко сама  нашла  ве-
шалку, словно когда-то здесь бывала.
   Я достал бутылку водки из холодильника и молча вручил ей,  показывая,
что, несмотря на свой восторг от нее, я честно  и  мужественно  выполняю
свое слово.
   - А знаете что, - сказала она, взяв в руки бутылку и улыбаясь,  -  вы
такой большой, добрый чудак. Вы мне нравитесь. Давайте  мы  с  вами  ра-
зопьем эту водку ради нашего знакомства. Мой муж сейчас спит как свинья.
И я завтра приду домой, пока он еще будет спать.
   Пьянящая легкость разлилась по моему телу. Вдохновение вздымало  меня
под потолок. Я усадил ее и приготовил еду, пустив в ход все свои  припа-
сы.
   Начался ужин. Я недолил ей первую рюмку, но она  вдруг  сказала,  что
будет пить со мной наравне. Меня это несколько удивило, но  я  вспомнил:
муж-пьяница приучил! Мы выпили всю бутылку.
   Я подсел к ней, чтобы чаще видеть ее профиль, а потом посадил  ее  на
колени и стал нежно и страстно ее целовать. Она созревала в моих объяти-
ях, как плод!
   Я был снова потрясен, когда узнал ее имя - Джульетта. Это  был  вели-
чайший намек судьбы, что сорвавшийся было мой юношеский роман сбывается!
   - Я всю жизнь ждал вас, - бормотал я, целуя ее.
   - Вот этого мне не хватало всю жизнь, - пылко отвечала она мне. - Вот
этого!
   Ласки! Ласки!
   Конечно, я заметил, что у нее несколько примитивный язык. Но это меня
даже восхищало. А что она знала,  видела  в  этой  жизни,  кроме  своего
пьяницы мужа?
   - думал я. Я займусь ее духовным воспитанием, я отшлифую ее, как  ал-
маз!
   Теперь это главная задача моей жизни, думал я, стихи временно отойдут
на второй план.
   Мы провели бурную ночь: я - стареющий Ромео и она - все  еще  молодая
Джульетта. Я исцеловал все ее тело, и она мне отдавалась  бесконечно.  Я
только просил при этом лежать профилем ко мне, и она с улыбкой  подчиня-
лась моей просьбе. Уже к утру во время близости  я  вдруг  почувствовал,
что она уснула. Я удивленно замер.
   - Трахайте, трахайте, я все слышу, - вдруг прошептала она не открывая
глаз и все еще повернутая ко мне своим ангельским профилем.
   Я оцепенел от вульгарности ее слов. Но потом взглянул на ее невинный,
ангельский профиль, и истина осенила меня: ее пьяница  муж  других  слов
никогда и не употреблял! Святая наивность! Она думает, что  так  и  надо
говорить!
   Я еще более вдохновенно подумал: надо работать, работать над ней! На-
до заново лепить ее, оставив только профиль! И тут сам провалился в сон.
   Проснулся я раньше ее. Почти не веря своему счастью, я взглянул на ее
профиль. Он был на месте. Я тихо встал, принял душ,  оделся,  приготовил
завтрак. Я разбудил ее поцелуями в оба профиля, и она,  открывая  глаза,
улыбнулась и обняла меня.
   Мы сели завтракать. Она была свежа, как  ландыш.  Она  так  кокетливо
вертела головой, дразня меня то одним, то другим профилем, что я чуть не
прервал трапезу. Я предложил ей слегка опохмелиться. Она не отказалась.
   Мы договорились, что она будет приходить ко  мне,  пока  не  уговорит
мать этого пьяницы перейти жить к нему. Мне показалось бесконечно трога-
тельным, что она даже этого изверга пьяницу не может оставить без  прис-
мотра. Она вынула из сумочки записную книжку и вписала туда мой телефон.
   Я был счастлив как никогда! Я догнал судьбу, уцепился за ее  хвост  и
притянул к себе через двадцать пять лет! Я очень хотел спросить о ее ма-
тери, о ее отце, но мне все стыдно было, потому что она их дочь, а  я  с
ней спал. Мне было очень любопытно поговорить с  ее  отцом  и  иносказа-
тельно выяснить, не преследует ли его чувство мистической  вины  за  то,
что он всю свою жизнь провел с чужой женой.
   И уже когда она надела свой плащ и я ее выпускал из дверей, я все-та-
ки с замирающим сердцем спросил:
   - Мама жива?
   - Да, слава Богу.
   - Познакомишь нас когда-нибудь?
   - Конечно, если она приедет.
   - А где она? - спросил я почему-то гаснущим  голосом.  Я  что-то  по-
чувствовал.
   - Как - где? - удивилась она. - В Казани. Разве я  вам  не  говорила,
что я оттуда.
   - Она всегда жила в Казани? - спросил я, чувствуя, что  дух  из  меня
выходит.
   - Всегда. А что?
   - И она никогда не жила в Москве?!
   - Она даже никогда не была в Москве! А что?
   Дух из меня вышел вон.
   - Ничего, - ответил я и, как говорят женщине, когда  нечего  ей  ска-
зать, добавил: - Звоните.
   Так она и ушла. Оказывается, она не ее дочь! И профиль ее, оказывает-
ся, сам по себе мне не нужен! Крылья моей души повисли.  Я  вспомнил  ее
ночные слова и почувствовал, что не в состоянии забыть эту грубость. Сам
я нередко бываю груб, но вот как я устроен - не выношу женской грубости.
   Сейчас я вспомнил, что вечером, когда мы пили и целовались, она, под-
бежав к большому зеркалу, висевшему на стене, оглядела себя во весь рост
и лихо сказала:
   - С такими ножками не пропадешь!
   Странно, что тогда меня не передернуло от этой  пошлости!  Но  в  тот
миг, когда она говорила это, она стояла профилем ко мне, и я, заворожен-
ный им, не придал значения ее словам.
   Я вдруг ясно понял, что она шлюха и, разумеется, к той девушке, кото-
рую я когда-то встретил в кино, не имеет ни малейшего отношения. Но этот
нежный, беззащитный профиль... Проклятье! К тому же я никогда  до  этого
не имел дело с проституткой...
   - И я никогда не изменял своим женам, - добавил он зачем-то с вызовом
неизвестно кому.
   - Имея столько жен, ты не мелочился, изменяя им, - сказал я, поддраз-
нивая его. - Ты сразу изменил всему институту брака.
   - Кстати, ты когда-нибудь ударил женщину? - вдруг спросил он.
   - Не помню, - ответил я.
   - Как такое можно не помнить! - удивился он. - Я ни разу в  жизни  не
ударил женщину!
   - А мужчину? - спросил я.
   - И мужчину! - ответил он.
   - В таком случае, достоинство того, что ты ни разу в жизни не  ударил
женщину, сильно снижается, - сказал я. - У  тебя,  видимо,  принцип:  не
бить двуногих.
   - Четвероногих тем более! - с очаровательной поспешностью ответил  он
и продолжил свой рассказ: - С тех пор она мне целый месяц звонила, а  я,
ссылаясь на занятость, но не грубя, отказывался от встречи. В конце кон-
цов она поняла, что я больше не хочу с ней видеться, и внезапно  сказала
в трубку:
   - Вы сильно пожалеете об этом.
   Я не придал значения ее словам. И вдруг однажды кто-то позвонил. Рез-
кий мужской голос спросил у меня:
   - Это ты, поэт?
   - Да, - говорю.
   - Верни Джульетке ее пять тысяч баксов! - грозно приказал он. - Иначе
получишь пять пуль!
   - Ты с ума сошел! - заорал я. - Какие баксы, какие деньги! Она  ника-
ких денег у меня не оставляла! И больше не смей звонить сюда!
   Видно, я своим мощным голосом на минуту осадил его.
   - Слушай, ты, - сказал он после некоторой паузы, - я серьезный  чело-
век. И не дурак, в отличие от тебя. Она мне соврать никак не могла,  по-
тому что знает, что я ее за это убью. Итак, через неделю пять тысяч бак-
сов. Не сможешь, через две недели - семь. А если будешь дурить - смерть!
   Кстати, скитаясь по стране, я давно заметил, что партийные работники,
к которым я обращался с той или иной просьбой, всегда сразу заговаривали
со мной на "ты". То же самое и этот уголовник. Что  их  объединяет?  Все
остальные люди классом ниже, и это немедленно надо подчеркнуть.
   Я был потрясен. Я даже заново убрал постель,  заглянул  под  кровать,
думая, что, может быть, у нее эти деньги были и случайно вывалились.  Но
нет, там ничего не оказалось.
   По голосу я понял, что этот человек не шутит. Он явно уголовник. Пять
тысяч долларов! А я еще, хотя настали новые времена, в глаза не видел ни
одного доллара! Что делать? Я уже знал, что с наездом уголовников  можно
бороться только при помощи других уголовных авторитетов. Я уже знал, что
все бизнесмены только так и поступают.
   У меня был хорошо знакомый джазовый певец, для которого я в свое вре-
мя писал тексты песен. Я знал, что он якшается с людьми уголовного мира.
Я поехал к нему и все рассказал.
   - А у тебя ее телефон есть? - спросил он у меня.
   - В том-то и дело, что нет.
   - Я постараюсь тебе помочь, - обнадежил он меня. - Жди моего звонка в
ближайшие дни.
   Через два дня утром он звонит мне.
   - Пляши, - кричит он мне в трубку, - пляши! С тобой сегодня встретит-
ся знаменитый человек. Вор в законе по про